Изощрения несунов

          После позорного разгрома «великой тропы» Усманихи все заводские задворки были заново накрепко закрыты воротами, которые давно не закрывались, и заперты надёжными амбарными замками. За весь инвентарь отвечали дежурные по цеху, а теперь ещё и рабочие, в распоряжении которых были фляги, поддоны и другая тара. Алкоголиков гоняли в три раза хлеще, а строгого бородатого мастера стали бояться в десять раз больше, не зная, что он точно так же боится своей ответственности за их ненасытное воровство. Последнее время он взял за правило ещё и врываться в жилище прогульщиков для выяснения их пустого рабочего места. После двух объяснительных бородач не увольнял с работы, а без разговоров лишал премиальных, протоколировал штраф, вычитая его из зарплаты, и делал позорную запись в личном деле. Увольнял же он только самых проштрафившихся. Тома даже стала опасаться, чтобы за каким-нибудь глухим углом Виталику не устроили «тёмную». 
- Ты чего такое несёшь? – ржачно посмеиваясь, вставал он перед ней во весь богатырский рост и, поигрывая кулаками и бицепсами, говорил: - Ты на меня посмотри и подумай, кто у нас в посёлке ещё такой здоровый, как я? Ну разве что мой сменщик Колька, да и тот худой, как дрищ.
- А ты знаешь, что все алкаши в посёлке возмущаются и говорят: сам не умеет пить и нам не даёт! Устроить бы ему тёмную! – в переживаниях спорила Тома.
- Ну пусть попробуют! – похохатывал Виталик, в презрительной ухмылке дёрнув головой: - Ххы! «Тёмную» … Я так дам, что искры со всех дыр полетят и сразу светло станет!
- Да ну тебя! – сокрушалась Тома, чувствуя, что мужа ей не переубедить.
          А глядя на него, понимала, что такого здорового, действительно, просто так не откоцаешь. И она отставала от него.
          Воришки же усердно думали думу, как им незаметно усвистнуть то, к чему так бессердечно укоротили их руки. На какие только изощрения не шли девчата: они толкали консервы в голенища сапогов, в широкие штанины, привязывали по низу живота, забрасывали в капюшоны верхней одежды. Но чуть не каждый день по цеху гремели новости, что замели того или другого. На прибойке после смены начинались настоящие догонялки оперов за несунами. То же самое творилось на проходной, и протокольная папка пухла, как книга рождающихся детективов.
- Ну конечно! – выговаривала Халима про пойманную с банками Веру Хорькову, вызывая взрыв хохота над неудачницей: - Обвешалась банками, как подрывник гранатами и попёрлась, ни о чём не думая! Ведь с утра такая худая на смену заявилась, а со смены выползла такая толстая, что в турникетной вертушке застряла!
          Народ смеялся сам над собой. Консервы можно было купить и себе, и на пересылку, но только за свой счёт по оптовой цене и не более десяти банок в месяц. Но вербованные жадничали и экономили каждую копейку. И воровали, воровали и воровали, теряя втрое больше, чем могли бы иметь.
          Изощрённее всех была рыбоукладчица Света Шарикова. За смену она умудрялась вынести шесть банок консервов. Две банки Света зажимала под мышками, две толкала в лифчик под увесистые груди и две подкладывала под пятки в большие валенки. Со своим женихом Петей Зайцевым они ждали путины, чтобы отбыть по осени в родную Москву с дорогими подарками, закидать родню морскими деликатесами и сыграть такую свадьбу, чтобы всё пищало и трещало от зависти! Вечерами жених и невеста сочиняли свадебное меню, праздничные приглашения, надписи для оформления банкетного зала, вспоминали самые потешные игры и тосты, и всё это записывали на бумагу вплоть до пошагового проведения торжества. В проекте, конечно же, было изящное, утягивающее, белое платье с длинным шлейфом и длиннющая фата с венцом.
- Гулять будем целую неделю! – раскинув руки по большой подушке, мечтательно улыбалась Света.
- А знаешь?! – подпрыгивал перед ней Петя на четвереньки: - Можно половину отгулять в ресторане, а половину с выездом на природу!
- Слушай, отличная идея! – подлетала окрылённая Света и, горя глазами, развивала идею ещё сногсшибательнее: - Чего киснуть в одном помещении? Вот пусть потом попробуют нас переплюнуть! На природу выедем офигительным кортежем с песнями и с гитарами!..
- На лошадях можно! – сверкал Петя глазами и, стоя на коленях, как в церкви, воздевал руки к потолку: - Представляешь: мы впереди на белой тройке с колокольцами, с радужными лентами и цветами в гривах! У тебя фата разлетается по ветру, у меня белый цветок на груди, а позади кортеж гнедых лошадей с песнями, гармошками, гитарами!..
- С цыганами! – уже с визгом подхватывала Света.
          И бесконечно счастливые они хохотали, падали друг на друга, целовались, обнимались и страстно срывали друг с друга одежды, разбрасывая их, куда полетят. Комната наполнялась звуками страстного секса, чмоканьем поцелуев и сладкими стонами. А по углам комнаты, под матрасом и в других укромных тайниках скапливались дефицитные консервы, которые предусмотрительно обёртывались газетами, кутались в какую-нибудь купленную дублёнку, шарф или плед и отсылались в Москву. Там Петина и Светина родня аккуратно складывала всё прибывшее для будущей свадьбы и последующих праздников жениха и невесты.
          И тут случилось непредвиденное обстоятельство! В своём предпраздничном счастье Петя и Света докувыркались до того, что Света залетела и по подсчётам Евгения Николаевича должна была попасть в декрет после путины. Шикарная свадьба непростительно накрылась «медным тазом»!
- Хорошо хоть путину оттарабаним, и ты получишь приличные декретные, – уныло успокаивал Петя плачущую Свету.
- И где я просчиталась?! – с отчаянием вглядывалась Света в календарь своих критических дней и, с раздражением в сотый раз его отшвырнув, со всхлипами сморкалась в носовой платок: - Я же хотела, чтоб обалденно весело было… Танцы самые весёлые… рок-н-ролл, буги-вуги, шейк, твист, блин! А теперь пузо на нос вылезет, какой там «рок-н-ролл» к чёрту?! Ногой топнешь и родишь под белую юбку! И как мы с тобой просчитались?!
- Ну не реви, – переживал Петя и нежно гладил её по распущенным каштановым волосам. – Давай придумаем другие игры и танцы.
- Ой, блин! – хваталась Света за лоб, раздражённо глянув на исписанные бумаги. – Это же теперь всё менять надо!
- А знаешь? – светлел Петя лицом, желая ободрить испорченную невесту: - Давай всё сделаем в стиле «ретро»! Ну, типа королевского бала! – и он озарённо улыбался, растопырив руки: - Ты в роскошном белом платье с огромным пышным подолом!..
- Прямо от грудей! – немного просветлев, добавляла Света, и тускло произносила: - Чтоб никто не догадывался, что я с пузом. А то кое-кто будет в ладоши до пузырей бить, что я лишилась настоящей новобрачной ночи.
          В этот миг она даже не подумала, что лишилась её уже давно.
- Ну да, – виновато соглашался Петя лишь бы она не ныла, и переключал её на оптимистичное: - А танцевать будем обалденные бальные танцы, полонезы, как в царские времена! Чтобы у нас свадьба была воздушная, грациозная, и всем на зависть огромной костью в горле!
- Ну, давай всё переписывать заново, – вздыхала Света, с горькой досадой пробегая взглядом строчки о белой тройке лошадей, о шикарном стильном платье, о гармошках, гитарах, цыганах...
          Из-за этих переживаний ей приснилось, как из телеги белой тройки выскакивает изящная хрупкая невеста в ослепительно белом платье в облипку и, раскручивая длиннющей фатой в руке, дико хохочет и зажигательно пляшет под гитары и гармони вместе с цыганами под их весёлые песни. И самое жуткое – она показывает длинный язык Пете и Свете. Они стоят под кустами в стороне от весёлой свадьбы в скромном отрепье, а Света ещё и с огромным беременным животом дальше носа!
          От такого сна Света проснулась в поту и мыле, и её начинал изматывать токсикоз. Петя поддерживал её, как мог, больше раздражая своим подбадриванием и прибаутками. Она его отталкивала и начинала бегать по комнате, стучать по всем углам стола, по дверным косякам и плеваться через левое плечо, как учила её бабка гнать нехорошие сны, пока случайно не плюнула в лицо подошедшему сзади жениху для того, чтобы её опять ободрить.
- Ну знаешь что?! Хватит уже сходить с ума!!! – утираясь, взорвался Петя и ляпнул от ошизения: – В конце концов, что сделано, то сделано: «дура замуж отдана» !..
- Что?! – развернулась к нему всем телом страшно оскорблённая невеста.
- Оо… то есть… я не это имел в виду! – заикаясь, схватился Петя за рот и брякнул не лучше уже брякнутого: - Я имел в виду, что «слово не воробей» … О! Тьфу ты! Не то, не то!..
          Он заметался, артистически хватаясь за кучерявую шевелюру волос под гневным взглядом Светы, и не выдержал!
- Чёрт побери! Да что я такого сделал, в конце концов, что ты теперь не находишь себе места?! Ты ведь смотреть не можешь в мою сторону! – выпалил он в отчаянной обиде.
          Света хотела разораться, от обиды мрачнея лицом, но Петя в сердцах разорался на неё, не желая ничего выслушивать:
- Как же ты хочешь со мной жить, если уже настолько ненавидишь нашего ребёнка?! Ходишь, ноешь так, будто я тебе залепил козла рогатого! Может этот ребёнок будет похож на меня!
          От такой искренней речи жениха у невесты вдруг полезли на лоб брови и, вцепившись в Петю, она стала чмокать его со всех сторон с умалением:
- Петечка, миленький, родной мой, прости меня дуру неотесанную! Как же я об этом не подумала?! Это же наш ребёночек – твой и мой! Да я вас никогда никому в обиду не дам! Всё сделаю, чтобы у нас было лучше всех! И так оно и будет! Я тебе обещаю!
          И Шарикова вдвое больше стала воровать с завода, высылая по три, четыре посылки в месяц на будущую счастливую жизнь в Москве. А дома наубой кормила будущего мужа рыбой, консервами, свининой и пирогами, чтобы ни одним глазом не косил налево.
- Ребёнка будешь рожать в самом лучшем роддоме Москвы. У меня связи у тётки имеются! – деловито чесал Петя сытое пузо и, они заново весело составляли сногсшибательные свадебные планы, теперь уже из-за ребёнка занимаясь сексом с большой осторожностью.
          Вскоре Зайцева отобрали в списки для путины в икорный цех, как отличного работника. От счастья ребята были на седьмом небе! Теперь они строили планы на воровство икры и её пересылку на материк. Это воровство было небезопасное. До путины оставалось ещё много времени, но менять злодейские планы Зайцев и Шарикова не собирались. В них стоял перед глазами богатый свадебный стол с икорными бутербродами, а также дальнейшие приёмы завистливых друзей под водочку с красной икрой.
      
продолжение след.---------------------