Новые уставы для гагауза

          В тот же вечер Катя досрочно родила сына тютелька в тютельку похожего на своего оборзевшего отца-гагауза. Имя мальчику она дала сама, назвав его именем своего доброго отца – Павел. Жоре же не пришлось в радости обмывать рождение сына в тёплом кругу друзей. В больнице Кате сняли побои, передали их в милицию, и на деспота завели дело. К большому тайному сожалению Виталика на пятнадцать суток он не загремел. Караянова спасли его дочери, которых не с кем было оставлять.
          Пребывая на своём рабочем месте и на свободе, механик каждый день напивался после работы и долбился в окно палаты, где лежала жена с сыном. Его ругали медсёстры и даже Евгений Николаевич, но он всё равно лез и ныл, как волк на задыбе:
- Катюша, прости! Прости, родная! Я – дурак! Прости дурака!
- Ты, Георгий не «дурак», а подлец! – высунувшись в окно палаты вместо Катерины, выругал его в конечном результате Евгений Николаевич и в приказном тоне велел: - Изволь свалить отсюда, пока я тебе наряд не вызвал! Тебе Бога надо благодарить, что ещё ребёнок жив остался! Матери сейчас покой нужен, а ты каждый вечер воешь у неё под окном серенады «идиота»! О дочерях подумал бы! Пьёшь, как свинья!
          Евгений Николаевич особенно был зол на Жору из-за того, что Катерина собиралась рожать только в Петропавловске у родителей, куда отправила уже всё необходимое для роддома. Из-за издевательств мужа-деспота её непростые преждевременные роды упали на врача. У ребёнка пришлось вызывать дыхание и помещать его в барокамеру. Об этом Жора ничего не знал, так как не выпускал из рук рюмку.
          Катя так и не показалась в окошке. Через медсестру она отправила срочную телеграмму родителям, в которой поздравила их с досрочным рождением внука Павла и просила мать приехать помочь Жоре управиться с детьми до её выписки.
          Мать примчалась на «Кукурузнике» на следующий же день с гостинцами, подарками и трезвым взглядом на семейную жизнь. Внучки были безумно рады внезапному появлению бабушки, а у буянистого зятя мгновенно улетучилась вся гагаузская гордость. Пережив страшный перенапряг от свалившейся тёщи с момента её приезда, Жора не знал, что думать! Он испугался что Катя всё рассказала матери. Но через половину дня он убедился в молчании жены и терпеливо стал ждать тёщиного отъезда, благодаря Бога, что никогда не бил Катерину на глазах у дочерей. Эти болтушки запросто могли вложить с головой кого угодно!
          А тёща разобрала сумки с чемоданом и тут же понеслась проведать дочку с внуком. Жора прилепился к ней по её требованию, страшно переживая, как к нему отнесётся жена. Но Катерина искусно замаскировала свои побои чьими-то пудрами, перед матерью радостно обняла муженька за шею, чмокнула его в щёчку и зло прошипела в ухо:
- Не вздумай матери за наши отношения расколоться! Не надо никого ставить на наши дороги!
          За эту просьбу Жора ей был безмерно благодарен и со скрипом зубов старался во всём угодить тёще, заодно пытаясь искупить вину перед Катериной. Он услужливо таскал ей передачки, приготовленные матерью, сидел с детьми и ублажал их капризы. Перед тёщей же он ходил, как по лезвию ножа, примерным внимательным официантом в престижном заграничном ресторане. Каждый божий день ему приходилось выслушивать её поучения и зудёж, воспоминания и городские новости и отвечать на бесконечные вопросы. Через пару дней он ошизел от её языка, своей угодливости и новых уставов в своём доме. Спасение было только на работе, куда он безупречно пребывал и безупречно отбывал в опостылевший дом.
          Когда жена с новорожденным выписалась из родотделения, Жора втихаря подъехал к ней с требованием забрать из милиции заявление.
- Оно уже в деле! – жёстко прозвучал короткий ответ.
          «Почтенный» гагауз рвал и метал в душе «камни» в «огород» ожесточившейся жены и терялся в догадках, чего от неё ждать. Тёща проторчала в их доме целый месяц, и Жора чуть не рехнулся от её присутствия и розыгрышей «примерного семьянина». Сногсшибательный сюрприз ждал его после её отъезда. Катерине невыносимо больно было смотреть на фальшивую бережливость мужа к её матери, к детям, а особенно к ней – к жене, и она с огромной обидой в душе оставила в Загсе заявление на развод. Как семьянин Жора повис под вопросом до своего рукоприкладства! В довершение за систематическое избиение беременной суд впаял ему два года условно! Но как только Караянов пришёл из суда домой, сжал кулаки и ощерил перед Катериной зубы, она заявила ему на полном серьёзе:
- Пальцем тронешь - посажу!
 - А ты не слишком деловая стала? Или тебя всё же мать на развод надоумила? – попробовал он на неё наехать, впадая в шок от такой угрозы и, лишний раз прощупывая на болтливость перед матерью.
          В тюрьму ему, как раз, не хотелось.
- Если бы мать узнала о наших настоящих отношениях, меня бы давно уже тут не было вместе с детьми, – очень доходчиво объяснила супруга и предупредила: - Живи, как муж и отец, а не как тиран и развратник, и всё у нас наладится. Замечу, что с кем-то шоркаешься, заберу детей, и больше нас никогда не увидишь!
- Что значит – «шоркаешься»?! – подбросило Жору, и он зло прищурился, играя желваками на скулах.
          Этого момента Катя всегда дико боялась, так как следом в лицо летел кулак деспота. Но сейчас она обернулась к мужу и с прожжённой обидой горько произнесла:
- Благодаря твоим проституткам и кулакам, мы чуть не потеряли сына. Всю жизнь благодари Бога, что у нас в больнице есть барокамера!
          Жора смотрел на неё во все глаза и только сейчас понял, почему она родила не в городе, а тут – в посёлке! Он шагнул к ней и, ни слова не говоря, обнял и прижал к себе. Отстранившись от него и глядя ему в глаза, Катя со всей искренностью призналась:
- И знаешь, если бы я тебя не любила, я бы до сих пор с тобой не жила и детей бы тебе не рожала. Теперь же усмири свой норов и дай Павлуше нормально расти.
          И она ушла заниматься своими делами.
          С трудом переваривая услышанное, Жора вышел во двор и выкурил папиросу за папиросой. Перед ним стоял долгожданный сын-младенец, которого сейчас могло у него не быть. В носу здорово защипало… Следом из глаза выкатилась предательская слеза позднего сожаления!..
          После этого Жора заметно убавил свою гагаузскую дурь. Забрала жена заявление о разводе или не забрала, он не знал. По крайней мере она об этом молчала. И Жора жил теперь, как волк, обложенный флажками. Когда ему становилось невмоготу, он ударялся в запой, но домой заявлялся, как штык вовремя! Учуяв, что муж выпивши, Катя наказывала его тем, что не позволяла даже близко подойти к Павлушке и не пускала в супружеское ложе.
- Нечего травить и меня, и детей своим перегаром! – в два счёта выталкивала она его на кухню из спальни. – Вот тут и сиди, пока не просохнешь!
- Может мне вообще куда-нибудь уйти, раз уж я совсем в этом доме не нужен?! – не упираясь, с оскорблением огрызался Жора.
- Уйдёшь из дома, вернёшься в пустые стены! - с глубокой обидой звучал ответ.
          Жора был бессилен перед справедливыми обидами супруги и с тяжелейшим вздохом опускался на стул на кухне. В сердцах плюнув в пол, он лишь бурчал:
- Тьфу, ядрёна вошь! И так не эдак, и эдак не так!
          С рождением сына они словно поменялись ролями в верховодстве. Теперь в доме командовала Катерина. В постели же супруг никогда не пролетал с её ласками, но теперь их нужно было заслужить. Катерина тянулась к нему, стараясь не помнить все беды, что порой вставало непреодолимым барьером на её пути. Тогда она отворачивалась к стене и плакала от потерянного времени, безвозвратно отданного блудницам. Жора молча гладил её, целовал голую спину и, не в силах утешить уходил курить на крыльцо. Свои отношения на люди они не выносили. В посёлке лишь догадывались о их непростой холодной жизни вдвоём.
    
продолжение след.-----------------------