Глава вторая. Коршун. На душе тепло...

Привет, шеф, привет. Вот спрашивается, какого чёрта припёрся? Я уже почти отсочал, а ты... Блин... Ладно, поговори пока с Еленой Прекрасной, а я очухаюсь. Ох, ты ж... Прям растеклась вся, и глаза у нас масляные, и голос томный. Ясен пень, считай, самый популярный чел в городе в гости заглянул. Слышь, прекрасная? Он вообще-то за мной приехал, удивился теперь, что я не на месте, а я вот в ванной решил откиснуть. Откис, но и прокис тоже...
- Виталий Николаич, хотите кофе?
- С удовольствием выпью с Вами кофейку, но позже.
Ну, ё... Джентельмен, блин. Склонился он. А чо голову в грудь ей не воткнул сразу? Она теперь её выставила прям тебе под нос. Не вижу, но знаю, что так и есть - проверено.
- Вам с корицей, Виталий Николаевич?
- А как Вы догадались, что я именно с корицей люблю?
Да нафиг тебе корица, бизнесмен? Я вполне за неё проканаю: сын рогатого мужа всяко пикантнее к кофейному вкусу приложится. Эх, папка... Прям зверею, блин.
Чёрт... Штаны застегнуть не успел - укол делал, а сейчас не могу никак – руки трясутся. Ходуном ходят руки! И спина отрывается по-полной: позвоночник из трусов вылезать отказывается, а голова с ночи, как уехала, так и не вернулась. Полежать бы мне ещё немного, прям недолго, а то чего-то голова не возвращается. Слышь, тыква? Я таблетку тебе подогнал. Чего кочевряжишься? Отвыкла от Ленкиных ночных выступлений? Ну, ясен пень, неделю дома не появлялся, ещё б чутка, и никакой древесный запах не спас. Заткнись, говорю те! Я знаю, что на диване шефа всяко спокойнее спится. А мыться я где буду? У Коршуна в кабинете ванной нет. Чо? Наобщались? Привет, Коршун, привет.
- Дверь закрой.
- Ни фига се… Вот эт ты нахерачился, Маэстро… Штаны хоть застегни.
Ага, я знаю, Тал, знаю. Вот чёрт, пол и потолок чуть не обнялись, зато с дивана на стул себя докинул, штаны спрятал, и глаза тоже, на всякий. Облокотился на стол - голову держу. Эх, ты ж... Локти разъезжаются. Щас лбом об стол сандякнусь. Ну, ё... Я же тебя почти не слышу, Птиц.
- А мужики твои уже собрались... Эй! Маэстро?
Я знаю, что собрались. Знаю, Тал! Щас я… Мне прям пять сек дай, а то я и не слышу, и не вижу тебя ни хрена. Не… Вижу, аж двух вижу. Слышь, Коршун? Ты больше не размножайся, стаю я не потяну – отъеду.
- С ночи что ль бутылку распечатал, Серёг? Случилось чо?
- Не… Нормально всё. Устал просто, расслабился чутка.
Да что ж ты ржёшь, как ножом мне мозги режешь! Развеселился он.
- Это не чутка, это уже кондиция у тебя. А чо такое дерьмо пьёшь? У тебя в четверг выходной, поехали с нами в сауну, коньячком тебя накачаю. Хоть нормально расслабишься, а то живёшь в ДК. Меня Евгения Николаевна достала пилить: «Я его родителям на Вас пожалуюсь – загоняли мальчишку!» Слышь, мальчишка, бутылку не опрокинь, щас уснёшь уже за столом. Ну, чо – поедешь с нами в сауну? Поехали, Маэстро, а я тебе тогда сегодня отгул дам, и мужиков твоих по домам сплавлю, а ты догонишься и спать будешь. Поехали!
Слышь, Коршун? Я уже на публичную казнь согласен, отстань только. Отъезжаю же...
- Лады, поедем в сауну. Чего хотел, говори.
Эх, ты ж… Говорит, как Левитан вещает - гул сплошной. Куда поехала, тыква? Стой, блин!
- Паспорт гони, проводить тебя буду срочно, а то сбежишь в «Романтику» по-тихому. Куч, чуть свет позвонил мне. Прикинь? Предъявляет, типа, "нехорошо, Коршун, нагло переманивать ценные кадры".
Да прям там, ценные. Таких, как я – воз и маленькая тележка. Не тупи, шеф, закусил он на тебя, и всех дел, и понимает, что имиджу твоего нового ресторана хороший ансамбль в плюс, а слухи за "Эдельвейс" поползли уже, город-то маленький у нас.
- Паспорт гони, сказал!
Етижи-пасатижи! Дебилка, что ль совсем ты, Ленка!
- Виталий Николаевич, кофе готов. Сергей, опять всю ванную одеждой завесил? Мой дом – не прачечная. Прачку себе найди, чтоб не только давала, но и обстирывала.
Не лупи на меня гляделки, шеф, она всегда такая. Доставай паспорт, не могу я задницу от стула оторвать, а и оторву – растянусь: ноги не удержат, чую. Возьми сам документ.
- В нижнем ящике комода слева под одеждой – паспорт. Не копайся там.
Ну, ё... До чего же у него смех бухающий. У Иваныча бочка ласковее стучит.
- Чо? Презервативы прячешь? Не боись – не свистну: у меня такого добра навалом, поделиться могу.
Ага. Давай-давай, расскажи мне про презервативы, я ж, мля, не в курсе, какие самые-самые.
Эх, ты ж… Стыдобище… Ленка, у тебя точно совсем мозгов нет. Идиотка.
- Сергей, я за электричество деньги плачу, между прочим, а ты пол ночи намывался, - и уже другим тоном, зазывающим,- Виталий Николаевич, кофе остынет.
Уходи отсюда, Тал. Не надо хлопать гляделками. Да, не дома я, хотя и дома. И чо теперь? Уходи, ради бога. Бери паспорт и уходи. Иди проводить меня, как надо. Чего притих?
Чего?!
Дружище, ну-ка дунь на меня, а то я его... Археолог, блин. Раскопал вон, чего не надо, и аж в лице поменялся.
- Тал, я же просил не копаться. Положи орден на место.
- Серёг… Я догадывался, но не до такой степени... Слышь? Это не прячут, с этим в администрацию идут за жильём, например, - и смотрит на меня, как будто в первый раз видит, - Охренеть...
- Виталий Николаевич, я жду. Нехорошо заставлять женщину ждать. Сергей, сколько раз тебе повторять: не смей закрываться в моём доме!
Нифига се... Вот это он поменялся. Куда только развязный балбес испарился? И даже голос другой: строгий, резкий, командный.
- Минуточку, Елена Вячеславна! Имейте терпение, пожалуйста, у нас важный разговор, позже кофе попьём.
Кофе? Позже? Ах, ты ж... Вали отсюда, бизнесмен!Нет у нас никакого разговора, и не состоится он. Вали кофе пить. С корицей! Вали на грудь её любоваться! В сауну с друганами своими в четверг вали коньяком накачиваться! И оставь меня уже. Не видишь, что ли? Сносит меня. Конкретно сносит! Не прибью, сил нет, но по морде въеду. Хоть разок. Положи на место чего взял! Не пачкай его руками своими загребущими! Ветер, друже, где ты? Не слышу тебя, не чую…
- Положи на место орден и забудь о нём. Скажешь кому - голову оторву. Вкурил?
Ну, ё... Бестолковый ты Птиц… Чего вылупился на меня, как из яйца! Чего вглядываешься? Ага. Принюхайся ещё. Пьяный я. Слышь? Пьяный! В дупель, в уматину, в говно пьяный! Чуешь, как водярой по всей комнате прёт? Я тебя не понимаю. Я не хочу тебя понимать!
- Серёг, я ж тебе говорил, что у Дениса дед – глава администрации, к тому же полковник в отставке, на войне был. Чего теряешься? Орден твой тоже оттуда…
И накрывает меня наглухо до вспышки перед глазами, до полной темноты потом. И я не то что руки, я всего себя поймать не могу. Встал. Не... Выпрыгнул и заколотило.
- Да! Да, мля! Это оттуда. Но там квартир за это не давали, могилы давали. Много! Пошёл отсюда, сказал! Пошёл…
- Виталий Николаевич, минутка давно прошла. Сергей, я обязательно скажу отцу, что ты напился и на работу не пошёл, что за тобой работодатель сам приезжал!
Ах, ты ж… Всё… Писец… Падаю… Ветер, друже мой, где ты? Голоса, голоса, голоса… «Барс, держитесь!»
Наши...
" Серый, глаза закрой. Слышишь?"
Дэн...
" Я найду тебя, выживи только."
Дэн...
Не понял…
- Щас пройдёт, Серый, щас…
Не… Это не Дэн. Не его голос, другой совсем: металлический и словно в бархатной оболочке. Тал? Да… Запах древесный, как нашатырь. Глаза, распахнуты настежь – входи-не хочу, по зелёной радужке – золотистые крапинки. Красивые у тебя глаза, шеф, говорящие. Боль моя в них. И у Лёшки была в глазах моя боль, и у Дэна, и вот у тебя теперь. А зачем? Почему? У тебя нет выкидухи в руках, как у Лёшки, и автомата нет, как у Дэна, поэтому не надо на меня так смотреть. Мне ещё больнее от этого, Тал. Не надо...
Всё, приехал я. Ну-ка, отпусти меня, Птиц! Вцепился он. Отпусти, кому говорю? Ну, заценил я, заценил, какие у тебя руки сильные: на весу, считай, держишь. Дай сяду. Сам сяду! Чего тебе?
- Я понял, Серёг, это как у лужи. Прости, брат. Тихо, тихо… Не рвись, я ж просто поддерживаю - и всё. Конечно, сам, конечно. Сел? Молодец. И я с тобой посижу, а то прям с утра уже вымотался. Давай балкон открою?
Открой. Ага, привет, дружище. Не свали меня со стула. Кинулся он. Запах холодной свежести припёр? Спасибо. Да, нужен он мне сейчас. Именно он нужен. Дэн… Я чувствую - жив ты, братишка. Жив. Найди меня, найди...
Не… Не дадут нам посидеть, Коршун. Не повезло тебе: меня в одну сторону снесло, а Ленку в другую несёт.
- Виталий Николаевич, я…
- Занят, сказал!
Однако... Не сказал - рявкнул. Прекрасная влёт смылась от двери. Слышь, Тал? Батю моего поучи такому. Чёрт. Плыву... Придётся вторую таблетку пить. Не сработала одна, а мне на репетицию. Чего уставился, Коршун? Ну, да… Колёса глотаю. Эй! Ты куда?
- Воды. Быстро! Нет, сюда нельзя. Нельзя, сказал!
Прям почти смешно. Прям посмеялся б, если бы силы были. Даже не возражает, овца! Не вякает ничего совсем. Укротитель ты, Виталька. Не… Дрессировщик. Чего на диван не садишься? Пружины задницу кусают? А ты чего хотел? Это тебе не твой кожаный люкс, это бабушкин ещё.
- Не сиди на кортах, Тал, полами пальто водяру соберёшь. Опрокинул я бутылку нечаянно, когда сам себе укол делал.
Да, опрокинул, потому что рука дёрнулась, зато спина уже отпустила почти. Позвоночник вон из трусов выползает, и голова щас отпустит. Щас… Пять сек. Прям пять сек…
- Серёг…
- А…
- Знаешь чо вспомнил? Как ты мне в спортзале навешал, когда вы там с Валькой Грековой затихарились. Помнишь?
- А нечего было впираться не вовремя и подкалывать ехидно.
- Ага, нравилась мне Валька, а она к тебе... А помнишь?
Так, хорош вспоминать, в себе я. Почти. Но у нас работы выше крыши.
- Тал, поехали. А? Меня парни ждут.
Нормальный я, шеф. Нормальный! Уставился он. Не успокоится никак, чутка насквозь не проглядел.
- Ага, глаза ясные. Помчали, Серёг. Погоди-ка, помогу куртку надеть.
Ах, ты ж… Настырная какая… И опять – помада у нас алая, а духи старые. Ветер, друже, дунь на меня – закипаю прям.
- Виталий Николаевич, кофе остыл, но я подогрею…
Естественно, в штанах ты ему подогреешь, он вон готов, живо на твою имитацию отреагировал - навис над тобой, а голос прям елейный и глаза в прищур.
- Знаете, Елена Вячеславна, я такой весь непредсказуемый... Такой неожиданный и загадочный..., - Опа... И лицо у него, как перед разборкой, и голос - катана, - Такое говно, прям, как Вы, но кофе пью исключительно с друзьями, - и меня за дверь чутка не вытолкнул, - Пошли из этого гадюшника, брат, а то вырвет.
Точно: непредсказуемый ты, Птиц. Не пихай меня в машину! Сажусь я, сажусь. Куда ж я от тебя теперь?
Ну, вот… Уже и руки почти не дрожат, и спина в норме, голова только слегка подстукивает, но это ничо. А куда мы едем? Куда?
- Тал, ты поворот прозявкал.
Улыбается. А улыбка... Та самая, что у лужи: добрая такая...
- Не, Серёг, не прозявкал. Мы сейчас с тобой до реки домчим, водой подышим, а то видок у тебя...
Водой? Давай... Водой и снегом... Тает снег, первый, нежный и липкий, почему-то весной пахнет… И прям хорошо мне: и голова ясная, и Тал спокойный и молчаливый. Вон стоит, на небо смотрит, щурится: руки в карманах, пальто нараспашку, рубашка белая, галстук чёрный – классика. Идёт ему. Ах, ты ж… Нет, шеф, я хоть и расслабился, но всё равно на стрёме - привычка, поэтому ни хрена ты снежком в меня не попадёшь, а вот я могу, потому что по стрельбе из всех видов оружия всегда отлично имел. Получил по тыквушке? Чо? В глаз зарядил? Чёрт...
- Не три глаз! Дай-ка, гляну…
Ничо, нормально: фонаря не будет, я не сильно запулил, если чо. Чего тебе, неугомонный?
- Серёг…
- Ну чего? Чего? Поехали уже! Задушишь, блин!
- Живой…
Город за окном бежит, маленький, убогий почти, но родной. А у самого сердца река шумит. Ладони от холодного снега горячие. И тепло мне. На душе тепло…