Студенты. 2 курс. Сопромат и другие неприятности

Студенты. 2 курс. Сопромат и другие неприятности

- Итак, друзья мои! – торжественно возвестил Серега Керенкер, - слышите ли вы звуки фанфар? Та-Дам! Та-дам! Та-да-да-дам!
Не знаю как Мирнов с Германсоном, а я невольно прислушался. По коридору мимо нашей двери шли, энергично ругаясь, два звука и один из них я даже узнал. Леха Бачериков, с нашего потока, из 14-й группы. Нормальный парень, особенно когда не пьян. Другой звук я не опознал, но в любом случае на фанфары они не тянули.
- О чем поют эти фанфары? – вдохновенно вещал Керенкер, - эти фанфары поют о том, что вы теперь не какаянть там шелупонь трехмерная, вы теперь второкурсники!
Высказав эту потрясающую по глубине мысль, Серега Керенкер, наш бывший сосед по комнате в общаге наконец прекратил бегать по комнате и размахивать, как дирижер, руками. Он пристроил свой тощий зад на стул и зорко посмотрел на нас. Я, Андрей Мирнов и Андрей Германсон лежали на своих кроватях в своей 104 комнате. Мы с Германсоном внимательно разглядывали потолок, а Мирнов читал газету «Известия», которую полчаса назад ловко увел с вахты у дежурного вахтера. Да, еще недавно своей у нас была 5-я комната, теперь вот 104-я. Ну что ж, такова селява…
- Еще вчера вы кем были? – снова запел Серега Керенкер, - никем! Или проще сказать - перваками! То есть людьми с социальным статусом плинтуса. Над вами и не хочешь, а будешь глумиться…Над вами глумился весь окружающий мир: повара в столовках, пассажиры трамвая №2 и команданте Че Белкина. Глядя на вас, ухмылялся даже кот Белкиной, который обычно ухмыляется только в двух случаях, на женихов хозяйки и на ботинки вахтерши Полины Сергеевны, после того как в прошлом году ему удалось туда нагадить. А те люди, которые находились на более серьезном уровне развития, я говорю про 4-й и 5-й курс, хоть и догадывались, что вы существуете, в лупу вас не видели. И не могли видеть, потому что вы были одноатомными молекулами. Фантомами…
Серега сделал паузу, во время которой не только обшарил взглядом стол, но и попытался взглядом проникнуть в наши прикроватные тумбочки. Эти деревянные уродцы (я про тумбочки), конечно, заслуживают отдельной главы, да жаль, времени нет…Но пару слов напишу. Так вот тумбочки…Говорят, что первые прикроватные тумбы появились во Франции в 18-м веке и были призваны заменить громоздкие комоды и сундуки. Ну вроде как чтобы не лазить по полкам в поисках какой-то понадобившейся вещи, а руку протянул и взял. Через двести лет эти тумбочки проникли и в наш быт и не просто проникли, а стали представлять из себя важную часть обихода, без которого мы свою жизнь уже не мыслим.
Если применительно к общаге, то эти приспособления в нашей берлоге вообще выдвинулись на первый план. По многим причинам. Туалетные и бритвенные принадлежности там хранятся, письма от родных, фотографии, иногда даже деньги. Дежурный преподаватель, когда ему надоест разгадывать с вахтершей кроссворд, думаете куда с головой влезет, если нагрянет в вашу комнату с проверкой. В тумбочку прикроватную. Потому что все знают, если у студента заведется что-либо запрещенное правилами внутреннего распорядка, он это запрещенное спрячет в прикроватную тумбочку. И препод это знает, и мы это знаем и Керенкер это знает…
- Осознали свое возвышение? – продолжил Керенкер, нервно постукивая костяшками пальцев по столу, - Прониклись? Проникайтесь, ибо теперь вы второкурсники, уже слегка различимые представители отряда грызунов науки. Пятикурсники, конечно, здороваться все равно не будут, но 4-й курс может иногда и кивнуть. В общем, от лица всей мировой прогрессивной общественности и от себя лично поздравляю вас…
- Кто-нибудь скажите ему уже, что водки нет, - проворчал Андрей Мирнов и перевернул газету, - достал уже.
- Как нет?! – опешил Керенкер, - а что ж вы молчали? Я тут полчаса распинаюсь, понимаешь, бисер мечу перед…Хреново, ребята. А пиво?
- И пива нет…
- Хреново, - повторил Керенкер и поник головой, - похоже, что не созрели вы еще на переход во второй класс. Ментально не готовы.
Он поднялся со стула и побрел к выходу.
- Не хотел вас расстраивать раньше времени, - сказал Керенкер, обернувшись на пороге, - но теперь расстрою…Впрочем, дам вам еще шанс…Пожрать есть что-нибудь?
- Серега, - проникновенно сказал Андрей Германсон, - лучше расстрой нас…
- Недобрые вы…Ну займите хоть рубль…Я не ел шесть дней.
Я встал с кровати, подошел к платяному шкафу и достал из кармана висевшей там куртки бумажный рубль.
- Вова, я оговорился…Три рубля, - не отрывая взгляда от моих рук, пробормотал Керенкер.
Я сделал вид, что прячу рубль обратно.
- Шутка, - быстро сказал Серега и почти вырвал рубль у меня из рук.
- Со степухи отдам, - пообещал он мне и снова направился к выходу.
В том, что он отдаст я не сомневался, Керенкер в этом смысле был человеком надежным, другое дело, что все мы только съехались в общагу после летних каникул и предполагалось, что хотя бы некоторое время все при деньгах. Так что полное обнищание Сереги Керенкера спустя сутки после приезда, было немного непонятно. Правда, одно из основных студенческих правил гласит – не суй нос не в свое корыто и тебе из него пятачок не сделают. А деньги… Мы, если клубившиеся в коридорах общаги слухи хоть сколько-нибудь правдивы, должны были получить степуху (стипендию) сразу за три месяца, а это 120 рублей, и их должны были нам отдать чуть ли не сразу, как только обнаружат в стенах института. Так что насчет денег я сильно не загружался.
- Ты собирался нас чем-то расстроить, - напомнил ему Мирнов.
- Ладно, передумал, - Керенкер широко улыбнулся, - завтра вы все равно узнаете, а если вам расскажу я, так и останусь в вашей памяти, как бяка, приносящая плохие вести.
- Ты в нашей памяти давно такой, - сказал Германсон, - давай, говори.
- Воля ваша, ребята, не плачьте потом, - зловеще протянул Керенкер, - у вас сейчас начнется…
Он исполнил мхатовскую паузу, дождался, что мы все уставились на его длинный нос и воскликнул:
- Сопромат!
Если он рассчитывал, что при этом известии мы свалимся с кроватей и расшибемся, то ошибся. Мы продолжили лежать и по-прежнему не сводили глаз с Серегиной физиономии. Само по себе слово сопромат, хотя и не ласкало слух, но и ужас тоже не наводило.
- И что? - не выдержал ожидания Мирнов.
- Ну вы тундра сибирская…Сопромат, уважаемые второкурсники, это такая беда, по масштабу сравнимая с лесным пожаром. Идете вы группой по институтскому лесу, идете и вдруг хлобысь – пожар. Вы все врассыпную, кто за шахматами в спорткафедре спрятался, кто в кафедру химической и термической обработки воды нырнул, кто на электростанцию залез, но все без толку, пожар поджарит всех. Потом вы пересчитаетесь и увидите, что после пожара вас осталось заметно меньше, чем было до него, сопромата. Есть даже поговорка: сдал сопромат, можно жениться…
- А чем он так…Огнеопасен? – спросил я.
- Ответ на этот вопрос, Вова, тянет как минимум еще на рубль…Ладно, не надо корчить такие зверские гримасы, я вас и так боюсь, - Керенкер уже шагнул было за порог, но вернулся, - не знаю, как в других бурсах, но у нас сопромат из-за Маврова утяжелел. Он и сам-то по себе чугунный, сопроматище, так в нем еще и Мавров сидит…Слыхали про него?...Не слыхали, так услышите…А если его вам и на семинары прикрутят, тогда… Прощай девчо-онка, пройдут дожди, солдат верне-ется, ты только жди…
Керенкер ушел, а мы остались. Андрей Германсон, Андрей Мирнов и я. Как уже понятно из начала очерка, нас, волею уж не знаю кого, хотя мы подозревали волю председателя студсовета Симоняна, переселили из 5-й в 104-ю комнату, соответственно с первого этажа на четвертый. Из приятных последствий в этом переселении для нас было только то, что Керенкер, оставшийся при своей 6-й комнате не будет ломиться в нашу комнату по десять раз на дню, да и то, как выяснилось, спорно. Остальное было хуже. Во-первых, комната, в которую мы вложили столько сердца, ушла, во-вторых, таскаться по лестнице на четвертый этаж и обратно ежедневно по многу раз, в-третьих, в случае чего, после полуночи в окно теперь не залезешь, а это означает, что если дежурит Полина Сергеевна, то в общагу до утра вообще не попадешь…
В общем, от восторга никто из нас не взревел, когда на вахте общежития в списках на расселение мы нашли свои фамилии напротив комнаты 104. Ежу понятно, что из 5-й комнаты мы, невзирая на молчаливый протест свежевылупленных первокурсников, вытащили свое нажитое непосильным трудом имущество: настенные коврики, дорожку, зеркало, картину. Ну а что они хотели? Эти первачки, вселившиеся в 5-ю комнату…Они, может, думали, что в сказку попали? Нет, ребята, сказку былью надо делать самим…
Благодаря этой реквизиции 104-я комната приобрела вполне обитаемый вид, почти не хуже 5-й. Почти, потому что обои не были такими эксклюзивными, как раньше, а вновь повторять подвиг прошлого года не хотелось. Да и, честно говоря, стимула в лице вражды с Симоняном больше не было. Как-то отцепился он от нас. Может смирился, что из этой общаги нас не выкурить, может просто и без нас ему забот хватало, но отношения с ним стали…Не то чтобы дружественными, нейтральными скорей. Во-всяком случае, с криком «Ага, попались!» в нашу комнату он больше не врывался…

Утром в понедельник 4 октября 1982 года я с Андреями сначала пешком до площади Пушкина, а потом на 2-м трамвае до Рабочего поселка, добрался в наш институт и первым кого там встретил был Витька. Мы пожали друг другу руки, и я узнал, почему вопреки своему обычаю он не опоздал на первую лекцию. Потому что Юра Кулешов все напутал. Преднамеренно.
- Звонит мне вчера этот верблюд Кулешов-заде, - горько поведал мне Витька, - и говорит, что первая лекция начнется в 7.30. Поэтому я приехал в 8.30, и только тут узнал, что лекция начнется в 9.30.
Я сочувствующе поцокал языком, давно зная, каких лишений Витьке стоит прибыть куда-то вовремя.
- Как увижу гада, кастрирую, - пообещал Витька.
- Нет, Витя, ты не прав – сказал я, - Юра из лучший побуждений сдвинул начало лекций, чтобы ты гарантировано не опоздал в такой день, а ты как из пещеры вылез…
- А что такого в этом дне? - поинтересовался Витька, - кроме того, что холодно, сыро и спать охота.
- То, что с сегодняшнего дня мы стали второкурсниками, а это, как говорит мировая прогрессивная общественность, уже не шелупонь трехмерная. Надо соответствовать. Нам вот-вот четверокурсники кивать будут.
- А пятикурсники?
- Нет, брат, говорят рано. Для них мы все еще сверху неразличимы.
- А ведь и правда, второй курс, - нехотя согласился Витька, - ладно, пусть живет.
И мы с ним пошли в аудиторию Б-301. Там в ожидании первой лекции бурлил наш прилично обмелевший поток. Даже визуально это было заметно. Только наша 12-я группа после первого курса из 26 человек в неравной борьбе с науками потеряла 8 студентов. Почти 30%. И это без всякого там сопромата с Мавровым. Я подошел к старосте нашей группы Андрею Кудряшову, пожал ему руку и спросил про стипендию, мол доколе…
- Ты уже пятнадцатый, кто спрашивает про стипуху, - меланхолично ответил староста.
- Ну и что ты ответил предыдущим четырнадцати?
- Погоди, сейчас Мырсиков подгребет поближе, чтобы мне не повторяться.
- Эй, кудряшка! - Витька подгребать не стал, а крикнул издали, - где моя пенсия за три месяца?
- Сегодня подам список в деканат, - крикнул в ответ Кудряшов, - и ты Витя свое получишь. И года не пройдет.
- А без твоего списка деканат не знает, кто у них тут как бы учится? – уточнил я.
- Спроси деканат, - огрызнулся староста.
Он у нас вообще был парнем нервным и обидчивым. Ему все время казалось, что мы пытаемся его подставить.
- Андрюх, - бывало говоришь ему, - мы с Витькой свалим со второго часа пары, ты не вздумай нас в журнале отметить.
- Не знаю, если препод затеет проверку, отмечу, - сразу ощетинивается староста.
- За меня Германсон встанет, за Витьку Мирнов, - терпеливо разъясняю я ему, сколько будет дважды два.
- Не знаю, как они за вас встанут, - упорствует Кудряшов, - вы с Мырсиковым персонажи известные…
Плюнешь с Витькой и некуда не пойдешь. Но если ему не говорить ничего, а просто слинять с лекции, то никогда не отметит. Такой он парень был…
Семестр начался, как и год назад с лекционной недели. Целую неделю, до прихода семинаров и лабораторных работ у нас почти продолжались каникулы. Ну да, конечно, лекции нужно было писать, то, что они потом пригодятся мы в прошлом году уже прочувствовали на своей шкуре, но все равно время было золотое. Не каждый день, но частенько мы с ребятами после лекций заворачивали к пивнушке на рынке Рабочего поселка или в Славянку и заливали в себя по литру-полтора Жигулевского пива. Потом разбредались кто куда. Мы с Витькой бродили по улицам осеннего города, разыскивали приключения и бывало их находили.
К первокурсникам мы относились по-разному: чаще всего высокомерно, ну это понятно, где они, а где мы, иногда с улыбкой, они смешные, как котята были, и смотреть, как они возятся под ногами, было уморительно. Первокурсницам внимания уделяли заметно больше. Над наиболее симпатичными девушками брали шефство, от которого они не особенно отбрыкивались. Учили их жизни, рассказывали о нравах наиболее одиозных преподов, давали практические советы по выживанию на ранних стадиях студенческого бытия…
Лекции по прикладной механике читал кандидат технических наук Зайцев Александр Семенович, вполне адекватный препод, любитель юмора и анекдотов. С ним было связано несколько забавных эпизодов, которые сохранила моя память. Надо сказать, что для лектора у него был довольно тихий голос, что поначалу особенно напрягало наших ботанов, записывающих за преподом каждое оброненное слово. Остальному подавляющему большинству его тихий голос даже нравился. Можно было подремать под монотонное Зайцевское бормотание, прочесть свежий Крокодил (журнал такой был) или обсудить с Витькой игру сборной СССР на прошедшем этим летом в Испании чемпионате мира по футболу. В дурном настроении Зайцев мог, конечно, и пресечь наше праздное времяпровождение, иногда он взрывался, но обычно не обращал особого внимания на аудиторию, бубнил себе под нос что-то. Нас очень умиляло, когда он, прошептав несколько предложений, расслышать которые можно было только если приставить ухо к его губам, добавлял:
- Это можете не записывать… 
Любил он опоздавших на лекцию студентов. И не сколько студентов, как таковых, а их объяснения почему они опоздали. Вот тут его сарказм достигал пиковых значений.
- Что же помешало вам быть в данной аудитории в обозначенное расписанием время? – вопрошал он с дьявольской усмешкой, - в какой части института прошло цунами, воспрепятствовавшее вашему появлению здесь? Ах, в деканат вызывали! Бывает-бывает…А деканат ваш давно в пивную Рабочего поселка переехал? Ведь это вас я перед самым началом лекции видел бодро вышагивающими в ту сторону…
Покуражившись немного, он как правило разрешал вновь прибывшим студентам разместиться в аудитории и вообще никоим образом не усложнял им жизнь. С другими преподами это, к сожалению, случалось…
Или такой случай. Рисует Александр Семенович мелом стержень для наглядности закона Гука и, не отрываясь от этюда, кричит в аудиторию:
- Мел кончается, кто-нибудь сходите за ним…
Наш староста Кудряшов, будто ему больше других старост надо, шепчет Славке Крылову, мол, сходи за мелом.
- Умный что-ли! - громко отвечает Славка Кудряшову, - сам сходи!
Александр Семенович оглядывается и, пожимая плечами, говорит:
- Я немного занят…
Когда на первой лекции по прикладной механике Зайцев по бумажке прочел, в каких группах он будет вести практические занятия и в их числе назвал нашу 12-ю, мы были не против. Правда уже к последней паре в этот день Ленка Ванина принесла весть, что, по ее сведениям, полученным из более надежных источников, чем Зайцев, семинары по прикладной механике, а значит и сопромату, у нас будет вести Мавров Николай Иринархович. И добавила, что те же источники дополнительно сообщают, что Мавров известный многим поколениям нашего факультета злодей. Но народ у нас в группе не особенно впечатлительный, нам что Зайцев, что Мавров – по барабану, поэтому Ленкино объявление мы пропустили мимо ушей. Я так уж точно. О Маврове я от Керенкера уже слышал и эмигрировать в Палестину по такому случаю не собирался. Ну злодей и злодей, ими наш институт кишмя кишит, так что теперь…
- Говорят, у него левой руки нет, - задумчиво сказала Светка Долотова.
- У кого? – спросил кто-то.
- У Маврова этого…
Мы немного обсудили физические недостатки известных нам людей и сошлись на мнении, что отсутствие одной руки еще ни о чем не говорит. Ну разве что машину не сможет водить…

Студенческая жизнь понемногу входила в привычные очертания. Закончилась лекционная неделя, начались будни. Утром, в жуткую рань, с 7.30 мы круглыми глазами глядели на препода, потом в районе 8 часов (кто раньше – кто позже) просыпались и начинали что-то записывать в толстые тетради, решать, считать и чертить. До сих пор не знаю, кто придумал начинать занятия в такое время. Говорили, что наш институт был единственный в стране такой. Врали, наверное. Так мы жили до 13.20. Потом был часовой до 14.30 перерыв на обед и после него еще одна пара. В половине пятого вечера, если деканат не придумывал для нас какую-нибудь свежую пакость, мы выползали из института.
Я добирался до родимой общаги, переодевался в спортивный костюм и включал телевизор. Ну или его включал кто-либо из Андреев, потому они обычно были где-то рядом. Кстати, насчет телевизора…Надо бы рассказать, как мы его брали в прокате и вводили в эксплуатацию в нашей 104 комнате. Но чуть позже…
Вообще, в бытовом отношении наша жизнь была вполне налажена. В общаге была своя столовая, крохотная, в подвале здания, но своя. Кормили там довольно вкусно, почти по-домашнему и по этой причине туда частенько набивались студенты из близлежащих вузов. А поскольку наша общага расположилась в центре города, на проспекте Фридриха Энгельса (нынешний Шереметевский проспект), то все Вузы Иваново для нас являлись близлежащими. Медицинский, Химико-технологический, Текстильный и Сельхозинститут. Повара, конечно, своих студентов знали в лицо, поэтому обычно держали для нас дежурную котлету, и мы старались с ними дружить. Всего лишь раз за все пять лет, проведенные в общаге, я с ними поцапался, но кажется про это уже где-то рассказывал. Наше стойбище в центре города позволяло решать и другие вопросы, подбрасываемые жизнью. Про походы в кино можно и не говорить, рядом с общагой было сразу два кинотеатра, Мир и Современник. Рядом были домовая кухня, магазины – гастрономы, универмаг и центральный и тот, что был (сейчас его нет) на улице Ленина, напротив кинотеатра Кино Центральный. Кстати, насчет Киноцентрального…
С этим Киноцентральным всегда было много приколов для первокурсников, поступивших в наш институт из других регионов.
- Куда сходить в кино? – наводит справки необстрелянный первокурсник.
- Сходи в Киноцентральный, - убеждает его матерый второкурсник, - шикарный фильм там идет, Стена называется.
- Стена? – переспрашивает первачок, - что-то название слабенькое.
- Боевик, круче не бывает!
Первокурсник, соблазненный этой рекламой, стремглав несется по маршруту: общага – Киноцентральный, благо недалеко и добравшись до него восхищенно замирает. Выпучив глаза, он рассматривает роскошные колонны с коринфскими капителями, изящный фронтон и надпись на карнизе – Кино Центральный. Ищет глазами, где тут кассы и почему-то не находит. Торопливо он проносится вдоль фасада и даже заворачивает за угол. Вот тут-то за углом у него и раскрываются глаза. Оказывается, Киноцентральный представляет собой одинокую стену, роскошную с одной стороны и ободранную с другой. Как плащ у Портоса в сцене знакомства с Д’Артаньяном.
Идем дальше. Расскажу все-таки про телевизор, раз уж начал про студенческий быт. В первый же день учебы, после лекций, я со своими соседями по комнате Андреями пошел в пункт проката бытовой техники в Доме Быта на проспекте Фридриха Энгельса. Большинством голосов мы решили взять в прокат телевизор. Против сначала проголосовал Германсон, но мы с Мирновым убедили его, что пора выходить на новый уровень духовного развития, что без телевизора осуществить нельзя. Некоторое время Германсон упирался, говоря, что с появлением телевизора в комнате вечно будет кто-нибудь торчать, а нам и Керенкера хватает, но потом согласился и вето отозвал.
Минут за 15 до закрытия мы прибежали в пункт проката и ткнули пальцами практически в первый попавший телевизор. Это был черно-белый телевизор «Рассвет-307», небольшой, с ручкой переключения каналов по кругу и тремя ручками настройки. Первым попавшим телевизором он оказался потому, что был в прокате один. Работница проката нехотя включила телевизор для проверки и глядя куда-то мимо нас, сказала:
- Пять рублей в месяц…На кого оформлять будем?
Мы посмотрели друг на друга и дружно ответили:
- На него!
- На кого на него? – хмуро уточнила прокатчица, - решайте быстрей, ребята, я закрываюсь.
Торопыга. Не так это просто, определить чья очередь брать на себя очередные социалистические обязательства. У нас в комнате была довольно сложная система учета кто что на себя брал и чья очередь это делать. Я был твердо убежден, что не моя, потому что только вчера ходил за жареной мойвой в 23-й гастроном. А Мирнов уже сегодня взял в институтской библиотеке учебники для 2-го курса на всю комнату, и не только взял, но и в большой перерыв отвез их в общагу.
- А ты, комиссар стройотряда Германсон…из бывших, что ты сделал для блага и процветания пятой…эээ…сто четвертой комнаты, - слаженно спросили мы с Мирновым.
- На меня оформляйте, - порывшись в воспоминаниях и не найдя там ничего такого, что могло отвести от него стрелки, буркнул Германсон.
- Паспорт, - потребовала женщина.
Мы опять уставились друг на друга. Паспортов ни у кого не было, поскольку они хранились у комендантши Белкиной. Во избежание потери оных. В принципе, кто не хотел, мог не сдавать, но хранить паспорт в сейфе у Белкиной было как-то надежней…
- А студенческий билет не пойдет? – спросил Германсон.
- Нет.
- А отложить телевизор до завтра можете?
- Нет.
На следующий день, в большой перерыв Германсон вместо обеда поехал в пункт проката с паспортом и забрал этот Рассвет. Телевизор нас дождался. По такому случаю мы взяли в гастрономе две бутылки портвейна и вечером, закрывшись в комнате на ключ, отметили это событие. Телевизор работал превосходно, обе программы, которые мы периодически меняли доставили нам массу приятных эмоций. После «Время» мы попели вместе с участниками первой программы «Споемте, друзья», посмотрели фильм «Если любишь» по второй и уже собирались немного перед лекциями поспать (Мирнов уже спал), как вдруг телевизор перестал показывать. Мы с Германсоном нахмурились. Что за хрень! Еще карманы не остыли после потери пяти рублей за первый месяц проката этой шарманки, а она уже не играет! Только черно-белые поперечные полосы по обоим программам. Я аккуратно постучал кулаком по верхней панели – ничего.
- Нет, так его не починишь, - со знанием дела сказал Германсон, - где наша отвертка?
Мы достали отвертку, сняли заднюю крышку и уставились в недра телевизора.
- Я буду тыкать, а ты смотри на экран, - сказал Андрей и полез отверткой куда-то вглубь «Рассвета-307».
Мы колдовали над телевизором примерно час, пока не устали. Оторвали пару лишних проводков, как-то погнули антенну и потеряли шурупы крепления задней крышки. Ноль на массу – телевизор сдох. Если до ремонта он хотя бы черно-белые полосы показывал, то после нашего вмешательства перестал делать и это. Расстроенные до глубины души, мы с Германсоном около двух часов ночи угомонились.
Утром, проснувшись с головной болью от вчерашних проблем и дешевого вина, мы с Германсоном пожаловались на телевизор Мирнову.
- После 12-ти перестал показывать? – недоверчиво переспросил Мирнов, - а вы, олухи, не знаете разве, что с нуля до восьми утра ему нечего вам показывать, программа кончилась?
Потом он припаял оторванные проводки, выпрямил антенну, на полочке под зеркалом (я вспомнил, что специально их туда положил, чтобы не потерять) нашел шурупы и телевизор опять заработал…
Однако вернемся к сопромату и прочим неприятностям…
Николай Иринархович Мавров пришел к нам на первое занятие в помятом сером костюме, серой рубашке и с таким же галстуком. Левый рукав пиджака был заправлен в карман. В правой руке он всегда что-то держал: если был у доски - в его руке был мел, если сидел за столом – вертел карандаш, если бегал по кабинету – носил с собой указку. Сначала он нам даже понравился. Николай Иринархович охотно и довольно метко острил; мы отзывались на его остроты смехом, где-то в глубине души начиная сомневаться в той характеристике, что слыхали о нем раньше. А когда он нам сообщил, что тоже закончил наш институт, причем закончил его вопреки стремлению тогдашних преподов этого не допустить, потому что преподаватели во все времена представляют из себя козлов и баранов, мы вообще размякли.
- Наш человек, - думалось нам.
Правда в конце семинара Мавров вскользь произнес предложение, которое мы поначалу не оценили:
- Многие из тех, кто сейчас смеется, будут плакать. Сейчас вы довольны, как слоны, но очень скоро будете меня проклинать и называть (как в воду глядел) плохими словами…
Мы в очередной раз похихикали, но уже на следующем занятии этот миляга устроил нам техасскую резню бензопилой...
Расскажу в общих чертах, для наглядности, что за штуковина эта самая прикладная механика, а то ведь не все имели счастье ее изучать. Прикладная механика, ребята, это целая наука, которая изучает работу механизмов. Состоит эта наука из нескольких разделов. Сначала там идет теория механизмов, потом сопротивление материалов (сопромат) и завершает - детали машин. Кажется, там был еще какой-то раздел, но лезть в интернет, снова изучать прикладную механику уже неохота.
В первом семестре сопромат стал главным блюдом нашего учебного рациона, такой себе торт с ягодками в виде задач на изгиб балки и построение эпюр. Вот еще словечко память вытащила – эпюра. Чего только наша память не хранит в архиве. Эпюра — это чертеж, на котором нечто изображается тремя плоскостями – фасад, профиль и план. С соответствующими расчетами, конечно.
И вот эти эпюры с балками набросились на нас, как в Витькином районе Воробьево собаки на проходимца. После каждого семинара наша группа пополнялась двойками. Гарантированно и стабильно. Не успели мы отработать одну двойку, как на ее место две новых. И так весь семестр.
Но несмотря на такое нервное развитие событий мы с Витькой продолжали жить в свое удовольствие и даже не слишком по этому поводу суетились. Двоек Мавров накидал? Фигня, разберемся. Целый семестр впереди - почти вечность. Коммунизм можно успеть построить, не то что эпюры...
Да, если уж вдруг вспомнилось про коммунизм…10 ноября умер Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь коммунистической партии СССР, руководитель страны. Мы в общем равнодушно отнеслись к этому событию, он давно у нас был только персонажем анекдотов. Ну, может, колбаса наконец объявится в магазинах, предполагали мы, а то несмотря на работу Ивановского мясокомбината в три смены без выходных, народ за ивановской колбасой ездил в столицу. Сразу надо пресечь эти поползновения - колбаса не появилась! Зато появилась водка Андроповка с зеленой этикеткой за 4 рубля 70 копеек, по имени нового генсека Андропова. Андроповкой ее называл народ, а так у нее было простое, даже где-то аскетичное название – «Водка».
Начались какие-то перемены в жизни страны, о которых мы узнавали от нашего телевизора, но сказать, что мы их ощутили в своей студенческой жизни – не скажу. Ну да, рассказывали, что Андропов вступил в борьбу с коррупцией, начал укреплять трудовую дисциплину и все такое, но повторюсь, мы, студенты, кроме водки Андроповки больше ничего не заметили. Впрочем, нет, как-то раз заметили, Серега Калакин пострадал из-за этих перемен. Душераздирающая, надо признать, история!
Вместо лекции по чему-то остросюжетному, вроде химических и термических методов обработки воды, он с кем-то из девчонок пошел в кино в кинотеатр «Мир». Ну, обычное дело, чего там…
Сидит он в последнем ряду, никого, даже девушку, не трогает, но только начался сеанс и еще даже не кино, а журнал (была в кино такая хренотень, когда перед фильмом запускали какую-нибудь пропагандистскую документалку), как вдруг в зале врубили свет и со всех входов и выходов хлынули суровые люди с повязками. Началась проверка документов у зрителей. Выявляли тунеядцев и прогульщиков, записывали их, как сейчас говорят, персональные данные и сообщали на работу, учебу и куда только можно.
Такие облавы частенько проходили в то время, хотя нас с Витькой они как-то обошли стороной. Правда, в отличие от Сереги, мы старались водить девушек на вечерние сеансы. Серега, кстати, отбрехался тем, что честно признался, что студент.
- А почему не на занятиях? – угрюмо спросил его проверяющий.
- У меня пара только с 11.30, - сказал Серега, глядя на часы, на которых было 12.00.
Проверяющий махнул рукой и пошел дальше. По итогам рейда несколько человек встали и из кино ушли, а Серега без всякого удовольствия досмотрел фильм и вернулся в общагу, даже не проводив девушку туда, откуда взял…

Вернусь опять в сопромат. К концу семестра у меня двоек было, как у дурака махорки. У Витьки примерно столько же, может чуть меньше. Остальные представители 12-й группы смогли раньше нас с Витькой распознать реакционную сущность Николая Иринарховича и как-то балансировали на плаву. И вообще, хуже меня на потоке дела по сопромату обстояли только у одного человека – студента 11-й группы Торопова Миши. Но у того хоть объективные обстоятельства были, он еще в самом начале семестра насмерть расплевался с Мавровым, назвав его в узком кругу друзей не иначе как вонючкой. Узкий круг друзей незамедлительно передал эту аттестацию Маврову, и с той поры их взаимоотношения приобрели откровенно враждебный характер. Если бы Торопов учил Маврова это было бы одно, а поскольку дело обстояло наоборот, Мавров от этого противостояния особых неудобств не испытывал, а вот Миша Торопов испытывал.
- Да не называл я его вонючкой! – кричал в том же узком кругу друзей Миша, в надежде, что узкий круг и эти слова доведет Николаю Иринарховичу, - я только повторил слово, произнесенное…Одним человеком.
Кто был этот один человек, так и осталось загадкой, если, конечно, был. Короче говоря, Торопов из-за одного этого слова уверенно шел ко дну, а я без всяких таких слов, шел вслед за ним. Когда семестр неожиданно взял и закончился, и староста Кудряшов сообщил группе, что на доске объявлений уже повесили расписание зачетной недели, за мной числилась кипа несданных задач по сопромату: построение эпюры крутящего момента, эпюры углов закручивания, эпюры относительных углов закручивания…Эпюры…Эпюры…Эпюры
Надо было что-то делать, а то эти эпюры мне уже стали сниться по ночам. Всем нормальным ребятам по ночам сняться красивые девушки и приключения с ними связанные, а меня кошмарили эпюры. Огромные, злые и зубастые, похожие на шакалов они повизгивая надвигались на меня, а за ними, если приглядеться, на автомобиле ехал Николай Иринархович Мавров.
- Предъявите документы на машину! – кричу я ему, прикинувшись инспектором ГАИ.
Мавров с перекошенным лицом тормозит, выходит из машины и оглядываясь на меня заталкивает эпюры в багажник. Я пересчитываю его руки и вижу, что их две, а не одна.
- Это другое дело, - говорю я ему, - а то с одной рукой вам машину водить нельзя.
- Можно, - отвечает он мне, отрывает левую и бросает ее в багажник к эпюрам. Эпюры набрасываются на бесхозную руку, и урча пожирают ее.
Мавров грозно смотрит на меня.
- Скажи, что можно, - требует он.
Я размышляю. Сказать, что нельзя, на дружбу с ним можно не рассчитывать, а сказать, что можно, то какой я инспектор ГАИ…
- Ладно, езжайте, - решаюсь я, - эпюры только не потеряйте.
Утром проснувшись, я вспомнил этот сон и поехал на занятия в институт, чтобы снова попытаться сбросить Маврову эти паршивые задачи. Последний раз, когда я пытался это сделать, а было это не далее как вчера, я почти спихнул ему эту макулатуру, но при обосновании решения последней задачи ляпнул какую-то ересь и он, сардонически усмехаясь, снова вернул мне всю кипу на доработку.
На входе в Б-корпус я поздоровался с Ленкой Ваниной, студенткой нашей группы, которая узнавала о всех новостях, касающихся студенческой (и не только) жизни практически в прямом эфире. И не только о тех новостях, которые уже случились, но и о тех, которые еще только произойдут.
- Мавров машину покупает, жигуль пятой модели, - негромко сказала Ленка, - в экспортном варианте.
- Дело хорошее, - одобрил я, - а как с рукой быть? Одноруким, вроде, нельзя водить…
- Ерунда какая…У него жена есть, врач в гинекологии, будет его возить, делов то, - предложила решение Ленка, - в общем, знай. Может тебе это как-то поможет в борьбе с эпюрами.
- Как это может помочь? – уныло спросил я и пошел дальше.
Ленка пожала плечами и пошла рядом со мной. Она задачи Маврову давно сдала и теперь, конечно, могла себе позволить сочувствие к одногруппнику.
- Подари ему в машину висюльку какую-нибудь, - посоветовала Ленка.
- Угу, освежитель воздуха подарю.
Мы посмеялись и пошли в разные стороны, а у меня появилась нехорошая мысль, если Мавров узнает про мою шутку, я вступлю в клуб Миши Торопова. Потом решил, что Ленка сдавать меня не станет, не тот она человек и переключился думами на Мавровский автомобиль.
Автомобиль для советского человека был вершиной благополучия, символ достатка и уровня жизни. Автовладелец у нас - это состоявшийся человек, которому не страшна жизненная дорога, он уверенно едет по ней на своем жигуле со скоростью, разрешенной правилами дорожного движения. А может даже на Волге ГАЗ-24, если вообще буржуин.
На нашем потоке из двухсот студентов только у одного была машина ВАЗ - 2103, у того же Миши Торопова. Может, конечно, машина была не его лично, а допустим отцовская, но он на ней ездил. Во всяком случае, пару раз Михаил подвозил нас с Витькой от института до общаги. А вот у профессора Черкасского, легенды ИЭИ, машины не было. Это я к тому, что никто ни в чем не виноват, жизнь по-разному складывается…

…Пришла мне в голову одна идея, для реализации которой я решил пожертвовать семинаром по философии. Философию у нас преподавал неплохой и как человек, и как преподаватель Михеев Евгений Борисович, добродушный мужчина лет около 50-ти, с жутковатыми усами, которые ему шли, как кролику бандана. Евгений Борисович охотно ставил нам хорошо только за то, что мы не храпели на занятиях, а уж если ты что-нибудь мог мяукнуть по проходимой теме, мог рассчитывать на железное отлично. Он не стеснялся на занятиях с нами спорить, особенно о вещах, с философией не связанных, правда всегда последнее слово оставлял за собой. Как-то на занятиях Витька полез с Михеевым в спор по экономике развивающихся стран, не помню уж с чего вдруг у нас про это дело зашла речь, но с тех пор каждый раз, когда он спрашивал о чем-либо Витьку, всегда добавлял:
- Вы ведь крупный специалист по экономике…
Вспомнил еще один юморной случай на семинаре по философии. Михеев что-то пишет на доске мелом, написанное не оборачиваясь комментирует…В это время Паша Балин, от скуки, наверное, заглянул в тетрадь Юры Кулешова и, увидев там что-то ему не понравившееся, восклицает:
- Ну чего ты херню пишешь!
- Это не херня, а законы диалектики, - мирно ответил Михеев, повернув в сторону Паши голову и улыбаясь в свои бармалейские усы…
…Решил я прояснить для себя некоторые скрытые от нашей повседневности стороны жизни, а именно может ли Мавров, имея в наличии только одну руку, управлять автомобилем. Зачем мне это понадобилось? А Бог его знает…Я и сам себе не мог объяснить толком, зачем мне это знание. Лично мне это никаким боком…До своего автомобиля мне еще было ровно 15 лет, руки-ноги в штатном количестве…А вот что-то потянуло меня…
Меня бы никуда не потянуло, если бы чуть раньше я не познакомился с Сашей Романовым. Нет, он не был работником ГАИ, где точно имеются искомые сведения, он был работником городской научной библиотеки. Несколькими годами ранее он закончил исторический факультет Ивановского государственного университета, поработал пару лет журналистом областной газеты и год назад перебрался в библиотеку. В зарплате не выиграл и не проиграл, но работа в библиотеке была в разы спокойнее, а покой для Саши был одним из самых необходимых условий душевного комфорта.
Я познакомился с ним в начале второго курса, когда зашел в научку почитать книжку. Не монографию какую-нибудь умную, Боже упаси, эту литературу мой организм категорически не приемлел, а роман Валентина Пикуля «У последней черты». Книга была скандальной, ее все хором ругали, поэтому хотелось почитать. Вася Беляев, абсолютный отличник из 14-й группы сказал мне, что в научке эта книга есть, но там надо на нее записываться. Ну Васе можно было верить, он из научной библиотеки не вылезал, так как наши институтские буквари зачитал до дыр еще на первом курсе. Пришлось идти, записываться в очередь на прочтение книги.
Зашел, поднялся на второй этаж, там был читальный зал и ужаснулся, зал был битком набит людьми: и ладно бы профессорами и доцентами, эти если не почитают за день что-нибудь из учебника по неорганической химии, у них ломка начинается, но и судя по виду студентами. Нечем себя занять что-ли?
Под гудение мозгов со стороны читального зала я подошел к столу, за которым сидел молодой, лет 27-28 мужчина в роговых очках и костюме с галстуком. В отличие от него я был в мятых брюках и свитере стального цвета с высоким горлом. Куртку меня заставила снять гардеробщица. Я долго упирался, но бабушка сурово мне сказала:
- Снимай-снимай, не в театр пришел!
Пришлось отдать ей куртку.
Этот работник в очках мне поначалу не понравился. Взгляд из-под очков был слишком умным, а я от таких умных взглядов уже, честно говоря, устал. У нас идешь по А-корпусу, обязательно запеленгуешь два-три взгляда уровня Ландау, перейдешь в Б-корпус, там еще столько же взглядов Тесла поймаешь. Я сразу решил, что пока не отработаю прищур Эйнштейна ни книги мне не видать, ни очереди на нее, или пока, как альтернатива, не приду в костюме-тройке с розой в петлице. Но раз пришел, то надо было хотя бы услышать отказ, поэтому я, подойдя к столу сказал:
- Валентин Пикуль, у последней черты. Почитать. Здесь.
- Ваш читательский билет, – попросил мужчина вполне мирным голосом.
- У меня его нет.
- Вообще нет или с собой нет?
- Вообще нет.
- Надо оформить. Мы выдаем издания только при наличии читательского.
- Понятно, - я кивнул и повернулся уходить.
- Погодите, - сказал мужчина, - его ведь недолго оформить. Вы студент?
- Да.
- Студенческий билет с собой?
- С собой.
- Так давайте его мне, я сейчас оформлю вам читательский. Только потом принесите фото 3 на 4, хорошо?
Я протянул ему студенческий и через минуту получил корочки читательского билета научной библиотеки. Покажу Витьке – его родимчик хватит…
Мужчина записал в карточке мой общажный адрес и сказал, что знает это место. По его тону мне показалось, что вместо слова «место» он хотел сказать «клоаку», но университетский знак, который висел у него на лацкане пиджака не позволил.
- Зайдите в пятницу, - посоветовал мне мужчина и повернул голову к подошедшему академику.
Зайти в пятницу у меня как-то не сложилось, но притащившись откуда-то в общагу под утро в субботу, я с удивлением увидел, что на прикроватной тумбочке Мирнова горит лампа, а сам он лежит и увлеченно читает книгу.
- Что читаем? – весело спросил я его, - погоди, дай сам угадаю… Теоретические основы теплотехники, да?
- Угу, - не отрывая глаз от страницы, угукнул Андрей.
- А это что? – мой взгляд упал на лист бумаги, лежавший почему-то на моей кровати.
Я взял листок в руки и увидел, что это перечень фамилий обитателей нашей общаги с присвоенными им номерами. Список возглавляла фамилия – Керенкер.
- А это запись на прочтение основ теплотехники, - Мирнов на секунду поднял глаза и снова уткнулся в книгу.
Я сел на Андрюхину кровать и взглянул на обложку.
- У последней черты, - прочитал я название книги. - Не понял. Ты где ее взял?
- Твой друг Саша Романов принес.
- Кто?
- Саша Романов. Знаешь такого?
- Нет…А, это не такой… в очках, с умным лицом? Из научки?
- Да. Вчера вечером он тут тебя долго ждал, хотя я его предупредил, что в пятницу вечером тебя ждать самое бессмысленное занятие на свете после собирания пазлов…Книгу он просил вернуть в понедельник в 8.00 и не минутой позже. Серега Керенкер тоже тебя долго ждал, раз восемьсот заходил. Этот список, кто хочет Пикуля почитать, он составлял.
- Хрен ему, а не Пикуль, - сказал я, мстительно улыбаясь.
- Погоди, ты еще не все знаешь, Нос (кличка Керенкера) собрался кооператив сколотить под своим руководством…
- А я тут причем?
- Кооператив будет сдавать эту книгу в аренду, рубль в час.
- Ого!
- Он только тебя ждал, поскольку ты вроде как правообладатель. Он уже все просчитал, и ты знаешь, что-то в его идеях есть…
- Какой дурак будет платить деньги за то, чтобы почитать книгу, да еще и рубль в час? Целый рубль, очуметь!
- К 12 часам записалось пол общаги, а вторая половина еще просто не знает…
- Ни фига себе!
- Ну чо разорались! – Германсон оторвал голову от подушки и сердито посмотрел на нас. Потом со стоном бросил голову обратно на подушку, - ни днем ни ночью покоя от вас нет. Не комната, а Ярославский вокзал…
Мы затихли, я заснул, не раздеваясь, но уже в семь утра эти изверги, Мирнов и Германсон меня разбудили.
- Ну вас к Маврову, с вашей лекцией, спать хочу, - не открывая глаз, прошептал я, - встанете за меня.
И перевернулся на другой бок.
- Не валяй дурака, Володь, - потребовал Германсон, - лекция по вышке, у Клары за тебя не встанешь.
Это точно. Клара Давидовна Затуловская меня знала и в профиль, и в анфас и неявка на лекцию по вышке (высшей математике) могла спровоцировать ее на репрессии. Пришлось вставать.
- Как книга? – спросил я у Мирнова, переодеваясь в костюм. На лекции, к Кларе я всегда ходил в костюме. Вышка это вам не театр.
- Дрянь, - раскритиковал Мирнов роман Пикуля, - абсолютно безыдейная, положительных героев нет. Роль партии не отражена!
- А читать интересно?
- А читать интересно…
В общем, такова была история знакомства с Сашей. В понедельник утром я отнес книгу, которую бесплатно, поскольку бизнес-план Керенкера по извлечению прибыли из Пикуля мной был отвергнут, успело прочитать с десяток жильцов общаги, стоявших в списке первыми, в научку и вернул ее Саше. С того дня, он частенько заходил к нам в 104-ю комнату, долго не гостил, но время от времени участвовал в наших…Слово бы подобрать…Приключениях…Похождениях… Зачем ему это надо было? Не знаю, не спрашивал. Может молодость себе продлевал, хотя он и так был не слишком стар.
Вот и сейчас я вместо философии рванул к Саше в научку. Дело в том, что кроме огромной базы книг и периодики научной библиотеки, в которой можно найти ответ на любой вопрос, Саша и сам обладал невероятной эрудицией. Ему бы программе «Что, где, когда» предложить свои услуги, но для Саши там были слишком беспокойные ребята. А так, нам иногда казалось, что он знает все. Ну просто живой советский энциклопедический словарь.
- Саш, река Замбези в какой стране течет? - спрашивает его Германсон, склонившись над кроссвордом.
- В Анголе, Замбии, Мозамбике и Зимбабве, - отвечает Саша, - и вроде еще по одной стране…вспомнил, в Намибии.
- Мозамбик подходит, - кивает Германсон.
- Шуберт был немцем, - уверенно говорю я Мирнову. Я и сам кроссворды щелкал неплохо, знал кое-что. А тут, по телевизору оркестр исполнял 8-ю симфонию Шуберта и в нашей комнате возник спор о национальной принадлежности композитора.
- Франц Шуберт был француз, - возражает Мирнов, - на имя посмотри.
- Саня! – разом кричим мы с Мирновым, - скажи ему!
- Австриец, - тихо отвечает Саша, - прожил всего 31 год. Эта симфония называется - Неоконченная.
И так почти всегда. Конечно, я думаю, заставь его построить эпюру, он бы поплыл, но ведь мы не такие садисты…
Ладно, вернусь к рассказу. Поехал я к Романову Саше, узнать…
- Саня, запускай мозги, - попросил я его, оказавшись в научке перед его столом, - может ли человек без руки управлять автомобилем?
- Зачем тебе? – удивился Саша, - у тебя вроде автомобиля до вчерашнего дня не было и визуально все руки на месте.
- Саш, не философствуй, времени нет. Мне нужно знать, в принципе человек без руки может получить водительские права и водить машину? Или нет?
- Не знаю, - Саша задумался, - это вопрос узкоспециальный, лучше уточнить у…Одной руки нет или обеих?
- Одной. Обеих, это уж слишком, зубами что-ли руль держать? Может есть разъяснения в правилах дорожного движения? Или комментариях к ним? Где-то же должно это быть…
- Так…Говоришь, времени нет?
Саша придвигает к себе телефон и снимает трубку…
Чтобы не затягивать ход рассказа, просто скажу, что Саша позвонил какому-то человеку, компетентному в вопросах управления транспортными средствами и в конечном итоге я узнал все, что хотел узнать. Пожав в знак благодарности Саше руку, я галопом поскакал в Alma Mater, чтобы не опоздать к Маврову на последний семинар по прикладной механике в этом сезоне. Как ни спешил, все равно опоздал, поэтому сначала рванул в деканат.
- Я к Марку Романовичу, - торопливо сказал я девушке по имени Татьяна, которая там вместе с другой девушкой Светланой охраняли от нас декана и его заместителей. Марк Романович Шингарев был заместителем декана по младшим курсам, то есть с первого по третий. Татьяна молча кивнула на дверь Шингарева и я, стукнув один раз в дверное полотно, зашел в его каморку.
- Марк Романович, тут такое дело...
- Здравствуйте, товарищ Семенов, второкурсник из 12-й краснознаменной группы, если не ошибаюсь.
- Извините, здравствуйте, Марк Романович, тут такое дело…
- А у вас, кажется, еще идут занятия, нет?
- Идут.
- А почему вы не там?
- Боялся, что вас не застану после занятий.
- Застанете, я тут допоздна буду.
- Понял. Зайду после занятий.
- Ладно, раз уже пришел…В чем там у вас…такое дело?
- Завтра у нас игра с мединститутом в 14.00 на их поле.
- По шахматам?
- Да.
- И что?
- Нельзя ли нам с Германсоном пораньше…
- Нет. Я ведь уже вам популярно разъяснял, что никакие ваши шахматы, хотя они и влияют благотворно на мыслительный потенциал, не могут вмешиваться в учебный процесс.
- Ясно, - я изобразил понимание и раскаяние и бочком устремился к выходу, - до свидания, Марк Романович.
- Всего доброго, - Марк глянул на меня поверх очков без оправы, - А ну-ка, постой, студент. Ты знаешь, что Николай Иринархович Мавров не допускает тебя до зачетной недели из-за невыполнения задач по сопромату?
- Сегодня сдам, Марк Романович!
- Да уж, геноссе Фишер, лучше сдай…
Когда я зашел в кабинет, где Мавров обычно жевал нашу группу, он сидел за своим столом и рассказывал о чем-то неприятном, судя по кислым лицам одногруппников.
- А вот и студент Семенов изыскал возможность заглянуть к нам в студию, - поприветствовал он меня. – ну заходите, располагайтесь. И пока располагаетесь, расскажите мне, что вас задержало на пути к знаниям на целых…20 минут. Самый популярный ответ на сегодня – часы встали. На втором месте – искал кабинет, хотя занятия всегда проходят в одном и том же месте. А у вас какой вариант?
- В деканате был, - интонацией я из всех сил старался намекнуть, что вру. Очень уж хотелось, чтобы для проверки моего варианта Мавров сбегал из корпуса А в корпус Б, в наш деканат и обратно. Он иногда поддерживал свою спортивную форму таким образом.
И этот замысел удался, не успел я договорить, как дверь за Николаем Иринарховичем с хрустом захлопнулась.
- Ты точно там бывал? – поинтересовался Витька, - он проверять полетел.
- Такими вещами не шутят, - внушительно ответил я, доставая из кейса свои учебные пожитки, и главное, листки с решенными задачи. Задачи-то были решены, но как показала жизнь, решить их это только полдела. Если не треть. Делом они станут только если доказать геноссе Маврову, что они решены верно, а это знаете ли, дело непростое.
Через 15 минут запыхавшийся Мавров вернулся в студию. Молча он прошел от двери к своему столу, свалился там на стул и стал читать какую-то бумагу.
- Сейчас буду принимать задолженности, - минут через пять буркнул он, не глядя в нашу сторону, - кто готов, конечно. Кто не готов, предлагаю не занимать моего и своего времени. У кого по прикладной механике долгов нет, могут идти туда, где они есть.
Половина группы встала и ушла, а половина осталась. Ленка, проходя мимо, выразительно посмотрела на меня и едва заметно кивнула на Маврова. Я подмигнул ей в ответ.
- Ну а наш кружок кройки и шитья продолжает работу! – сквозь зубы процедил Николай Иринархович, оглядывая остатки группы, - кто готов, прошу к столу.
Я, накопив определенный опыт борьбы с Мавровым, решил не спешить с броском на амбразуру, а подождать пока он немного не выдохнется. Хотя Мавров, как правило, сохранял концентрацию на протяжении очень больших временных отрезков, без потери кровожадности. Сложив стопкой свои задачи, я просто сидел и смотрел, как Николай Иринархович расправляется с 12-й группой, словно пришел к выводу, что чем меньше в ней останется студентов, тем для народного хозяйства страны будет лучше.
Когда он потрошил Витьку, дверь отворилась и в кабинет по-хозяйски вошел еще один препод, судя по апломбу, с которым он себя держал. Они все ходят по институту шерифами по дикому западу - расслабленная походка и прищуренный взгляд поверх толпы. Только кольт и шляпу со звездой не носят. Вошедший сел рядом с Николаем Иринарховичем за стол, и они активно стали обсуждать что-то, что явно интересовало их обоих. Я, делая вид, что меня заинтриговал плакат с эпюрой за их спиной, выдвинул насколько мог в их сторону уши, жалея, что они у меня не телескопические, и уловил слово - жигули.
- Так, выпускаем Берлагу, - сказал я себе и, схватив свои листки, подошел к столу.
Подошел, уселся за стул, стоявший сбоку от стола, и положил листки на стол перед Мавровым. Он поморщился, но ничего мне не сказал, а повернулся в сторону собеседника.
- Да не в цене дело, как ты не поймешь, - сказал Мавров негромко, но я услышал, - не могу я водить машину. Не имею физической возможности.
- Ты не спеши, Николай Иринархович. Сходи сначала посмотри на аппарат, - убеждал его собеседник. - Ты такого чуда еще не видал. Это даже не машина, а поэзия Есенина в металле и пластике…А насчет твоих возможностей…супруга твоя вполне может водить, это же экспортный вариант с коробкой – автоматом…
Мавров молча уткнулся в мои листки, а собеседник продолжил бубнить про то, что ВАЗ - 2105 Жигули, общепризнанный верх мирового автомобилестроения, уйдет в другие руки мгновенно, стоит ему только свиснуть, а Николай Иринархович потом до конца своих дней будет биться головой о батарею за то, что упустил свое счастье.
 - И водительских прав у меня нет, - хмуро сказал Мавров, - не было, нет и не будет, потому что ГАИ меня никогда не допустит к вождению. И правильно, кстати сделает, потому что люди будут бояться ходить по городу, зная, что где-то навстречу еду я. Я бы на их месте точно боялся…
- ГАИ допустит вас к вождению, - отчетливо сказал я.
Они остолбенело, будто с ними заговорил плакат с эпюрами, уставились на меня, а собеседник Николая Иринарховича даже навалился на стол, чтобы лучше меня лицезреть.
- Если у вас будет медицинская справка из поликлиники форма 083/у, то ГАИ допустит вас к сдаче на права без проблем. А если у вас автомобиль с автоматической коробкой передач, то и вождение будете сдавать на машине с автоматом, - пророчествовал я, с отеческой добротой поглядывая на их изумленные лица.
- Это точно? – наконец выдавил из себя Мавров. И обошелся без своей торквемадовской ухмылки. - Откуда вы знаете?
- Знаю…Немного разбираюсь в этих вопросах, - скромно ответил я.
- А…Отсутствие одной руки разве не является препятствием…
- Не является, - перебил я его бесцеремонно, - препятствием являются только эпилепсия, слепота, состояние после инфарктов и инсультов…Ну и психиатрические заболевания.
- Эпилепсия это не психиатрия? – спросил Мавров.
- Нет, - я снисходительно посмотрел на него, - это неврологическое заболевание.
- Слышишь, что специалист говорит? – вмешался в разговор продавец машины, - пошли смотреть агрегат.
Мавров затуманенным взором оглядел класс, потом повернул голову к собеседнику:
- Ты иди, я через 5 минут подойду.
Он дождался пока продавец машины выйдет из кабинета и обратился к нам:
- Надеюсь, дорогие мои студебеккеры, вы убедились в том, как опасно валять дурака целый семестр и пытаться вешать мне на уши макаронные изделия?
Мы дружно закивали, всем видом показывая, да, убедились!
- Положите листы со своими недоношенными решениями на край стола и готовьтесь к сессии. Задания я у вас условно принимаю. Но в следующем семестре буду за вами зорко наблюдать, как пограничник Карацупа за японцами. Скоро у вас будет курсовой проект по деталям машин, и, если кто-то все еще думает, что кучерявая жизнь продолжится и дальше, он немного ошибается. Вы у меня в группе риска, понятно?
Мы опять покаянно закивали. Главное, чтобы эта однорукая макака к сессии допустил, а там посмотрим. Студент никогда не заглядывает дальше завтрашнего дня, а часто и дальше текущего. Так что до курсового по деталям машин еще дожить надо. А угрозы для студентов вещь привычная, пуганные мы - перепуганные, нас преподы только что дустом не травят, а так, на словах, мол, капец вам, тузики, так вообще повседневно. Утром препод зубы чистит и составляет план на день, так, не забыть хлеб-молоко купить, трех студентов в труху скрошить, в химчистку плащ сдать. Рутина и для них, и для нас.
Положив свои листки Маврову на стол, мы на пуантах вышли из класса и выдохнули. Окружающий мир снова приобрел цвет и запахи. Опасность, глубину которой я вначале оценил неверно, отступила. Пусть не навсегда, но все же…
Думаете, 12-я группа, моими усилиями спихнувшая сопромат главному церберу института, расплескалась в выражениях благодарности их спасителю, то есть мне? Думаете, в едином порыве она ломанулась устанавливать мне бронзовый памятник из голубого аргентинского мрамора в сквере перед институтом? Ха-ха. Плохо вы знаете студентов. 12-я группа, жизнерадостно смеясь и обращая на меня внимания не больше, чем требуется, чтобы не натолкнуться, растеклась по своим делам. Впрочем, я особо и не рассчитывал на благодарность сокурсников, тем более что Витька немного внимания мне все-таки уделил:
- Вован, ты чо там свистел этому Карацупе насчет сдачи на водительские права? Правда ли, что с одной граблей можно сдать? А то у меня сосед однокопытный, машина есть, а прав нет. Что ему делать?
Просветить друга я не успел, потому что из кабинета высунулась голова Маврова и сказала:
- Володя, вернись-ка на минутку…
Надо же, он даже знает, как меня зовут. Можно было, конечно, ему ответить, я занят и когда освобожусь не знаю, следите за расписанием. А что, не так уж много простых радостей у студента. Но вспомнив, что впереди целых полгода тесного с ним общения, я решил, что еще не время и вернулся в класс.
- Ты мне всегда казался неплохим парнем, - сказал Мавров, усевшись обратно за свой стол.
- И мне, - согласился я. Я тоже пристроился на свое место, которое полировал весь семестр.
- Что из твоей вдохновенной лекции про сдачу на водительские права факт, а что авторский вымысел? – спросил Николай Иринархович, - давай, поведай мне правду, а то сомнения остаются. Ведь или я ничего в современных студентах не понимаю, или твой экспромт был организован с целью продавить ту туфту, которую... Нет? Ну как нет, я же не поленился и посмотрел сейчас твои эссе, ты же не исправил даже то, что я тебе вчера сказал исправить.
Я молчал и смотрел на Маврова доверчивым взглядом новорожденного лабрадора. И думал: если я ухвачу его за горло, сможет он отбиться одной рукой или нет?
- Ладно, - он отвел свой рентген от моего простодушного лица, - проехали. Так что скажешь о возможности сдачи экзамена на права?
- Вас ваш друг с машиной дождется? – уточнил я.
- Не переживай за это.
- Значит так, экзамен в ГАИ будет состоять из двух частей, сначала вождение, потом для тех, кто сдаст, а это процентов 10 от стартового состава, экзамен по теории.
- Так мало? - удивился Мавров.
- Как везде, Николай Иринархович, - печально сказал я, - кто-то пытается что-то сдать, кто-то считает, что это туфта.
- Ладно, не обобщай, - недовольно сказал Мавров, - а дальше что?
- А дальше все. Кто сдал получает корочки и может уехать оттуда на своем жигуле.
- А что ты про медицинскую справку говорил?
- Справка из районной поликлиники форма 083/у для представления в госавтоинспекцию. И если у вас эта справка имеется, гаишникам нет никакого дела, есть у вас рука или нет. У моего друга сосед есть, у того вообще одна нога и ничего, ездит. Только машина должна быть соответствующим образом оборудована.
- А с одной рукой на машине с коробкой -автоматом точно можно ездить?
- Управление машиной должно соответствовать вашим возможностям. С автоматической коробкой у вас проблем не будет.
Повеселевший Мавров ушел смотреть свое будущее транспортное средство, а я с дождавшимся меня Витькой пошел в институтскую столовую, где мы как следует отметили окончание первого семестра второго курса. Взяли по два мясных салата, и даже разорились на бифштексы, которые, судя по цене 35 копеек, были приготовлены из золотых слитков. Бифштексы, конечно, были вкусными, но не они стали главным блюдом. Главными были четыре бутылки пива, украсившие облезлый столик в столовой на первом этаже Б-корпуса. Когда Ленка Ванина в понедельник после утренней лекции нас с Витькой разбудила и сказала, что с сегодняшнего дня в институте будут продавать пиво, мы поняли, что трудный семестр не прошел для Ленки даром и она, не выдержав напряжения, слетела с катушек.
- Лен, ты только не нервничай, - участливо сказал я, - все знают, что теперь без запаха перегара студентов на занятия пускать не будут. Ты отдохни…Мы с Витькой присмотрим, чтобы тебя никто не беспокоил.
Витька меня поддержал и даже выразил желание слетать в перерыве за мороженым для нее.
- Сами вы с дуба рухнули, - отозвалась Ленка, - говорю вам, с сегодняшнего дня в институте разрешено торговать пивом…А за мороженым слетай…
Ленка, как всегда, оказалась права и всю неделю в институте продавали бутылочное Жигулевское пиво. И целую неделю, пока возмущенная общественность, которой в силу разных причин пиво не доставалось, не потребовала от руководства института прекратить эту вакханалию, мы рвались на учебу, как никогда…

Ладно, вернемся к теме рассказа. На нашем потоке сопромат преодолели все студенты, кто с первого раза, кто с пятых -десятых разов, но все. Кроме Миши Торопова, у которого, как уже отмечалось, были непреодолимые противоречия в отношениях с Николаем Иринарховичем Мавровым. Но не все так грустно. Несмотря на то, что амнистия, объявленная Мавровым после моего демарша, на него не распространилась, Миша сумел выкрутиться. Он сдал свои задачи по сопромату другому преподу с кафедры прикладной механики. Такие фокусы иногда проходили, по себе знаю, так я сам потом электротехнику сдам…
 Мавров поднял было волну, вроде происходили там какие-то разборки, но потом начались экзамены, затем двухнедельные каникулы и понемногу все затихло.
Сессия принесла нам новые незабываемые впечатления. Особенно отличился наша факультетская звезда и светлое будущее советской науки Вася Беляев. Нет, он правда был умным парнем, без всякой гиперболы. Для нас, обычных студентов, так даже чересчур. Ну и как положено умникам, у которых интеллект выпирает из всех незакупоренных отверстий, он время от времени выдавал цирковые номера.
Запомнилось два эпизода с участием Васи. Первый был на последнем (для него) экзамене в эту сессию. Сдавал он гидродинамику. Предмет жидковатый, если честно. Там что-то куда-то вечно вливается, что-то выливается. Запомнить всю эту хрень нормальному студенту не представляется возможным, поэтому мы, нормальные, сдавали гидродинамику исключительно благодаря шпорам, и никто по этому поводу не рефлексировал. Но Вася, он же даже не знал, что на свете существуют шпоры и сдавал экзамены, используя только свою большую голову. А тут, на гидродинамике она (голова) что-то перепутала и препод выставляет ему не отл, как везде, а только хор. Вася, просчитав варианты, требует:
- Ставьте мне двойку!
- Как, что, почему?!- у препода очки дыбом.
- Хор мне ни к чему. На пересдаче я отл получу, - заявляет Вася, - ставьте двойку!
Стали они спорить, чуть не пинаются. Наконец, препод сдался и сварливо говорит:
- Вот вам, товарищ гений, задача. Решите - получите двойку. Не решите – получите четверку и нафиг с пляжа без панамки!
Ничего контракт, да? Васютка, ясная поляна, задачку за три секунды решил и препод, когда его валокордином отпоили, конечно же поставил ему отл.
Тот же Вася Беляев, у которого сессия уже закончилась, каким-то образом это забыл и через пару дней снова пошел сдавать экзамен. Идет и, хотя никак не может вспомнить, что за предмет надо сдать, чувство долга толкает его вперед. Ворвался он в какую-то аудиторию в А-корпусе, а там экзаменаторы уже ведомости подбивают.
- Я кажется, немного опоздал? – спрашивает Вася у преподов.
- Ну, как-бы да, - отвечает Васе один из них.
- Разрешите мне все-таки сдать…Перепутал время.
- Если бы мы знали, что вы придете, время обязательно перенесли бы, - иронизирует другой препод.
- Я без подготовки, - умоляет Вася в ужасе, что может остаться без сданного экзамена.
Преподы смотрят друг на друга и пожимают плечами. Не волки полярные, в конце концов, могут войти в положение…
- Ну берите билет, - предлагает тот, что был главней другого.
Вася быстро, пока экзаменаторы не передумали, хватает билет и, пробежав глазами текст вопросов, начинает излагать суть. С выражением, с историческим экскурсом, с примерами из практики современной промышленности. Взял листок, вывел им пару формул, на основании которых обосновал перспективы развития этой науки. Преподы в четыре уха слушали его полчаса (не хотели прерывать) и признали, что ради Васи экзамен стоило сдвинуть по времени.
- Отлично, - объявил главный препод, - не хотелось бы, чтобы вы слишком возносились, но это лучший ответ на сегодня. Как ваша фамилия?
Он открыл экзаменационную ведомость и взял в руки ручку.
- Беляев, - просто ответил Вася.
- Беляев…Беляев, - роется в ведомости препод. – может Беляков?
- Нет, Беляев. – не соглашается Вася, - Василий.
- Вашей фамилии здесь нет, - удивленно сообщает препод, - и внешне я вас что-то не помню, вы точно в 14 группе учитесь?
- Точно. Вот моя зачетка, - Вася протягивает ему свою книжицу синего цвета с пятерками на каждой странице, - посмотрите сами.
Препод, сохраняя на лице знак вопроса, берет зачетку, открывает ее и челюсть с лязгом у него отваливается. Другой тоже заглядывает в нее и переводит взгляд на Васю.
- Так вы на втором курсе учитесь? – уточняет он и начинает гомерически хохотать. Первый препод, пристегнув челюсть обратно, ему подтягивает.
- Пока да, - признает Вася, не врубаясь, что привело преподов в экстаз.
- А экзамен вы сдали за третий курс, - объявил главный препод, - по предмету, который вы еще не изучали…

Ладно, будем с сопроматом заканчивать.
Сессию я сдал на удивление легко. Не стал ничего заваливать и соответственно пересдавать. Как и мои соседи по комнате, Мирнов и Германсон. Проводив Андреев на каникулы домой в их славный город Мантурово Костромской области, я две недели жил в комнате королем. Иногда, правда, в комнате оставался на ночлег Витька, когда трамвай №3 заканчивал трудовую вахту, а тащиться ночью в Воробьево признавать за удовольствие отказывался даже он, он, которого там знала каждая дворняга. Витька, кстати, один экзамен, по вычтеху (вычислительная техника) пропустил. Не завалил, а именно пропустил, как прыгун в высоту пропускает свою очередь, если считает, что планка установлена на смешной для него высоте. Официально Витька заболел, что подтверждала представленная в деканат справка из институтского медпункта. Я один знал, что Витькино здоровье в пропуске экзамена не виновато, здоров он был, как берсерк, а виноват военкомат, который на моего друга устроил охоту. Дело в том, что Витька не явился на призывную комиссию, на которой ему должна была быть предоставлена отсрочка от призыва на военную службу по учебе. Обычно студентам такие отсрочки предоставлялись заочно, и никто их явки пред очи призывной комиссии не требовал, но Витькин районный военком имел свой взгляд на эти вещи и приказал своему военкомату объявить вендетту неявщикам на такого рода мероприятия, включая тех, кто имел железные основания на отсрочку. Пришлось Витьке срочно брать медицинскую справку в медпункте, у него там знакомая девушка работала и представлять ее в военкомат, как оправдание за неявку по повестке. Ну а раз по болезни не пошел в военкомат, то и экзамен пришлось пропустить, тогда с этим делом строго было…
Второй семестр я начал довольно лихо. Курсовой проект по деталям машин – редуктор с закрытой прямозубой передачей, в моем списке «что не забыть сделать» числился у меня приоритетным, поэтому я старательно мозолил глаза своему любимому преподу Маврову Николаю Иринарховичу. Витька, которому тоже достался редуктор, только с открытой передачей, от меня не отставал. Наши частые визиты на кафедру прикладной механики с тубусами, в которых лежали листы ватмана с репродукциями редукторов, позволили нам быть в курсе событий, сопровождавших покупку Мавровым автомобиля. Машину марки ВАЗ – 2105 Жигули он таки купил. За сколько, не знаю. Можно было, конечно, прояснить этот вопрос у Ленки Ваниной, скорей всего она знала сумму сделки до рубля, да только нам какая разница?
А вот с получением прав у Николая Иринарховича возникли проблемы. Нет, обучение в какой-то из автошкол он прошел и к экзаменам в РЭО допущен был, а вот сдать вождение никак не мог. Даже площадку не мог осилить, не то что езда по городу. Говорили, что с ручника в горку он так и не заехал, говорили, что на упражнение «Заезд в гараж задним ходом» в его исполнении прибежал любоваться весь личный состав ГАИ, говорили, что исполняя «Змейку» он едва не задавил инспектора, принимавшего экзамен, хотя тот, зная с кем имеет дело, прятался на эстакаде и смотрел за его виражами в бинокль.
В общем, у Маврова все сложно было. Но человеком он был упрямым, если цель видел, шел к ней, пусть медленно, даже эволюционно, но шел. Нервную энергию, потраченную на получение водительских прав, он восполнял Мишей Тороповым. Николай Иринархович облепил Мишку двойками до бровей и добился от руководства кафедры гарантий, что курсач по деталям машин «этот ловкач» будет разрабатывать исключительно у него, Маврова, без участия сторонних специалистов. При этом он смотрел на Зайцева, как мангуст на кобру, а тот ему отвечал таким же взглядом. К тому времени мы уже знали (Ленка шепнула), что Мишка скинул задачи по сопромату именно Зайцеву. Что там за кошка между ними пробежала мне было неизвестно, но, как я слышал, Зайцев с Мавровым вне кафедры старались видеться как можно реже. Аналитики из нашей 12-й группы даже рассчитали, что два комара в огромном институте имели больше шансов столкнуться в полете, чем эти два преподавателя с одной кафедры встретиться в коридоре.

А так…Жизнь продолжалась в том же ключе, без изменений. Впрочем, нет, некоторое изменение было. Уволился наш крупный специалист по философии Михеев. Причин не знала даже Ленка, что уж о нас говорить. Нам было немного жалко, что он ушел, мужик Михеев был неплохой. Целенаправленно зла никому не причинял. Мне, правда, на экзамене чуть было не выставил хорошо, но когда я напомнил ему о сданном накануне сессии реферате на тему «Анти-Дюринг Фридриха Энгельса», без колебаний переправил оценку на отлично…
…Вспомнилось…В кабинете, где Михеев преподавал нам Марксистско-Ленинскую философию висел антирелигиозный плакат с лаконичной надписью «Бога нет». Ребята из 16-й группы рассказывали, что на первом занятии после его увольнения какой-то идиот повесил табличку «Михеева нет»…
Обстановка на пятницу перед началом зачетной недели летней сессии складывалась для меня благоприятно. Мы с Витькой первыми в группе еще в понедельник назад защитили у Маврова свои курсовые проекты. Витька получил пятерку. А у меня Мавров в проекте нашел одну ошибку, которую я тут же исправил; слово «проект» в спецификации было написано словом «проэкт». Не знаю, что на меня накатило. Мавров веселился по этому поводу минут десять и вспоминал пишущую машинку Остапа Бендера, которая не выговаривала половину букв. В общем скрасил я ему день. И что вы думаете, из-за этого «проэкта» он снизил мне оценку. Поставил хорошо. Ну как его не любить…
Миша Торопов до защиты проекта был так же далек, как до звезды Проксима Центавра. Ставки на его отчисление букмекерами уже не принимались за очевидностью события. Правда сам Мавров в деле получения водительских прав был в точно таком же положении, на той же дистанции к звезде.
И вот в эту самую пятницу, про которую я говорю, Мавров, видимо вспомнив трюк Миши Торопова со сдачей задолженностей «сторонним специалистам» прибегает к такому же фокусу. Он сдает все положенные экзамены кому-то неизвестному, к кому нашел подход (инспектор, принимавший у него экзамены ранее, не выдал бы ему права даже под пистолетом), и получает вожделенное водительское удостоверение с открытой категорией «В».
Радость! Восторг! Пробки в потолок!
Мавров, распираемый счастьем садится за руль своего жигуля и мчит в институт, чтобы добить Торопова контрольным выстрелом и с чувством, что жизнь удалась, покатить домой. Или куда там он собирался покатить…
Но жизнь, она такая…Только ты подумал, что она удалась, а она тебе подножку на голом льду…
В этот самый час, в эту самую минуту Миша Торопов ехал на своем (или отцовском, неважно) автомобиле туда же, куда и Мавров с ощущением, что он едет туда последний, перед службой в армии, раз.
И на перекрестке улиц Рабфаковской и Красных Зорь, почти перед институтом они, Мавров с Тороповым, встречаются. Даже не столько они сами, сколько их машины. Злые языки потом утверждали, что Миша Торопов подрезал Маврова намеренно, но лично я в этом сомневаюсь, как он мог знать, что в этот час, в эту минуту преподаватель, на встречу с которым он скорей по привычке, чем по необходимости стремится, будет здесь проезжать. Нет, чепуха! Все случилось, конечно, случайно. Но случилось.
Миша, естественно, включил аварийку и пошел смотреть сможет ли он набить морду водителю лоханки, воткнувшейся ему в зад. Тут главное, не ошибиться, а то может оказаться, что тот испытывает такую же потребность в мордобитии, а физических возможностей у него больше. Подходит и видит картину Веласкеса: сидит, вцепившись в руль одной своей рукой, Мавров и смотрит вдаль стеклянным взглядом.
Что там было дальше толком никто не знает, включая Ленку Ванину, но достоверно известно, что в этот же день Миша Торопов курсовой сдал и получил в деканате от Шингарева, который уже дописывал проект приказа об отчислении из института студента 2 курса 11 группы Торопова, допуск к сессии.
Летняя сессия была еще легче зимней. Я, конечно, говорю за себя, кто-то из ребят наверняка покувыркался в то время. А мне даже вспомнить нечего. Хотя нет, один эпизод всплыл в памяти. Пусть и не с моим участием, но в нашей группе. Как раз на экзамене по прикладной механике, куда составной частью входил сопромат.
Экзамен у нас принимал, как и положено, тот, кто читал лекции – Зайцев Александр Семенович. Об особенностях его преподавания я уже упоминал, так он и на экзаменах держал себя примерно так же. Я сдал на хорошо, без нервотрепки, а отличился у нас Юра Кулешов. Он завис между удовл и хор, поэтому Зайцев решил проинтервьюировать его дополнительно.
- А расскажите-ка любезный друг вот что…Как раз из сопромата – правило Верещагина, - молвил Александр Семенович, тонко улыбаясь и уже приготовился выгравировать в зачетке Юрика тройку, потому как решил, что не знает экзаменуемый это правило.
И напрасно. Знал это правило Юра, знал!
Тем более, что правило Верещагина: умножать площадь одной эпюры на ординату второй эпюры под центром тяжести первой, у него было написано на ремешке часов. Посмотри, сколько времени и говори правило. Но Юра не стал искать легких путей, потому что обидела его тонкая усмешка Зайцева. Поэтому на повторный запрос Зайцева (первый он проигнорировал), так в чем же заключается правило Верещагина, Юра улыбнулся так же тонко, как и Зайцев, и гаркнул:
- Верещагин, уходи с баркаса!
Зайцев замер, прекратил тонко улыбаться, пару секунд разглядывал Юру, и спросил:
- Как прикажешь тебя понимать, Саид?
Пока до нас доходило, что они перед нами разыграли, Юра ушел с экзамена с оценкой на балл выше, чем рассчитывал.
 Кстати, насчет той поговорки «Сдал сопромат – можно жениться». Она у нас не сработала. После сопромата никто на нашем потоке не женился, а одна пара, которая вступила в законный брак еще на первом курсе, развелась. Такой вот он, сопромат. Непредсказуемый.

1.01.2023 г.