Тартарические черви

То была сезонная миграция плотоядных тартарических червей, двигающихся целой когортой, сметающих на своём пути всё живое. Всего их было около четырёхсот: молодых, активных, зубастых, похожих на удавов с акульими головами.

Быстро и практически бесшумно они ползли навстречу, заполняя белесыми извивающимися телами узкий проход пограничного ущелья.

В вечерней полумгле Эльстед заметил их слишком поздно, остановился  и огляделся в крайнем замешательстве: по обе стороны ущелья высились неприступные скалы, гладкие, как стекло – ни взобраться, ни спрятаться. Отступать также было некуда. Причиной тому являлся жуткий чёрный монстр, оборотень, третьи сутки напролёт неотступно следующий за ним по пятам с непонятной и вряд ли благой целью.

Этот оборотень-убийца, да большая стая диких василисков-падальщиков, по обыкновению сопровождавших подобных крупных демонических хищников, сверкала в сгущающихся сумерках чарующими и голодными глазами – по-прежнему крались позади, неподалёку от него, по каменистому дну ущелья.

Не двигаясь с места, Эльстед выругался сквозь зубы, и Грёза увидела, как его аура, насыщенного цвета индиго полыхнула ослепительно-бриллиантовым огнём, подобно многогранному звёздчатому сапфиру, попавшему под яркий солнечный свет – так, что лучи красиво разошлись веером, будто в мрачном бесплодном ущелье, где не было ни травинки, внезапно расцвёл невиданный чудесный цветок! Расцвёл, и тут же стремительно начал гаснуть: аура Эльстеда серела и уменьшалась буквально на глазах.

Он вдруг покачнулся и едва не упал, оглянулся, – Грёза увидела, как он бледен, что делало его ещё более точной копией её погибшего возлюбленного, носферату Альстеда.

И тут только она запоздало вспомнила, что тартарические черви всех разновидностей имеют одну общую, неприятную для обычных людей особенность: генерировать мощное инфракрасное излучение, вызывающее неконтролируемое чувство страха, подавленность и весь спектр тому подобных, крайне негативных эмоций, к сожалению, как правило, заканчивающихся глубоким обморочным состоянием.

Как оборотень, Грёза была, конечно, неуязвима к такого рода коварным воздействиям, чего нельзя было сказать об Эльстеде, готового вот-вот лишиться чувств.

Особо не раздумывая, Грёза прыгнула вперёд. Сильная полевая структура её звериного тела победоносным кровавым карбункулом алела в густом сумраке наступающей ночи. Грёз просто уселась возле Эльстеда, как верная большая собака рядом с любимым хозяином. Он был обычным человеком и, конечно, не увидел, как свет души зверя, похожий на жаровню, полную тлеющих углей, поддержал и защитил его, окутывая с головы до ног, – только почувствовал это.

Странная то была, необыкновенная и пугающая картина: юный рыцарь Святого Ордена, на вид почти ребёнок, с невинным, ангельским лицом, и огромный губительный монстр, лютый зверь, родом из адской бездны, мрачно сидящий у его ног, с чудовищной злобой глядя на приближающийся выводок гигантских нематод.

Пытаясь обрести уверенность в себе, Эльстед неосознанным движением положил руку на мощную шею демонического хищника. Грёза вопросительно покосилась на него, и Эльстеду стало понятно без слов: решимость её взора, каменная гора мышц и тупая звериная сила, опасные кинжалы клыков – всё это почему-то принадлежало ему, по какой-то неведомой причине было за него, и на его стороне.

Черви подползли уже совсем близко. Они были подслеповаты и вряд ли видели Эльстеда и Грёзу, только лишь ощущали вполне удобоваримые биологические объекты на своём пути.

Грёза сделала ленивый шаг вперёд: многократно отразившееся горным эхом рычание было похоже на громовые раскаты. Это явилось грозным предупреждением. Вняв ему, тартарические черви прекратили движение, и, будто бы совещаясь, вопросительными знаками приподняли от земли остроконечные акулоподобные рыла с тускло блестящими точками слабовидящих глаз и отвратительными закорючками острых клыков в мёртвенно-бледных, раззявленных ртах.

Вертя головами, вся когорта недовольным хором запищала, громко и противно, не смея, однако, двинуться с места.

Тартарические черви имели коллективное сознание, которое, по причине своей многосоставности и примитивности развития, отнюдь не скоро могло прийти к окончательному решению.

Грёзе надоела эта канитель и она рявкнула ещё раз, презрительно приказывая гигантским нематодам убираться с дороги.

Через несколько минут, черви, всё так же недовольно пища, суетливо развернули грязно-серые кольчатые тела и поползли в обратную сторону. Это было позорное бегство, ибо демонический хищник, подобный оборотню, мог запросто уничтожить всю когорту этих смертельно опасных для обычных людей и животных пресмыкающихся.

При виде отступающих червей Эльстед вздохнул с несказанным облегчением.

Когда черви исчезли из виду, все до последнего и перестало слышаться их противное пищание, Грёза обернулась в человека, и с предовольным видом посмотрела на спасённого Эльстеда, не обращая внимания на то, как его поразила эта метаморфоза.

При виде её прекрасной обнажённой натуры Эльстед покраснел и скромно отвёл глаза. По лицу Грёзы, в свою очередь, скользнуло насмешливое выражение, красивые губы тронула улыбка.

Всё-таки, он был слишком юн для рыцаря Святого Ордена, таким невысоким, хрупким, совсем ещё молодым, действительно, неиспорченным, невинным и наивным.

- Одолжите-ка мне свой плащ, сэр рыцарь! – с изрядной долей иронии промурлыкала Грёза.

Эльстед повиновался, как истинный джентльмен, оставшись в одном сюркоте – длинной тунике, обычно надеваемой рыцарями поверх кольчуги и предохраняющей доспех от порчи и нагрева солнечными лучами.

- Опять вы, Грёза… – смущённо пробормотал он.

- Мир тесен, – философски ответствовала Грёза, изящно завёртываясь в дорогую белую материю, украшенную серебряными крестами. – Кстати, вы опять не поблагодарили меня за своевременное вмешательство, Эльстед, славный потомок князей Бреальдьеге! – насмешливо добавила она, с преувеличенным вниманием разглядывая такой знакомый фамильный герб, вышитый на одежде молодого рыцаря: чёрный ворон на красном поле – родовой герб Бреальдьеге.

Эльстед принялся было пристыжено бормотать слова извинений, однако Грёза тут же остановила его:

- Не будем терять времени, пойдёмте! – сказала она. – Я вижу, нам по пути.

- Вам известно, куда я направляюсь? – Эльстед вопросительно воззрился на Грёзу, в то время, как та, конечно, безо всякого труда читала его мысли, словно раскрытую книгу.

- В зыбучие дюны дальневосточных берегов, – преспокойно молвила собеседница, шагая рядом с Эльстедом, не уставая удивляться тому, как всё же, тот был похож на её погибшего возлюбленного носферату.  – …И можете не говорить, зачем, – продолжала она с лёгкой грустью. – Понятно и так. Разбитое сердце, несчастная любовь… Ищете какое-то средство от всего этого, мечтаете о забвении. Я угадала?

Эльстед снова покраснел, и, кажется, рассердился.

- Фи! Как вы ещё молоды! Однако, – в голосе Грёзы зазвучали деловитые нотки, – отправляться одному в столь опасное путешествие – весьма самонадеянно с вашей стороны. По крайней мере, на мой взгляд, – резонно заметила она.

- Так получилось, – был сдержанный ответ.

- Предлагаю составить друг другу компанию.

- У меня есть другой выбор? – с запоздалым сарказмом осведомился Эльстед.

- Не думаю, – поистине дьявольским тоном возразила Грёза.

Они шли рядом в прохладном сумеречном полумраке, и Эльстед чувствовал, почему-то, что с этой, едва знакомой ему, опасной и непонятной Грёзой, почти насильно навязавшейся ему в спутницы, он может быть, всё же, совершенно откровенен.

- Бывало в твоей жизни такое: любишь человека, доверяешь ему, а он тебя предаёт? – задумчиво спросил Эльстед.

- В основном все люди так и поступают, – холодно ответила Грёза. – Ты не знал? В этом мире положиться можно только на зверей, да и то, если они добровольно признают твоё превосходство, или… почему-то любят тебя…

Эльстед с удивлением посмотрел на свою спутницу: последние слова явно дались ей с превеликим трудом.

Он ясно ощущал неимоверную тайну, скрывающуюся в ней, чувствуя предопределённость и не случайность этой необыкновенной встречи. Меж тем, Грёза продолжала их странный разговор:

- Зачем тебе Незримая Риза? – внезапно, хладнокровно и прямо спросила она.

Уже не удивляясь такой сверхъестественной проницательности, Эльстед и не пытался уйти от ответа:

- Не знаю, есть ли кто несчастнее, чем я, –  проговорил он. – Оборотень-полукровка, воспитанный в стенах святой обители и ставший оттого обычным человеком…

Мне постоянно снится один и тот же сон: как будто утраченная половина моей души блуждает по тёмным лесным дорогам и жалуется на то, что её больше нет! Плачет о том, что её убили! Моя прекрасная, волшебная, вторая  половина! Плачет и жалуется!

- Хочешь воскресить её? – воскликнула Грёза.

- Да, хочу! – был скорый ответ. – Хочу воскресить своё погибшее второе «Я», забыть горечь утрат и не страдать так безнадёжно! Хочу стать таким же, как ты и все вы, оборотни! Сильным, независимым, самодостаточным! Всецело всем самим собой! Таким, как… неважно.

«Однако наши цели совпадают, – довольно подумала Грёза. – Какая редкостная удача!»

- Я с удовольствием помогу тебе, – промурлыкала она. – И, всё же… ты слишком долго был человеком… Знаешь ли ты, что это такое – стать зверем?