Виски со льдом - 1

Из записок офицера внешней разведки

В рассказе использованы стихи Александра Мерзляева с его согласия.


  Когда мне за рубежом на английском языке предлагают виски со льдом, я так меняюсь в лице, что бармены иногда пугаются. Дело в том, что проект дизельной субмарины «эс триста шестьдесят три», который был реализован в пятидесятых годах прошлого столетия, – с тех пор советские лодки этой удачной конструкции бороздили океанские просторы, – на Западе, непонятно почему, окрестили Whiskey.
 
  Виски со льдом по-английски пишется Whiskey on the rocks, что в буквальном переводе означает Виски на скалах, и теперь остается лишь объяснить, почему сию, казалось бы, безобидную английскую фразу я всегда воспринимаю в буквальном переводе, испытывая при этом непередаваемый букет острых ощущений. Речь пойдет о памятном инциденте, который в октябре восемьдесят первого года буквально поставил на уши всю Швецию.

  В сентябре того года я собирался в отпуск, а мой коллега Володя Антонов, улыбчивый, тихий миниатюрный парень, с которым мы дружили, он часто бывал у нас в гостях и восхищал мою жену своей рыцарской обходительностью и профессорской рассудительностью, готовился к выходу в море на корабле Балтийского флота. Внезапно Володя заболел, врачи нашли у него что-то серьезное и направили в московский госпиталь. Руководству пришлось срочно менять планы, и вместо него в море отправили меня.

  В то время проходили учения, посвященные очередной годовщине Октябрьской революции. В моем ведении находились гидрографические суда и поначалу меня хотели, в самом деле, отправить на «Линзе», однако в последний момент включили в экипаж «эс триста шестьдесят третьей», – одного лишь особиста начальству показалось мало, поскольку на борту субмарины присутствовал представитель штаба Балтийского флота.

  Месяц в учебном походе пролетел как один день, я узнал для себя много нового, – и в плане организации разведывательной деятельности, и по общим вопросам службы подводного флота. После успешного выполнения учебной задачи, которое командование оценило на отлично, мы возвращались домой, царила благостная атмосфера, как вдруг мощный удар, сопровождаемый противным звуком скрежета металла о камень, повалил всех вниз.

  В тот день, двадцать седьмого октября, все шло, как обычно, однако вечером случилось непредвиденное. Было около двадцати двух часов, я вместе с особистом находился в кают-компании и рассказывал ему одну примечательную историю Наташи, которую взяли в качестве кока в один из походов на беду экипажа. Мой рассказ пробудил в нем, обычно чрезвычайно сдержанном, нешуточный интерес.

  Видимо, упоминание о Наташе имеет не совсем добрую энергетику. Внезапный удар был настолько силен, что я опрокинулся назад, с размаха врезался затылком в переборку, на мгновение потерял сознание, сверху со стола на меня съехали металлические тарелки с мясом и гречневой кашей, а жирная подливка щедро облепила лицо и грудь.

  В каком-то сумеречном состоянии я машинально отметил про себя, как на камбузе ужасно громко загрохотали кастрюли. Крен, в мгновенье ока сдвинувший с мест все незакрепленные предметы, не исчез, и теперь всем приходилось либо ползать на четвереньках, либо ходить, хватаясь за поручни и ручки.

  Первоначальный шок сменился вопросом, но командир не мог прояснить ситуацию. Судя по всему, мы сели на мель, что, однако, противоречило расчетам штурмана, согласно которым мы находились в открытом море в шестидесяти пяти милях к юго-востоку от шведского города Карлскруны.

  Особист насторожился, словно гончая, почуявшая запах добычи. По его мнению, действия командира походили на спланированную провокацию, а я вдруг вспомнил примечательные переговоры из центрального поста с радиометристом, которые слышал полтора часа назад.

  – Товарищ командир, прямо по курсу – шведская береговая радиолокационная станция!

  – Ты думай, чего городишь-то! В открытом море?

  – Виноват, радиолокационная станция шведского эсминца, характеристики уточняю.

  – Другое дело!

  В конце концов, в присутствии представителя штаба, который сильно нервничал и вносил сумбур и сумятицу, которых и так хватало, командир сообщил, что перед тем, как сесть на мель, субмарина шла в надводном положении на скорости семь узлов, заряжая аккумуляторы.

  – Вы можете точно указать, где мы сейчас находимся? – не выдержав, раздраженно сказал представитель штаба.

  – В открытом море, в этом нет никаких сомнений, координаты уточняем.
 
  Когда поднялись на мостик и включили прожектора, в их дальнем свете мы увидели какие-то огромные белые глыбы, похожие на ледяные торосы.

  – А может мы в Северном ледовитом океане? – язвительно сказал представитель штаба. – Делайте что-нибудь, не сидите, как дед на завалинке, дайте задний ход!

  – В нашем положении задний ход может усугубить ситуацию.

  – А разве есть что-то такое, что может еще больше усугубить вашу ситуацию? – с плохо скрываемым издевательским ударением на слове «вашу» сказал представитель штаба.

  Командир как в воду глядел. Дали задний ход, субмарина развернулась, крен немного уменьшился, однако в следующий миг она мертво села на скалы, и теперь ее можно было стащить на глубину только с помощью буксира. Плюс ко всем напастям штурман вдруг начал путаться в вычислениях.

  Вначале он сообщил, что мы по-прежнему находимся в открытом море, однако выдал такие координаты, услышав которые, все схватились за голову. Когда их перенесли на карту, оказалось, что мы находимся на территории Польши близ города Дарлово, – не иначе прошли по доселе неизвестным картографической науке подземным шхерам, наполненным водой.

  Я пригласил его к себе на пару слов.

  – Анатолий, власть – это когда ты умеешь делать то, чего не умеют другие. Вы – штурман, или в море просто погулять вышли?

  Он буквально посерел от моих холодных слов и пулей выскочил из каюты, а я лег на кушетку, чтобы привести мысли в порядок. Итак, совершенно непонятно, почему навигационное оборудование выдает ложные сведения. Возможно, приборы не виноваты, а виноват штурман, он намеренно вводит экипаж в заблуждение. Глядя на него, нетрудно было заподозрить, что он, кажется, что-то скрывает.

  Пришел особист и оторвал меня от мрачных раздумий. Коротко посовещавшись, мы единодушно пришли к одному и тому же мнению, – следует срочно трясти штурмана, пока он не натворил еще чего-нибудь.

  Тем временем замполит ходил по отсекам, успокаивая людей. Обойдя весь экипаж, он заглянул к нам и прервал наш разговор.

  – Товарищи офицеры, прошу не волноваться. Все от усталости. Расслабились! Дознание особиста внесет лишнюю нервозность, все и без того взвинчены. Заявляю под свою ответственность, что никаких признаков деятельности, враждебной советской власти, не имеется. Все обойдется, делается всё возможное, думаю, что к утру ситуация прояснится. В случае осложнений готов ответить своей головой!

  Вдруг он улыбнулся, взял мою гитару и очень душевно спел песню, кажется, Юрия Визбора, в ней был такой припев.

И нет побережий вдали,
Лишь гидролокатор поёт,
И все океаны земли
Качают наш доблестный флот.

  Концовка песни, как и она сама, была замечательная. Когда заключительный аккорд стих, я взял из рук замполита инструмент и повторно спел концовку, немного изменив ее с учетом нашего положения.

Ты, мама, не печалься,
По скалам, крытым льдом,
Усталые отчасти,
Мы в порт родной придем!

  Утром, когда рассвело, в самом деле, произошло прояснение ситуации. Оно ударило нас, как обухом по голове. Вокруг субмарины вместо безбрежного моря мы обнаружили одни лишь черные камни, большими и малыми островами возвышавшиеся на полтора метра из воды. Ночью в свете прожекторов они выглядели белоснежными, вводя в заблуждение.

  Улучив момент, когда командир остался на мостике один, я обратился к нему.

  – Товарищ капитан третьего ранга, разрешите поинтересоваться, – что собираетесь предпринять.

  – Будем сниматься с мели своими силами.

  – Вы, кажется, совершили одну ошибку, наверное, нет смысла повторять ее.

  Он резко развернулся в мою сторону и тяжело уставился прямо в лицо.

  – Какую еще ошибку?

  – Вы не доложили командованию о неисправности навигационного оборудования и понадеялись на штурмана, однако он за несколько лет службы так привык к бесперебойной работе автоматики, что успел забыть как теоретические основы, так и практические навыки навигации.
 
  Командир миг смотрел на меня так, словно неожиданно увидел перед собой редкое животное, а затем горько ухмыльнулся.

  – Неплохо работаете, всё успеваете. Раскололи штурмана?

  – Да что вы, боже упаси! Его растерянный вид, и вот эти примечательного вида скалы, которые чернеют вокруг, рассказали мне все довольно проникновенно. А еще, если прочертить окружность, положив на нее координаты, вычисленные штурманом, то помимо польского Дарлово на ней окажется, правда, в противоположной стороне, шведский порт Карлскруна, а вот эти самые скалы – характерный ландшафт именно шведского, а вовсе не польского побережья. Для того, чтобы понять, что после повреждения оборудования штурман завел нас в шведские территориальные воды, совсем необязательно его раскалывать.
 
  Командир угрюмо нахохлился, холодно поджал губы и отвернулся.

  – Я давно это понял, однако пока не хотел никому говорить, чтобы не будоражить экипаж, люди и так на пределе.

  – Мы случайно повредили пеленгатор, зацепившись за сеть проходившего мимо сейнера?

  – Угадали.

  – Интересно, где же мы, в конце концов, находимся. Штурман уточнил координаты или нет?

  – Уточнил, мы находимся в двенадцати милях юго-восточнее Карлскруны, а в двух милях северо-западнее расположена секретная шведская морская гавань, и мы едва не пожаловали по замаскированному фарватеру к ним в гости.

  Его слова подействовали так, словно командир от души окатил меня из ведра ледяной водой из фьорда. Мало того, что мы вторглись в чужие территориальные воды, так к тому же еще наше местоположение оказалось таким, что нарочно не придумаешь.

  Карлскруна – головная военно-морская база шведов, и мы застряли у них под самым носом! Получается, – надо отдать штурману должное, – после моего с ним разговора он все-таки взял себя в руки, произвел необходимые вычисления, однако от этого лучше не стало.

  – А мины?!.. Вход в гавань нашпигован ими!!..

  – Если бы я верил в бога, то сейчас стоял бы на коленях и молился.

  – Ближайший ориентир?

  – Остров Турумшер, это его скалы.

  – Надеюсь, вы не возомнили себя вторым Валерием Саблиным, и официального обращения через шведские средства массовой информации к советскому правительству с требованием предоставить телеэфир не планируется?

  Командир мой юмор не оценил, его густые черные брови сдвинулись к самой переносице.

  – Бросьте вы! Я, конечно, понимаю, что наш особист не дремлет, однако сейчас не до шуток, а штурману от меня достанется на орехи, разозлил он всех капитально!

  – Хм, а что от этого изменится?

  Он лишь раздраженно отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, показывая, что разговор окончен. Спуск водолазов ничего не принес, кроме подтверждения факта посадки на камни. Никаких сомнений в том, что мы прочно зацепили брюхом скалистую отмель, теперь не оставалось.

  Несчастный экипаж карабкался по наклонным палубам, не понимая толком, что происходит. Поверить в то, что мы заблудились и сели на шведские скалы, как сельдь на вилку, люди просто не могли.

  Сообщать в Москву о происшествии командиру не хотелось. Понятное дело, – за такие дела командование не погладит по головке! Назревает международный скандал, и как выпутаться из этой невеселой ситуации, вряд ли Москва подскажет, а вот разнос и раздача слонов намечаются, судя по всему, капитальные.

  Мне было хорошо известно, как шведы относились к нашим субмаринам, они им мерещились буквально везде! В стае лебедей среди белоснежных голов они вдруг различали головку перископа, близ стада тюленей сонары будто бы фиксировали вовсе не подводные брачные крики морских животных, а шумы винтов, и так далее.

  Наши субмарины, якобы постоянно пасущиеся в их территориальных водах, они гоняли эсминцами, противолодочными вертолетами и неоднократно атаковали глубинными бомбами. Возможно, улов оглушенной рыбы в такие дни существенно увеличивался, однако никаких убедительных доказательств того, что советские подводные лодки нарушали государственную границу королевства, мировому сообществу предоставлено не было, и вдруг такая удача!

  В связи с этим было втройне удивительно, что ловить нас никто почему-то не торопился. Наконец, около одиннадцати часов утра показался патрульный катер со смешно торчащими усиками антенн.

Продолжение см. Виски со льдом - 2.