Тигровая падь глава 3-4

Глава 3

     Спать хотелось так, что глаза слипались. Увидев висевший в ванной халат Артёма, решила, что всё завтра. И одежду Зинину наденет, и фото посмотрит. Артём сказал, что чемодан с альбомами на антресолях. От Ксюши спрятал. А сегодня мыться и в постель. Почти заснув в ванне, она вдруг прореагировала на запах пропахшего Артёмом халата. Долго не могла уснуть, вертелась с боку на бок, ругала себя, что поленилась и не перестлала постель, на которой спал Артём. Этот мужчина её тревожил. И не потому, что он муж Зины, она и не знала, кто он, пока сам не сказал. Удивлялась себе. Он, увидев, смотрел на неё, как на самую последнюю шлюху. Не влюбилась же она в мужа сестры? И если она жива, а ей хотелось так думать, то пережить это будет трудно. Хотя у него, скорее всего, давно другая женщина.

     Утром её звонком разбудила мама. Она долго не решалась взять трубку, а телефон всё звонил и звонил. Наконец, решившись, подняла и сразу услышала, как мама, плача,  спрашивает про Варю. Стряхнув с себя сонную одурь, спросила.

   – А что, вчера её не искали? Третьи сутки идут.
   – Все думают, что вы вместе к молодым людям уехали и домой не торопитесь.
   – Она, может, и не торопится, ей Борис понравился, да боюсь, как бы с ней чего-нибудь не случилось. Наверное, в милицию надо идти.
   – Нет, Олечка, нет, дождись Артёма. Не ходи одна. Боюсь, узнают, что ты жива, неизвестно, чем всё кончится. – И мама отключилась.

     Ольге больше не спалось. Подивившись, что у Артёма, которому и кормить-то некого, так много продуктов, заварила чай. Пока пила, открыв банку сгущёнки, вспомнила, что у её подруги Томы, муж которой топограф, тоже вся кухня завалена банками с тушёнкой и сгущёнкой. Она ей жаловалась, что в экспедиции, где он работал, чтобы взять 5 кг муки, бывшей в огромном дефиците, нужно взять под зарплату ящик баранины или конины. А в ящике 63 банки. Ольга с мамой любили нежирную конину и с удовольствием покупали у неё тушёнку. А баранину она в посылках отправляла своей маме. Тома рассказывала, что когда ушла в декрет, никуда не собиралась ехать. Дом был ведомственный, и жили в нём только друзья её и мужа. Решила, что как начнёт рожать, свои не бросят. Оставался месяц до этого события, когда весь дом был разбужен едущей по улице техникой. Везли солдат, пушки, ехали полевые кухни. Город был небольшой, и едущие, огибая его по гравийке, танки, тоже были хорошо слышны. В городе базировалось два военных городка. А граница была рукой подать, пешком дойти можно. И в той стороне, куда ехала техника, всё грохотало без пауз. Как раз сутки назад запретили в экспедиции командировки людям младше 56 лет. А тут ещё с китайцами отношения хуже некуда. Даже «Правда» опубликовала, что китайцы оставят в живых только девочек и женщин до 30 лет. Вечером все, не сговариваясь, вышли на детскую площадку: оставаться дома в одиночестве было страшно. Мужья в поле, дети маленькие. 80 километров для современной техники не расстояние. Тома вспомнила и рассказала им, что когда они с мужем молодыми специалистами отрабатывали три года в Бурятии, рядом был военный аэродром, в ангарах, под землёй, стояли самолёты. И когда вся дивизия поднялась одновременно в воздух, окна треснули на мелкие осколки. Комаров было много, спали все под пологами. И летевшие осколки, теряя траекторию, путались в марле. А два дня перед этой ночью в сторону Тувы шли войска. Они сначала тоже испугались, когда в конце рабочего дня возвращались на базу. Машина не могла зайти на асфальт, встречный поток солдат всё не кончался. Час подождав, поехали прямо по степи. А утром по рации сказали, что это учения, и что собрана вся Бурятия и Читинская область. Все офицеры  и солдаты запаса. И тоже не разрешали до 56 лет выезжать в командировки. Она часто вспоминала этот день:

   – Представляешь, Олечка, к полночи, в город пришла фронтальная гроза. Её мало кто, как и шаровую молнию, видит за всю свою жизнь. Молнии били в землю, не переставая. И всё вокруг напоминало ад. Казалось, небо сейчас последний раз прогремит и расколется навсегда. Грохотало около часа. Наконец, шипящие на дожде, как змеи, молнии начали удаляться. И как потом выяснилось, действительно были учения. Но кто жил в своих домах на окраине города, ещё долго вспоминали, как по железным дотам, которых настроили от самой границы, когда китайцы вероломно напали на остров Даманский, постоянно попадая, били молнии. В домах, где выключили телевизоры, но не выдернули розетки, из них вылетало синее пламя, и по всей квартире пролетала стрела, часто попадая  в открытые летом трубы печек, и тогда казалось, что дом сейчас развалится.
     Я решила, что уеду к родителям. Там центр Сибири и далеко от всех границ. Пошла утром прикупить продуктов в поезд, в магазине в очереди наслушалась страстей и про шаровые молнии, и про погибших людей. Какая-то женщина, лет сорока, не скрывая слёз, рассказывала:
   – Одна дочка сидела за пианино в соседней комнате, когда в зале вдруг резко будто что-то разломалось и треснуло. Из радиолы выскочил огненный шар. На диване, прямо у радиолы, сидела ещё одна дочка с пришедшей переночевать и пошептаться подружкой. И что бы эта молния в квартире наделала, теперь не узнаешь, если бы не вернулся домой сын.
     Гардероб у нас, как войдёшь, в комнате слева. Он дверь в эту минуту открыл и сразу шагнул из коридора в гардеробную. Молния, уронив и дочку у пианино, и девочек на диване, устремилась по коридору к открытой двери. Не успела и всё равно вышла на улицу, выжгла прямо в брёвнах стены круг, рядом с дверью. Потом долго по огороду прыгала, пока её земля не поглотила. Надо ремонт делать. – Томочка побежала домой, поняв, что пока муж не приедет она, от мамы не вернётся.  Вспоминая весь этот день, она ненадолго примолкла, потом, вспомнив об Ольге, заговорила, – вот тут уж, Олечка, я поняла, что рожать одна в доме не останусь ни за что. И уже вечером ехала к маме и, не переставая, покупала свежие огурцы. В придачу к ним шли рыбные консервы. Был конец мая, и огурцы продавали только из ресторана. Когда я выходила из поезда, за 4 суток скопилось куча банок хека. Я это к чему? Ты ещё немного потерпи мой трёп, расскажу. Мама меня, конечно, не ждала. Картошки своей было полно и молоко со сметаной в городе продавали, вот она быстро пожарила картошку, с молоком подаёт на стол и говорит: «Хоть бы какие рыбные консервы были. Даже на рынке ничего съедобного почти нет». Мне так стыдно стало, что я кучу этих банок просто оставила под столом в купе. С тех пор все банки, что нас брать заставляют, в придачу то к мясу, то к муке, я маме  посылаю.
 
     Ольга тогда устала, и время было позднее, уже встала попрощаться, но Тома, оказывается, поделилась не всем.

   – Подожди, самое смешное, что на границе с тех пор ничего не случалось. Зато у родителей натерпелась страха. Сначала ко мне в роддом пришёл восьмилетний племянник, весь в синяках, его градом побило, пока через улицу до моей тётушки бежал. Град был с голубиное яйцо. Он без сознания упал. Увидел кто-то из окна, спасибо, выскочил, домой занёс. Скоро и нас домой выписали. У дочки ещё пуп не отвалился, снова стихия. Ночью начался ливень, как из ведра. Рядом со складом солярки и бензина заискрили зависшие друг на друге провода. А это 900 тонн в ёмкостях и метров 120 от родительского дома. Ночь, не могут до энергетиков дозвониться, чтобы посёлок обесточили. Совсем рядом со складом дом на три семьи. Мы с мамой быстрее в лодку с дочкой побежали. На берегу жили. Наспех тулупов, укрыться, нахватали, главное, поскорее уплыть. Если взорвётся, от посёлка ничего не останется. Сосед спас всех, правда, сам сразу сгорел. У него пятеро детей было, и когда огонь по проводам пошёл к складу, схватил палку, и ею, мокрой, разъединил провода, а сам весь чёрный упал. А тут и посёлок обесточили. Мы отплыть не успели, папа прибежал на берег, сказал, что можно возвращаться. Утром от этого склада с горючим и следа не осталось, всё вывезли и бульдозером разровняли. Теперь, Олечка, можешь идти, я тебе всё про это ненормальное лето рассказала.

     Вспомнив Томочку, Ольга поняла, откуда в темнушке стоят до самого потолка ящики с тушёнкой и сгущёнкой. Да и Артём, начальник  партии, мог на весь сезон набрать и потом понемногу увозить. Всё равно квартира пустая. Пока вспоминала Тому, выпила пять стаканов чая. Поняла, что тянет время, боится смотреть фотографии, трогать Зинины вещи.  Решившись, резко встала и пошла прямо к антресолям. Приподнявшись на цыпочки, открыла дверцы и увидела старый фибровый чемодан. Стащив его на пол, открыла. Он был набит альбомами. Как Артём не понял, что пережив такое, живя в детдоме и помня  родителей, их фото и фото семьи будешь хранить всю жизнь. Если бы даже рассталась с Артёмом, ребёнка и фото не бросила бы. Ольга стала что-то слишком слезлива, и когда подумала, что Зины больше нет, опять расплакалась. Сквозь слёзы открыла детдомовский альбом и на первой фотографии увидела себя и мужчину с женщиной рядом с ещё одной девочкой, одетой точно так же. Фото было сделано в ателье. Она сама не знала, почему это фото именно её. Может быть, потому, что когда мама фотографировала её маленькой, она всегда требовала сшить ей такое же платье. Но оно не было точно таким, мама говорила, что не может понять, что ей шить. Ольга плакала и требовала посадить голубое пятнышко. На этом платье пятнышко было на рукаве, видимо, в доме красили совсем недавно окна. А вот у второй девочки пятна не было. Она долго разглядывала мужчину с женщиной, не могла понять, похожа она на них или нет. Потом догадалась сравнивать Зину. Снимок был чёрно-белый, но глаза у мамы и Зины выглядели одинаково, были светлые, значит, и у неё мамины серые глаза. Если Ольга злилась, глаза становились голубыми и яркими. И когда радовалась, тоже. От папы ей достались чёрные, как говорят, соболиные брови. Правда, и нос от него. Не сказать, что он её сильно портил, но хотелось бы, чтобы был несколько поменьше. У мамы нос поаккуратнее, но тоже крупный.  А вот губы у них с Зиной ни на чьи не похожи. Поставила фото на столик, в чемодане нашлись и рамки от них. Видимо, Зина всегда их держала на виду. Полистала Зинины альбомы. В детдоме фотографии в альбом дарили к каждому дню рождения. И, как ей рассказывала знакомая девочка, все дни рождения за месяц объединяли в один день. Поэтому фото самой владелицы альбома и группа именинников за этот месяц. Стали попадаться фотографии любительские, наверное, в детдоме кто-то занимался фотографией. Она полистала альбомы. Поняла, что много снимал Артём. Больше всего снимков тайги и семьи. Посмотрев на часы, удивилась, что уже обед, а она всё ходит в халате Артёма. Про себя усмехнулась. Как её бросили в озеро голой, так она больше ни разу в свою одежду не одевалась. Да и нет её у неё. Идя к шифоньеру, поняла, что сейчас узнает, как пахла её сестра. Запах её кожи и парфюма. Достав и побросав на кресло все женские платья, стала около него на колени, зарылась в них лицом и поклялась самой страшной клятвой: не успокоится, пока не узнает, что случилось с её сестрой. Всё у них было одинаковое, даже духи. Ольга быстро поднялась и решила съездить сегодня на вокзал и найти носильщика. Но не изменив себя совсем, на вокзал было ехать опрометчиво. Надев простенькое платье, она спустилась во двор. Когда въезжала на такси, видела рядом парикмахерскую. На её счастье мастер только освободился, а в очереди никого не было. Без сожаления обрезав и покрасив в чёрный цвет свои пепельные волосы, укладывать не стала. Посушив, выскочила во двор и наткнулась на вчерашнюю женщину.
 
   – А вы Зинина родственница? Похожи, но она волосы никогда не стригла. Что же вы все Артёма бросили? Тяжело одному, а жениться снова не хочет. Мать болеет, первая группа инвалидности. Мы пытались ему невесту найти. Так он нас послал куда подальше.
   – Я Зинина сродная сестра. Извините, я тороплюсь. Ольга радовалась, что сходила в парикмахерскую, теперь не надо будет притворяться, что потеряла память. И что встретила эту любопытную тётку: она сама представит её всему дому. Бояться, что сочтут воровкой, больше не  надо. Значит, можно переодеваться, и на вокзал.

     Густо накрасив ресницы и брови, она сама не думала, что будет походить на кавказскую женщину. А надев голубое атласное платье, поняла: если бы за эти дни не сбросила пару килограммов, то это красивое, в облипочку, голубое платье, ей бы ни за что не надеть. Она понимала, что теперь не сразу её могут узнать даже близкие  люди. И со спокойной душой отправилась на вокзал. Вот и привокзальная площадь. Конец рабочего дня. На площади конечная остановка многих автобусов. Думая, что в такой толпе затеряться пара пустяков, расслабившись, Ольга решила выпить стакан сока. Услышав в очереди знакомый голос, ей хватило ума не повернуться. Подошла к остановке автобуса и, скосив глаза, увидела Хромого. Это его голос показался ей знакомым. Он шёл сейчас прямо по центру площади и всех разглядывал так, будто кого-то искал в толпе. Скользнув по ней равнодушным взглядом, прошёл мимо. Даже через годы Ольга будет помнить свой страх, и ужас, и облегчение от того, что пронесло.  Проследив, в какой номер автобуса сел Хромой, она знала, что лучше пойдёт пешком, чем когда-нибудь в него сядет.

     Глава 4

     Объявили прибытие поезда. Ольга поспешила на перрон. Фамилию носильщика, когда Артём рассказывал, как искал Зину, она запомнила. Поезд ещё не подошёл, и, увидев толпу мужчин с тележками, она поспешила к ним.

   – Извините, пожалуйста. Вы не знаете, как мне найти Филатова?
   – Ну, я, Филатов. А что хотела?
   – Понимаете, два года назад пропала моя сестра, и только вы запомнили, что она прибыла на станцию. Хотела, чтобы вы донесли до такси ей вещи, но ваш сцепщик сказал, что он сам поможет, и что они знакомы. Она не возражала, а сцепщик, в тот же день уволился. И они, наверно, действительно были знакомы. А вы фамилию сцепщика не помните?
   – Конечно, нет, два года прошло. Завтра поезжайте в отдел кадров ж.д. Представьтесь родственницей или невестой, вам всё и расскажут. Лучше невестой. А что его фамилию не знаете, так он вас обманул. Кстати, а число, когда он уволился, помните?
   – 2 августа, два года назад.
   – Хорошо бы ещё про ребёночка соврала, тогда тебе его фамилию из-под земли достанут. Бабы народ жалостливый.

     Поблагодарив и узнав адрес отдела кадров, поняла, что если поторопится, то успеет до конца рабочего дня. Почти бегом добежала до управления ж.д. Пока поднималась на второй этаж, с удивлением почувствовала на глазах влагу. Видимо, всё, что как-то связано с Зиной, сближает её с сестрой. И ей горько. Все уже собирались уходить. На столах аккуратно лежали стопочками папки. Женщины торопливо красили губы, готовясь выйти на улицу.  Все дружно повернулись к двери, с негодованием думая, кому же из них придётся задержаться. Ольга, с полными слёз глазами, начала рассказывать, как ей трудно. Как она недавно узнала, что отец её ребёнка два года назад работал у них. Что он соврал свою фамилию, а паспорт его она не видела. Недавно встретила бывшую подругу, к которой он переметнулся, узнав, что она ждёт ребёнка. Вот та и сказала, что работал он сцепщиком и уволился 2 августа два года назад. Она тоже не знает фамилию, но, наверное, в тот день не так много сцепщиков увольнялось. С сочувствием посмотрев на Ольгу, самая молодая, бросив на ходу, что она в архив, через пять минут вернулась с папкой двухгодичной давности. Быстро найдя август, что-то написала на листочке и подала Ольге. Покачав головой, сказала:

   – Я тоже его помню, он ко всем женщинам цеплялся, а сам по анкете из детдома. Зачем он тебе? Раз не зарегистрированы, алименты вообще не положены. Были бы у него родители, они могли помочь, а так только зря найдёшь. Да и уволили его за прогулы, он со 2 августа как раз перестал на работу выходить.
   – А вдруг у него совесть проснётся? Да и сыночек, если захочет, будет знать, кто его отец. А если он его увидит и полюбит? Спасибо вам большое, если бы вы знали, как я вам благодарна.

     Быстро выскочив за дверь, Ольга подумала, что в ней, наверное, пропадает актриса. Она сама поверила, что её бросили беременную. Отмахнувшись от нелепых мыслей, развернула бумажку. Размашисто на ней было написано: Глеб Иванович Найдёнов, 30лет, прописан по ул. Советской, 22. Задумавшись, куда идти, в детдом или по адресу, решила, что утро вечера мудренее. Сегодня лечь пораньше спать, а завтра с утра в детдом. Надо узнать, что он вообще за человек. Наверняка найдётся кто-нибудь из персонала, кто его помнит. Ещё на лестнице услышала, что звонит телефон. Не разуваясь, схватила трубку, почему-то подумав: звонить может только мама. Артём в поле, кому он бывает нужен, наверняка знают. Она оказалась права, только то, что услышала, не обрадовало.

   – Оленька, Варя не объявилась. Скажи станцию, где вертолётчики базируются. Я тебя не выдам, скажу, что ты мне сказала, куда едете, и про Бориса расскажу. У них в милиции заявление приняли. Пусть ищут. А ты сиди и жди Артёма, по городу не ходи.

     Раздевшись и пройдя на кухню, разогрела банку тушёнки, вскипятила чайник. Стала есть и думать. Её саму попытались убить, возможно, и Варю. Что же происходит? Какие тучи над ней собираются? И как выпутаться из свалившихся на неё неприятностей? Ничего не болит, а ночами часто не спится. Только забудется, как кто под бок толкнёт. Вроде о чём-то предупреждает. Допив чай, опять достала Зинин альбом и стала более внимательно его изучать. С самого первого листа начала читать все фамилии. Зина подробно комментировала каждое фото; даже встретившуюся собачку, очень миленькую, с нависшей на глаза чёлкой, представила как Люську. Ольгу уже клонило в сон, когда на ежегодном фото именинников появилось новое лицо. Глеб Найдёнов, переведён из детдома в Хабаровске. Внимательно вглядываясь в детское лицо, Ольга пыталась представить его взрослым. Чем чёрт не шутит, городок у них не такой большой, а ул. Советская идёт параллельно с её улицей. Так ничего и не найдя знакомого в лице Глеба, решила, что пора спать. Утром, всё утром, приговаривала она, торопливо раздеваясь. Спать расхотелось, только голова коснулась подушки. Мысли, каким-то нелепым хороводом окружили голову. Наверное, она иногда засыпала, тонула в воде, в ужасе выныривала, и глаза сами открывались. Уже светало, когда Ольга, наконец, заснула. Но и сон был тревожным. Ей снилось отложившееся в подсознании ощущение опасности. Только с какой стороны она приближается, и как непосредственно выглядит, или это просто загадочное стечение обстоятельств, сон ответа не давал.

     Звонок звонил так настойчиво, что Ольга, с трудом вынырнув из тяжелого сна, ничего спросонья не соображая, поплелась к двери. Ничего не спрашивая, открыла и лишилась способности передвигаться. Пожилая женщина решительно прошла мимо неё. Заглянула на кухню, в спальню и обернулась к стоящей лишившейся дара речи Ольге. Поджав губы, сказала:

   – Я не уборщица, убирать за всеми. Приду из магазина, чтобы и духа твоего не было. Приедет Артём, он и будет решать, кому здесь жить, да и жениться, он вроде не собирался.

     Развернувшись около онемевшей Ольги, тётка быстро зацокала каблуками по лестнице. А она, ожив, с бешено колотящимся сердцем села среди сбившихся в комок простыней. И тут же вскочила, поняв, что если не уйдёт до её прихода, та выгонит её на лестницу в буквальном смысле, в чём мать родила. Найдя на кухне хозяйственную сумку, быстро набила её Зиниными вещами. Закрывая дверь на замок, услышала, как кто-то поднимается, и быстро вбежала на верхний этаж. Было слышно, как женщина вошла в квартиру. Ольга пулей выскочила из подъезда. Еще не решив, что ей делать, понимала, что главное – оказаться сейчас как можно дальше от гостеприимной квартиры Артёма. Поняв, что убежала порядочно, остановилась и огляделась. Подошла к какому-то, дому и села на скамейку рядом с вышедшей покурить девушкой. Мысли были невесёлые. Мама у Артёма сущая мегера. Она сразу узнала её по фотографиям. Как Зина с ней жила, уму непостижимо. Даже сомнение закралось. А вдруг она от такой жизни и правда сбежала. Она и про Артёма, в сущности, ничего не знает. Но тут же сочла свои мысли предательством сестры. Ребёнка бы она не бросила. Её саму столько лет пыталась найти. А тут родная дочка. Нет. Ей сейчас не об этом надо думать. Домой нельзя, родственников нет, из близких подруг была одна Варя. Обернувшись, спросила:

   – В вашем доме квартиру никто не сдаёт? Мне ненадолго, хотя бы на неделю. – Девушка, глубоко затянувшись, ответила:
   – Помогу, но и ты мне, если всё получится, помоги. У нас женщина есть одинокая, работает секретаршей, правда, выпивает, но баба хорошая. Пойдём, сегодня воскресенье. Она дома. Кстати, меня зовут Сталиной. Встав, она махнула рукой идти за ней.
   
     Подойдя к обшарпанной двери на втором этаже, не стуча, вошли. Квартира была однокомнатная. Шагнув в коридор, сразу увидели сидевшую на кухне хозяйку. В одной руке была гранёная стопка, в другой – вилка с налипшими на неё тараканами. И ярко-алые, ухоженные ногти. Она разговаривала с тараканами, как с людьми, а те, что не влезли на вилку, просто ползали по столу. Зрелище завораживало. Сталина громко крикнула:

   – Тетя Клава. Постоялицу на недельку не возьмёшь? Не всё тебе с тараканами беседовать.
   – А чем тебе тараканы не угодили? Мы когда новую квартиру с мамой получили, я их перенесла со старой, в спичечной коробке. Тараканы к богатству. Правда, мама умерла, богатства я не нажила. Зато поговорить есть с кем.

     Когда заговорила Сталина, тараканы все попрятались, будто их и не было. И потом, живя у неё, я их не встречала даже в ванной, но если  хозяйка была одна на кухне, от них рябило в глазах.

   – Постоялицу возьму, хоть на год, но сейчас пока бутылку мне не купит, пусть не приходит. Сумку можешь оставить и иди, у меня последняя стопка.

     Выйдя, Ольга вопросительно посмотрела на Сталину. Поймав взгляд, та отвела глаза.

   – К себе не могу, муж не согласится, а Клава всю неделю на работе. Автобус их забирает в шесть утра, а привозит в пять вечера. Она на базе торговой работает за городом. Весь день ты одна. А сама, кстати, работаешь?

     Ольга буркнула, что в отпуске и поссорилась с квартирной хозяйкой. Пообещав, что завтра зайдёт, Сталина отправилась по своим делам. А Ольга – за бутылкой водки. Денег, что дал Артём, теперь надолго не хватит. Домой идти боязно. Как связаться с мамой, не понятно. Можно, конечно, навестить квартиру Артёма вечером, взять немного продуктов. А вдруг его мать живёт близко и придёт. Могут и посадить за воровство. Её слово первое, никто и разбираться не будет. Отстояв с мужиками очередь за водкой, пошла к тёте Клаве. Так ничего и не придумав, решила пока всё оставить как есть. Сегодня воскресенье, в детдом поедет завтра утром. Надо устраиваться на новом месте. Отдала бутылку, спросила, где будет её кровать и чистое белье. Махнув рукой влево и подцепив крепким ухоженным ногтём пробку, она уже не обращала на Ольгу внимания. Потом узнается, что ногти она лелеет с молодости, с тех пор, как стала печатать на машинке. Но только ногти. Открыв шифоньер, белья чистого не нашла и, содрав с кровати грязное и довольно старое, отправилась в ванную стирать на старой, местами поржавевшей стиральной доске. Развесила на балконе. Лето, сохнет всё быстро. Потом, найдя у совсем пьяной хозяйки, чистую тетрадь и карандаш, обозначила всё, что случилось с Зиной, и стала думать, что делать, чтобы её найти. Прикидывая разные варианты, не зная, что она везла с собой, не зная, специально или нет её встретил на станции Глеб. И куда она уехала, выйдя из поезда?