Шамаханская царица

   Инна потеряла покой, когда руководство завода назначило её мужа Володьку начальником складского хозяйства. Здесь, среди огромных стеллажей и тележек, работали, в основном, женщины.
   Инна звала мужа Володькой только в своих мыслях. Прилюдно называла  Владимиром Ивановичем, а для свекрови — Володенькой.  Так пожилая женщина потребовала обращаться к сыну, когда услышала, как невестка крикнула из соседней комнаты:
— Володька, в конце-то концов, помоги мне!
— Ишь ты, Шамаханская царица! — заворчала свекровь. —   Уж я-то никогда своего не напрягала бабскими делами! И тебе, милочка, не позволю!
   До замужества Инна жила и работала в областном центре. Там, на концерте известного певца, они и познакомилась.  Артист, когда «заводил» аудиторию, вывел их вдвоем на сцену. После концерта знакомство продолжилось. По пути к автобусной остановке Володька балагурил и веселил Инну, рассказывая ей смешные байки из своей студенческой жизни.
   Роман продолжился взаимными звонками на служебные и домашние телефоны. Потом Володька начал приезжать сам, благо обладал роскошным по тем временам имуществом — автомобилем марки «Жигули». «Моя шестёрочка», — ласково называл он свое средство передвижения. И однажды так же ласково, но по- хозяйски сказал Инне:
— Слушай, чего ты здесь маешься? Давай переезжай ко мне, я не могу без тебя.
   Свадьбу сыграли скромную. На то были причины не только материального характера. У Владимира это был второй брак. «Не сошлись характерами», — так банально объяснил Володька свой неудавшийся опыт семейной жизни.   Инна не вдавалась в подробности. Она жила настоящим и привыкла решать проблемы по мере их поступления.
   Но сегодня она проснулась с мыслью, что проблемы  начались. Во-первых, за ужином из  Володькиных уст вылетело: «Иннусик! Ты не представляешь, как им тяжело! Эти тележки-колымаги такие неподъемные! Грузчики только коробки таскают, а тележки — сами кладовщики!» И кинув задумчивый взгляд поверх головы супруги, прибавил с азартом новатора:
— Нет! Я всё поменяю!
   Из этого монолога Инне понравилось только то, что слово  «кладовщики» было произнесено в мужском роде. «Может, я себя накручиваю? – с надеждой подумала Инна. – Мужик интересуется техпроцессом, а я…» . Но утром Инна с огорчением отметила, что Володька и ухом не повел, когда она отказалась составить ему компанию за завтраком.
   Идея возвращения интереса мужа пришла к Инне, когда в 8-00 она явилась в свой отдел и столкнулась взглядом с Санькой, рыжеволосым  молодым специалистом.  Эта «рыжая бестия» — так окрестила Саньку уборщица Анна Петровна —   приплясывающей походкой подобрался к Инне. «Котяра чует свой шанс поймать добычу!» —  с усмешкой подумала Инна. И тут же чисто по-женски (не зря же свекровь называет ее Шамаханской царицей!) чарующим голосом пропела:
— Сашок, у меня к тебе просьба... Не отказывайся, чтоб не пожалеть...
   Тонкие санькины губы растянулись в сладкой улыбке:
— Ну, наконец-то, Инночка, я тебе понадобился!
И по-деловому добавил:
— А в чем дело, моя красотуля?
— Ну, во-первых, не твоя. — сердито буркнула Инна.
Но, спохватившись, кокетливо протараторила:
— Сашечка, ты мне льстишь! Какая я красотуля? Вон Лёлька из второго отдела — та еще модель...
   Санька вмиг зарделся. Да… Ольга Плотникова — признанная красавица, пару раз он пытался прихлестнуть за ней. На новогоднем празднике даже получил приз за лучшее исполнение сальсы с Олей. Но дальше кубинского танца дело не пошло.
— Ты чё, Инн?! Отбрось ненужные инсинуации! — Сашка любил блеснуть новомодными словечками, — Лучше скажи, в чем дело?
   Инна опустила глаза и прошептала:
— Сашечка, ты мне нужен сегодня вечером. После работы...
   Сашка встрепенулся. В его маленьких синих глазках, окаймленных рыжими ресничками, даже мелькнул, как показалось Инне, короткий испуг. Она сделала вид, что не заметила Сашкино смущение, привстала с места и шепнула ему на ухо:
— Не робей! Дело яйца   выеденного не стоит!
И поведала Сашке, что нужно немного озадачить ее мужа, подарив Инне у проходной   пару пламенных взглядов в его присутствии и, если не жалко денег, букетик роз.
— Ну, хочешь, я сама оплачу покупку! — Инна исподлобья, с лукавством взглянула на молодого человека.
   Сашка был, конечно, не робкого десятка. Но просьба Инны повергла его в небольшой ступор. Одно дело жадно держать за талию девушку свободную как Оля, другое дело закрутить роман (или пусть даже пустить пыль в глаза) с   дамой замужней. Тем более муж у Инны — ого-го —  сам Владимир Иванович, человек серьезный и с крутым нравом!
   «Да…авантюрка-то непредсказуема...» - подумал Сашка и оценивающе взглянул на Инну. Она всегда ему нравилась. Он немного  завидовал ее мужу, и не раз ловил себя на мысли, что такая как Инна могла бы легко  разрушить его сложившийся холостяцкий порядок .  Ее пышная прическа с легкими завитками у лба, брови вразлет, сросшиеся на переносице черной щеточкой, ямочки на смуглых щеках  — весь облик Инны напоминал Саньке его любимую героиню пушкинской сказки, персонаж отрицательный, даже коварный.  Но в те годы далекого отрочества юный сашкин  ум  никак не мог согласиться с отношением  признанного классика к своей героине.  Сашка всегда восхищался красотой и находчивостью шамаханской красавицы, а образ царя-старикашки только усиливал это чувство.
   Отбросив все сомнения,  Сашка принял  решение помочь: «А! Будь, что будет! Если что — уволюсь и найду работу в Москве!»
   Рабочий день длился как обычно. Инна дорабатывала свой проект, копировала чертежи, собирала их в альбомы и не заметила, что Сашки уже  давно нет на рабочем месте.
   И вот Пал Палыч, бессменный зам начальника отдела,  зазвенев связкой ключей, пошел закрывать архив.  Коллеги загудели, зашуршали одеждой, кто-то стал весело напевать себе под нос — рабочий день подошел к концу и все засобирались домой.
   Когда заводчане вышли из проходной, по толпе прошел гул изумления. На площади перед заводом красовался огромный самосвал, дочиста отмытый от цемента и грязи. На его кузове был закреплен длинный плакат с надписью: «Для тебя, Шамаханская царица!» Весь кузов был уставлен вазонами цветов. На ярко-желтом фоне южной мимозы красовались разноцветные голландские тюльпаны. Кое-где горели алыми сполохами нежнейшие розы. И всему этому ковру из весенних красок добавляла воздушности и небесной  чистоты огромная корзина с ярко голубыми фиалками.
   Из кабины в костюмах  стражников времен Ивана Грозного вывалились руководитель заводского театрального кружка Петряйкин, его друг-активист Васьков,  и Санька в образе царя Дадона с реденькой бородёнкой. На огненной шевелюре царя красовалась ажурная корона, сплетенная из медной проволоки.
   Под шумные возгласы толпы новоявленные артисты стали раздавать цветы оторопелым женщинам, приговаривая, что это распоряжение руководства. Оно, мол, так необычно решило поздравить женскую половину коллектива с наступающей весной.
— Действительно, — обменивались догадками  заводчане, — сегодня же   первый день весны,  скоро восьмое марта!
   Царь Дадон-Санька, пытаясь оторваться от развеселившейся толпы, глазами искал  Инну. Она одиноко и как-то напугано стояла в сторонке. Рядом «пыхтела» шестерка ее мужа. Тот сидел за рулем и изумленно смотрел на  веселящихся  женщин.  И вдруг косым зрением он увидел, что к его Инночке медленно, как в замедленной съемке, оторвав приклеенную  канцелярским клеем дадоновскую бороду и сняв медную корону, шел большой рыжий великан с охапкой ярко голубых цветов. От их отражения бледно синие сашкины глаза излучали необыкновенную глубину моря, неба и всего-всего синего, что есть на белом свете. Сашка  с обворожительной улыбкой, артистично встав на одно колено, преподнес Инне нежный букет. Молодая женщина зарделась.
   Владимир Иванович изумленно заметил, как была красива его жена в этом божественном облаке из цветов и восхищения рыжеволосого молодого парня. Вместе с бородой и короной Санька сбросил с себя волшебные чары незадачливого Царя. Перед Инной стоял  красавец Принц.
   На следующий день, в субботний  выходной, когда Инна кружилась по дому, лавируя между кухонной плитой и стиральной машиной, Володька с силой усадил супругу к себе на колени. Сказав, что ковры и дорожки отныне будут под его началом, он поцеловал ее так, как не целовал даже в первые дни своих ухаживаний.
   Когда Володька с ковром вышел во двор, мать бросила ему сквозь зубы: «Что? Шамаханская царица все же запрягла тебя? Смотри, Дадончиком не стань!».
   Через неделю Владимир Иванович грузил вещи в прицеп  «шестерки». На другом конце города их ждал небольшой домик, снятый по случаю  недорого у знакомых. Те уезжали на заработки в далекий Красноярск на три года.