Однополчане

                Однополчане.
Беспокойная   автотрасса,  бывший  московский  тракт  не  успокаивается  ни  днем  ни  ночью.   Километрах  в  семи  от  районного  городка,  если  свернуть  с  дороги  вправо  и  прокатить  еще с  километра  полтора, попадаешь  в  маленький « рай». За  появившимися,  как  из  под  земли,  зарослями  лозняка  и  кустистой  черемухи  гасятся  шумы  и  запахи  разгоряченного  асфальта,  воздух  свеж  и  ароматен  и  хочется  внимательнее осмотреться   вокруг.  И  только  теперь  начинаешь  понимать  куда  попал.  Умершая  деревня.  За  пеленой  бурьяна,  по  отметинам  крапивных  плешин  угадывается  улица.  А  вот  чуть  в  сторонке,  в  зарослях ,   полуразрушенный  ,  замшелый  сруб колодца  .  А  тут,    вдруг,  посреди  бывшей  дороги,  примостился  вездесущий  ясень.  Его  уже  сажать  было  некому ...
Предки  были  неглупы,   когда  селились.  Нет  близко  речки,  зато  недалеко  важный  тракт.  Он  и  поил  и  кормил.  А  иных,  лихих  и  обувал  и  одевал.
 И  до  какого  то  дня  жизнь  обыкновенно  текла.  Ныне  и  не  все  потомки  жителей  бывшей  деревушки,  те  что  теперь  считают  своей  родиной  чужие  города  и селения,  что  то помнят  из  ее  истории,  а  что то  просто  хочется  забыть… Поистине  что  было,  быльем  поросло.
Сорок  пятый  год. Деревня  праздновала  Победу.  Редко  в  каком  домишке  не  голосили,  но  во  всех  ждали.  Старик  Елизарыч  проводил  троих  сыновей.  Домой  ждал  уже  двоих.
  Когда  молодая  жена  принесла  ему  сразу  тройню-  пил  неделю  Не  то,  что  в  их  деревушке,  а  в  целой  округе  не  было  таких  счастливчиков-  враз  троих  мужиков  !  А  после  еще  столько  же  девок  его  Марфуша  добавила.  Но  ни  сама,  ни  подростки-  дочери    войну  не  пережили- тиф  скосил. И  про  погибшего старшего  так  и  не  узнали.
  Но  сомнений  в  гибели  не  могло  быть-  воевать  дозволили  братьям  вместе  ,    они  ж  его  и  похоронили.  По  их  письмам  Елизарыч  понимал-  не  про  все  сынки  пишут-  и  правильно  делают.  Но  хотелось  знать,  как  все  ж  погиб  его  любимец,  рыженький.  Прописали- в разведке.  Но  похоронки  не  было.  Оставалось  догадываться  -  какая  разведка.  А  душа рвалась  на  части-  каких  то  полгода  не  дотянул.  Вернись  они  втроем ,   каких  бы  они  гор  тут  наворочали.  Не  уберегли,  паршивцы,  конечно!
Но  вот   в  направлении к  их  деревне  от  тракта  заклубилась  пыль,  известив  о  том,  что  скорей  всего  везут  фронтовиков,  и  наверно  героев-  к  самому  дому.  Вся  деревня  высыпала  встречать-  только  вот  к  кому? 
Военный  ЗиС,  накрытый  увязанным  брезентом,  подрулил к  домику  Елизарыча.  Из  кабины,  навстречу  растерянному  хозяину  спрыгнули  трое  военных.  Сыновей,  Николая  и  Дмитрия  в  форме  рядовых,  старик  узнал  сразу.  Майор был  не  знаком. 
Соседи,  подошедшие,  было  к  прибывшим,  поняв, кто  вернулся  с  фронта, стали расходиться. 
Расцеловавшись  с  сынками,  Елизарыч  задал  первый  вопрос:
-Почему  не  уберегли  Алешку?
- Тихо,  тихо  бать,  после  расскажем-  заторопился  Николай,  а  Дмитрий добавил, указывая  на  майора  -  а  это  наш  друг  .
Здесь  надо добавить ,  что  соседи  разошлись сразу  же  по  простой  причине - знали  -  многого  Елизаркины сынки  не  расскажут  ,  не  те  люди  . 
За  столом   ,   когда   припасенный  самогончик   маленько  развязал  языки , майор  ,правда  ,  упорно  молчал  ,  Елизарыч  где  догадками  ,  где  по  словам  сыновей  разобрался  во  всем  .
-Батя-  шептал  на  ухо  отцу  захмелевший  Николай,  словно  рядом  сидящим  это  не  нужно  было  слышать-  в  кузове  добро,  понимаешь?  Наше  и  вот  Михалыча.  Стемнеет-  разгрузим!  Ах,  батя! Видел  бы  то,  что  мы  видели!  Какая  одежа, какая  посуда! Это  ж  Германия!  А  в  Польше  что  было-  вагоны  добра!
Старик  пытался  снова  вернуть  разговор  в  нужное  русло:
-Что  ж  Алешка то?
Теперь вступался  на  помощь  Дмитрий:
-Да  мы,  батя, было  сделали  уже  дело,  а  ему  там  кое  что  еще  приглянулось,  говорили  ему,  да  что  там,  у  нас  самих  глаза  разбегались.  Это  вот  Михалычу  спасибо-  выручал  нас  всегда!  И  Алешкину долю  мы  все  равно  привезли!
-Добро  то  хорошо, -  вытирал  слезы  отец-  да  Алешку  жалко!
Майор обняв  за  плечи  старика  ,  наконец  произнес:
-Давай, отец,  помянем   Алексея-  лихой  был  парень.  Обеспечил  нас  на  многие  годы.  Сам только  не  уберегся. 
Когда  стемнело,  стали  разгружать  машину.  Заставили  узлами  всю  вторую  комнатушку.  Изба  заполнилась  незнакомымы  Елизарычу  запахами.  В  темноте  на  ощупь чувствовал-  дорогие  вещи.  За  его  долгую  жизнь  много  пришлось  подержать  в  руках  чужих  вещей,  но  таких  не  приходилось.
 Расставлял,  раскладывал,  а  в  голове  стоял   Рыженький.  И  слов  не  находил.  Мешает  ком  в  горле-  от  нафталина  ли,  от  дорожной  пыли?   Или попросту  от  зла  и  обиды  на  себя.  Сам  же  вышколивал,  как  волк  натаскивает  волчат-  как  брать  «добро»,  как  сохранять,  как  сбывать.  На  дороге  хорошую  практику  прошли.  И  в  войну  не  расстерялись.  А  теперь  думай  старый-  стоило  все  это  «добро»-  барахло  жизни  сына?
  « Они,  вон ,  братки  то  твои  уже  недовольны,  что  упрекнул  их  в  твоей  смерти  -  вертел  в  голове  Елизарыч-  рады  и  тебя  самого забыть». И  тут  же  винил  себя-  знал  ,  чему  учил.  Больно  хорошо  помнил,  как  старшего  братана  извозчики  до смерти  забили,  все  на  его глазах  было!  Самого  спасло,  что  мальцом  был. 
Теперь  вот  вслед  за  женой  и дочками   сына  потерял.
К  полуночи  разделались  с  разгрузкой,  помогли  майору  укрыть  оставшееся.  К  моменту  прощания  протрезвели.  Обнялись,  пообещали  когда-  нибудь  встретиться  Об  Алешке  больше  не  вспомнили. 
И  потекла  жизнь  по  своему руслу. 
Поженились братья,  обзавелись  детишками.  Расстроили  хоромы.  «Трудные»  военные   дороги  потихоньку  уходили  из  памяти. И  как  то  осенним  студеным  вечером   свернула  с  трассы  на  обочину  черная  «Волга»  с  чужими  номерами.  Аккуратно  одетый  водитель,  вышел  из  машины  и  тронув  ногой  спущенное  переднее  колесо,  матернулся-  не  самое  время  и  место  для  замены  колеса,  и  заглядывая  в  салон,  произнес:
-Михалыч,  наверное  засели  мы  на  час- другой. В  такой  грязи  и  домкрат  не  подсунешь-  уползет.  Там  какая  то  деревушка,  схожу-  ка  я  доску  попрошу.
  Вернулся  водитель  через  полчаса  на  пару  с  крепким  мужиком,  неся  подмышкой  доску.  Тихо  переговариваясь,  начали  возиться  с  колесом.  И  что  то  пассажиру  «Волги»  голос  показался  знакомым,  очень  знакомым.  Он  наконец вспомнил… Этот  поворот,  ту скромную деревушку,  обстоятельства,  когда  здесь  пришлось  побывать.  Ему, солидному  начальнику,  было  не  совсем  приятно  возвращаться  к  тому  времени  даже  в  воспоминаниях.  А  этих  солдатиков-  пусть  благодарят,  что  от  расстрела  тогда  их  спас.  Жадноватыми  оказались.  Особенно  тот,  которого  на  месте  пришили.  Солидному  Михалычу  по  человечески хотелось  узнать  о  судьбе  их  отца-  чувствительный  старикан  оказался,  да  и  о  судьбе  бывших  однополчан. Но он  молча поморщил губы,  поежился,  запахнулся  поплотнее  пиджаком  и  приложив  голову  к  двери,  закрыл  глаза. Что то знобило…