Под покровом леса

      Эта история о словах.
      Словах, что были сказаны, но забыты.

      Нам с Кларой было по четырнадцать, когда мама исчезла. Одним утром она вышла из дома и не вернулась. Ни следов, ни обрывков одежды, ни очевидцев. Ничего. Отец провалился в бездонное уныние и больше из него не возвращался; так что можно считать, что он исчез вместе с мамой. За тем лишь отличием, что потерялся на втором этаже нашего дома, в своей комнате.
      Ферму пришлось тянуть нам с сестрой. Помню, поначалу было туго. Убедить постоянных покупателей, что мы в состоянии вести дела родителей и продолжим поставлять мясо и молоко, оказалось делом не из простых. Да и вообще доказать, что в четырнадцать лет ты хоть что-то смыслишь в разведении скота - задача едва ли выполнимая. Дела родителей спасал Тарбен, помощник отца. Он не оставил ферму: разделывал и развозил мясо, колол дрова, таскал сено, не смотря на то, что платить ему несколько месяцев было нечем - значительные суммы  ушли на продолжавшиеся частные поиски мамы. Тарбен - хороший парень. Совершенно понятный, прямолинейный человек, который в самые тяжелые минуты мог подмигнуть и напомнить: жизнь продолжается не смотря ни на что.
      Наша ферма располагалась на окраине Гаммель Рю, дальше - лес и Гуденсё. О лесной глуши в городе разные слухи ходили: то ли ведьмы там бесчинствуют, то ли тролли… Хотя, сдается мне, пустое это. Выдумки, лишь бы чужаки не брали землю и своими кислыми лицами не портили местным настроение.
      Год мы протянули на честном слове, а потом дела мало-помалу вошли в привычное русло. Только дом безвозвратно стал для нас слишком большим. Настолько, что если по вечерам Клара садилась за вышивку, в гостиной можно было оглохнуть от тишины. Шуршание нити, проходящей сквозь накрахмаленную ткань, растворялось в доме, что так скоро опустел без матери. Клара всегда молчала. Ей не надо было говорить. Ее невысказанная скорбь была громче любых слов. В такие дни мне казалось, что когда-нибудь поселившаяся в доме тишина раздавит нас всех, а раздражение, с каждым днем нараставшее между мной и сестрой, разорвет остатки в клочья. Я почти был прав…
      Эта осень выдалась на редкость мрачной. Небо оплакивало ушедшее лето и не жалело слез. Скот приходилось загонять намного раньше - к пяти часам вечера тяжёлые тучи застилали горизонт, грозя вот-вот залить округу холодным осенним дождем. Воздух наполнялся запахами прелой листвы, закисшего сена и навоза, образуя в носу не проходящий смрадный ком.
      Клара снимала с веревок белье, когда я услышал ее окрики.
      — Ян! Что Серка делает у забора? - Сестра придерживала на бедре корзину и указывала на коня, топтавшегося вдоль деревянной ограды.
      — Вышел из загона. Я заводил Огника в стойло, а он, видно, следом поплелся, - оправдывался я.
      Сестра прожгла меня взглядом.
      — Сейчас разберусь.
      Обвязав покрепче ворота стойла, я похлопал Огника по шее и уткнулся лбом в его рыжую морду.
      — Знаю, чего она так сердится… - Я посмотрел в лошадиные глаза. - Мне что ли легко?
      Конь закивал, давая понять, что солидарен со мной.
      — Ладно, дружище, пойду за беглецом.
      Накрапывал мелкий дождь. Серка меланхолично вышагивал рядом с оградой и пощипывал уцелевшие проплешины зелени. Я присвистнул, привлекая его внимание.
      — Серка, иди сюда, дуралей.
      Буро-пегий конь игнорировал мое присутствие, продолжая выискивать траву. «Так вот, да? Ну, хорошо…» - Я стал не спеша приближаться к жеребцу, прикидывая, с какого боку лучше к нему подобраться. Конь меня недолюбливал. Я не обижался. В конце-концов, это я настоял на продаже Марты, когда долг перед Тарбеном вырос до немыслимо неприличной суммы. А Серка был очень привязан к подруге.
      Я обошел жеребца, чтобы натянуть недоуздок ему на морду.
      — Давай-ка мы наденем это. Вот так. Отлично, - бормотал я под нос, успокаивая сам себя. - Пора домой.
      Серка недовольно мотнул головой. Уходить в стойло он явно не намеревался и потому проверял оголовье на прочность, подергивая то в одну, то в другую сторону. При каждом таком взмахе в руку впивались кожаные крепления. Ладонь мало-помалу начинала пульсировать.
      Я не поддавался и продолжал тянуть коня - да неужто, в конце концов, не слажу с этой скотиной? Серка яростнее замотал головой, пытаясь вырваться.
      — А ну, прекрати! - Гаркнул я на жеребца, когда он чуть не вывихнул мне кисть.
      Серка притих. Он медленно опустил голову и посмотрел мне в глаза.
      — То-то же.
      Мгновение - и конь встал на дыбы. От неожиданности я отпрянул и, споткнувшись ногой о небольшую кочку, повалился на землю. Резкий удар выбил из легких воздух.
      — Ян! Отползай от него! Сейчас же! - Сквозь звон в ушах дошёл до меня крик Клары.
      В глазах все ещё расцветали тёмные круги. Ничего не видя перед собой, я инстинктивно попятился на локтях назад. Руки саднило, а спину распирало от тупой боли. Распластавшись на земле, я расслышал удаляющийся топот копыт - Серка припустил к изгороди. Я запрокинул голову и что есть мочи зажмурился: «Черт тебя дери!».
      Лицо облепила морось.
      Подоспела Клара. Я открыл глаза.
      — Ты цел? - Сестра стояла надо мной, уперев руки в пояс, словно предводитель грозового неба. Вопрос с укоризной.
      — Цел…
      — Надо его вернуть.
      — Сам знаю.
      — Серка поскакал в сторону леса. Я пойду с тобой, вдвоем будет сподручнее.
      — Справлюсь один, - я увел взгляд в сторону. Опять она за своё! Вечно взваливает непосильную ношу, а потом, стиснув зубы, тащит на своем горбу. И все вокруг виноваты. Прямо как мать. - Помоги лучше Тарбену с коровами. И белье у тебя…
      — Я твоего одобрения не спрашивала. Иду с тобой и точка. - Клара круто развернулась и пошла к дому. - Занесу корзину, жди меня, - бросила она напоследок.
      Я раздраженно сплюнул. Подниматься не было желания, спина все еще ныла от удара. Не смущал даже исходивший от земли холод. Где-то рядом громыхнуло. Я уставился на кучи грязных облаков, вяло копошившихся в небе. В груди вдруг все сжалось - как же невыносимо тоскливо. Будто в сердце пробило дыру, и теперь в нее заливается эта проклятая морось.
      Рядом зашуршала жухлая трава  -  вернулась Клара.
      — Ты еще лежишь?
      — Как видишь.
      — Бросай дурака валять. Скоро начнется ливень.
      Сестра протянула мне руку. Я глянул на нее исподлобья и, помедлив, подал свою. Это только со стороны казалось, что Клара хрупкая и вялая, а на самом-то деле силы у нее не занимать.
      — Идем.
      Лес начинался в нескольких десятках метров за фермой, возвышаясь темной стеной из елей. Предлесок был гол, лишь изредка на бесплодной земле проглядывали сухие злаки да ветошь. У лесной границы я вновь попытался окликнуть Серку, заливисто свистнув. Тишина.
      — Не думаю, что он ускакал далеко, - Клара не мигая смотрела вперед. 
      Лес распахнул свой непроглядно чёрный зев, приглашая нас проследовать внутрь. Из еловой чащи торжественно и гулко затянул свою песню ветер.
      — Скорее.
      Старые егеря Гаммель Рю наводили в городе страху. «Лес - не место для ребёнка, - твердили они. - Даже в летнюю пору, когда день длинен, и солнце бдит за каждым клочком земли, не всякий родитель рискнул бы взять с собой в чащу свое чадо. Зрелое сердце чует беду». Детей же необъяснимо тянуло в лесную глуш. Их не пугали рассказы о ведьмах и троллях, обитавших в глубине леса. Не пугали топи, непролазные валежники, пещеры и ямы. Что-то подталкивало их к нему, в его еловые объятия. И лес любил детей.
      Верхушки елей скрипели и покачивались, царапая иглами пузатые тучи. Мы прочесали пару миль. Серки не было, на свист и выкрики конь не отзывался. Видно, ушел далеко вглубь.
      — Надо поворачивать обратно, - я поймал взгляд Клары, бесцельно блуждавший между деревьев последние минуты. - Сегодня мы его уже не отыщем. Вернёмся завтра, если сам не прискачет.
      — Нет.
      — Клара…
      — Нет. Сначала Марта, теперь Серка. Мы не можем потерять еще одну лошадь. В лесу полно топей и завалов. Если не найдём сейчас, сам знаешь - завтра уже не будет смысла в поисках.
      Слова сестры резанули осуждением.
      — …Хорошо.
      Мы прошли ещё полмили. Ситник, начавшийся час назад, сменили крупные дождевые капли. Гул леса постепенно переходил в рёв.
      — Клара, мы больше не будем его искать. Мы не успеваем - нас накроет шквал до того, как вернёмся домой. Ещё застрянем тут под дождем!
      Насквозь промокшая, Клара стояла впереди, вжав голову в плечи. Налипшие пряди волос скрывали от меня ее лицо.
      — Все ты виноват! - Внезапно вскрикнула она. - Это все ты! Марта - ты! Серка - ты!
      Я ошарашено смотрел на сестру. Ее колотило от гнева и холода. Я подошёл, чтобы накинуть на неё свой пиджак, но Клара отбила мою руку.
      — Все ты!
      Грянул гром. Темное небо пересекла молния. Клара вдруг испуганно дернулась.
      — Кто это?! - Она завертела головой.
      — Ты о чем?
      — Кто это?!
      Я не понимал, что происходит. Клара заметалась от дерева к дереву, будто не замечая меня.
      — Оставь меня! Оставь меня в покое!
      — Клара, Бога ради, да скажи, что с тобой?! - Я схватил ее и легонько встряхнул.
      Сестра остановилась, однако глаза ее все ещё беспокойно бегали из стороны в сторону. Затем она замерла, и я вместе с ней.
      — Что я должна сделать?
      Я снова не понял вопроса. Собственное замешательство начинало меня пугать.
      Клара стала оседать. Я крепче подхватил ее, не давая упасть.
      — Ян.
      — Господи, что?
      Клара отключилась. «Этого только не хватало», - пронеслось в голове.
      Я положил сестру на кучку хвои, скопившейся под одной из елей, и аккуратно побил по щекам. Она не приходила в себя. Я пощупал пульс - учащённый, но слабый.
      Снова громыхнуло. Проливной дождь накрыл лес. Помедлив, я поднял Клару, взвалил себе на спину, но тут же понял, что не пронесу ее и четверти мили.
      — Серка. Серка!
      Сложив пальцы, я из последних сил свистнул.
      Где-то неподалёку послышалось ржание. Я обернулся и увидел, как пегий конь выводит рысью из-за лежавшего метрах в двадцати валежника.
      — Спасибо…
     ***
      Я проснулся от запаха жареного бекона и яиц. Голова все еще гудела, мышцы ломило после вчерашнего вечера. За окном только-только занималась заря. «Клара сегодня рано, - подумалось мне. - Значит, она в порядке». Я оделся и спустился вниз.
      На кухне стояла мать. В своём стареньком фартуке, что висел на крючке больше года, она нарезала хлеб и раскладывала его по тарелкам. Клара сидела за столом и, не отрываясь, смотрела на неё.
      — Мам? - Я сделал пару неуверенных шагов.
      Сестра оглянулась, услышав скрип половиц.
      — Вернулась, - прошептала Клара, глядя на меня заплаканными глазами.
      Наш дом снова стал таким, как прежде. Словно не было этого злополучного года. Отец вышел из своей комнаты, покончив с затворством. Снова был самим собой. О случившемся в лесу Клара не помнила. Может, оно и к лучшему. Мама тоже не могла ничего сказать о своём исчезновении. «Чистый лист», - грустно улыбаясь, говорила она, когда пыталась припомнить, где все это время была и что делала. Мы не наседали. Мы просто радовались тому, что жизнь возвратилась на круги своя.
      Прошел месяц, другой; грязь и уныние осени сменила снежная белизна. Близилось Рождество. Таким счастливым его канун не был никогда раньше. Мы подолгу сидели вчетвером в гостиной, играли в «мельницу» и пили глогг, пока в печной трубе бесновался ветер. Давящая тишина больше не пыталась просочиться в наш быт, и теперь каждое новое утро, - когда мама нещадно гремела на кухне и поднимала на ноги весь дом, - было само по себе поводом для радости.
      Лес затих, выжидая.
      — Смотри-ка, присмирела чертовщина, - заметил как-то Тарбен, искоса поглядывая в сторону еловой глуши.
      Укутанный в белое, лес действительно казался приветливым и спокойным.
      Наступило двадцать четвертое декабря.
      Мама с Кларой пекли пряники. Кухню переполняли запахи меда, ванили и имбиря, такие праздничные, безоблачные. Отец дымил, удовлетворенно покачиваясь в кресле-качалке, и мычал под нос что-то рождественское.
      В эти благословенные минуты я вдруг поймал себя на мысли, что мне срочно нужно выйти из дому. Я накинул пальто и ушел.
      Он звал меня, сомнений нет.
      Он рассказывал, почему.
      Это разбивало мне сердце, но… я все понимал. И шел дальше.
      За моей спиной хлопнула дверь. Это выбежала Клара. Она что-то кричала мне в след, я не разбирал.
      А лес все продолжал рассказывать, объяснять.
      Ели раскинули заснеженные лапы, встречая меня - долгожданного гостя.
      Я уже ступил в лесные владения, когда Клара схватила меня за плечо и одернула. Я нехотя развернулся к ней.
      — Куда ты? - Спросила сестра, с тревогой всматриваясь в мое лицо.
      — Ты разве не помнишь?
      Из чащи надрывно загудел ветер. Налетел, растрепав аккуратно собранные косы Клары. Сестра упала на колени, цепляясь за меня покрасневшими от холода пальцами.
       В доме что-то разбилось, раздались выкрики. Мама тоже вспомнила.
       — Я… я не хотела, чтобы так… Я просто… чтобы мама вернулась… - Клара глотала ртом воздух и всхлипывала.
      — Я знаю. Он мне сказал.
      — Я не думала…
      Щеки сестры жгли слезы. Она беспомощно комкала в руках подол моего пальто, часто моргая и дрожа. Я погладил ее по голове.
      — Он обещал вернуть ее. И просил взамен имя. Я не думала… 
      Я улыбнулся Кларе. В последний раз окинул взглядом дом. Заметил Тарбена, хлопотавшего у стойла Серки и Огника, помахал ему. Тарбен поднял руку в ответ.
      — Выкупите Марту, Серка по ней скучает.  - Я мысленно заглянул в нахально-грустные глаза жеребца.
       Лес нетерпеливо настаивал, чтобы я вошел в чащу. Я больше не смотрел на сестру.
      — Он предложил тебе назвать имя?! Ведь предложил? Ты можешь назвать!
      Я не ответил.
      Клара еще горше завыла.
      — Это ничего... Лес позаботится обо мне. - Успокоил я ее.
      «Лес любит детей».
      «Мы любим детей».