За линией фронта. Часть пятая -14

  Выезд оперативных работников в зону радиопередачи снова ничего не дал. Никого подозрительного обнаружено не было. Вернувшись в штаб, они привезли с собой лишь обнаруженный клочок бумаги, вырванный наспех из блокнота с колонкой цифр, это говорило о том, что агент был на этом месте у Сазоновки вблизи старого кладбища всего некоторое время назад, но посты почему-то его не задержали. Оперативники проверяли всех, кто проходил или проезжал в этом районе примерно в то время, пока работала рация, это были в основном только тыловые части: связисты тянули линию для оборудования КП и проезжали мимо на грузовике, проследовали в сторону переправы ветеринарные команды и всё.
  Данилов был обескуражен и удивлён, что агент не стал долго ждать и маскироваться убийством Миронова. Экстренно вышел в эфир, а это значит, что информация была ценной и необходимой для абвера, но, какая это информация, и чего теперь следовало ожидать от этого хитрого и азартного игрока Кампинского?
- Отпечатков пальцев на этом клочке не обнаружено, но эксперты продолжают с ним работать, - говорил Лунин. - Удалось лишь установить, что записка написана со значительным уклоном влево при перемещении центра тяжести вниз. Это говорит о том, что писал левша!
- Ну, хоть это выяснили, спасибо!.. - Данилов негодовал. Он с шумом встал из-за стола и посмотрел на Лунина, тот был, как всегда, спокоен и невозмутим.
- Разведчики сообщают, что к нам снова выходит Панков, идёт из своего кишинёвского штаба с заданием, - сказал Вячеслав.
  Данилов развернулся к нему на каблуках и срочно попросил пригласить сюда Фирсову.

  В это же время войска 3-го Прибалтийского фронта приступили к основной фазе подготовки наступления на Псков. Части 1-й ударной и 54-й армий выдвинулись с боями со Стрежнёвского плацдарма.

  В городе было оживлённо, немецкие части, расквартированные вместе с военными гарнизонами, спешно выдвигались к основной полосе обороны.
  Ольга так и не смогла уйти из города, она ожидала ответа на свой запрос относительно судьбы "отца", который обещали прислать в городскую управу незамедлительно. Запросы по её просьбе были отправлены, как в 18-ю армию, так и в Вентспилс. В ожидании, она устроилась на работу к фрау Дэзи в шляпную мастерскую, по совету всё того же Золингера, который взялся её опекать. С одной стороны это было комфортно, а с другой совсем не лестно было выслушивать подобное тому, что говорили про неё, хорошо знающие Золингера люди. Однажды в казино, где в кухне работала Аннушка, сидя за столиком вместе с ним и Руммелем, она слышала шушукания и реплики персонала в свой адрес:
- Вот они... бабьё, одним словом, - говорил один из русских служащих этого заведения, - жених на фронте воюет, а она, пташка-милашка, со стариком закрутила. Без стыда совсем! Вон, пришли вместе без зазрения совести и чести... У старика от горя совсем крыша поехала, когда жена в прошлом году погибла, а она и рада стараться, смотри, как к нему примостилась! Одним словом, прибрала к рукам.
  Ольга повернула голову в сторону говоривших, но эти двое парней враз отвернулись от её столика, а потом и вовсе ретировались. Её передёрнуло гневом и брезгливостью, но нужно было сдержаться, а потом и выкинуть из головы все лишние эмоции. Тем более, что после этого вечером она встречалась с Маневичем, который якобы по делу зашёл в шляпный салон. Теперь после его визита она не спала уже вторую ночь, планируя в голове своё очередное задание и пытаясь понять, как можно лучше его исполнить и не сорваться. Маневич подробно расспросил её о разговоре с женой Азеля, Урсулой, с которой Ольга близко сошлась на посиделках после концерта в городской управе, устроенного в честь дня рождения губернатора.
- Что конкретно она рассказала тебе про брата? - спрашивал он.
- Она обмолвилась только, что нет долго писем, и что он остался в Мюнхене, так как в армию идти отказался. Заплакала при этом и сказала, что очень любит его, но парень был всегда не сдержан и, как ей кажется, он не уважает власти. Ещё говорила, что он был как-то задержан на митинге... Одним словом, я поняла, что этот Рольф - антифашист, и она это знает, но не хочет нигде афишировать сей факт.
- Очень хорошо... А, что она рассказывала о его семье? Это удалось тебе узнать?
- Да, я спросила, так исподволь... Она поняла, что я участливо и из добрых побуждений, а потому разговорилась. Сказала, что у него есть жена и двое ребятишек, старшая дочка Моника и сын Юрген. Жену, кажется зовут Бертой...
- Всё-таки Берта?! Это очень важно, а то, что этот парень антифашист - тем более!
- Я не понимаю, для кого это важно?
- Для Москвы - это очень важная информация, они там проверяют сейчас всё, что связано с жизнью и личной биографией одного абверовского полковника, чья судьба будет решаться там, на юге, а возможно и судьба сотен тысяч людей. От этой информации сейчас много зависит и она должна быть немедленно передана в Москву и не эстафетой, которая стала ненадёжной из-за Ковалевича.
  Маневич отвёл Ольгу за угол здания во время обеденного перерыва и попросил:
- Нужна рация, Ольга, очень нужна... Ты должна передать по радиосвязи эту ценную информацию, что узнала у жены Азеля. Я зашифрую, а ты передашь, и не позднее четверга, то есть через два дня...
- Но, она в лесу спрятана... Как я туда попаду, в лес-то? Кто меня пустит в это Яшино? К тому же, Золингер не даёт прохода, везде сопровождает, даже на базар возит по воскресеньям.
- Я его беру на себя. Утром в четверг я позвоню ему из Управы, чтобы он явился туда с отчётными документами, якобы для личного с ними ознакомления городского головы, а ты получишь по телефону приказ явиться в Кресты в 104-ю абвергруппу за ответом на твой запрос, и скажешь об этом фрау Дэзи. Если Золингер проверит эту информацию, то в абвергруппе подтвердят такое письмо, мы связались с товарищами из Печор и они отправили оттуда, якобы ответ на твой запрос и доставили в абвергруппу. Оно там лежит до особого распоряжения, поняла?
- Да, что я должна буду делать? - Ольга переминалась с ноги на ногу и сильно нервничала, она понимала, что от её действий будет зависеть и её судьба тоже.
- Ты прибудешь в абвергруппу, получишь там у секретаря своё письмо и во все услышание скажешь, что следок появился в Яшино. Там стоял гарнизон зимой, в котором и были представители из Прибалтики по снабжению, будет дан адрес местного бургомистра, к которому ты и отправишься. Там его на месте уже нет, не проживает, поэтому ты направишься прямиком к дому арестованной твоей бывшей хозяюшки, а после пройдёшь, как ты и говорила, на то самое место в лес. Думаю, что слежки не будет, если всё сделаешь, так как нами продумано, - Маневич на прощание дал ещё некоторые инструкции и обговорил детали.
И вот утром четверга, Ольга была на ногах очень рано. Она встала с постели ещё с рассветом солнца, приготовила на всякий случай свои документы на выезд из города и на пребывание вне его зоны, а потом, после завтрака отправилась в шляпную мастерскую.
  Около десяти утра позвонили и попросили её к телефону, фрау Дэзи поинтересовалась, откуда звонят, а после передала Ольге трубку.
  Там коротко попросили приехать в Кресты, пришёл ответ на запрос об отце и Ольга засобиралась.
- Грета, я думаю, ответ будет положительным? - спросила Дэзи и улыбнулась. - Я желаю тебе добра, девочка. Но, как ты доберёшься туда?
- Там солдаты охраны поедут на аэродром. Они в одно и тоже время выезжают в половине одиннадцатого, покажу пропуск и возьмут на попутку, подкинут, не откажут... Я надеюсь!
- Подожди, давай я позвоню господину Золингеру, он подвезёт тебя, - и фрау сняла трубку с телефона.
  Поговорив пару минут с дежурным управления по тыловым войскам, она положила трубку и надула губы:
- Нет его, сказали, что вызван в управу по срочному делу...
- Вот и хорошо, зачем отвлекать от дел замечательного человека, я сама доберусь!
  И Ольга быстрым шагом направилась к проезжей дороге по которой шли колонны машин в сторону линии обороны по берегу реки Великая. Вскоре показались машины с солдатами охраны, они с удовольствием согласились подбросить столь юную и симпатичную особу до Крестов.

  Сперва шло всё по плану. В абвергруппе у секретаря она получила своё письмо, а потом прочитав его, спросила у охранника на входе, как быстрее добраться до этого Яшино, где видели её отца в последний раз и давали адрес, по которому ей надлежало явиться. Он быстренько сориентировался и начертил ей на листе бумаги карандашом схему выхода через базарную площадь и Ольга немедленно туда отправилась. А Золингер, не дождавшись аудиенции, приехал домой и стал названивать в шляпный салон.
- Мне позовите мою крошку, Грету! - попросил он одного из служащих.
  Трубку взяла фрау Дэзи и сказала, что девушка отправилась уже час назад в Кресты и пояснила ему, зачем.
  Золингер несколько озадаченный, повесил трубку и произнёс:
- Поеду, встречу... А то, нечего ехать назад с солдатнёй!
  Нина Осиповна пожала плечами, но ничего не сказала в ответ на его реплику, она только слышала, как грохнула входная дверь и завёлся мотор его серебристой машины.

  Девушка уже подходила к Яшино, когда Золингер приехал в абвергруппу 104, где ему сказали, куда Грета Миллер направилась дальше.
  Взвыл мотор его старенького "оппеля" и мужчина, сжав губы и недовольно хмыкнув про себя, повёл машину к деревне по лесной дороге.

  Ольга почти бегом бежала к просеке. Вот и заветная роща, ещё немного пройти и будет широкая лесная дорога в сторону Посадников, там углубившись немного в лес, на одной из небольших полянок у выступающего над низкими сосенками холма, спрятана рация в надёжном месте. Тихонова добралась, наконец-то, до своего хранилища, вытащила своё сокровище, которое оказалось сейчас на вес золота и, достав из рукава жакетки скомканную бумажку с зашифрованной депешей, переданной Маневичем накануне, уселась поудобнее, надела наушники и стала работать в эфир по запасному времени выхода в 13 часов. В четвёртой партизанской бригаде с самого начала их заброски сюда, ждали и были готовы принять радиограмму от связной с позывными "Радуга" в ночные часы, а это была ровно полночь, или в запасное время, о котором уже говорилось. Треск в наушниках долго не прекращался, наконец она услышала ответный позывной и начала радиопередачу.
Она отстукала всё до конца, до последней точки и указала в своей передаче, что даёт чистую информацию, что на дезу они с Комаровым ещё не выходили, что информация эта, идёт по приказу Маневича для Центра. С последней точкой, Ольга расслабилась и, подогнув под себя ногу, стала перемещаться немного влево, чтобы удобнее было подняться. Она сняла с себя чёрные наушники и свободно тряхнула головой, но... тут же заметила, как над ней выросла и встала чья-то тень, закрывшая солнечный свет и качающиеся ветви соседней берёзы. Она медленно подняла голову, над ней, бледнея с дрожавшими губами и поникшим взглядом, стоял господин Золингер!

  Самообладанию пришёл конец, сказалось напряжение сегодняшнего дня и Ольга поняла, что тело её начинает дрожать, а руки не слушаются. Она напряглась изо всех сил, горячая вспышка ударила в лицо удушливой волной и сжала горло. Девушка глубоко вздохнула, задержала воздух в груди и попыталась прийти в себя, чтобы слишком не волноваться, так как ей ещё нужны были силы для дальнейшего. Ведь, по её предположению, Золингер непременно сейчас же отвезёт её в полицию, или абвергруппу 104, что здесь совсем недалеко в каких нибудь 12 километрах, откуда она вышла сегодня утром и пришла сюда. Мысли проносились в голове с молниеносной быстротой, а этот господин стоял над ней молча, как статуя, и даже не шевелился. Для него это тоже явилось шоком. Когда, подъезжая к Яшино с высокого пригорка, откуда просматривается вся просёлочная дорога он увидел на ней знакомую фигуру, а потом понял, что Грета не собирается идти в деревню, а направляется прямиком в лес, он, нажав на газ, ехал за ней и думал, что застанет её скорее в объятиях какого-нибудь прыщавого мальчика, что именно для своих свиданок она сбежала из дома под предлогом явиться в Кресты за письмом. Это немного, отчего-то уязвило Золингера и он, оставив машину на просеке, грузно вскарабкался на холм и, следя за Гретой, которая петляла по густым зарослям местной рощи, медленно двинулся за ней и... что он видит?
  Ольга окончательно взяла себя в руки, она выпрямилась всем корпусом, сложила наушники в специальную выемку маленького чемоданчика, упаковала туда рацию и произнесла:
- У вас теперь не будет проблем с доказательствами моей вины перед вашим руководством. Тут на чёрных эбонитовых наушниках и на шкале настройки - мои отпечатки пальцев, радуйтесь! - и с этими словами, она захлопнула свой квадратный чемодан.
  Золингер постоял ещё с минуту, озираясь по сторонам, девушка смотрела на него снизу вверх, при этом она не могла подняться, от нервного перенапряжения отнялись ноги, Ольга не чувствовала их. Она вдруг подумала, что этот господин сейчас достанет свой армейский вальтер и выстрелит в неё, таким решительным и строгим было сейчас его лицо. Но успокаивало то, что свою задачу номер один, она успела выполнить, в Москве получат ценную информацию, а всё остальное уже будет неважным. Жаль только Алексея, мысли о нём сразу обожгли Ольгино сознание. Ведь даже не успели побыть вместе, мелькнуло в голове, но тут же погасло, потому что Золингер начал стягивать с себя свой серый китель. Он снял его, встряхнул как следует, а потом грузно наклонился и накрыл им Ольгину рацию. Он аккуратно обернул её, потом выпрямился и, так же молча, понёс её к своей машине, что осталась на просеке внизу у холма. Ольга вскочила, вдруг появились силы, и она побежала вслед за ним в тот момент, когда он уже был на повороте и подходил к своему серому "Оппелю". Она остановилась на некотором расстоянии и наблюдала, как он деловито открыл багажник машины и поставил на дно её рацию, укрыв сверху всяким хламом и мешками из-под картошки, которые зачем-то всегда возил с собой. Потом щелчком приоткрыл заднюю дверь и посмотрел на девушку долгим и пристальным взглядом, она молча повиновалась и пошла к машине. Села на заднее сиденье, а Золингер занял своё водительское место и автомобиль взревел мотором и помчался по дороге из Яшино к Псковским Крестам.
  Она сидела сзади и наблюдала в окно, как пролетали маленькие улочки и базарная площадь, вот и водокачка, там сейчас будет поворот и... но, мимо! Она даже голову повернула в ту сторону, в какой находилось здание абвергруппы-104 на Крестовской улице, но Золингер не сбавил хода и машина понеслась в направлении Пскова. Теперь ей стало совершенно ясно, что этот господин везёт её в Псковское гестапо, что бы уж сразу с ней разделаться, ведь он же выследил её, наконец! Она уселась поглубже, просто вжалась в сиденье и стала продумывать своё поведение на допросе, возможно у самого палача Майснера, она представила тёмные подвалы и высокие грязные своды этого мрачного здания... Вот и Псков. Наряд полицейских у шлагбаума проверяет пропуска на въезде в город. Золингер притормозил и достал свой пропуск. Он протянул его начальнику охраны, покрутил этим документом перед носом у патрульных и, въехал под поднятый шлагбаум. Её, сидевшую на заднем сиденье, патрульные даже не проверяли. Она шмыгнула носом и продолжала смотреть в окно автомобиля, а он нёсся всё дальше от железнодорожной окраины к центру города. Вот и поворот к полицейскому управлению, а потом... она не понимала, куда едет этот господин, всё перемешалось в голове. Может быть, по какой-то другой дороге он везёт её в гестапо? Но вот понеслись узкие улочки с частными домами и небольшими палисадниками, в перемешку с ними мимо пролетали сады и небольшие скверики. Они выехали из центра города и через несколько минут оказались возле дома Нины Осиповны. Золингер затормозил, потом ловко выпрыгнул из машины, толкнул ворота во двор, а потом завёз свой "оппель" под навес в глухой двор у дома. Мотор заглох. В наступившей тишине они молча просидели ещё несколько минут, потом Золингер обернулся к Ольге, грозно взглянул на неё и стал медленно, будто вдруг силы потерял, грузно вылезать из машины. Он встал на дорожку возле дома, оглянулся по сторонам, а потом пошёл к воротам и наглухо запер их изнутри. Открыл багажник, вытащил оттуда завёрнутую в китель рацию и отнёс её в дом. Ольга, выйдя из машины, слышала, как скрипят половицы, а затем и ступеньки, идущие на чердак. Она подошла к крыльцу и села на нагретую солнцем лестницу, стала ждать его выхода, но Золингер не собирался к ней выходить. Прошло уже с полчаса, а в доме царила странная тишина, ещё полчаса... Она не выдержала и вошла с веранды в дом. Ольга прошла по тёмному коридору и увидела справа в кухне сидевшего за столом Золингера, раздетого до нижнего белья. Он в своей белой майке наливал из чайника заварку в стакан ни на кого не глядя. Нина Осиповна посмотрела на девушку и позвала к столу:
- Ты сегодня, ужас какая бледная! Поела бы хоть, а то одни глазищи и остались... Сядь, выпей-ка чайку!
  Но Ольга в ответ замотала головой, как-то неловко отмахнулась и бросилась бегом в свою комнату. После того, как за ней захлопнулась дверь, Нина Осиповна спросила Золингера:
- Что это с ней?
  Он мотнул головой и откашлялся, а потом потянулся через стол к бутылке своего любимого шнапса.

  Наступил неопределённый вечер. Золингер отъехал куда-то не надолго, а потом вернулся вместе с Руммелем и засел в кухне до полуночи, устроив пьяную попойку, но не слишком напиваясь в этот час.
- Где твоя Грета? - доносилось до Ольги и она, в который уже раз, сжималась от охватившего волнения и неопределённости своего положения.
- Она устала сегодня и пораньше легла, - раздался ответ, а потом снова пьяные голоса урчали себе под нос, напевая старые немецкие песни.

  Наступило тревожное утро. Ольга всю ночь не ложилась и ждала, что вот-вот в окно постучат люди в чёрных формах и заберут её на допрос. Неужели же Золингер никому не рассказал о случившемся? Не может быть такого! Лишь перед рассветом, девушка не выдержала напряжения и, скатавшись комочком по-кошачьи, улеглась на краешек постели во всей своей одежде. Она не слышала, как уходил на службу Золингер, как гремела кастрюлями и чугунком с картошкой квартирная хозяйка, она сильно вздрогнула лишь от звука телефона, проведённого специально для Золингера в этот захолустный домишко и висевший в квадратном коридоре у входа. Ольга вскочила и сразу страшная память вернулась к ней, она стала прислушиваться к звукам с улицы и тем, которые были в доме. Потом уловила шаркающие шаги хозяйки и села на постели. Та тихонько постучала в дверь:
- Грета!..Ты идёшь сегодня к фрау Дэзи? Она звонила и просит тебя прийти через полчаса, она тебя будет ждать во дворе у магазина, там что-то нужно разгрузить, - Нина Осиповна громко говорила через дверь.
- Да-да, я сейчас!..
  Ольга быстро засунула ноги в свои растоптанные лодочки и выскочила из комнаты, потом перед зеркалом причесала волосы и, плеснув воды на лицо из умывальника, вышла во двор, а затем и через ворота на улицу.

  Нужно было срочно рассказать о случившемся связным Анны Ивановны, но как назло по дороге на работу она никого не встретила, даже случайно никто не попался ей ни у дома, ни у самой шляпной мастерской. На что она надеялась, на случайную встречу? Но это глупо, и Ольга понимала это, но всё ещё как чудо воспринимала возможность встречи с кем-нибудь из своих. А тут ещё на углу, как назло стоял Ковалевич. Ей показал его один из связных Аннушки, ещё в первые дни пребывания во Пскове. Он окинул Ольгу тягучим и каким-то неприятным взглядом, потом загородил ей дорогу дулом автомата и спросил:
- Что там с запросом про вашего отца? Что сказали в Крестах?
- Вы уже знаете? - переспросила Ольга.
- Конечно, это моя работа такая...
- Полицая? - и Ольга презрительно посмотрела в его узкое и слащавое лицо.
- Видишь ли, милочка, я стараюсь хорошо делать свою работу!.. А ты, свою, - непонятно к чему добавил он в конце, но потом, разглядев на повороте к дому начальника яхткоманды, козырнул и мигом скрылся с глаз долой.
  Ольга вздохнула, сняла лишнее напряжение и вошла в помещение. "Будь, что будет!" - решила она и, пройдя в комнату фрау Дэзи, приступила к своим рабочим обязанностям.

  События этого вечера нарастали, как снежный ком. И это всего, как потом выяснилось, происходило за четыре дня до нашего генерального наступления на линию "Пантера".
  Утром 17 июля началась основная фаза наступления фронта. После мощной артподготовки и мощных ударов авиации в наступление перешли части 1-й ударной и 54-й армий со Стрежневского плацдарма. Огневая система противника была надежно подавлена и стрелковые части сумели достаточно быстро прорвать оборону противника, который оборонялся в этом районе силами 32-й, 83-й и 218-й пехотных дивизий и нескольких охранных полков. Вскоре стало очевидно, что эти немецкие части составляли арьергард, прикрывавший отход основных сил на запад. В сложившихся условиях командование фронтом приняло решение незамедлительно бросить в бой заранее созданные «группы преследования».
  К вечеру в городе были слышны дальние залпы канонады, но отвод войск осуществлялся пока только из города Остров, где оборона была ещё сильна. Командование вермахта понимало, что Псков оно тоже не удержит, но сопротивлялись до последнего и надеялись на сильные укрепления и оборонительный вал.
- Мы готовимся к эвакуации, - говорил помощник Руммеля, сидевший за столиком в казино рядом с Золингером. - Как у вас в управлении дела, тоже собираетесь к выходу?
- Не знаю, ещё не было приказа от военного коменданта. Гражданский Азель, я слышал, уже покует шмотки... - и Золингер выплеснул в рот рюмку русской водки.
- Ты даже не поморщился! - удивился ему собеседник из полицейского управления, а потом кивнул головой в знак приветствия кому-то через столик.
  Золингер обернулся, за спиной наискосок от них присаживались двое полицаев, один из которых был подвыпивший Ковалевич.
- Ты что хотел, чтобы я пошёл в самую гущу? Да, пропади оно всё пропадом!.. Теперь уж всем не долго осталось, - говорил первый, низенького роста крепыш в линялой фуражке и с редкой рыженькой бородкой.
  Он постоянно дёргался при разговоре, будто его кусали клопы под чёрным кителем и неприятно зудело тело.
- Брось, всё путём!.. А то, что на облаву не пошёл, это твоё дело, не хочешь - не рискуй, другим больше достанется и деньги и почёт... - ответил Ковалевич, вальяжно рассевшись за столом и положив свой автомат на чистую скатерть.
- Плевать я хотел на твой почёт!.. Что мне с того, а?
- Не хочешь, не бери, только я думаю, что Россию могут возродить к новой жизни лишь деловые люди, для которых и деньги и почёт, есть личная цель, - ответил Ковалевич и положил ногу на ногу.
- Личная цель чего, наживы? А, если я сегодня попаду под бомбёжку или ещё куда загремлю и ничего от меня на этой земле не останется? Зачем мне всё это нужно то будет?
- На чью мельницу воду льёшь, не пойму... Вот я сегодня хочу, например, проверить один адресок... Уж больно там деваха одна подозрительная для меня обитает. Я говорил, ещё давно с начальником полиции об этом, но он не стал даже слушать, и это меня уязвило. И вот сегодня, я должен всё проверить, и если подтвердятся мои подозрения, то господину Руммелю не сдобровать... И самолюбие своё потешу и почёт! Понял? - и тут Ковалевич обернулся к столику Золингера и посмотрел на того каким-то диким и холодным взглядом с ядовитой улыбочкой.
- Хочешь выслужиться? - донеслось до Золингера, но что ответил Ковалевич своему собеседнику, он уже не расслышал.

  В одиннадцатом часу старший интендант Золингер вошёл в свой дом. Он потоптался на пороге, присмотрелся к темноте соседней улицы и прислушался к тишине, которая вдруг внезапно установилась после сегодняшнего обстрела окраин. Отчего-то в душе поднималась внезапная волна гнева на себя самого, на свою чёртову нерешительность. Молчать дальше, или всё разрулить и, наконец, совершить правосудие? Он замотал головой и прошёл из веранды в кухню, сел не раздеваясь за стол, и отчего-то вспомнил взгляд этого молокососа Ковалевича. Было известно, что он состоит в абвергруппе-104 на службе и какими-то общими делами связан с капитаном Фишем. Руммель упоминал как-то, что этот Ковалевич собирает вокруг себя всех кто вредит великой Германии, объявляет себя за связного подпольной группы, которую сам и организовал, а потом выдаёт этих несчастных, поверивших ему, в гестапо. Вот какая его служба, значит! Золингер при мыслях об этом брезгливо сплюнул. Он прошёл к столу, чтобы нались из чайника воды, но услышал скрип калитки, а затем шаги по двору, которые приближались к их дому. Вытерев от волнения лоб платком, Золингер обернулся на шум у дверей и увидел Ковалевича, тот стоял и смотрел на него такими же наглыми и злорадными глазами, что и вечером в казино, но только ещё с большим сарказмом и усмешкой.
- Хозяйка дома? - бесцеремонно спросил он, войдя в коридор.
- А, в чём дело? - переспросил Золингер и вышел к нему на встречу.
- Тут вопросы задавать, я теперь буду... Кроме хозяйки, кто есть в доме? Грета Миллер на месте, не сбежала ещё?
- Что за вопрос, куда ей деваться? - ответил Золингер и упорно не понимал, что тут происходит.
- Проводите меня к ней, а сами будьте благоразумны - воздержитесь от лишних вопросов и сидите, где-нибудь подальше, - он перекинул свой автомат с одного плеча на другое, поудобнее встал в позу начальника охраны и зыркнул по сторонам глазами.
  На шум в коридоре вышла хозяйка, но Ковалевич не дал ей пройти, а завернул у порога и отправил назад в свою каморку.
- Сиди там, тётка, если не хочешь неприятностей!.. Так, где ваша Грета?
  Тихонова, услышав своё второе имя, вышла из маленькой комнаты в горницу и встала у стола.
- Я же сказал вам, уйдите отсюда! - и Ковалевич грубо толкнул Золингера обратно в кухню, потом захлопнул за ним дверь и уставился на Ольгу, сняв с плеча автомат.
  Она стояла и спокойно смотрела на него, всё внутри пришло в неистовый трепет, но девушка не подавала виду, что волнуется.
- Впереди у нас большая беседа, фрёйлин, - начал Ковалевич и, покачиваясь на каблуках, подошёл к ней ближе. - Как ваше настоящее имя?
- Я не понимаю...
- Я же говорю с вами по-немецки, неужели так трудно понять родную речь? Если только, родную?.. - и он издевательски пощёлкал языком и победоносно посмотрел в глаза своей жертве, ища там страх или ужас.
  Но Ольга стояла перед ним и пожимала плечами, ни чем не выдавая своего волнения и в этот раз.
- Мне стало известно, что ваш брат находится не дома с мамой и сёстрами, как вы до этого всем рассказывали. Он сдался в плен и служит теперь русским, он в партизанах, и это мне хорошо известно через свои источники. Так, зачем же вся эта комедия? - он прошёлся от стола к окну и отодвинул шторку.
  В темноте соседней улицы были видны низкорослые клёны и тонкие рябинки, трепещущие на ветру.
- Потом, я просто уверен, что вы и есть, та самая русская радистка, которую месяц назад примерно, искала вся полиция города и люди гестапо. У нас сидит сейчас в тюрьме одна свидетельница, я вам устрою с ней очную ставку и она докажет мне и всем остальным, кто пока не верит в мою версию, что я прав. Эта женщина, у которой вы с Комаровым жили в доме, опознает вас, я в этом не сомневаюсь... А, пока, я вас не доставил в участок, вы не хотите мне ничего рассказать?
  Ольга отрицательно замотала головой.
- Ну, что же, я вынужден вас арестовать и проводить в полицейское управление сейчас же, собирайтесь! - и Ковалевич передёрнул затвор автомата, давая понять, что намерения его более чем серьёзны.
  Тихонова сперва замерла, а потом покорно попросила:
- Хорошо, но можно мне хоть переодеться? Что же я пойду в полицию в домашнем халате и тапочках?!
- Да, можно. Идите и переоденьтесь, я подожду вас здесь, и не вздумайте выскочить в окно, я не буду канителиться, а сразу вас застрелю... Это понятно?
- Понятно, но я и не подумаю бежать. Всё это какая-то грубая и нелепая ошибка... Но, я сейчас, - и Ольга снова вошла к себе в комнатку и спешно стала снимать с себя домашний халат.

  Она быстро переоделась, но пройдясь по комнатке к двери поняла, что ничего не видит, в глазах потемнело. Видимо, сказалось нервное напряжение последних дней. Ольга толкнула дверь в горницу. Она появилась очень бледная на пороге и сразу прижалась плечом к дверному косяку, её повело в сторону. Ковалевич отошёл от окна и передёрнул на плече свой автомат:
- Ну, пойдём! - скомандовал он хрипловатым голосом и двинулся к выходу.
- Голова закружилась, - проговорила Ольга заплетающимся языком, - можно я посижу немного, а то не смогу никуда дойти?
  Полицай сплюнул с досады и низким голосом произнёс, обернувшись к девушке:
- Хватит Ваньку валять, фрёйлин!
  И тут он внезапно подскочил к ней коршуном и грубо ухватился за шею, сдавив крепкими пальцами позвонки. Ольга взвизгнула от боли, но он не унимался и со злорадной усмешкой продолжал её крепко держать и пригибать ей шею вниз, причиняя сильную боль.
- Ну, перестала голова кружиться? Сейчас я мигом всё исправлю!.. Тоже мне - актриса! Ты влезла в мужскую игру и все твои женские штучки тут уже не к месту! Я предупреждал, что буду стрелять при первом же сопротивлении... Ну, остыла?
  И он дёрнул её за волосы и тряхнул со всей силой, а потом сорвал с плеча автомат, чтобы ударить её как следует ещё и прикладом. Девушка отшатнулась к стене, она поняла его грозный жест, в глазах потемнело ещё больше. Ковалевич сделал рывок, он вскинул своё оружие, но тут раздался глухой скрип половиц сзади, и он даже не успел обернуться, как получил тупой удар по затылку, потом ещё и ещё... Град ударов сыпались сверху на уже сползшее вниз к ножке стола бездыханное тело. Ольга сперва не поняла, что случилось, почему вдруг упал этот полицай, но потом из темноты сознания выплыло раскрасневшееся лицо Золингера, который молотил топором по обмякшему телу в чёрной форме с белой повязкой на рукаве. Когда Ковалевич захрипел и в последний раз дёрнулся, а потом выпустил из обмякшей руки свой страшный автомат, который откатился к Ольгиным ногам, она посмотрела вниз, на черное расползающееся пятно крови на полу и на весь дом закричала от ужаса, и взяв себя в руки, поняла всё, наконец, и зажала губы ладонью. Она отпрянула к висевшей над дверью пёстрой занавеске, впечаталась в неё и, всё ещё крепко зажимая губы, снова закричала сквозь ладонь и затряслась всем телом.
  На её крик прибежала Нина Осиповна из своей каморки под лестницей. Она в растерянности остановилась над телом Ковалевича и, стоя рядом с Золингером, который отбросил в сторону свой топор, тихонько спросила:
- Что будем делать-то теперь? Давайте его отволокём отсюда побыстрее...
- Он пришёл один? - спросил Золингер и кивнул головой на окно.
- Один. Я выглядывала в окошко во двор, там никто больше не появился...
Ольга в этот момент осела у двери, силы покинули её окончательно, она всхлипывая и дрожа всем телом, никак не могла прийти в себя. Нина Осиповна кинулась к ней:
- Давай, пойдём отсюда от греха, - она подхватила Ольгу за плечи и втолкнула в маленькую комнатушку, закрыв за ней дверь. - Его ведь могут искать... - проговорила она, выйдя снова в комнату.
  Золингер в этот момент, уже потащил за ноги тело полицая в коридор.
- Сейчас я открою дверь пошире и проверю, всё ли тихо, - Нина Осиповна в ночной рубашке, так как она уже приготовилась было спать, заскочила в кухню и повязала сверху фартук. Одеваться она не стала, только на спех набросила на себя ещё и домашнюю телогрейку, а потом присоединилась к своему постояльцу и они вместе потащили Ковалевича с веранды во двор.
- Тут в огороде была вырыта щель на случай бомбёжки, ещё когда ваши только город брали... Она здесь, в глубине у глухого забора, что выходит на дорогу... Щель ещё цела, глубокая. Только её немного присыпало песком. Можно ещё подкопать, у меня есть хорошие лопаты, - говорила тихо хозяйка, стоя над телом в палисаднике.
- Несите! - раздалось в ответ.
  Золингер опустился возле тела полицая и стал нащупывать у него в карманах содержимое, но постановления на арест Греты Миллер, он так и не нашёл. Значит, инициатива исходила только от самого Ковалевича, и на удачу он пришёл в их дом сегодня ночью. Уже лучше, значит искать у них конкретно, его не станут.
  Ольга спустя некоторое время, шатаясь и испытывая боль во всём теле, а особенно от поясницы и до колен, всё же вышла из комнаты и спустилась со ступенек во двор, закрытый наглухо вместе с калиткой и воротами. На право в темноте, где у хозяйки был маленький огородик, она услышала характерный шум и пошла туда...
  Она пришла в себя окончательно, лишь теперь, стоя у высокого забора и наблюдая, как тело полицая, убитого Золингером, погружается всё ниже в землю, и скрывается под её толщей. Нина Осиповна и дядя Вилли орудовали лопатами не щадя своих сил. Ольга не сводила глаз с этого мёртвого тела, лежавшего на дне вырытой когда-то щели. Вот скрылись под земляным настом сапоги, а потом и бледная кисть руки, забросали землёй и автомат, а потом вся фигура этого злорадного и страшного человека перестала быть видна на поверхности. Девушка держала в дрожащей руке керосиновую лампу и в свете её отразился блестящий ремень, и это было последнее зрелище, оставшееся от Ковалевича. Вскоре заровняли и затоптали утлый холм, унесли лопаты снова в сарай, а потом Золингер, взглянув на Ольгу всплеснул руками, что-то припоминая.
- Нужно было с ним же и закопать... - буркнул он на ходу, и стал быстро подниматься вверх по лестнице на чердак.
  Спустя пару минут он вынес оттуда рацию, завёрнутую в старую бежевую скатерть с жёлтыми ободранными кистями. Он быстренько отправился с ней на улицу за калитку, предварительно как следует оглядевшись по сторонам. Но улица будто вымерла. Тишина и тёмный мрак стояли кругом. Золингер быстро побежал со своей ношей к старому колодцу с подгнившей и обвалившейся колодой. Из него теперь редко брали воду, потому что макушка с деревянной ручкой и несколько гнилых брёвен обрушились на дно и завалили часть прохода к воде. Ольга из любопытства последовала за Золингером. А он, подойдя с дороги к этому сооружению, со всей силы швырнул туда рацию, завёрнутую в кусок скатерти. Ольга слышала, как она плюхнулась на дно колодца, и всё затихло. Потом она рано утром, как только рассвело, заглянула туда, чтобы никто не увидел: на дне была лишь чёрная как смоль вода, отражавшая часть позеленевшей колоды. Девушка успокоилась. Теперь и последняя улика канула в воду!
  Нина Осиповна и Ольга долго ещё, а точнее - всю ночь мыли пол от крови, стараясь как можно тщательнее всё убрать, чтобы даже и намёка не осталось на ночное происшествие в этом тихом до времени доме.
  Во время обеда в столовой Руммель подсел к своему приятелю и за стопкой конька поинтересовался:
- К тебе вчера Ковалевич не заходил?
- Этот полицай, что сидел тут накануне с каким-то рыжим парнем? - невозмутимо переспросил Золингер.
- Ну, да!..
- Был под вечер, сильно выпивший, и я выгнал его к чёртовой матери за ворота, даже в дом не пустил... Так и пошагал вдоль по улице. А, что?
- Звонили сегодня в управление, этот полицай не вышел утром на службу. Ищут его. А я, что могу? Слышал, он вроде говорил, что намеревается зайти к кому-то вечером? Потом упоминал и тебя... Наглый паскудник! Всё интересовался твоей Гретой, нахал... Я уж отговаривал, как мог, что мол она не любит русских парней, у неё свой жених имеется, но он слишком упрямый, как баран... - и Руммель насел на коньяк. - А, чёрт с ним!.. Говорят, что наши арьергарды попали в окружение, скоро объявят об эвакуации. Уже многие службы города выезжают, в том числе и абверовцы, документы увозят...

  Гражданский комендант Азель мотался целый день по городу, отправлял раненых в тыл, вывозил документы и готовил к отъезду свою семью. Ольга по соседски, помогала укладывать Урсуле вещи и собирала её девочек. Женщина была сильно возбуждена и чего-то боялась, это было видно по её нервным жестам и постоянно вздрагивающим плечам. Её муж, тоже изрядно похудевший ещё больше за последние дни, осунувшийся с чёрными кругами под глазами приехал домой на обед и стал торопить жену и прислугу.
- Сегодня надо уехать, тянуть нечего, - говорил он жене, стоя в детской комнате.
- Но, транспорт... - начала было Урсула.
- Я договорюсь! - и Азель поспешил снова на улицу, его вызвал старший офицер взвода охраны.
  Но с транспортом не получилось, до полуночи Урсула не спала, она ждала мужа, а не дождавшись, отпустила ночную няню и положила девочек в постель, надеясь, что уже на следующее утро удастся уехать вместе с мужем из города, который стали брать со всех сторон в клещи советские войска.
  Поздно ночью в доме Нины Осиповны, спящие тревожным сном после известных событий Ольга и сам Золингер, услышали где-то в стороне на окраине выстрелы, потом шум подъезжавшего к комендантскому дому грузового автомобиля. Ольга поднялась с постели и подошла к окну. Дом коменданта, что стоял напротив через улицу и немного наискосок, осветился яркими фарами стоявшего автомобиля. В окно его было плохо видно, лишь кусочек крыши и тонкая белостволая берёза выглядывали из переулка, которая и была освещена сейчас оранжевым светом. Но выстрелы оттуда донеслись очень чётко, их расслышали все, кто находился в соседних домах.
- Господин Золингер! - Ольга в тревоге стояла над постелью дяди Вилли и будила его, толкая в плечо.- Там у коменданта Азеля в доме стреляют... Надо звонить в полицию!
  Золингер, босой и в ночной пижаме выскочил на крыльцо. Стрельба разносилась по всей округе, но потом всё внезапно утихло. Он вернулся в дом и снял телефонную трубку с аппарата. Полицейский участок молчал, ответили только в городской управе. Дежурный обещал послать к дому коменданта полицейскую машину. Но никто не приехал из полиции в эту ночь по знакомому адресу. В соседнем доме, почти примыкающего к комендантскому, слышали истошный женский крик перед теми самыми выстрелами. Кричала Урсула, она звала на помощь, которая не пришла...
  В предрассветных сумерках жители соседних домов в ужасе стоя у своих окон, наблюдали, как в грузовик из открытых дверей по ступенькам немецкие солдаты в чёрных гестаповских формах выносили в серых закрытых мешках чьи-то тела. Их было несколько этих тел, кто-то насчитал шесть, а кто-то больше. Их погрузили в крытую машину, она взревела мотором и уехала по направлению к лесному массиву, а у комендантского домика ещё долго крутились офицеры с солдатами охраны, а после на своих трещащих мотоциклах уехали с восходом солнца, навсегда увозя с собой тайну расстрела семьи коменданта Азеля. (Даже после войны в уцелевших архивных материалах не нашли никаких сведений про эту мутную историю. Есть лишь свидетельские показания. В ночь на 21 июля, в ту самую ночь перед нашим генеральным наступлением на город Остров, который войска фронта успешно освободили в этот день силами 67-й и 1-й ударной армий, гестаповцами была расстреляна семья гражданского коменданта города Пскова Азеля вместе с женой и тремя детьми - девочками, восьми, шести и трёх лет. С ними, предположительно, погибли два охранника и помощница по хозяйству. Причины не известны. Лишь по некоторым мотивам можно сделать вывод: брат Урсулы был антифашист, об этом скоро узнали, а 20 июня было совершено покушение на Гитлера в «Вольфсшанце». Оно было неудачным и провал заговора повлёк за собой казнь большинства заговорщиков и репрессии в отношении остальных участников германского Сопротивления. Всего были арестованы около 600 человек. Судебные процессы продолжались с августа 1944 года по апрель 1945 года. Около 200 человек были казнены или доведены до самоубийства.)

  Части покидавшие город 21 июля и вступавшие в бой на его окраинах, были вынуждены занять сперва круговую оборону, а потом сдаться, так как выезжающие из города в последний момент фашисты сразу попадали в окружение не имея возможности выбраться из плотного кольца.
  Вильям Золингер отправил свой интендантский взвод намного раньше, но и они попали в окружение. Сам главный интендант из города выезжать не собирался. Бои начались внезапно, артобстрелы на окраинах города были слышны повсюду, и Ольга с утра убежала к Аннушке в казино, которое сразу опустело и выбитыми окнами смотрело на уцелевшую часть улицы с каким-то грузом пустоты и уныния. Анна Ивановна встретила её в кухне, за опрокинутой железной стойкой, которая служила теперь убежищем от прилетавших сюда снарядов.
- Вот и всё, - сказала она, когда Ольга вошла к ней и встала рядом у окна во двор, - ждать ещё пол дня и наши будут здесь! Я думаю, что они обойдут город, чтобы не дать уйти немецким войскам и не допустить лишних разрушений. Немцы угоняли с собой в этот раз не так активно... Но я всё-равно вместе с дочерью спряталась в подвале. Сейчас Сашка побежала в депо к нашим, а ты проводила своего Золингера?
  Ольга пожала плечами: - Он уехал, а потом вернулся с дороги, сказал, что уже нельзя проехать, но будут прорываться вместе с городской управой. Предлагал и меня взять, но я пришла сюда к вам, пусть меня лучше не найдёт...
- Уже не уедут, уже никто не уедет отсюда, - ответила на это Аннушка и подняла голову на шум подлетавшего бомбардировщика, который пикировал на центр города.
Он с шумом сделал два захода, сбросил бомбы на переправу и на шоссе, а потом на бреющем полёте полетел в сторону Кремля. Стало тихо, осела дорожная пыль. Ольга и Аннушка выбрались из своего убежища и услышали, как наступая на битый кирпич к ним в кухню кто-то пробирался, раздвигая разбросанную мебель. Женщины насторожились, пока не увидели улыбающееся лицо Маневича. Он встал на пороге в дверях и громко вздохнул:
- Ну, что, мои красавицы! Наконец-то, дождались! - и он бросился обниматься к Аннушке, буквально сгрёб её в своих объятиях, а потом взглянув на Ольгу, произнёс: - А твой дядя Вилли сейчас был у нас в управе, достал из сейфа свой вальтер, забрал документы и вышел, но на транспорт больше не сел, пошёл пешком, кажется домой...
  Ольга уже не слушала конца, она выскочила из казино и побежала в сторону дома Нины Осиповны.
  Она, задыхаясь, вскочила на крыльцо, потом рванула на себя дверную ручку и вбежала в прихожую. На пороге кухни стояла хозяйка:
- Ты чего? - удивлённо спросила она.
- Был?.. Он был тут?
- Кто, Вилли?..Ну, да! Взял с собой фото своей жены и отправился на кладбище, сказал, что хочет тут с ней теперь остаться навсегда... Но, это его дело.
- Когда, когда он ушёл?.. - Ольга взялась за ворот совей розовой сорочки, купленной недавно на рынке за буханку чёрного хлеба.
- Минут двадцать назад... А, что?
  Но девушка уже не слышала её, она бежала через двор, потом по улице вниз, в сторону городского кладбища.
  Она бежала мимо Псковского кремля по улице Труда к Рижскому проспекту. Там до реки её подвёз на подводе какой-то добрый старик. Дальше по набережной мимо частного сектора она срезала дорогу к Мироносицкому кладбищу и, уже совсем выбившись из сил, пошла шагом ко входу. Ещё издалека она увидела возле стареньких обвалившихся оградок его грузную фигуру. Золингер стоял на коленях у могилы своей жены и держал у виска свой вальтер. Пилотка скользнула ему на облысевший затылок и оголила часть седого завитка за ухом. Она подошла ближе и посмотрела ему в лицо - глаза были закрыты, а сквозь подрагивающие ресницы текли струйками прозрачные слёзы.
- Нет, не делайте этого!.. Нельзя! - закричала Ольга диким голосом и бросилась кошкой ему на шею. - Иначе, вы никогда не будете вместе там, на том свете!
  Она, рискуя выстрелить в себя из вальтера, который был уже снят с предохранителя, стала выхватывать его из руки Золингера, но тот держал его цепко. Тогда Ольга нажала ему на плечо и стала буквально выкручивать оружие, опрокинув дядюшку Вилли лицом вниз на могильный холмик. Упав, он сразу как-то обмяк и выпустил вальтер из руки. В этот момент снова над головой заревел бомбардировщик. Девушка опрокинулась рядом с Золингером:
- Дядя Вилли!.. - трясла она его за плечо, - надо уходить! Бомбят... Дядя Вилли!.. Вставайте быстрее...
- Уходи, - еле слышно произнёс он, разлепив спекшиеся от внутреннего жара губы. - Я останусь здесь, насовсем останусь... мне некуда больше идти.
- Ну, что вы?! Ведь у вас в Эстонии есть сестра, и двое её сыновей. Ваши племянники вернуться с войны и вы будете вместе... Вы не один!
- Без неё - один, - и он всхлипнул, прижавшись головой к холмику и загребая вокруг себя руками мягкую глину. - Я не смогу отсюда уехать, я останусь рядом с ней... если мне позволят.
  Самолёт улетел, Ольга подняла голову, посмотрела в глубокое бледное небо и, подвинувшись ближе к Вилли, села рядом с ним. Она отбросила оружие подальше в высокую придорожную траву и обессиленная бегом, наклонилась над лежавшим без движения мужчиной, превратившегося сейчас в глубокого старика.

  Первая группа русских солдат от города Остров переплыла по реке Великой к Спасско-Преображенскому монастырю, а потом стала с боями передвигаться по улице Горького к центру города. Сопротивления особого не было и уже к вечеру передовые части стали входить в Псков. По набережной подошли к Мироносицкому кладбищу, и решили пересечь его для выхода к Рижскому проспекту, чтобы замкнуть кольцо вокруг Псковского Кремля. Пробираясь гуськом по заросшей травой тропинке, солдаты одного из пехотных батальонов, вошедших в город, наткнулись на могилку, на которой ничком лежал пожилой мужчина в немецкой форме, а рядом сидела молоденькая девушка с испачканными в глине и песке коленками, вытирала грязными руками слезинки, которые оставляли глубокие бороздки на пыльных щеках и горько плакала.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.