Святые...

     Этот рассказ о событиях конца 60-х годов прошлого века.
     Москва.
     Я был ещё младшим школьником. Наш двор был образован огромными сталинскими домами, слитыми в единую конструкцию с высокими полукруглыми и гулкими арочными проходами. Сегодня, конечно, уже никого не удивить почти замкнутой по периметру кирпичной девятиэтажкой. Но тогда...
     А когда тебе всего десять лет, то всё как-то особенно таинственно, торжественно и грандиозно.
     Летом во дворе среди деревьев, качелей, песочницы и помоечных баков  играли в футбол, "штандер", салочки, прятки, жмурки; а зимой в хоккей, царя горы, катались с горки, рыли снежные лабиринты и прочее, и прочее...
     Одиннадцать подъездов, жителей больше тысячи, детей несколько десятков. Вот так тогда все и социализировались: и дети композитора, и руководителя Аэрофлота, и заводских рабочих, и шоферов, медиков и уголовников - все вместе... Ну, или почти вместе. О различных национальностях нечего и говорить, конечно понимали, что этот - татарин, тот - еврей, армянин или русский, и даже обзывались, когда хотели задеть побольнее... Но как-то без злобы. Или может мне русскому, тогда так виделось. Впрочем, если что и было, то лишь отчасти - злобы точно не было. Но не про национальный вопрос я тут взялся рассуждать. Рассказ мой совсем о другом...
     Раза два в месяц приходилось нам - детям наблюдать одну и ту же любопытную картину, которая первое время шокировала, но потом попривыкли, и Лёшка даже попытался подсмеяться над объектом события или стебануться, как сказали бы сейчас.
     Нам тогда казалось, что она совсем-совсем старуха.  Теперь то понятно, что женщине было не больше шестидесяти пяти лет. В сером махеровом платке, качаясь появлялась она среди двора, будучи изрядно пьяной и останавливалась возле громадной арки при входе во двор. И ждала... Мы тоже, завидев приготовления к действу, побросав все игры с мячами, клюшками и шайбами, подбегали ближе, и затаённо ждали. Ждать было недолго. Через минуту-другую с улицы в арку заходил кто угодно, будь то мужчина или женщина, и ни о чём не подозревая, направлялся через двор. Особенно эффектным, было если прохожий оказывался интеллигентного вида и хорошо одет. Пройдя арку и очутившись во дворе-колодце, он сходу и прямо в лицо получал невероятно эмоциональную порцию обвинений и оскорблений...
- Ххаарррряяя!!! Ах ты, фашиска ххаарррряяя!- орала, что есть мочи бабка на невинную жертву.
     Объект нападения, естественно шарахался в сторону и прибавлял ходу. Но не тут-то было.  Безумная, будто только такого побега  и добивалась:
- Испугался! Страшно! Немецка морда! Ххаарррряяя!! А я тебя узнала!! Ууу - ххарряяя!!!
     Человек чаще спасался бегством. Некоторые пытались объяснить, что гражданка, мол, обозналась и никакая он не харя, не морда и уж тем более не фашистская...  Но тётенька только распалялась, и не отставая от "хари", выкрикивала уж совсем страшные обвинения:
- Ты! Ты - всех сыночков моих поубивал, фашиска морда!! Узнала я тебя...! - орала она в убегающую спину и в довершении совершала длинный и порой точный плевок.
     Наконец выдохнувшись, шла из последних сил к дереву и обняв его, и всхлипывая, сползала на землю...
     Дети на всё это глядели будто в театре.
     Завораживало...
     Некоторые от смущения смеялись, другие просто стояли потерянные. Да и взрослые порядком смущались.
      Говорили, что с фронта не вернулись трое её сыновей и у неё то ли "поехала крыша", то ли это был вечный повод выпить. А может, так одно с другим и сложилось.
     Я сейчас не вспомню: отводил ли кто женщину до подъезда, или может она самостоятельно добиралась до него? Милиция её никогда не трогала, наверно и заявлений и жалоб никаких не писали.
     А жизнь продолжалась, и мы шли играть дальше.
     Через несколько лет женщина, периодически нападая на прохожих, нашла для себя некоторое успокоение. Она, живя на седьмом этаже, привязывала снаружи окна на ниточке кусочки сала. Особенно зимой, на сало слетались синички, и порхая возле окна, умиляли её и радовали.
     Как я уже раньше где-то писал, моя бабушка была лишена всякой сентиментальности. Мой дед погиб во второй месяц войны, оставив её с четырьмя малолетними детьми почти без шансов на выживание. Она тащила их на себе, работая всю войну в три смены у конвейера. Тут надо отметить, что бабушка никогда возле подъезда на скамейке не сидела и сплетни не собирала, да и мало кого знала из соседей. Но эту соседку по дому с её умопомрачением она конечно не раз за несколько лет видела, хотя никак всё это не комментировала. И тут, как-то, приходит из магазина вся накрученная и с одышкой. Оказалось, встретила она в тот день несчастную старушку, которая была на этот раз трезвая и просветлённая. Та почему-то обратилась к моей бабуле, которая шла себе с полными сумками домой:
- А ты знаешь, что я святая?! - заявила она вдруг, пафосно декламируя новость на весь двор.
Бабушка редко вступала в переговоры с малознакомыми людьми, а тут, знать, как-то задело:
- Что это, вдруг?
- Ко мне синички на окно каждый день прилетают... А птицы прилетают только к святым, - гордо заявила пожилая и сильно пьющая женщина.
- Так ты небось сало привязала к окну, вот они и налетают. Синицы на сало всегда летят.
     Тут "святую" вмиг понесло так, что только дым из ушей не пошел. Но бабушка не была робкой. И ответила очень жёстко:
- Вместо того чтобы водку жрать, надо было чужих детей взять из детдома и вырастить. Вот тогда, может святой бы и стала! А птичек и дурак приманить может!!
     Пришла домой и всё ворчала: "Ишь, чего удумала! Святая она! У нас полстраны таких святых!"
      Я до сих пор не пойму, кто из них прав. Может обе...
      Бабушка редко так заходилась и никогда не бывала столь категорична. Но с окончания Отечественной войны тогда прошло всего-то двадцать пять лет и было ещё совсем свежо.
      Теперь же, всё это стало "давным-давно", и, казалось, можно бы и не вспоминать. Но вот, вспомнил... Наверно не зря. Время наверно пришло...
      Куда исчезла та несчастная женщина - не знаю, она конечно, не из числа долгожителей...
    
    
  © А.Е. Тулупов
    2 ноября 2022г.