VI. Два Владимира-две национальные идеи для России

           VI.  ДВА ВЛАДИМИРА –  ДВЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИДЕИ  ДЛЯ РОССИИ.


  Рассмотрим две интерпретации национальной идеи (они в определённом смысле противостоят - как полярные) и, соответственно, два возможных способа их реализации.
   Выразитель первой идеи родился в 1853 году в семье известного учёного и историка Сергея Соловьёва, ведущего свой род от потомственных священнослужителей.   Владимир Соловьёв - философ, поэт, литератор... Если сказать о нём только это, то значит почти ничего не сказать, так как его главная «изюминка» в том, что он был прежде всего мистиком. Именно на мистическом Откровении и строятся его главные идеи, его философия и литература, его образ поведения и жизни. В чём же состоит суть его Откровения? Как и когда оно состоялось? Как было реализовано в его жизни? Как ни странно, это можно наиболее адекватно понять только с помощью другого Откровения, более позднего, данного другому человеку. Вот тут ключ нашей (авторской) позиции. И это требует некоторого отступления для более подробного пояснения. Избежать этого объяснения, пожалуй, невозможно, так как одним из ключевых понятий, на которых мы хотим построить разговор, является понятие «откровения» и близких к нему понятий «озарение» и «вдохновение».

   Нынче, в отличие от XIX, а тем более ХХ веков, снова эти понятия реабилитированы не как литературные «метафоры», а как имеющие реальное наполнение. Как отражающие суть постоянных «контактов» человечества с мирами высшими по отношению к нашему, с существами высшими по отношению к нему. Таким образом и понятие «религия» обретает смысл не как набор суеверий тех или иных народов, а приходит к первоначальному содержанию как институт по воссоединению (слово «религио» переводится с латыни как «воссоединяю») человечества с иной, высшей по отношению к нему, реальностью.
 «Откровение», «вдохновение» как ПРОЦЕССЫ требуют совершающего их субъекта – тех существ или сущностей, что открывают себя и свои миры, свои истины для людей, что «вдыхают» в творческие натуры поток образов и энергий. Но отношение к откровению сложилось у людей очень разное. Исторический опыт в большинстве случаев почему-то (не будем вдаваться в подробные объяснения этого «почему», хотя у автора они есть) сформировал в большинстве религий такое отношение, где считается, что в каждой данной религии имеется полное и законченное Откровение об истинах Высших миров и их обитателях, что процесс Откровения закончен со стороны Высших сил, остаётся только претворять их «замыслы» в жизнь. Что-то напоминающее лозунг, провозглашенный с трибуны какого-то партийного съезда Никитой Сергеевичем Хрущевым: «Цели поставлены, задачи определены, за работу, товарищи!».
 Когда «товарищам» оставляют только роль исполнителей, винтиков и шпунтиков, устраняют от возможности переосмысливать и совершенствовать сами задачи и цели, саму идею, то идея начинает «закисать», так и случилось с идеей коммунизма после этого призыва «сверху».
 У человека настолько сильно творческое начало, что любое положение дел, при котором за него уже всё определено, а ему остается только роль исполнителя, раба чужой идеи, вызывает в нём явный или неявный внутренний протест. Человек всегда хочет чувствовать себя личностью, с мнением которой считаются, идеями которой не пренебрегают, чувствовать себя сотрудником, другом, со-творцом. И судя по многим данным, того же от него хочет его Творец.
 Приведём хотя бы известные слова Христа: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам всё, что слышал от Отца Моего» (от Ин. Глава 15, ст. 14, 15).
 Творец всего оставляет ту неопределённость в своих замыслах и самом творении, которая позволила бы и нам внести достойную лепту в Его творчество. Соответственно и в Откровениях нет абсолютной завершающей полноты, причём не только по указанной выше причине, но вернее даже потому, что вместить весь Его Замысел не способна ни одна отдельно взятая человеческая голова, ни всё человечество в целом: «Ещё многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить.» (Ин. гл. 16 ст. 12).
 
 В творчестве, в жизни вдохновенной всегда есть определённая доля риска – совершить ошибку. А хочется без риска и потерь жить спокойно. Думается, что именно «рисковые» люди, которые рискуют не ради своекорыстных целей, а ради приращения в нашем мире Промысла Божьего, больше по нраву Творцу, чем во всём правильные, абсолютно закостенелые люди, строгие законники и фарисеи, страшащиеся хоть на йоту изменить то, чем уже обладают, а значит, не имеющие возможности прирастить уже данное.
   
   Редко удается Провидению воплотить людей, которые могли бы прозреть от своей слепоты – раз; и чётко различить в своих видениях и откровениях божественное от демонического – два. Вокруг таких людей идёт непрерывная, обычно не видимая нами борьба, война за их жизни, их души, их умы. Против них возбуждают общественное мнение, стараются сделать так, чтобы современники не поняли их или вообще приняли за сумасшедших, за обманщиков или даже за посланников демонических сил...
  Как же нам на самом деле отличить одно от другого? Свет от тьмы слепым отличать трудно. Однако не всё так безнадёжно, как кажется на первый взгляд. Конечно, разум – штука обоюдоострая, можно доказать прямое, а можно – обратное, смотря из какой системы аксиом исходить... Вопрос о критериях истины – один из центральных вопросов любой настоящей системной философии (см. статью "О критериях истины"- прим. ред.)
    Процитирую то, что напрямую касается характеристики Владимира Соловьёва.
   Одно из высказываний принадлежит перу Е. Трубецкого, который написал эти слова, характеризуя философский образ Владимира Соловьёва:
 ”Искание безусловного и безотносительного, наполнявшее душу философа, беспредельно расширяло его ум и не давало ему возможности окончательно удовлетвориться чем-либо условным и относительным. Тот ШИРОКИЙ УНИВЕРСАЛИЗМ, в котором Достоевский усматривает ОСОБЕННОСТЬ РУССКОГО ГЕНИЯ (выделено мною – С. Б.), был ему присущ в высшей мере; именно благодаря этому свойству он был беспощадным изобличителем всякой односторонности  и тонким критиком: в каждом человеческом воззрении он тотчас разглядывал печать условного и относительного.
   Наиболее распространённые, ходячие людские мнения редко представляют беспримесную истину или беспримесную ложь: большею частью они заключают в себе пёструю смесь того и другого; они принимают сторону истины за всю истину. В каждом данном воззрении Соловьёв легко угадывал его односторонность; и это тотчас заставляло его противоречит, то есть выдвигать ту сторону истины, которая заключается в воззрении противоположном ...
   Ничто так не раздражало покойного философа, как идолопоклонство. Когда ему приходилось иметь дело с узкими догматизмом, возводившим что-либо условное и относительное в безусловное, дух противоречия сказывался в нём с особой страстностью...
   Тот самый универсализм, который заставлял Соловьёва восставать против идолов, обуславливал его чрезвычайно высокую оценку относительного. В его глазах относительное только тогда становиться ложью, когда возводится в безусловное, ставится на его место; напротив, относительное, утверждаемое как таковое, составляет необходимую часть целой, вселенской истины. Редкая широта кругозора давала ему возможность угадывать не только ограниченность и ложь данного воззрения, но и то зерно истины, которое оно в себе заключает. Неудивительно, что мы находим у него положительные оценки самых противоположных и несходных миросозерцаний...”

    В данной цитате буквально промелькнуло то, что относится к комплексу русской национальной ментальности. А значит и должно входить важнейшей характеристикой в русскую национальную идею: ШИРОКИЙ  УНИВЕРСАЛИЗМ. Проще говоря, всё, что явно грешит однобокостью, узостью, ограниченностью – противно нашей национальной ментальности. Русский гений и в географических масштабах, и в масштабах дел и свершений, и в масштабах мысли – всегда тяготел к безграничности, размаху. Недаром едва явившееся, хотя потом задавленное большевистской идеологией, своё оригинальное , во многом отличное от европейского, течение русской философии принято называть «русским космизмом».

 Стало быть, в особенностях своего мышления наш народ готов к созиданию такой «идеологии», такой идеи и  такого «учения», которые не будут закрытыми и претендующими на законченное обладание абсолютной истиной, но будут «заряжены» постоянным стремлением к обобщениям всё более широким, к проникновению во всё большие глубины истины, то есть будут учениями «открытого типа». Русская национальная идея, следовательно, должна не исключать, но принимать в себя всё, созданное человечеством до сих пор истинное и ценное, исключая, однако, претензии этого созданного на полноту и законченность, на абсолютность, и включая их в себя как важные, но частные случаи истины.
   Казалось бы, высказанное выше очень похоже на то, что преподносится нам ныне с комплексом западных идей под термином «плюрализм». Однако это совсем не так. Западный плюрализм, увы, отождествляется с тем, что называют ещё «релятивизмом» (от лат. «relative» - относительно). Это такая концепция, которая нивелирует все знания и учения, ставя между ними на общей шкале ценностей знак равенства. С точки зрения релятивизма все по-своему правы, а потому абсолютной правды нет, есть лишь относительные, частные правды отдельных личностей. И с такой точки зрения все истины относительны, для одного они могут быть истиной, для другого – ложью и т.д. В таком подходе заключается абсолютное обесценивание всякого познания, теряется граница между ложью и истиной. Разум становится в тупик, ибо основным свойством разума можно считать умение различать одно от другого (Слово «раз – ум» можно даже считать аббревиатурой, расшифровываемой как «РАЗличать УМение»).
 
   Вернёмся к фигурам двух Владимиров, через которые России были «напророчены» в ХХ веке два разных пути. Один путь мы прошли. Потому на фигуре Владимира Ульянова-Ленина останавливаться не буду. Просто отмечу ещё один важнейший и в вопросах веры и во всех других вопросах критерий истины – «по плодам их узнаете их». Плоды развития России в ХХ веке налицо. Хотя есть в них некоторые положительные тенденции, но в целом они отрицательны. Если же отмечать положительные тенденции, то к ним нужно отнести, прежде всего, всеобщее достаточно качественное образование. Нужно сказать, что оно могло бы сложиться, возможно, и без большевиков. Однако, нужно заметить, что большевики быстро поняли связь между развитием интеллекта и угасанием  непроизвольных паранормальных способностей людей, делающих веру достаточно живучей. Они понимали, что массовый атеизм и массовое образование связаны как следствие и причина. А потому с первых шагов своей власти поставили задачу ликвидации неграмотности на первый план. Поэтому и здесь их «забота о народе» была вовсе небескорыстной. Это способствовало укреплению их безбожной и даже богоборческой власти.
  Вообще же они сыграли свою партию преимущественно на чувствах ненависти и стайности (это у них называлось классовой солидарностью). Чтобы породить чувство ненависти к религии, нужно было, прежде всего, лишить народ ощущения благодати, через неё исходящей. Образование, развитие интеллектуальных способностей играло здесь первостепенную роль. Этим вообще объясняется, почему первыми стали отвергать религию именно образованные интеллектуалы Европы, например, энциклопедисты. Если развитие интеллекта не гармонизирует с развитием чувств, то он становится самодовлеющим и заглушающим всю сферу тонких интуитивных ощущений и зачатков паранормальных чувств.
    Религия стояла на пути большевиков хотя бы потому, что концепция христианской религии не приемлет чувство ненависти и насилие, что она заявляет – всякая власть – от Бога, то есть благодатна. Доктрина же большевиков была построена на противоположном – на том, что всякая власть и есть насилие, и не нужно этого стесняться, а нужно использовать это на полную катушку, в виде диктатуры. Сейчас мы, конечно, понимаем (особенно, после прочтения «Розы Мира» Даниила Андреева), что природа земной власти чаще всего, двойственна: в ней есть и божественное, и демоническое, то есть до конца не были правы ни те, ни другие. Однако первые (т.е. руководители православной церкви) слишком настаивали на божественной природе власти, и этот слишком настойчивый мотив сыграл с русским православием злую шутку. Во-первых, он сделал фактически и юридически церковь придатком светской власти. Во-вторых, слишком очевиден был в истории и демонический оскал власти, а не только её благодать, а потому к данному утверждению вероучения люди стали относиться с большим недоверием, а к началу ХХ века и вовсе разочаровались в нём.  Вместо этого восторжествовал лозунг, что власть может просто захватить сильнейший: кто смел – тот и съел. И сильный через диктатуру, через насилие решит все проблемы, которые ему хочется решить. Здесь уж слишком стал очевиден демонический аспект власти, который вовсю проявился в виде почти не прекращающегося при власти коммунистов террора против собственного народа. По этим плодам становится ясной и природа власти большевиков.
   Собственно, здесь вкратце изложены тезисы мировоззрения Ульянова-Ленина, его взгляды на природу власти, на религию, на подходы к решению социальных проблем.

 Теперь так же тезисно обозначим пути, которые намечались Владимиром Соловьёвым для решения многих проблем, стоящих перед тогдашнею Россией. Нужно отметить, что и в программе Ленина, и в «программе» Владимира Соловьёва  (слово «программа» взято в кавычки, потому что, несмотря на существование работ у Владимира Соловьёва, посвящённых русской национальной идее, она так и осталась до конца не выраженной, не приняла формы отчётливых программных документов) ставилось много сходных задач. Это и борьба с нищетой народа, и задача его просвещения, и консолидация общества, и гармонизация общественной жизни и т.д. Однако пути он предлагал во многом совсем иные.
 Например, возьмём вопрос о просвещении народа. Здесь Владимир Соловьёв искал пути такого развития сферы познания, на котором религия, наука и философия были бы взаимодополняющими друг друга, а не взаимоисключающими, как у большевиков. Или вопросы именно обновления религии, а не её ликвидации, были для него одними из самых насущных. Он искал такой путь для России, на котором бы достигалось классовое согласие, а не обострялась классовая борьба. Не террор, не насилие – сигизия была на первом месте в его учении.
 Многие подумают, что это утопия, что можно провозглашать эти идеалы, но достигнуть их невозможно. Без поддержки и без руководства Провидения - это действительно утопическая задача. Без откровений свыше, без пророков и праведников, которые были бы в глазах народа надёжным оплотом Высшей Правды (это касается именно национальных героев) такой путь не просто невозможен, но даже немыслим. А потому фигура Владимира Соловьёва могла бы стать ключевой фигурой нашей истории в начале ХХ века, если бы тёмные силы не добились его устранения. Верно говорит Даниил Андреев, что сердце народа в сто раз сильнее доверяет одному праведнику, чем тысячам ораторов и доктрин:
    «А ведь государственное водительство – это подвиг, и средний нравственный уровень для этого мал. Многие народы убедились и в этом, потому что там, где вместо диктаторов чередуются политические партии, там сменяются, точно в калейдоскопе, дипломаты и генералы, боссы и адвокаты, демагоги и дельцы. Одни – своекорыстнее, другие – идейнее. Но ни один не способен вдохнуть в жизнь новый, чистый и горячий дух, разрешить насущные всенародные проблемы. Ни одному из них никто не может доверять больше, чем самому себе, потому что ни один из них даже не задумывался о том, что такое праведность и духовность. Это – снующие тени. Опавшие листья, подхваченные ветром истории. Если Роза Мира не выйдет во время на всечеловеческую арену, они будут безжалостно развеяны огненным дыханием волевых и безжалостных диктатур; если же Роза Мира появится – они растворятся, растают под восходящим солнцем великой идеи, потому что сердце народа доверяет одному праведнику больше, чем сотне современных политиков.
   Но ещё могущественнее и светлее будет воздействие на народ и его судьбу, если три наивысших одаренности – дар праведности, дар религиозного вестничества и художественная гениальность совместятся в одном человеке.
...Может быть, такой человек не придёт или придёт не скоро. Возможно, что Розу Мира будет возглавлять не он, а коллектив достойнейших. Но если бы Провидение направило такую великую душу в наш век – а Оно её уже направило – и демонические силы не сумели бы устранить её, – это было бы  для всей земли величайшим счастьем. Потому что более могучего и светлого воздействия на человечество, чем воздействие гениального художника слова, ставшего духовидцем и праведником и возведённого на высоту всемирного руководства общественными и культурными преобразованиями, не может оказать никто. Именно такому человеку и только такому может быть вверен необычайный и небывалый в истории суд: этический контроль над всеми государствами Федерации и водительство народами на пути преобразования этих государств во всечеловеческое братство.
 ... Скажут: подобные люди появляются по одному в пятьсот лет. А я скажу большее: личности такого масштаба и обладающей при этом суммой именно таких свойств, раньше не могло быть никогда. Эйнштейн не мог бы появиться среди маори XIX века; Достоевского – такого, каким мы его знаем, напрасно было бы надеяться найти среди подданных Тутанхамона или Теодориха. Тогда он обладал бы другой суммой свойств, а многие из них не имел бы возможности проявить в жизни. Такой человек, о каком я говорю, даже в недалёкую эпоху не мог бы осуществить вручённые ему дары, и современники остались бы в полном неведении относительно истинных масштабов и потенций. Нужные условия, по-видимому, уже намечаются наступающей ныне эпохой; Роза же Мира досоздаст их так, чтобы атмосфера общественная и культурная обеспечила верховному наставнику цепь преемников, достойных этого венца.
   Могут сказать также: даже всех перечисленных дарований мало для такой необычайной деятельности; надо обладать широким, трезвым и практичным государственным умом. Да, ещё бы. Такому деятелю придётся соприкасаться с тысячами разнообразных проблем; потребуются и знания, и опыт, и эрудиция – экономическая, финансовая, юридическая, даже техническая. Но век Аристотелей давно миновал; умы энциклопедического охвата немыслимы в наше время. И деятельность того, о ком я говорю, столь же немыслима в отрыве от соборного разума, от Верховного Собора. В ней будут участвовать самые глубокие умы, люди, умудрённые в превратностях государственной жизни, специалисты всех отраслей знания. Не энциклопедическая эрудиция и не приземистый хозяйственный смысл требуется от верховного наставника, но мудрость. Мудрость, которая понимает людей с первого взгляда, которая в самых сложных вопросах сразу находит их существо и которая ни на миг не делается глуха к голосу совести. Верховный наставник должен стоять на такой моральной высоте, чтобы любовь и доверие к нему заменяли бы другие методы властвования. Принуждение, насилие над чужою волей мучительны для него; он пользуется ими лишь в редчайших случаях." (Роза Мира, стр.15-16)
 
  Аберрацией ли был духовный опыт Владимира Соловьёва и Даниила Андреева? Уже сам факт, что никак судьбою не связанные люди заявляют одно и то же по поводу потусторонней реальности, является фактом воспроизводства духовного опыта, а, значит, неким критерием его истинности.
 Ещё один критерий истинности выполняется в их откровениях – это преемственность, т.е. они свой духовный опыт не пытаются противопоставить традиционному христианскому (как, впрочем, и опыту других мировых религий), а напротив, считают его продолжением и развитием последнего. Опыт этот, думается, будет подтверждён и развит в недалёком будущем обязательно. Будет детально осмыслен и ляжет в основу обновления мировоззрения человечества в ХХI веке. Иноматериальная реальность в виде Великой Сущности, если таковая действительно имеется, найдёт ещё и ещё раз пути, чтобы дать о Себе Откровение, чтобы приблизить людей к пониманию Себя и взаимодействию с Собой. И это Откровение не будет отрицать иудейское Откровение о Едином Боге, не будет отрицать откровение об Иисусе Христе, дополняя его, не будет отрицать Откровение о единой Троице, уточняя и углубляя его. Она найдёт и среди нашего народа, и среди других народов тех вестников, которые будут неопровержимо свидетельствовать о Ней и в наше время. Провидение одарит их такими дарами, которые будут явственно указывать на них, как на посланцев миров горних.

 Если это не так, то автор данной статьи не прав практически во всех вопросах и самые главные его упования – лишь иллюзия. Будущее покажет. Но может уже сейчас кто-то имеет основания считать этот духовный опыт неопровержимым фактом? Эта статья, в первую очередь, для таких людей.
   
Март 2004 г                Сергей Брисюк