Цирк моего детства

             (Рассказ-ностальгия из четырёх воспоминаний)

   Ижевск 40-х мало чем отличался от других заводских городов Урала. Обязательный пруд с плотиной – источник энергии старых заводов. Три десятка трех–четырехэтажных домов в центре, окруженных тысячами полудеревенских одно- или двухэтажных домиков. (Только на заводе №74 работало более 30000 рабочих). Летний сад в центре, парк на окраине, дворец культуры, стадион, драматический театр и несколько кинотеатров. Однако были два объекта, которые выделяли Ижевск в ряду средних российских городов. Это огромный искусственный водоем (крупнейший в Европе заводской пруд, по которому даже плавали два колёсных парохода) и цирк, превосходящий большинство цирков страны. По размеру он превышал московский и при этом не имел внутренних колонн, мешающих смотреть на арену из амфитеатра. Говорили, что с нашим могли поспорить лишь цирки Ленинграда, Риги и Одессы.

   Вот как описывает его строительство заместитель министра вооружения В.Н.Новиков: «В конце войны руководители города обратились ко мне с просьбой построить в Ижевске цирк. Договорились привлечь к этому строителей всех организаций города. С охотой работали и горожане. Московские архитекторы спроектировали здание цирка за двадцать дней(!). Ижевские металлурги дали специальный прокат для перекрытий. За четыре месяца(!) построили цирк на 2000 мест. Это был один из первых цирков в стране, спроектированный без колонн, и единственный, воздвигнутый в период войны». Надеюсь, читатель понимает, что это невероятное по срокам строительство могли осуществить только люди, строившие корпуса для работавших под открытым небом станков эвакуированных заводов.

   Ижевский цирк был включен в систему главных цирков страны, в которых, последовательно сменяя друг друга, выступали лучшие артисты Союза. В первом и втором отделении выступали акробаты, эквилибристы, дрессировщики, наездники, фокусники, музыкальные эксцентрики и прочие мастера. Третье отделение отдавалось крупному аттракциону – «гвоздю» всей программы. Это могли быть иллюзионисты Эмиль Кио или Клео Доротти, дрессировщики Борис Эдер или Ирина Бугримова, канатоходцы Волжанские, наездники Кантемировы, мотогонщик Петр Маяцкий и, конечно, «международные чемпионаты по французской борьбе». Теперь ее называют классической или греко-римской.

   Цирк обожали все ижевские мальчишки, но я больше всех. Думаю, любовь эта наследственная. Отца моего, в 1923г приехавшего из захолустного Рославля учиться в Ленинградский горный институт, покорила арена, и позднее он часто рассказывал мне и о фокусниках, и о шпагоглотателях и, конечно, о «французской» борьбе с участием Поддубного, Заикина и «дяди Пуд». Детское воображение особенно потрясал «дядя Пуд» (В.Н.Авдеев-Булацель), весивший 204 килограмма, имевший окружность груди 156, а бицепса 54см, а также «дамская борьба» и чемпионка мира Фрида Дамберг, которая обещала выплатить 5000 рублей любому зрителю мужчине, который ее победит.

   Я посещал все цирковые программы, даже когда они обновлялись частично. Отец поддерживал мое увлечение не только материально, но и «организационно»; сам нередко сидел рядом. Организационная же поддержка заключалась в том, что отец был близко знаком с директором цирка Волянским и, когда возникали осложнения с билетами, мы сидели в директорской ложе. Дружеское расположение Волянского было отнюдь не бескорыстным. Каким-то образом он вычислил «слабость» отца и через него бесплатно заказывал на отцовском заводе сложный реквизит для иллюзиона, эквилибра и прочих номеров. Заводские умельцы могли сделать все.

   Вот почему, когда в нашей мужской школе появлялись цирковые мальчики, я становился их первым доброжелателем. Цирковые семьи, переезжавшие из города в город каждый месяц, и детей своих вынуждены были переводить из школы в школу.

   Воспоминание первое: Мухтарбек Кантемиров и конь Буян.

   В 1949г на экраны вышел первый советский цветной «блокбастер» (он же боевик, вестерн, экшн) «Смелые люди». Первый, потому что ни один наш фильм с элементами вестерна, ни «Чапаев», ни «Котовский», ни «Потомок Чингисхана» не годились ему и в подметки. Потрясены были все мальчишки страны, и не только мальчишки. Сергей Гурзо утром проснулся героем, всеобщим любимцем, кумиром всех советских девчонок. (Сейчас сказали бы «звездой» и, конечно, «секс-символом»).

   Но в фильме была и вторая «звезда» – красивый, быстрый и умный конь Буян-«сын Бунчука и Ясной». Он бесстрашно прыгал сквозь огненную стену горящей конюшни, мчался по железнодорожной насыпи вплотную к грохочущему составу, давая возможность герою перепрыгнуть из седла на ступеньку вагона и спасти увозимых в фашистскую неволю девушек, он ложился рядом с истекающим кровью Гурзо, чтобы тот смог перевалиться через седло, и доставлял его к «нашим».

   Из титров к фильму мы знали, что все конные трюки выполняли наездники под руководством Алибека Кантемирова. И вот красочные афиши по всему городу: «Сегодня и ежедневно – дагестанские наездники под руководством заслуженного артиста Алибека Кантемирова...На арене конь Буян...» и далее все подробности. А уже на следующий день в нашем классе скромно сел за заднюю парту Мухтарбек – высокий стройный юноша яркой кавказской внешности. Впрочем, вы все его хорошо знаете. В известном фильме «Не бойся, я с тобой», где поет и страдает юный Бюль-Бюль Оглы, а Лев Дуров обучает зэков приёмам восточных единоборств, именно Мухтарбек является главным суперменом – защитником и спасителем молодых влюбленных. Здесь он уже не юн, но так же строен, красив и обаятелен.
   Конечно, я сразу же стал самым верным его товарищем и поклонником, помогал в учебе, провожал до цирка, где мне разрешалось зайти на конюшню и погладить бархатные губы Буяна, предварительно скормив ему несколько кусочков сахара. Узнал я массу подробностей о съемках фильма. О том, как отец Мухтара Алибек придумал систему, позволявшую всадникам прямо перед камерой падать вместе с лошадьми без всякого ущерба и для людей, и для животных. Голливуд в те годы этим похвастаться не мог, и при съемках вестернов типа «Путешествие будет опасным» калечилось много лошадей. Оказалось, что роль Буяна исполняли три коня одной масти. Каждого тренировали на свой трюк – прыжок сквозь огонь, скачку рядом с вагонами и т.д. По циркам вместе с труппой разъезжал «главный Буян». Тот, который ложился рядом с истекающим кровью героем. На арене трюк этот проходил не столь гладко, но зрители этого не замечали и встречали номер бурными аплодисментами. Конные трюки за Сергея Гурзо выполняли братья Кантемировы. Асланбек перескакивал из седла в вагон, а Ирбек прыгал сквозь стену огня. Младший, Мухтарбек лишь бросал лассо на зазевавшегося фашиста. Делал он это прекрасно и пытался научить меня, но безуспешно. Написав эти строки, я задумался, не преувеличил ли невольно нашу с Мухтаром двухмесячную приязнь. По-видимому, не сильно. Вот оно доказательство, лежит передо мной. На фото 13х18 Мухтарбек на белом коне в белой черкеске с газырями и белой бараньей шапке. На груди звезда. На обороте подпись пером №86: «На память другу Толе от Кантемирова Мухтара в знак дружбы. 25/XII–50г».

   Воспоминание второе: Пётр Маяцкий и мотогонки.

   Номер «Мотогонки в шаре» был очень эффектным, не смотря на то, что у него был широко известный предшественник – «парково-рыночный» аттракцион «Мотогонки по вертикальной стене». Летом во многих городах страны на краю рыночной площади, в парке или летнем саду быстро собирали кольцевую арену из вертикальных деревянных щитов высотой метров 5. Верхнюю часть арены окружала галерея, на которую зрители поднимались по лесенке и заглядывали в арену сверху. Гонщики на мотоциклах мчались по кругу вначале по дощатому полу, затем по наклонному кольцу между полом и стенкой, а затем по вертикальной стенке. Все разнообразие заключалось в езде по горизонтали или синусоиде, когда мотоцикл взмывал вверх, почти до лиц зрителей, и падал вниз до земли, а также в езде одного или сразу двух мотоциклистов. Мне запомнились гонщики Александровы – муж и жена.

   Чтобы завершить рассказ о предшественниках Маяцкого, я процитирую несколько фраз из книги Э.Радзинского «Александр II – жизнь и смерть»: «Самую красивую женщину послевоенной Москвы, Наталью Андросову называли королевой Арбата. Каждый вечер в Центральном парке культуры в огромной деревянной бочке она ездила по отвесной стенке, постепенно взбираясь на красном с никелем Индиан-Скуте под самый потолок. И Галич, и Вознесенский, и Евтушенко воспели ее в стихах. Красавица была внучкой великого князя Николая Константиновича, единственная из Романовых, жившая тогда в Советской России».

   Я думаю, что благодаря этим предшественникам, в большинстве городов номер Маяцкого не пользовался очень большим успехом. Но Ижевск был городом мотомании. Именно в Ижевске до войны выпустили большую часть советских мотоциклов (17000). Начали с марки Иж–1 конструктора-энтузиаста П.В.Можарова (1929г.), а к началу войны дошли до модели Иж–9. Сейчас эти монстры можно увидеть в музее завода «Ижмаш» (Концерн Калашников). После Победы, в счет репараций из Германии было привезено оборудование мотоциклетных заводов фирмы ДКВ, и завод №74 начал производство немецких машин под названием «Иж-350». Вместе с оборудованием привезли шесть семей ведущих немецких инженеров. И хотя их согласия никто не спрашивал, а на сборы было дано 24 часа, немцам разрешили взять с собой любое имущество, включая мебель, поселили в хороших квартирах, а их дети пошли учиться в наши школы.

   Производство мотоциклов вскоре достигло 3000 в месяц, цена их была вполне доступной, и Ижевск превратился в самый «моторизованный» город страны. На «ижах» разъезжало много молодых мужчин и парней, все рыбаки и охотники. Мальчишки осваивали мотоциклы задолго до получения паспорта, хотя и гоняли только за городом. Ижевские гонщики побеждали на всесоюзных соревнованиях, особенно в гонках по льду.

   В городе появилась очень престижная профессия – обкатчик мотоциклов. Еще бы, не стоять у станка, не сидеть за столом, а целый день гонять на мотоцикле. Мечта. Машины поступали в продажу с показаниями адометра 6-8 км. Эти километры обкатчики «катали» на территории завода. Однако несколько машин из каждой партии обкатывались «на выносливость». Тогда группа обкатчиков проносилась сквозь город и мчалась по гравийному Якшурбодьинскому тракту. Мы мальчишки многих обкатчиков знали в лицо и восхищались ими. Про них сочиняли легенды. Рассказывали, например, что однажды к группе обкатчиков присоединился отец одного из них. На глазах у отца Генка разогнал машину, некоторое время мчался, бросив руль, а затем встал одной ногой на руль, а другой на седло, так сказать, «в профиль». Отец смотрел на это молча, боясь прервать жуткий трюк, а когда все остановились «на перекур», также молча отхлестал сына по физиономии. Легенды были очень показательны, так как независимо от своей правдивости, свидетельствовали о безграничной вере в возможности наших любимцев.

   Очевидно, что в городе мотофанатов, аттракцион Маяцкого ожидал необычный прием. Как всегда, «главный аттракцион» занимал третье отделение. В антракте над ареной монтировали шар диаметром 8-10 метров (поперечник арены всегда 13м) из металлической сетки, укрепленной ребрами жесткости. Он опирался на четыре тонких вертикальных трубы-колонны и фиксировался в пространстве тонкими тросами-растяжками. Мотоцикл стоял внутри. Маяцкий входил в шар через нижний люк, весь в черной коже и черном шлеме. Поприветствовав зрителей поднятой рукой, сдвигал на лицо очки и одним движением ноги запускал безотказный двигатель. Конечно, номер был гораздо эффектнее, чем «парково-рыночные» гонки. Горизонтальные, диагональные, синусоидальные траектории и мертвые петли сменялись в быстром темпе, машина ревела и, вдруг, глохла в самой верхней точке шара. Зрители из числа неискушенных в ужасе закрывали глаза, забыв, что по закону инерции тяжелый мотоцикл будет двигаться еще долго и центробежная сила по-прежнему будет прижимать его к шару.
   Бурные аплодисменты затихали, артист раскланивался, казалось номер закончен. Но в наступившей тишине громогласный голос шпрехшталмейстера объявлял: «Впервые в мире… Рекордное достижение… Единственный исполнитель…» и т.д. Публика замирала. Мотоцикл вновь срывался с места и мчался по горизонтальной траектории, «по экватору» шара. И вдруг раздавался общий вздох публики. Нижняя часть шара, сантиметров на 60 ниже мчащегося мотоцикла, отделялась и начинала медленно опускаться вниз, откровенно играя на зрительских нервах, пока не достигала опилок манежа. Теперь гонщик мчался внутри полностью открытого снизу полушария. Бурные аплодисменты, крики: «Довольно», «Браво», «Хватит». И в этой напряженной до предела атмосфере, совершенно неожиданно раздавался взрыв. Это зажигались петарды на глушителях мотоцикла и «экватор» шара превращался в единое огненное кольцо. Одним словом, как любили писать дореволюционные фельетонисты, «…упавших в обморок дам из зала выносили пачками». Между тем, нижняя половинка шара медленно становилась на прежнее место, давая возможность артисту остановить мотоцикл и окончательно раскланяться. Лично я, устойчиво получавший пятерку по физике, понимал, что риск этого трюка близок к нулю. Но сердце все равно замирало.

   Проходила неделя, другая. Город уже знал все детали трюка, интерес к нему начинал спадать. Но вот новая красочная афиша: «Только три дня! Смертельный трюк Маяцкого повторяют ижевские гонщики!». При безусловном аншлаге все три дня (а потом еще пять "по просьбе зрителей") наши парни смело входили в шар. Мчались и по горизонтали, и в мертвой петле, и даже включали петарды. Но кататься в открытом шаре Маяцкий им не позволил, хотя конечно они смогли бы это сделать. Он должен был остаться «единственным исполнителем смертельного номера».

   Воспоминание третье: Константин Белозёров и французская борьба.

                Продолжение следует