В. Н. Пучков. Былинки VI Вездеходные проблемы 1-8

Наш вездеход, горбатый, как верблюд,
Кряхтит и лодкой камешки считает .
Есть все у нас – и пища, и уют –
И лишь немного счастья не хватает.

Фортуны суд причудлив был и скор:
Видать, мы не в чести у этой бабы!
Но мы пойдем судьбе наперекор,
Докажем ей, что мы еще не слабы!

     Вездеходы… Наше счастье и боль…Счастье - потому что с    60-х годов в научные учреждения, работавшие на Севере, начали поступать вездеходы, обеспечившие доступность объектов, до которых раньше можно было добраться только вертолетом. Боль, в том числе, головная – потому что с ними пришла куча новых проблем. Горючее надо было забрасывать заранее вертолетом – в виде заполненных 200-литровых бочек, и оставлять в тундре без охраны, в надежде, что никто не покусится. Вездеходы ломаются, и на все случаи жизни запчастей на напасешься. К тому же они имеют неприятную склонность «разуваться», застревать в ямах и на ледяных буграх … В общем, проблем хватало.
               
1.        Ледяные бугры

     Езда на вездеходе по болоту имеет свою специфику, и тут надо быть готовым к неожиданностям, о которых мы поначалу не знали Одна из них – ледяные бугры, другая – ямы.

      В тот год мы наметили для работы довольно труднодоступный район на границе Приполярного и Полярного Урала – устье реки Парус-шор, притока реки Хулги. Со мной была сотрудница лаборатории, Луиза Карстен, которая в то время  медленно, но уверенно собирала материал для кандидатской диссертации.

     Двигаясь от станции Полярный Урал на юг, мы поначалу пользовались следами вездеходов: где один вездеход прошел, там и другой пройдет. Старались держаться сухих мест, там, где вездеходы уже подмяли под себя слабенькие деревья. Но вскоре и этих следов не стало. Деревья стали более крепкими. Машину было жалко. Что делать? Вылезать на болота? Там следы вездеходные есть, но в них еще надо вписаться.

     Вытащили рацию, поставили антенну, постарались связаться с начальством. Связь была хуже некуда. Слышались какие-то обрывки фраз, из которых я понял, что меня включили в комиссию по поискам. Поискам чего? Напрашивалось – какого-то секретного полезного ископаемого. Как оказалось, я ошибался, что стало понятно, когда мы прибыли на самый дальний пункт нашего маршрута.

     Итак. Оказавшись в тупике, решили выезжать на болото. Для начала въехали на ровненький, зелененький холмик, поросший короткой травкой… и сползли с него назад, как на санках, сдирая тонкий слой дерна, земли, мха , и… обнажая лед!..  Корма  вездехода зарылась. Чтобы достать хотя бы лопаты, надо было руками раскидать все что нагреблось. Что делать дальше? Тупик. Гусеницы скользят по льду, вездеход остается на месте. Ни вправо, ни влево не повернуть. Решение приходит после некоторого раздумья: надо скрепить гусеницы со льдом, тогда машина пойдет вперед. Как скрепить? Забить через проушины траков ломы или, лучше, гусеничные  пальцы – стальные штыри сантиметровой толщины, используемые для сшивания траков гусениц. Забили их в лед, закрепив гусеницы около звездочки. Проворачиваем мотором гусеницы вперед; с ними идет вперед и корпус вездехода. Вбиваем пальцы в новом месте, прежние – вытаскиваем. И так далее.  Бугор мы преодолели и в дальнейшем научились распознавать и обходить ледяные бугры, так что эта проблема в конечном счете была решена. В конце концов, мы вырулили на обширный галечный пляж, окруженный густыми елями, в устье ручья Парус-Шор, на правом берегу р. Хулги. Мы это место полюбили и потом неоднократно базировались на косе. Причем относились к нему очень бережно: уезжая, собирали весь мусор, включая окурки.
    
     Прибыв и поставив лагерь, мы сделали две неотложные вещи: Во-первых, установили антенну рации и подключили ее; во-вторых , поставили остов банной палатки и каменный очаг внутри, чтобы получилась полевая баня: очаг в ней разогревается, затем на остов накидывается палатка, сверху – брезенты и – вуаля! – извольте париться.

      Однако главное – связь. Слышимость была хорошей, и я узнаю, что идут поиски пропавшего Евгения Царицына, сотрудника нашего института, специалиста по геологии хромитов. Но узнав, где мы находимся и с какими трудностями был связан наш путь, начальство отменило мое участие в комиссии по поискам. Там уже и без нас хватало народу.         Позже, в конце сезона, когда мы вернулись на станцию Полярный Урал, мы узнали эту историю во всех деталях.

      В начале сезона Е. Царицин задержался на сутки в воркутинской экспедиции, а остальные члены отряда поставили лагерь в привычном месте, на берегу реки Пайпудыны – рядом с поселком Полярноуральской геологоразведочной экспедиции. Приехал он вечером, уже «подшофе», но еще добавил с членами отряда, и затем заявил, что ему надо встретиться с отрядом географов, которые тоже стоят на Пайпудыне выше по течению, и удалился, после чего его никто больше живым не видел. Одет он был довольно легко, в чем приехал, в том и пошел: в курточке и шортах, а ночи были еще по-весеннему холодные, ближе к нулю. Заблудиться в протоках Пайпудыны, заросших полярной ивой, было пьяному (да и трезвому) человеку нетрудно, что с ним, вероятно, и произошло. Прилег отдохнуть, заснул и не проснулся. Дней через десять поисков увидела его – с крыши большого вездехода ГТТ–  сотрудница нашего института Ася Гараева.


                2.                Гонорар
          
        Получал я гонорары и в рублях, и в долларах,  в основном, за научные и научно-популярные публикации. Но самый неожиданный гонорар я получил на Полярном Урале в связи со срочным «спасением» встречного вездехода.

            Дороги на Полярном Урале есть, но их совсем немного и они плохие. Едем мы на своем вездеходике ГАЗ-71 по так называемой дороге  и видим – стоит тяжелый гусеничный дизельный транспортер-тягач ГТТ: этакий  железный «зверь», и стоящий рядом  чумазый вездеходчик в комбинезоне голосует.

     – В чем проблема? – Спрашиваем.
 
     Отвечает не очень членораздельно, так как, видно, сильно расстроен, и повторяет только:

      – …гусянка… гусянка…

     Понимаем: что-то случилось с гусеницей. Видим: вездеход разулся: гусеница соскочила со звездочки, свободная часть ее лежит на земле, а поставить ее на место – задача еще та. Каждый трак этого монстра весит более 20 кг, и натянуть гусеницу, чтобы поставить ее в исходное положение, крайне непросто, даже если начать расшивать траки.

              Мы честно попытались помочь: подцепили тросом гусеницу, чтобы растянуть ее и поставить на место, но силенок у нашей машины явно не хватало. Задачу надо было решать каким-то другим способом. И я догадался!

     Гусеница лежала на катках, описывая кривую вокруг каждого из них, а должна была образовывать прямую линию, и тогда часть ее сформировала бы свободный отрезок, достаточный, чтобы надеть его на звездочку. Достичь этого можно было, подкладывая камни под траки над каждым из катков, так что гусеница потихоньку выпрямлялась и отдавала слабину. Этим мы и занимались в течение получаса или около этого. Образовалась свободная часть гусеницы, которую мы уже без труда надели на звездочку. Остальное сделал двигатель вездехода, который, протянув гусеницу вперед, привел ее в нормальное положение.
 
      – Всё? Разъезжаемся?

     Однако   вмешиваются пассажиры ГТТ: манси, оленеводы. Спрашивают:

     – Мясо нужно?
 
     – Не откажемся!

     – Поехали за нами!

     Едем  без дороги, по камням и кустам, по приметам, только оленеводам ведомым, выкатили на какую-то поляну, остановились. Вытаскивают из-под куста полтуши недавно забитого оленя. Отличное  добавление к нашему довольно убогому меню! Главное – без единого выстрела…

               
3.      Жулик

     Жуликом я величал пса, принадлежавшего нашему саранпаульскому базисту по фамилии Селянин. Настоящей клички его не помню, а может быть, и не знал. Он обладал бочкообразным туловищем и короткими лапками, но в остальном был не хуже других саранпаульских лаек: черный, лохматый, уши торчком и хвост крючком; лаял он громко и неутомимо. Вообще-то в Саранпауле лайки есть почти в каждом дворе, они красивы, пушисты. Пух хозяева вычесывают и собирают на носки и свитера. В этих лайках  чувствуется порода, а наш  непонятно в кого уродился. Местные блюдут своих лаек. Если кто-нибудь привезет собаку другой породы, не успеет хозяин моргнуть, ее убьют, чтобы не портить местную породу. Так что непонятно, как этот мутант сохранился. Жил он в усадьбе хозяина на полных правах сторожа, его кормили, а он исправно облаивал всех   проходивших мимо, включая собак. Однако хозяин стеснялся его нестандартных статей, на охоту с ним не ходил, и когда мы поехали в поле, предложил: а возьмите-ка вы его с собой! Надоел.

     А нам – что: хоть и не красавец, а все же собака. В случае чего о хищнике или дичи предупредит. Посадили его на решетку над моторным отсеком, привязали для начала, чтобы привыкал. Над моторным отсеком жарко и шумно, но деваться ему некуда. Поехали.

      Мы не учли, что этот собакен никогда дальше деревенской ограды не выходил, на вездеходе не ездил, тайги не знает. В тайге ему было непривычно и страшно, а вездехода он просто боялся.

       Первый лагерь мы поставили в верховях реки Манья, на Приполярном Урале, где неподалеку стояла одинокая палатка геофизика-геомагнитчика, который ежедневно регистрировал параметры магнитного поля. На другом берегу было небольшое болото, а в нем – капитально – и казалось – безнадежно – утопленный трактор. Насчет безнадежности, как позже выяснилось, мы ошибались.

            Постояли пару дней, надо ехать дальше. Завели мотор – а где Жулик? Исчез! Искали, звали, существенно задержались с выездом. Нет собаки. Видимо, езда на решетке над горячим и рычащим движком его не совсем устраивала. Ну и что делать? Пришлось ехать без него. Единственно, что утешало: оставляем на людей – геофизика и тракториста. Может быть, к ним выйдет.
 
        Через месяц мы вернулись на то же место. Тракторист за это время вернулся к своему трактору и, что удивительно, ухитрился его вытащить из болота. Он рассказал нам, что в окрестностях завелась росомаха! Даже украла у него хлеб и сыр! Мы сочувственно засмеялись, подмигнули друг другу: жив курилка! Наш Жулик очень даже был похож на росомаху короткими лапами и широким туловом.

     И вот – пришла пора сворачивать лагерь. И тут Женька Фокин, наш вездеходчик, видит на просеке, довольно далеко, черную собаку. Неужели Жулик?  Женька зовет его. Пес медленно приближается – видно, что боится, и наконец, понимает: СВОИ! Бросается к вездеходчику, понимая, что нашелся, и тут начинаются обнимашки. Когда все разместились на вездеходе, собакен деловито забрался на решетку над двигателем, где и ехал, обдуваемый теплым воздухом от вентилятора. В дальнейшем, как только заводили двигатель, Жулик запрыгивал на это место, как на свое законное.

     Когда мы вернулись в Саранпауль, его хозяин не скрыл разочарования:

              – А я-то надеялся, что вы его там потеряете!
 
     В конечном счете пес оказался умнее: вернулся к своим рутинным обязанностям – охранять усадьбу, облаивая всех и вся, проходящих мимо его дома по улице.

               
        4. Угонщик вездехода  и  прочие члены отряда
      
В году этак 1974 – это был лишь второй мой выезд на Полярный Урал на вездеходе – я отправил свой отряд на станцию          54-й км железной дороги Сейда-Лабытнанги, куда должен был прийти вездеход, а сам задержался на сутки в Воркуте, где у меня были дела в геологической экспедиции.

     На следующий день приехал поездом на станцию 54й км. Вижу: перед вагоном, из которого я выхожу, раскинулась морем огромная лужа. На той стороне лужи – старые избы, в том числе и арендованная нашим Институтом. Посредине лужи – вездеход, похоже, что наш. Из вездехода слышен густой мат. Похоже, что и выхлоп припахивает перегаром. Вездеход медленно движется, и при каждом обороте звездочек, приводящих в движение гусеницы, раздается громкий  щелк! щелк! . Раскатываю голенища   резиновых бродней, подхожу к вездеходу со стороны щелкающей звездочки, прислушиваюсь… Машу водителю: глуши!  Запускаю руку в ком грязи, вытаскиваю обрывок стального троса, завязанного узлом. Он и щелкал!

     Устраиваю смотр членам отряда. Впечатление так себе. Видно, что сильно выпивали, состояние сугубо похмельное. Это моя ошибка: бутыль со спиртом – НЗ – положил в свой багаж, который отправил с отрядом.  Надеялся, что не осмелятся досматривать. Как же! Досмотрели, вытащили и употребили. Еще и не хватило: на столе –початая бутылка водки, из станционного магазина. Пришлось реквизировать.

        Я еще плохо был знаком с людьми, составлявшими отряд. Кое-кого мне просто навязали. Вездеходчика Сову я брал уже второй сезон: таково было условие «хозяина» вездехода к.г-м.н. А.А. Ефимова, сотрудника нашего Института. И я знал, что Сова – алкаш; просто в поле его надо держать его подальше от выпивки, и тогда все будет в порядке.

     Из знакомых был еще Владимир Иванович Ленных – сотрудник Ильменского заповедника – способный исследователь, хорошо знакомый с высокобарическим метаморфизмом. Отправляя его в поле со мной, мои старшие товарищи справедливо надеялись получить важную информацию о закономерностях размещении эклогитов и глаукофановых сланцев на севере Урала. О его алкозависимости я еще толком не знал.    Позже Ленных заслужил среди жителей станции Полярный Урал прозвище кривой доцент.

      Еще в отряде были: Петр Вализер – будущий директор заповедника, защитивший диссертацию под руководством Ленных, по материалам, собранным в этой и последующих экспедициях; Валера Марочкин – штатный лаборант того же заповедника; Тамара Пилипенко – штатная лаборантка нашей лаборатории – взята в отряд в качестве поварихи.

       В отсутствие руководящей и направляющей руки начальника отряда, то бишь меня, мужички перепилась, употребив немыслимое количество алкоголя, и сейчас маялись от заслуженного похмелья.

       Кстати! Как в звездочке вездехода появился огрызок троса? Очень просто. Когда участники банкета дошли до полной кондиции, Марочкин вытащил из кармана Совы ключи от вездехода и поехал в тундру покататься. Угодил в болото, долго оттуда выбирался. Именно там кусок торса и намотался на звездочку.

         Мне хотелось бы сразу выехать в поле, но это было невозможно: Сова припас новые фрикционы, и ему требовалось время, чтобы их установить. В состоянии глубокого похмелья это у него получалось плохо.  Поэтому он периодически взывал ко мне, так как реквизированная початая бутылка водки находилась у меня:

      – Ну Виктор Николаевич, ну почти готово! –Я твердо отвечаю, держа бутылку в правой руке:

       – Налью, когда полностью закончишь.
 
       И так не раз. Наконец, все готово, мы садимся на вездеход и отбываем. Отъехав на безопасное расстояние от магазина, километров на 40, мы ставим первый лагерь и следующий день посвящаем разбору и правильной упаковке снаряжения. Далее – вперед! В планах – изучение зоны контакта крупнейшего Войкаро-Сыньинского гипербазит-базитового массива и вмещающих пород. По результатам сезона, написали и опубликовали с Ленных и Вализером хорошую статью в Докладах АН СССР.  Тогдашний директор ГЕОХИ РАН, член-корр. Тугаринов, посетив наш институт и зная об этой статье, попросил оттиск.      

5. Происки и поиски Тамары 

       В том же сезоне 1974 года поварихой мы взяли лаборантку нашей лаборатории, Тамару Пилипенко, девушку довольно молодую, выдающимся умом не отличающуюся, но весьма инициативную; в поле – сочетание довольно опасное, что и показали последовавшие события.

      Мы на полностью загруженном вездеходе перемещались к месту новой стоянки, а по пути повстречали чум оленеводов – как всегда, гостеприимных, предложивших попить к них чайку, от чего мы обычно не отказывались, стараясь поддерживать добрые отношения с аборигенами. Краем глаза я заметил, что Тамара о чем-то оживленно беседовала с одной из женщин, но сразу не придал этому значения.

       Поблагодарив за гостеприимство, мы двинулись дальше и остановились в уютной долинке километрах в четырех-пяти от чума. Поставили палатки, поужинали, все как обычно, собрались ложиться спать. И тут обнаружилось, что Тамары в лагере нет, что вызвало у нас большое беспокойство. Покричали-позвали – не отзывается. Исчезла! Думаю, не пошла ли она в чум, чтобы купить себе пимы из оленьих шкур, которые были тогда в довольно большой моде.

       Всех поднял, приказал вездеходчику заводить машину. В это время были еще белые ночи, но свет уже немного померк, так что включили фары, в том числе фару-искатель, которой стали водить, как прожектором, по направлению, где находился чум. Включали звуковой сигнал. Кричали. Местность была довольно плоская, но все же выбрали бугор повыше. Стали так, чтобы   свет наших фар был виден от чума.

         Примерно через полчаса Тамара   вышла на свет вездехода – запыхавшаяся и испуганная. Так и есть: пошла в чум, где ей пообещали к вечеру дошить пимы, – как правило, очень красивые, – сапоги из шкуры северного оленя. Пошла туда по следам нашего вездехода, где-то сбилась и свернула на чужой след. И не дай Бог, вскоре могла бы выйти за пределы нашей видимости и слышимости. Трудно себе представить, что бы она делала, заблудившись! А что бы делали мы? Вызвали бы вертолет... И кто бы оплачивал эти рейсы? Тьфу!! Следствием этого эпизода было то, что теперь она из лагеря никуда не уходила. Ни ногой!

          6.   Полчаса до обеда
Наш вездеходчик по фамилии Сова был человеком, весьма зависимым от  алкоголя, и  не скрывал того, что скрыть было невозможно, а порою и бравировал этим. И вот такая картина. Мы движемся с юга вдоль полярной части уральского хребта к станции железной дороги Сейда-Лабытнанги под скромным названием «54-й км». Сова нервно посматривает на часы.

         – Что такое? 
         – Дык, уже час. 
        – И что? 

            – В два часа магазин  на перерыв закроется. Успевать надо!  – Пытается выжать из вездехода все, на что тот способен, получается плохо: дорога идет по болотистой местности.  Результат: 20-25 км в час, и не более. Вот уже нарисовались на горизонте шиферные крыши станционных построек. Они притягивают все внимание водителя. Ах, вот это весьма опасно! – Следи  за дорогой!

     Не уследил, и машина со всего маха летит в солидную яму. Брызги!!! Сели… Яма – с подвохом: равняется длине вездехода. Не мы первые!     Гусеницы вхолостую молотят грязь… Надежда только на бревно-вытаскиватель, благо оно всегда закреплено на правом борту машины. Палочка-выручалочка диаметром 15-20 см, длиною чуть больше ширины вездехода. Снимаем его, роемся среди инструмента, находим две цепи с крюками. С их помощью прикрепляем бревно спереди к гусеницам. Мотор ревет, и гусеницы вместе с бревном проворачиваются.  Сцепления с грунтом нет, так как и грунта, как такового, нет: вездеход  на плаву! Бревно уже около кормы, а вездеход – ни с места. Подрываем передний край ямы, и вездеход нехотя вылезает: гусеницы движутся вперед, цепляются за грунт, машина движется. Ура! Поехали!

     Однако времени до перерыва всего ничего. Подъезжаем с опозданием в пять минут. Сова выскакивает из машины, уговаривает продавщицу продать бутылку. В качестве аргумента предъявляется информация: сегодня день танкиста, а у меня, вот, удостоверение есть – показывает его. На удивление, это действует. Сова выскакивает из лавки, прижимая к груди заветную добычу. Хоть и не желанная  водка, а всего лишь болгарская Плиска, однако  те же 40о!
               
7. Туда-обратно на ГТС

В тот сезон у нас появился новый гусеничный вездеход, той же марки: ГАЗ -71. И вездеходчик новенький. Толя Поталов, почти что местный – житель Саранпауля, лишь недавно вернулся из армии, где немного познакомился с этим транспортным средством, которое в войсках предназначалось для перевозки раненых. При этом было распространено такое мнение, что «эта машина – на один бой». У нас же вездеход, при соответствующем уходе, мог прослужить и пять сезонов, разумеется, при наличии запчастей и квалифицированном водителе, который в поле выполнял бы также и работу механика.
               
      Поначалу к Толе не было вопросов. Стиль вождения – дело тонкое, сразу и не заметишь. Помимо особенностей преодоления ледяных бугров и ям, техники возвращения разувшихся гусениц на место, надо знать, как избегать соскакивания гусениц и прочих неприятностей, например, чтобы при очень крутом повороте гусеница не прорезала лодку вездехода: придется дыру заваривать; знать, когда надо подтянуть крышку блока цилиндров и прочие  мелочи. Это достигается только опытом или присутствием знающего человека. Но где же его взять в чистом-то поле?

    Едем. Неприятность не заставляет себя долго ждать. Впереди довольно крутой уступчик. Вездеход направляется к нему под косым углом. Надо бы развернуться под прямым, но водитель об этом не догадывается. Угол подъема неудачный, гусеницу перекручивает, раздается противный хруст – как кость ломается. Это, видимо, разрушился  подшипник. Вездеход выкатывается на ровную поверхность – и все. Разбираем ось, убеждаемся, что треснул подшипник первого катка. Запасного подшипника нет. Надо в поселок, на станцию Полярный Урал, на автобазу экспедиции, где по идее есть все. Километров тридцать в один конец.

      На наше счастье, мы стоим на вездеходной дороге, ведущей от   полярноуральских месторождений – Лекын-Тальбей и др. – до базы экспедиции. Тут, как на заказ, слышится отдаленный гул. Караван вездеходов ГТС летит на полной скорости: «домой»! Один тормозит, водитель спрашивает, в чем проблема. Просим подвезти. Залезай, говорит, в кузов: в кабине все пассажирские места заняты. Мы с  вездеходчиком, как можем, устраиваемся среди ящиков с образцами, пустых бочек и прочего имущества. Мотор ревет – это не наш газон: ГТС – машина куда более серьезная. Когда проходит рядом – земля дрожит. Поехали. От гусениц на нас летит грязь, нас мотает, как в шторм, основная задача – удержаться на ухабах, чтобы не выкинуло. Догадываюсь, порывшись в карманах, достать носовой платок, сделать из него петлю и прицепить к борту. Держаться за петлю легче. Так и долетели на максимальной скорости.

      В поселке я пошел к начальнику экспедиции   знакомиться и засвидетельствовать почтение, а водитель – к начальнику автобазы. Подшипник нашелся; вдобавок Анатолий получил втык от мастера за то, что не подтянул вовремя болты на крышке блока цилиндров, а для нового вездехода это надо делать обязательно после первых 1000 км, иначе герметичность крышки нарушается, так что прокладку придется менять!

       Ждем обратного рейса – будет через день. Убиваем время в общежитии экспедиции, обедаем в столовой.

      С утра, в день отъезда, забираемся уже на пассажирские места, но в разных вездеходах. Спасибо – не в кузове…
      
     Тронулись не спеша: туда это вам не оттуда! На выезде из поселка нас встречает головной вездеход очередного каравана с гор. Остановились. Обмениваются новостями. У наших в запасе водочка. Делятся со встречными. Предлагают и нам, пассажирам. Я отказываюсь. Толя, похоже, – нет. Едем дальше, опять же не спеша. Где-то на плоскогорье надолго останавливаемся: охотник завидел одинокого оленя. Пошел добывать. Зрители добавляют помаленьку спиртного. Охотник возвращается ни с чем, и мы едем дальше, в таком же неспешном темпе.

      Вот и наш вездеход, рядом наши сотрудники уже поставили палаточку, и супчик сварили. Поталов вылезает из вездехода, покачиваясь подходит к столу, выкладывает прокладку и подшипник, интересуется: где бы, мол, прилечь поспать. Спит ровно сутки, за это время мы восстанавливаем вездеход. Как только вездеходчик просыпается, кормим его, усаживаем за рычаги, и – вперед!


8. «Шеф сказал: в следующий раз пойдет в одну сторону»

Бортовая – это сочетание зубчатых передач, которое передает усилие от двигателя на звездочку, а та - на гусеницу. Зубчатые передачи купаются в масле, и со всех сторон герметично зажаты болтами в замкнутом пространстве бортовой.

     Прошло пять лет, и мы опять получили новый вездеход. Беглый осмотр и небольшие поездки говорили, что как будто с ним все хорошо. Будь я поопытней, обратил бы внимание на то, по корпусу из- под бортовой тонкой струйкой протекло масло. Протекло и протекло, и засохло. Никто на это не обратил внимания, в том числе и наш новый вездеходчик, – в этот раз, Женька Фокин. Масло стерли и поехали.

     Отъехать от базы нам удалось километров на двадцать пять. Утром просыпаюсь, выхожу из палатки. Женька расстелил брезент и на нем - бортовая в частично разобранном виде. И тут я вижу, что внутренняя, плоская часть бортовой, прилегающая к корпусу вездехода, расколота на три части. Отсюда и просочилось масло, и за время нашей поездки по горам оно вытекло полностью, и передача начала трещать, разрушаться.

     На базе у нас была запасная бортовая, но за ней и за маслом надо идти пешком. Туда 25, обратно 25 км – по горам! Беру с собой коллектора. Идем туда налегке, а обратно с грузом. У него довольно удобная по габаритам  плоская канистра с маслом, а у меня-то –железка, вся из углов, килограмм на двадцать.  Ох, и намаялся же я с ней! Пришел, завалился спать, а проснувшись, сказал в сердцах, что в следующий раз иду только в одну сторону. В устах Женьки Фокина эта фраза стала крылатой, и он ее время от времени озвучивал. Но что интересно: в дальнейшем он подкопил и возил с собой все критичные запчасти, которые могли бы понадобиться, включая и бортовую.
 
      А насчет бортовой я вот что думаю. Все вездеходы проходят военную приемку. И военспец, увидев струйку масла, вездеход сразу забраковал. А мы – не додумались хотя бы отделить бортовую от корпуса и посмотреть, что там у нее с другой стороны!