Журнальный столик глава 1

Журнальный столик.(Часть 1)

   Рабочий день давно уже как подошёл к концу. Нет, конечно, официально он завершился почти три часа назад, но Анна Евгеньевна, старший научный сотрудник лаборатории биофизики, давно для себя решила, что именно сегодня задержится, чтобы повторить серию опытов, начатые ещё до отпуска, который самым счастливым образом выпал в этом году летом. Опыты те, можно сказать, не задались с самого начала.

   Лаборантка Маша, которая проработала в виварии несколько лет, придя сюда ещё молоденькой девочкой после окончания школы и провалив вступительные экзамены в ветеринарный институт, недели полторы просидела с самым отрешённым видом в полуподвальном помещении, где находился, помимо прочих вспомогательных служб, институтский виварий.  Дело кончилось тем, что Маша, большая любительница всякой живности, которую она хотела любить, лечить и опекать, самым непонятным образом в те роковые дни совсем забыла про белых мышей, тем самым, уморив значительную их часть, отказывая им по причине своего непонятного бездействия не только в еде, но и в воде.

   Скандал удалось замять, хотя и не без труда. В институт Машу устроили лаборанткой не без помощи папы, который когда-то проходил службу с институтским заместителем директора по режиму, и просил посодействовать в деле Машиного трудоустройства.

   Анна Евгеньевна, хоть и была сильно раздосадована, но только лишь на сложившиеся обстоятельства, которые привели к такому печальному результату. Машу она даже жалела, искренне и по-настоящему.  Несколько раз посещала её в клинике по приезду из отпуска, убеждала, что нисколько не сердится, ждёт её на прежнее место и говорила другие успокаивающие слова. Маша глядела на неё испугано и почти всегда без движения, всё больше молчала, потом начинала рассказывать разные истории, которые никак не были связаны с её нынешним положением, а являлись пересказом различных бесед, которые ей довелось услышать от персонала или от пациентов, находящихся на излечении в больнице. Лицо её было очень бледным, на висках были отчётливо заметны светло-синие жилки, которые обозначали таинственную реку с многочисленными протоками и излучинами…

     Анна Евгеньевна каждый раз с огромным чувством усталости и печали возвращалась из клиники, приходя домой полностью разбитой.

   - Будто и не было отпуска!.., - печально думала она в эти минуты.

   Анна Евгеньевна, расчесывала машинально свои пышные тёмно-русые волосы, сидя в любимом кресле у низкого столика, который значился по прейскуранту и ценнику в мебельном магазине как «журнальный». Такими неторопливыми плавными движениями она постепенно успокаивала себя, мирясь с обстоятельствами, но в глубине души твёрдо знала, что всё образуется самым лучшим образом.

   - Даже, если понадобится, чтобы случилось чудо, то чудо обязательно будет! – поддерживала она себя решительными словами, время от времени подкрепляя слова свои решительными жестами…

   В самом деле, постепенно дела налаживались. Заместитель директора по режиму сдержал своё слово, и в один из дней уходящего лета привёл в лабораторию достаточно взрослого серьёзного парня Бориса. Правда, пришлось «выбивать» «ставку» инженера вместо лаборантской, но дело того стоило, как доходчиво объяснил зам по режиму Анне Евгеньевне.   
   
   Как оказалось, Борис учился в университете на вечернем отделении на биолого-почвенном факультете и работал в какой-то из многочисленных университетских кафедр. Учился не спеша, как он сам сказал при первой встрече Анне Евгеньевне, слегка наклонив вправо голову и сделав как бы общий полупоклон правой же половиной тела. Ей показалось это движение немногим странным, впрочем, выбирать в той ситуации не приходилось. В дальнейшем Анна Евгеньевна хвалила себя за тогдашнюю сдержанность. 

   Выяснилось со временем,что Борис, получив ранение при обстоятельствах, о которых ни разу не обмолвился, примерно полгода "провалялся" в разных госпиталях, а затем был комиссован и уволен со службы. Как-то он обмолвился, что получает пенсию, но сумму не озвучил сразу, а повода вернуться к разговору больше не предоставлялось. Спрашивать напрямую Анна Евгеньевна сочла бестактным.
  Находясь на излечении, Борис часто страдал от бессонницы, поэтому, чтобы лишний раз не тревожить соседей по палате, выходил к освещённому месту среди остального больничного сумрака и читал всё, что попадётся под руку. Больше всего ему нравились книги про природу. В таких случаях он чувствовал некоторое спокойствие и умиротворение. Впрочем, классическая и некоторая современная проза его тоже не оставляла равнодушным. Особенно много он читал Чехова…

   Многочисленные друзья приносили по его просьбе книги Сетон-Томпсона и Джеральда Даррела. От книг этих Борис был в полнейшем восторге, ему открылся замечательный мир двух царств: животных и растений с совершенно неожиданной стороны. Отчего выздоровление пошло как бы в ускоренном режиме, а у самого Бориса возникло устойчивое желание после выписки посвятить себя изучению какой-нибудь из научных дисциплин, связанных с Природой.

   Размышляя подобным образом, Анна Евгеньевна молча поблагодарила судьбу за такой подарок в лице Бориса и спустилась по широкой лестнице здания института дореволюционной постройки в вестибюль. На вахте, устало улыбнувшись дежурной Клавдии Фёдоровне, отдала ключи от лаборатории и расписалась в толстенном журнале регистраций. Клавдия Фёдоровна никогда не сидела без дела, вот и в этот раз она вязала очередные шерстяные носки по чьей-то просьбе. Или даже в подарок.

   Клавдия Фёдоровна, пережившая ленинградскую блокаду, была коренной петербурженкой и отличалась поразительно интеллигентными манерами и неподдельной добротой. На работе она в прохладное время носила аккуратный берет, одета была в однотонный, чаще всего синий, халат, из грудного кармашка которого выглядывал обязательный белый платочек. Анна Евгеньевна невольно в очередной раз залюбовалась скромным, но выразительным обликом Клавдии Фёдоровны и про себя подумала:

  - Боже, с какими людьми порой сводит жизнь! Это ведь огромное счастье быть с ними рядом, жить в одном городе. 

   Её благостные раздумья были прерваны негромким приятно звучащим голосом.

   - Анюта, постой, пожалуйста! - промолвила Клавдия Фёдоровна и, слегка наклонившись, достала тщательно упакованную в газеты и прозрачный полиэтиленовый пакет свёрток. По очертаниям свёрток походил на литровую банку.

   - Что это?» - спросила Анна Евгеньевна.

   - Всего лишь баночка клубничного варенья. По твоему любимому рецепту, в виде джема. Чтобы отказаться не получилось!, - ответила Клавдия Фёдоровна и улыбнулась.

   Анна Евгеньевна помнила вкус того клубничного варенья, с которым пила чай перед отпуском, после того, как узнала про тот неприятный случай с Машей. Стресс был очень силён, где-то в горле образовался комок, который мешал дышать, но не пропадал после многочисленных попыток сделать глотательное движение. Путь из подвала шёл мимо вестибюля, в котором находился выход. В тот день на вахте дежурила Клавдия Фёдоровна. Она сразу прочувствовала ситуацию, быстро набрала в чистую чашку воды из графина, вышла из застеклённой своей будки и решительно подошла, держа в руке чашку.

   - Пожалуйста, выпей воды!, - настойчиво, но с лаской в голосе сказала Клавдия Фёдоровна. Анна Евгеньевна сделала первый самый трудный глоток, после которого пить стало гораздо легче. Осушив чашку с водой до дна, Анна Евгеньевна сделала самый глубокий вдох, который ей удалось сделать. Нервное напряжение спало, но на смену ему пришла слабость. На лбу выступила испарина. Клавдия Фёдоровна внимательно и понимающе посмотрела на неё, достала нагрудный белоснежный платочек и ласковым движением обтёрла её лоб.

   - Спасибо Вам большое, Клавдия Фёдоровна! Сейчас всё пройдёт, я пойду к себе, - сказала Анна Евгеньевна и сделала решительный шаг, но пошатнулась.

   Клавдия Фёдоровна посадила её на рядом стоящий стул, позвонила в медпункт и в лабораторию самому завлабу, который быстро появился, взволнованно дыша и сверкая очками с толстыми линзами. Анна Евгеньевна даже не успела удивиться, настолько, как ей казалось, чуть ли не мгновенно завлаб, мужчина уже в годах, предстал перед ней. Анне Евгеньевне было очень неудобно, она очень стеснялась, что послужила невольно источником тревоги. Тщательно подбирая слова, рассказала про чрезвычайное происшествие в виварии, странное поведение лаборантки Маши, приведшее к гибели лабораторных белых мышей, и ещё что-то она пыталась рассказать очень важное, как ей казалось. Но получалось как-то путано и бессвязно. Завлаб сказал, что во всём разберётся и всё уладит. Уходя от Клавдии Фёдоровны, поддерживаемая завлабом, Анна Евгеньевна ощутила в руке небольшой предмет. Который оказался небольшой банкой из-под майонеза с вареньем.
 
  - Что Вы, не надо!, - неуверенно произнесла она.

  - Попей чайку с клубничным вареньем, наберёшься сил, и решай все свои проблемы. А то знаю я вас, молодых, чуть что, и за сигарету!

   Анна Евгеньевна слегка покраснела, поскольку позволяла себе в компании подруг выкурить одну-две сигареты, следуя современному поветрию. Началось всё почти случайно, когда Анна Евгеньевна с подружками посмотрели, с трудом достав билеты, французский фильм «Мужчина и женщина». Ей фильм очень понравился, в нём всё было красиво. И любовь, и страдания героев фильма. И как красиво они курили! Особенно главная героиня, которую играла Анук Эме.
 
   То, что артистка имела созвучное имя, Анна Евгеньевна сочла неслучайным. Именно в этот вечер, забежав в кафе на Невском, которое прозвали «Сайгоном», она затянулась и выкурила свою первую, самую трудную, но такую желанную сигарету. Так получилось, что и в её жизни многое было запутано и сложно.