Василий и постмодернизм. Часть 1

Василий и постмодернизм.
Часть 1.

   Василий сидел на стуле в небольшом помещении. Из мебели в комнате находились стол, ещё один стул, тумбочка и шкаф. К тумбочке был приставлен огнетушитель. Стол стоял у окна, на нём находилась настольная лампа, кружка с кипятильником, служебный журнал и несколько листков бумаги, исписанных и почёрканных. Василий, по обыкновению и присущей ему склонности к созерцанию, задумчиво смотрел в окно. Вечерело. В комнате и на улице сгущались сумерки.
   Куда смотрел Василий было понятно, проследив за его взглядом, но вот, что он видел и от чего имел задумчивый вид, узнаем чуть позже, заглянув… Нет, не в душу к нему и не в голову, где, как водится, возникают мыслеобразы, а проскользнув своим взглядом мимо его головы и заглянув ему через плечо, прочитав текстовое сообщение.
   Василию даже при бесцельном времяпрепровождении удавалось совершать несколько дел: смотреть в окно, что-то записывать, о чём-то размышлять, и при этом выполнять свои функциональные обязанности. Вот уже несколько месяцев как он работал в качестве сторожа. Трудоустройство было неофициальным. Помещение, в котором он находился, являлось сторожевой будкой при охраняемом объекте. Как называлась фирма и чем она занималась, он не знал, что ему вменялось охранять тоже. И не вникал. Ни вывески, ни документации ему на глаза не попадалось. Если ему не сообщили какую-то информацию, то не сочли нужным, из чего он догадался, что нос совать туда, о чём не говорится, не следует. Главное, зарплату платили. Не ахти какие деньги, на уровне прожиточного минимума. Величину этого минимума, скорее всего определяло непосредственное начальство. А из начальства он знал только Вована, принимавшего его на работу и выплачивающего зарплату. Василий не роптал, не жаловался, ибо его физические потребности были минимальнее предполагаемого минимума – ему хватало. Так сложились жизненные обстоятельства и таким было его мироощущение, что само собой он превратился в стоика даже не будучи знаком с таким течением в древнегреческой философии. Опять же, график удобный, сутки через трое. Не мешки на горбу таскать, не бетон месить – сиди себе и поглядывай, а если торкнет, то и пописывай в записную книжицу. Даже вздремнуть ночами удавалось. Чтобы принять горизонтальное положение, приходилось доставать доски из-за шкафа и класть их меж стульями, побросав на них кое-что из одежды. Неудобно, долго так не поспишь на жёрдочке-то, но оно и к лучшему – спишь чутко, и вставать приходиться чаще, чтобы выйти на воздух и просканировать ухом обстановку. Правда, на объекте имелся и помощник сторожа, его дополнительный ухоулавливатель – пёс Черныш. Случались и ложные тревоги, когда помощник реагировал на бродячих собак.
   Так что, вроде как на работе, а занят привычным делом – смотришь в окно. И если таки последовать за взглядом Василия, то выяснится, что же открывалось его взору. Пустырь.  Пустая земля, поросшая травой, с редкими кустами и низкорослыми маслинами до линии горизонта. Хороший пейзаж, как на вкус Василия. Однообразие не вызывало в нём скуку. Окно сторожки выходило на дорогу, по которой можно доехать к объекту, но движения по ней не было. Машины приезжали только на погрузочно-разгрузочные работы. По ночам окно занавешивалось тряпкой, свет в помещении выключался, а снаружи, наоборот, включался – кое-где на столбах висели прожектора. Находилось время, чтобы почитать или погрузиться в себя. Его такая работа вполне устраивала, вообще не нарушая ритм и образ жизни.
   Ещё в подростковом возрасте, когда с людьми происходит социализация и профориентация, он, копаясь в себе, определился с возможными для него профессиями. Было два варианта: сторож и дворник. Не потому, что он этого хотел, а потому, что он не хотел ничего из того перечня возможностей и специальностей, которые предлагал ему социум. Василий чётко сознавал и остро чувствовал, что быть ему одиноким, что не нужны ему ни семья, ни карьера, ни материальные блага. Учиться лишь для того, чтобы получить диплом и статус, точно не собирался. А вот самообразовывался постоянно, учиться ему нравилось, а потому приобрёл много полезных умений и навыков в течение жизни. Встречались ему люди, ставшие для него учителями. Сама жизнь и подталкивала к тому, чем нужно заняться, на что обратить внимание, что предпочесть, что освоить. В мире были «кнут и пряник», а жизнь мотивировала к действию через интерес и необходимость. Наверное, интерес был «пряником», а «кнутом» служила необходимость.

   Находясь на дежурстве, он периодически выходил на улицу и совершал обход территории, что занимало минут десять. В такие минуты рядом с ним семенил его компаньон-стоик – пёс Чёрныш, то забегая вперёд, то отставая, чтобы обнюхать все вехи на пути, а заодно и пометить. Василий ощущал с псом родство, невольно возникала аналогия. Они оба – сторожа, оба трудятся неофициально, оба на минималке, оба здесь временно, и оба заняты одним и тем же – сидят и смотрят на пустырь или, закрыв глаза, внутрь себя. Оба зарабатывают себе на пропитание.
   Территория окружена бетонным забором и на ней находится несколько складских помещений. Задача сторожа – целостность замков на дверях, стен и решёток на окнах, недопущение нахождения посторонних лиц на объекте. Как объяснил Василию Вован: твоё дело маленькое, но ответственное: находясь на дежурстве бдеть, но не бздеть; при пожаре вызвать пожарных и принять меры к локализации очага возгорания, по возможности; если кто наткнулся случайно на объект, прогнать, а уж если кто проник с умыслом, то сделать вид, что ты тут не при делах и звонить лично ему – приедут кто надо и разберутся с недоразумением. Главное требование – находясь на смене не бухать и не спать беспробудным сном. Василий счёл требования логичными, практичными и не обременительными, потому смело пообещал, что справится с обязанностями. Как сообщил позже Костян, один из сменщиков, самый бывалый из них: за два года, что я здесь охраняю, ни одного ЧП не случалось. Местные в курсе, власть в доле, конкуренты – кого уж нет, а те далече. Василий представил отношение к происходящему с позиции Черныша, отождествившись с псом и мысленно спросил – есть ли ему дело или интерес до чьих-то серых схем, тёмных дел, до раскладов и договорняков? В ответ из подсознания ничего не ёкнуло и не гавкнуло. Вот и ему пофиг. Сознание Василия не вмешивалось в течение бытия, и текло своим неведомым курсом, находясь в своих берегах, изредка прикасаясь к бытию или накладываясь поверх него, но чаще параллельно.

   «Весь сегодняшний день писать не хотелось. Остановилось что-то. Что? Непонятно. Ничто не мешало заняться придумыванием какого-нибудь сюжета, в котором действовали бы придуманные персонажи, а им вложить свои мысли и чувства. Времени свободного предостаточно, напряжения нет, темы обозначились, а вот структурироваться мысли ни в какую не хотели, чтобы оформиться текстом. И как можно в таком случае считать себя писателем?»
  Василий им себя и не считал. Просто время от времени что-нибудь, да и записывал. Он не относился к этому занятию серьёзно, но и не шутил с этим, не баловался. Писать, как и читать, было в нём потребностью, желанием, увлечением. Большую часть своей жизни он читал, а вот писать стал относительно недавно, и ему не верилось, что он сможет писать так, чтобы это можно было читать. Для начала он решил сам стать читателем своих текстов. Вряд ли его отношение и мнение будет объективным к написанному им же, но других читателей не предвиделось. Ему самому должно быть интересным то, что он будет читать. А с другой стороны, ведь никто не напишет так и о том, как это может получиться (или не получиться) у него. В общем, интерес был, мотивация возникла, способности стали развиваться. Он чувствовал, что два эти инструмента сознания способны удовлетворить его нужду в самопознании, самораскрытии и самореализации. Человеческое существо стремилось к осуществлению сверхзадачи – стать и быть человеком. Без мышления и языка это не представлялось возможным. Впрочем, как и без общения с себе подобными и нахождения среди себе подобных. Но инаковость мешала ему быть среди обычных людей и отвращала от уподобления им. Подобных было меньшинство, и они были рассеяны по пространству и времени. Легче всего их было обнаружить в книгах, ими написанных. Но слава Богу, что они существовали! Василий испытывал чувство одиночества, но одновременно не мог утверждать, что он полностью одинок и ему совершенно не с кем общаться. Книги шли к нему в руки, и именно те, которые, оказывая влияние на него, продвигали его по пути к Себе. Случались встречи и с интересными, мыслящими людьми, во многом превосходившие его по различным показателям, у кого можно было многому поучиться. Он искал встреч и тянулся к подобным ему людям, но найдя в чём-то подобие, видел и различия в другом между ними. Притягивался, а затем отталкивался. По-разному происходило, и его отталкивали, и он отталкивал. Вдруг с удивлением обнаруживалось, что не подобия он искал, потому что ни в какую не хотел потерять себя, становясь похожим на других. Ах, эти противоречия, разрывающие его! То тождество его манило, то уникальность, и каждое требовало его целиком. Да, вот об этом и нужно написать! Посмотреть в себя, поразмышлять, что-то увидеть и написать об этом, чтобы и самому понять, что творится с ним и с миром. Объяснения регулярно появлялись, их транслировал мир, они были временными костылями, но полного удовлетворения и покоя не приносили. Требовалось Понимание Сути.
   «Общение необходимо, но точно так же необходимо одиночество и уединение. Общение общению рознь. На определённом уровне развития сознания, уже для более качественного прорабатывания определённых свойств и черт, общение приходиться даже ограничивать, а в некоторые периоды вообще прекращать. Стараться лавировать между двумя концами палки, балансируя на ней так, чтоб тебя не огрело одним концом, в то время как ты будешь лететь с другого края. Палка дуальности восприятия: добро и зло, хорошее и плохое, достоинства и недостатки. Одно может переходить в другое. Что угодно из проявленного способно оказываться в отношении субъекта, воспринимающего явления и порождающего в уме представления, чем угодно.»
   Василий дошёл до той ступеньки на Пути, где палка дуализма в руках господина мира превращалась в посох дуальности мистического Учителя, находящегося за границами мира, и применяющего свой волшебный посох в отношении субъекта в те моменты, когда его нужно пробудить, вдохновить, предупредить, остановить, наставить на Путь, перенаправить внимание и движение. Этот посох и был тем «рычагом» Архимеда, которым возможно перевернуть Землю, мировоззрение, «точку сборки», совершить переворот в сознании. Но, как и в прежние времена, невозможно было отыскать точку опоры. И что же делать? Как говорит Вован, твоя задача – находиться здесь и сейчас, бдеть и не бздеть. А действовать будут специально подготовленные люди. Их называют бойцами, воинами, карма-йогами, магами. Вася, ты маг, воин? Нет, ты визионер, соглядатай.
   «Что бы ни написалось, и ладно, пусть будет. Плохо ли, хорошо ли, без разницы. Изначально наличие читателя не предполагалось, писалось для себя и для вечности. Позже возникло понимание, что «для себя» означает, что ты и являешься читателем. Первым и единственным. Когда стал публиковаться в сети, появились и внешние читатели – «другие», так что их наличие стало подразумеваться. Но тем не менее, в начале возникает импульс писать, и он не зависит от наличия или отсутствия читателей. Происходит действие – сознание изливается текстом.  Тексты не готовятся заранее, не планируются, не задумываются, не формулируются – импульс и идея, дальше поток. Отсюда термины «проистекание, излияние». А раз так, то какое же это писательство? Да ладно, бог с ним, с читателем, непонятно ведь и другое – кто автор? Ты – инструмент, улавливатель и передатчик, но кто автор, генератор? Способ написания похож на то, что получило название «потока сознания» или «автоматического письма». Похоже, но нет. Не то.»
   Василий чуял, что множество объяснений, лишь указывают на что-то, но ни одно не является 100% попаданием туда, куда они указывают. Не то, не то, не то. Ну, что же, будем искать дальше. Выбора-то нет. Какой же личный выбор, если по любому всё делается «из-под палки дуализма» или посоха Дао. К теме «Читателя и Автора» он обращался уже не раз. А пока он её отложил в сторону.
   «Сегодня в течение дня сознание текло в самом себе, но не изливалось вовне. Восприятие работало, догадки вспыхивали, шестерёнки ума вращались, слова постоянно тасовались, как колода карт, а результата этой умственной деятельности не было. При том, что внутренняя и внешняя жизнь шли своим чередом параллельными курсами. Вывод – значит я не наполнен до краёв. Время провели бесцельно, что я, что Черныш. Каждый ждал. Существование имеет только два базовых состояния, остальные производные от них – ждать и действовать. Ждали приёма пищи, ждали вечера, чтобы запереть ворота, ждали ночи и сна, ждали следующего дня. И много чего ещё находится в режиме ждания. Но ещё больше вещей находятся в списке ожиданий. А в промежутках ждания совершались действия: приём пищи, исполнение естественных надобностей, телесные реакции, движение разного рода и интенсивности, сон. Кстати, о сне. Сон не относится к действию. Его можно отнести к жданию или это самодостаточное состояние? Что если сон – это третье базовое состояние, между жданием и действием? Тем не менее, как любое пассивное состояние организма и психики, отнесу его, всё-таки, к жданию. Сюда также дремота, медитация, фантазии, мечты.»
   У Василия, в отличие от Черныша, было ещё несколько пунктиков – ждать вдохновения, включения ментального потока, переключения способов восприятия и состояний. Он мог наблюдать за собой, видеть себя со стороны и изнутри. Так что его писательство без натяжки и кавычек можно отнести к сфере творчества. Процесс мышления или ощущений время от времени попадали на бумагу в виде капель текста, отражаясь на бумаге как в зеркале.  Только в отличие от зеркала, неспособного сохранять отражения, бумага могла хранить всё, что на неё попадало, была хранительницей содержания, накопленного человеческим сознанием. Но, скорее всего, это лишь одно из хранилищ информации, в виде знаков и символов.