Пушкин и тайны гроба
ст. 4-23
Пушкин и тайны гроба
В лирике Пушкина трижды за разные годы встречается выражение «тайны гроба»:
- «И гроба тайны роковые» = во второй песне «Онегина» 1823 г
- «О тайнах счастия (или – вечности) и гроба» = в «Воспоминании» 1828 г
– «Иль чтоб изведать тайны гроба» = в «Заклинании» 1830 г.
Это зовется у одних толкователей (Гершензон) «вопросом о загробном существовании после смерти», у других = проблемой «бессмертия души», включая проблему формы (вида) этого бессмертия (Сурат), а у иных (из легиона псих и атров) и вовсе - проблемой безумия
***
К «Другу стихотворцу»
Певцы безсмертные, и честь, и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас.
***
В 1829 г в отброшенной потом строфе стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных»:
Кружусь ли я в толпе мятежной,
Вкушаю ль сладостный покой,
Но мысль о смерти неизбежной
Везде близка, всегда со мной.
****
«Ах! ведает мой добрый гений,
Что предпочел бы я скорей
Бессмертию души моей
Бессмертие своих творений». (В АЛЬБОМ ИЛЛИЧЕВСКОМУ)
***
в «Пире во время чумы»:
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Безсмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.
А ранее в стихотворении «Из А. Шенье»:
Треща, горит костёр; и вскоре пламя, воя,
Уносит к небесам безсмертный дух героя
****
Глас сердца, чувства неизменны
Наверно их переживут!
Ах! счастлив, счастлив тот,
Кто лиру в дар от Феба
Во цвете дней возьмёт!
Как смелый житель неба,
Он к солнцу воспарит,
Превыше смертных станет,
И слава громко грянет:
“Безсмертен ввек пиит!”
Но ею мне ль гордиться,
Но мне ль безсмертьем льститься?..
До слёз я спорить рад,
Не бьюсь лишь об заклад,
Как знать, и мне, быть может,
Печать свою наложит
Небесный Аполлон;
Не весь я предан тленью;
****
Надеждой сладостной младенчески дыша,
Когда бы верил я, что некогда душа,
От тленья убежав, уносит мысли вечны,
И память, и любовь в пучины бесконечны, —
Клянусь! давно бы я оставил этот мир: …
***
Конечно, дух бессмертен мой,
Но, улетев в миры иные,
Ужели с ризой гробовой
Все чувства брошу я земные
И чужд мне будет мир земной?
***
В шестой песни «Онегина», рассказав о смерти Ленского, поэт опять – уже который раз! – ставит свой неотвязный вопрос:
Увял! Где жаркое волненье,
Где благородное стремленье
И чувств, и мыслей молодых,
Высоких, нежных, удалых?
Где бурные любви желанья,
И жажда знаний и труда,
И страх порока и стыда,
И вы, заветные мечтанья,
Вы, призрак жизни неземной,
Вы, сны поэзии святой!
Все сгинуло, «исчезло в урне гробовой»!
*****
Финал терзаний в мыслях о неистребимости ( Платон) и бессмертии (Парменид, Сократ) души в 1836-ом:
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
******
М. Гершензон с ст. «Тень Пушкина» подвел этим мыслям Пушкина о Сущем и Смерти такой итог:
<<<
19 октября 1823 г. он сказал канцлеру Мюллеру: «Для мыслящего существа совершенно невозможно представить себе небытие, прекращение мышления и жизни; постольку каждый носит в самом себе доказательство бессмертия, притом непроизвольно. Но лишь только человек захочет объективно выступить из себя и догматически доказать или понять продолжение личного существования за гробом, лишь только вздумает облечь то внутреннее восприятие в филистерский наряд, – он тотчас запутывается в противоречиях. И все же человека всегда влечет сочетать невозможное. Почти все законы – синтезы невозможного; например, институт брака. И это – благо, потому что только постулируя невозможное, он способен достигать наивозможного».
В этом умозрении Пушкина более всего поражает одна черта: его жажда именно личного бессмертия. Так называемое бессмертие души, то есть безличное бессмертие, нисколько не интересовало его; по-видимому, он приравнивал его к полному угашению жизни. Я не знаю в творчестве и в мировоззрении Пушкина ничего, что в такой степени характеризовало бы его, как эта черта: самоутверждение своей личности, какова она есть.
Пушкин даже не заботится утверждать личное бессмертие: таких мест у него два-три; он просто исходит из аксиомы о личном бессмертии, эта аксиома составляет как бы невидимый, незыблемый в его уме фундамент, на котором он воздвигает свои художественные образы, – до такой степени его дух в глубине не затронут сомнением! Больше того: его вера (если такое беззаветное знание еще можно называть верою) настолько полна живых соков, что, к изумлению зрителя, расцветает конкретными подробностями; мы увидим ниже, что он не только изображал посмертное явление теней, но даже умел рассказать кое-что об их внешнем виде и склонностях.
>>>
Но надо ясно как в бездне понимать: пушкинский вывод о бессмертии был по тому самому римлянину, которого поэт не читал = по Циц Ерону. А это бессмертие избранных и посвященных = аристосов, включая поэтов с б. буквы
***
Однако откуда духи
Попутчицей темы бессмертия души возникает тема призраков и живой тени умерших .
Мы видим призрак старой графини *** подмигнувшей Герману из гроба и пришедшей к нему в образе Женщины в белом в Пиковой дама, мы читаем о загробной ревности Ленского в романе Евгений Онегин, мы находим в драме Каменный гость ожившую статую убитого доном Гуаном командора Альвара де Сольва
Отвлеченное верование Пушкина: «личность жива и за гробом» облеклось в образ тени, и этот образ, постепенно наполняясь жизнью, наконец, совершенно уподобился плотскому существу, живому человеку: тень чувствует, ходит, целует и действует.
Гершензон, уподобивший Пушкина Богу и пораженный его гением Поэта и Мыслителя, удивляется как здравый ум может в такое верить …?
Пушкин много говорит о призраках мертвых, о тенях … потому, что верит в загробную жизнь, а не только в бессмертие одной лишь души
Гершензон усматривает в этом религиозную веру поэта, к которой он пришел духом отдельно от рассудка и таким образом раздвоился в умозрении
***
Утопленник. Пушкин
Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца»
***
В эссе "Пушкин и Батюшков" с темой - вопросом «что такое оригинальность в поэзии» Гершензон :
"Картины загробной жизни, которые он не раз рисует («Отрывок из элегии», «Мои пенаты», «Элегия из Тибулла», «Мечта» и др.),— шаблон Французской поэзии XVIII века, всегда легкая поэтическая игра, никогда не дело. Даже там, где он, единственный раз, хотел, серьезно обработать такой сюжет, где он изображает, как Пушкин, явление тени живому,— в стихотворении «Тень друга»,— он сразу и заранее снимает с явления всю конкретность словами: «То был ли сон»!.. («И вдруг... То был ли сон!.. Предстал товарищ мне»...). У Пушкина — выстраданная, глубокая мысль о загробной жизни, и там, где он рисует тень,— ни с чем несравнимая категоричность."
Свидетельство о публикации №223010400325