Икона

                И вино окажется ядом, и икона - лучиной...

Ох, хорошо после суматошного трудового дня и удачного ужина в виде говяжьего стейка, запечённого с овощами под пряным соусом, откинуться на подушки дивана, включить телевизор и забыться, потягивая лёгкое чешское пивко из баночки.
И не хочется нагружать мозг серьёзными сюжетами и жизненными страданиями. Хочется плыть по течению, созерцая безучастно всевозможные мелкие события.
Благо, в начале девяностых телевидение расцвело, как дикий лужок по весне. Никакого однообразия и запуганности. Свобода! Какая-никакая да была, всё же. Не то, что сейчас. Во всяком случае у нас, в Екатеринбурге. Одних новостных каналов было штук десять, и никто не тыкал им, что и как описывать, никто не цензурировал в зависимости от тех или иных тараканов во властных головах. Старались телевизионщики для нас, потребителей. Интересное было время.
Так вот, сижу вечерком однажды, щелкаю пультом с одного новостного канала на другой, созерцаю, иногда узнавая места, в которых побывал за день. Сознание в полудрёме выхватывает из событий одну и ту же новость с разных позиций, в разное время и снятое разными телевизионными командами. 
Событие не рядовое и не выдающееся. Пожар случился. Не рядовое событие потому, что люди сгорели, четыре человека. Это не мало, даже по меркам города-миллионника, а не выдающееся потому, что пожары в таких городах дело почти повседневное, а, если учитывать и всю мелочёвку, то и «почти» можно опустить.
Полусонное сознание созерцает по своим правилам, прихватывает то, что в активном состоянии проскальзывает мимо внимания и совершенно не впечатляется всевозможными прагматическими, рациональными моментами, которые очень актуальны для ума озабоченного вопросами быта и труда, ума злободневного, суетливого, расчётливого.
Согласно первым сведениям, по горячим следам, так сказать, полусонное сознание зацепило новость о пожаре в частном секторе Екатеринбурга, неподалеку от центра города. В этом районе очень много частных домов, построенных до революции семнадцатого года, прекрасно сохранившихся, не только пригодных к проживанию, но оборудованных всеми современными коммуникациями и не уступающих по комфорту и удобствам квартирам в новых домах. Строили на Урале в те времена основательно. Дома крепкие, богатые, многие не в один этаж.   
Дом сгорел основательно, но не до конца. Картинки пожарища мелькали с самых разных ракурсов, событие обрастало всё новыми и новыми подробностями из программы в программу. Вначале, выяснилось, что сгорели четыре человека, насмерть. Затем выяснилось, что трупов – пять. Пятым оказался действительный труп, обнаруженный в полу-сгоревшем гробу, на столе. Полусонное сознание сложило все факты в копилочку и анализирует потихоньку, со своими причудами и прибабахами, время от времени разглядывая собственные проекции событий.
А я тем временем переключаюсь на другие каналы и другие новостные программы, удивляюсь иным новостям, благо их в те времена было предостаточно в стране и в Екатеринбурге.  Но тот самый полусонный участок мозга уже живёт сам по себе и все новости пропускает сквозь призму основного для него события.
Выясняется, действительно всё произошло вокруг похорон. Умерла накануне хозяйка дома, девяностолетняя старуха, остальные четверо ни в доме, ни в Екатеринбурге не проживали. Дальше - больше. Старуха оказалась почётной пенсионеркой советского Свердловска, а четверо погибших – её дальние родственники, близких у неё не было. В основном это были дети или внуки братьев и сестёр умершей.
Новостные команды работают, роют дотошно и основательно, каждая выкатывает что-то своё, друг с другом не пересекаются, пересекаются лишь факты ими раскопанные.
Захожу и по второму, и по третьему кругу. Умершая хозяйка сгоревшего дома знатная обкомовка, большевичка с революционным стажем. Крутая, наподобие Землячки, наверное. Много дел партийного строительства за её плечами. Раскопали сведения, что в серьёзные периоды не только подписывала расстрельные списки, но и самолично учувствовала в расстрелах врагов пролетариата.
Семьёй не обзавелась, жила в этом доме сразу после реквизиции его у прежних хозяев, расстрелянных врагов революции.
Умерла от старости. Приехавшие дальние родственники организовывали похоронный процесс так, как его себе представляли, пытаясь совместить и крест, и звезду. Достали её кожанку, повесили на  плечики, прицепив все награды, разложив и расставив все благодарности, грамоты, фотографии и тому подобное.
При этом упаковали покойницу по православным канонам, а в изголовье поместили икону, приобретённую вместе со свечками, лампадкой в местной церквушке.
После всех хлопот, поздно вечером, накануне похорон, сильно подуставшие, выпили по полстаканчика водки да говорили за жизнь и свою, и упокойницы, некоторые только на этих похоронах и узнали о существовании друг друга.
Последние факты, прозвучавшие с экрана телевизора громыхнули, как гром. Не сказать, что среди ясного неба, но впечатление произвели такое, что полусонное сознание вынырнуло из блаженного тумана с вполне осознанной истиной.
Дело в том, что в последних новостях уже зазвучала информация, просочившаяся из источников начатых оперативных и следственных действий. Экспертиза установила, что водка, купленная в близлежащем киоске, оказалась палёной, но не настолько, чтобы вызвать смертельные последствия, однако погрузила всех четверых в бессознательное состояние. Хочу отметить, что в те времена палёнкой торговали почти все киоски, особенно в вечернее и ночное время. Не факт, что все травились, но случаи такие были не в редкость.
И это было лишь началом откровений моего праздно-развлекавшегося в полусне сознания.
Главный момент – икона! По оперативным данным пожар начался именно с неё. Она упала, зацепив лампадку и уронив свечки. Как это произошло: уронил кто? ветер подул? мышь пробежала или крыса? – не ясно, ясно лишь, что от лампады и свечек загорелась упавшая икона, от иконы – одеяние и гроб покойницы, а затем и весь дом. И никто из присутствовавших помешать процессу не мог в силу бессознательного состояния.
Мы называем такие явления в подобных случаях – роковое стечение обстоятельств.
Но моё дремучее сознание выныривает иногда из норы своего недоверия и тычет налево и направо увесистым кукишем, как бы говоря: знаем мы это «стечение»!
- На что намекаешь, спрашиваю?
- А нечего было икону этой покойнице ставить, отвечает, - не просила она.
И в самом деле, очень похоже на филигранное исполнение какого-то таинственного конкретного плана.
Как не сказать тут: и вино окажется ядом, и икона лучиной.