Лёхин телевизор

Бытует мнение, что в зависимости от реакции на появление угрозы или на иные непредвиденные обстоятельства люди делятся на две категории. Одни начинают размахивать руками, придавать энергии протеста форму неприкрытой агрессии или попросту истерить – словом, ведут себя так, как та лягушка в кувшине с молоком.

Иногда из этого выходит толк: сливки густеют, сбиваясь в масло. Но чаще эти усилия остаются бесплодными. Люди другого психотипа замирают и внешне выглядят пассивными. Но спокойствие их обманчиво. На самом деле они молча сканируют выросшую перед ними преграду, выискивая трещину в монолите с тем, чтобы, собравшись с силами, внезапно нанести удар в самое слабое место. Эта стратегия более успешна. 

Леха принадлежал именно к этой категории людей с тем лишь  отличием, что обманывать никого не хотел: замерев в критической ситуации, он ничего не выискивал, а тут же засыпал. Потому как способностями выдающегося аналитика не обладал.

Вырос он в семье колхозного счетовода в глухой сибирской глубинке. Жизнь здесь текла неспешно, и отец всегда внушал сыну одну простую истину.
– Никогда не суетись в сложных обстоятельствах. И никакой инициативы – только себе во вред. Делай то, что от тебя требуется, а остальное как-нибудь само рассосётся.

Так поступал он сам, когда обнаруживалась недоимка, и председатель с пеной у рта грозился упечь его за решётку. Так поступал его дед, зажиточный крестьянин, когда приезжала комиссия по продразвёрстка и изымала у него весь урожай вплоть до посевных: дед не роптал, через то и выжил.

Так поначалу поступал и сам Леха. С годами же он достиг в этом деле совершенства. Потому, как усвоил ещё одну истину, бытующую на флоте: хуже дурака может быть только дурак с инициативой. Дураком он себя не считал, но опасался, что некоторые могли рассудить иначе по незнанию.

Впрочем, этот его способ реагирования на изменения состояния внешней среды распространялось и на остальные случаи жизни. Стоило в её размеренном русле возникнуть паузе, как он тут же впадал в анабиоз. 

Как оказался Лёха в военно-морском училище, одному богу известно. Видимо, неудачно пошутил председатель медицинской комиссии в военкомате, заявив, что с таким зрением на флоте он не пропадёт. Действительно, зря чтением при свечах глаза он себе не портил, да и телевизором особо не баловался. Побалуешься тут, в глубинке – ни сигнала, ни стабильного напряжения сети. Лёха внял совету доктора и подал документы в Дзержинку.

Выпустившись лейтенантом, Лёха получил назначение на должность инженера группы управления в электромеханическую боевую часть подводного атомохода. Должность предполагала вывод на заданную мощность реактора и поддержание его в работоспособном, а, главное, в безопасном состоянии.
 
Заведование было ответственным и, как и служение муз, не терпело суеты. Последнее ему вполне подходило. Ну а то, что служба в этой должности надолго прикуёт его к крайнему северу с его суровой средой обитания и обернётся своеобразными оковами, он осознал позже. Может быть, потому  он с горькой усмешкой иногда так и называл себя служителем муз – морских уз. Так что выбор им жизненного пути оказался не совсем случайным.

Приходя в каюту после вахты, Лёха сразу валился в койку и тут же засыпал. И, надо сказать, это качество было весьма полезным, особенно в условиях автономного плавания. Умение расслабиться в любой обстановке помогало избегать дефицита сна, постоянного спутника жизни подводников, особенно тех из них, кто проходил службу на стратегических «ракетовозах».

Обилие тревог, связанных со всплытиями лодки на сеансы связи независимо от времени суток  –  неизбежное «зло» боевого патрулирования стратега. Как известно, порох должен быть сухим, а оружие всегда готово к немедленному применению – такова непреложная задача этого черного подводного монстра.

Но и на берегу Лёха не изменял своим привычкам. По тому, с какой лёгкостью и упоением он отдавался в объятья Морфея, можно было заключить, что он не только опасался утратить столь ценный навык, но и неустанно готовился к состязаниям по экстренному отходу ко сну. И если бы такое действительно имело место, то вряд ли кто смог бы здесь составить ему конкуренцию.

При всём при этом матчасть он знал в совершенстве и упрёков по службе не имел. Оставалось только удивляться, как при столь редкостном даре ему удалось без троек закончить училище и получить довольно престижное назначение. Ведь способность не заснуть на лекции после дежурства у тумбочки – качество столь же редкостное, как и бессонница у пожарного.

Видимо, какая-то часть мозга у Лёхи продолжала бодрствовать: нередко товарищи по парте были свидетелями, как он с почти полностью прикрытыми глазами продолжал водить ручкой по конспекту. И писать вполне осмысленные фразы. Но никто не мог бы поручиться в том, что в это время он не спит.

И, даже сидя в шестивёсельном яле – а Лёха был неплохим загребным, – он не переставал ровно с тем же видом, что и на лекции, уверенно работать веслом, не реагируя на шутки товарищей и подчиняясь лишь ритмичным командам старшины: Лё-ха, Лё-ха! Ведь именно загребной даёт пример остальным. Но фишка была в том, что он и здесь, скорее всего, иногда умудрялся отключиться.

Но однажды это, если признаться честно, не самое лучшее, а, впрочем, для кого-то, может быть, и завидное человеческое качество неожиданно сослужило ему добрую службу. Если даже не «обогатило» его.

Лёхин приятель Валерка уходил на большой круг – так называлось двухлетний цикл обучения в центре подготовки новых экипажей. Отвальную отмечали вдвоём в офицерском общежитии для холостяков. На столе стояла бутылка марочного портвейна, на тумбочке мелькал цветным экраном телевизор. Диктор хорошо поставленным голосом – школа Левитана – торжественно вещал об очередном визите в Кремль руководителей одной из братских стран.

– Не хочется брать с собой, – кивнул приятель на чудо электроники: такие лишь недавно появились в продаже. – Как он ни компактен, всё равно место занимает. Да и привык я с одним чемоданом. Может, тебе сгодится?

Лёха пожал плечами. Нужды особой он в нём не испытывал: после трёх минут просмотра его, как правило, начинало клонить в сон независимо от картинки.

– Недорого отдам: пара бутылок  – и он твой!
Видимо, Валерке показалось мало принятого на грудь, а идти за добавкой было лень.
Лёха пожал плечами. Нужды особой он в нём не испытывал: после трёх минут  просмотра телевизора его, как правило, начинало клонить в сон независимо от картинки.
– Недорого отдам: пара бутылок портвейна, и он твой!

Звучало подкупающе. «А что, сгодится в хозяйстве. Неплохой предмет обстановки да и, к тому же, обогревательный прибор: батареи тут вечно еле теплятся» – подумал Лёха. Словно в подтверждение его мыслям, из телевизора сообщили, что совещание прошло в тёплой, дружественной обстановке.
Он потянулся за шинелью.

Когда вторая бутылка подходила к концу, в комнату ввалилось ещё несколько сослуживцев – начхим в компании связиста и электрика. Опоздав на скотовозы – крытые служебные фургоны для перевозки офицеров между городками  гарнизона, – те решили переночевать в общаге.

Причина опоздания у каждого была своя. Связист сменился с дежурства и, вздремнув каюте, проспал команду о приходе машины.  У электрика барахлил «обратимый» – преобразователь, работающий в обе стороны. Как двигатель и как генератор, зависимости от нужды. А начхиму и вовсе некуда было спешить – жена уехала на родину, а трястись в холодном кузове «Урала» двадцать верст не тянуло. В Оленегубской общаге лишняя койка всегда найдётся, пока коллеги из других экипажей «морячат». Да и в компании, опять же, веселее.

Увидев, что компания уже навеселе, начхим поинтересовался причиной банкета.
– Да вот Лёха вот телевизор обмывает, – быстро нашёлся отбывающий.
Все посмотрели на телевизор, потом на Лёху.
– Поздравляем! Вещь хорошая.
Лёха не реагировал. Его глаза были прикрыты.
– Что-то тускловато экран светит, – подмигнул связист товарищам. – Кто у нас ответственный за поддержание мощности на должном уровне?
Услышав сквозь дрёму знакомое словосочетание, Лёха встрепенулся и слегка приоткрыл глаза. Поняв, к чему тот клонит, тут же плотнее сомкнул их. Но было поздно. Все уже обступили его, а Валерка толкал в бок. Поняв, что упираться бесполезно, Лёха перешёл в атаку.

– А что я? Тут кто-то на большой круг уходит – пусть он и проставляется.
Все перевели взгляд на лёхиного приятеля.
– С какой радости? – парировал он. – Я с этим кругом всю полярку теряю! А это, сами понимаете, бонус солидный.
Валера обвел взглядом страждущих, но понимания в их глазах не встретил.

– А, черт с вами, – он махнул рукой и повернулся к Лёхе.
– Будь другом, сгоняй в лабаз! Купи на всё. – Он сунул ему четвертной. – На четыре фугаса должно хватить.


–  Будь другом, сгоняй в лабаз! Купи на всё – на четыре фугаса должно хватить.
Он совал товарищу четвертак.

И, хотя голова у Лёхи была не на месте, гены счетовода дали о себе знать. Получалось, что за проданный телевизор приятель ещё и приплачивал. Грех было отказываться. Лёха снова потянулся за шинелью.

Минут через двадцать товарищи забеспокоились. Магазин был в пяти минутах хода, а Лёха всё не появлялся.
Через какое-то время кому-то в голову пришла идея выглянуть в окно. Он припал к стеклу и присвистнул. Внизу на дороге, ведущей от штаба, лежало чьё-то тело. Судя по всему, это и был их товарищ!

Всё обстояло предельно просто. Стоял апрель месяц. Морозы уже потихоньку  отступали, и за день с крыш натекала талая вода, которую к вечеру сковывал лёд. Внезапно при-шедшая оттепель усугубила этот процесс, и на дороге вдоль общежития образовалась гигантская лужа. Даже трезвому обходить её было непросто.

Выйдя из общежития и пройдя несколько метров, незадачливый гонец поскользнулся и, утратив равновесие, выкатился на середину лужи. Здесь тонкий лед проломился, и он рухнул спиной в жидкую кашу. Видимо, в этот миг сознание на мгновение покинуло его, а когда оно вернулось, выработанный за долгие годы инстинкт сделал своё дело. Что следует делать в горизонтальном положении? Правильно – спать!

Нужно было что-то срочно предпринимать. С минуты на минуту автобус с командованием дивизии должен был отправиться от штаба – его мотор уже работал на прогрев. А тогда – беды не миновать…

Щели в окнах, заклеенные несколькими слоями бумаги сразу после постройки и покрытые не одним слоем краски, не выдержали богатырского напора – створки с треском распахнулись, и из окна повалил пар.
 Лё–ха, вставай!
Реакции не последовало,
– Проснись, замёрзнешь!

Грудь Лёхи продолжала мерно вздыматься. Главным для него сейчас было обеспечивать поддержание уровня мощности – так звучала в голове последняя установка. Единственное, что тревожило его электромеханический мозг, не давая ему окончательно погрузиться в беспробудное состояние.

– Лё–ха, Лё–ха! – в четыре глотки стала скандировать братва.
И тут – о, чудо, – его тело шевельнулось: он неуверенно опёрся руками о землю и согнулся в поясе, продолжая сидеть в луже. Откуда вода? И при чем тут мощность? Соревнования?

Руки Лёхи вытянулись вперёд и стали сгибаться в локтях, в такт выкрикам из окна. Глаза у него были закрыты.

– Что это с ним? – удивлённо спросил связист.
– Это он... гребёт! – осенило Валерку: ему доводилось сидеть рядом с ним в одном яле ещё в училище. – Вы, двое, кричите, не останавливайтесь, а то он снова рухнет. А ты, – он махнул рукой коренастому связисту, – со мной!

Со стороны эта картина выглядела гротескно.
– Лё-ха, Лё-ха! – неслось из распахнутого окна. Сидящая в луже тёмная фигура гребца исправно следовала этим командам, раскачиваясь и ритмично сгибая руки. Чтобы не оказаться в схожей с сидящим ситуации, вдоль кромки сугробов к нему, нелепо размахивая руками, пробирались ещё двое.

Вскоре спасательная операция была завершена. Тело гонца удалось эвакуировать за несколько минут до подъезда штабного автобуса. Честь Лёхиного мундира была спасена: комдив любил время от времени публично поиметь проштрафившегося, особенно за пьянку, чтобы другим было неповадно. Так что, мало бы тому не показалось.

Уже окончательно пришедший в себя, раздетый до трусов Лёха сидел в комнате и ошалело озирался вокруг.
– А сейчас, дорогой дружок, я расскажу тебе сказку, – доносилось из телевизора.
– Хорошо, что он не «обратимый», –  усмехнулся электрик, кивнув на экран. – А то бы твоему дружку сейчас бы не до сказок было: такого бы насмотрелся!

Остаток вечера товарищи посвятили заделке окна. Ночь всё же хотелось провести в тепле. Про четвертной к тому времени уже успели забыть. Да и выпивать после случившегося, в общем-то, тоже больше никого не тянуло…