Лёхин телевизор

Бытует мнение, что в зависимости от реакции на появление угрозы или на иные непредвиденные обстоятельства люди делятся на две категории. Одни начинают размахивать руками, придавать энергии протеста форму неприкрытой агрессии или попросту истерить – словом, ведут себя так, как та лягушка в кувшине с молоком. Иногда из этого выходит толк: сливки густеют, сбиваясь в масло. Но чаще эти усилия остаются бесплодными. Люди другого психотипа замирают и внешне выглядят пассивными. Но спокойствие их обманчиво. На самом деле они молча сканируют выросшую перед ними преграду, выискивая трещину в монолите с тем, чтобы, собравшись с силами, внезапно нанести удар в самое слабое место. Эта стратегия более успешна.

Леха принадлежал именно к этой категории людей с тем лишь  отличием, что обманывать никого не хотел: замерев в критической ситуации, он ничего не выискивал, а тут же засыпал.

Вырос он в семье колхозного счетовода в глухой Архангельской глубинке. Жизнь здесь текла неспешно, и отец всегда внушал сыну одну простую истину.
– Никогда не суетись в сложных обстоятельствах. И никакой инициативы – только себе во вред. Делай то, что от тебя требуется, а остальное как-нибудь само рассосётся.

Так поступал он сам, когда обнаруживалась недоимка, и председатель с пеной у рта грозился упечь его за решётку. Так поступал его дед, зажиточный крестьянин, когда приезжала комиссия по продразвёрстка и изымала у него весь урожай вплоть до посевных: дед не роптал, через что и выжил. Так поначалу поступал и сам Леха. С годами же он достиг в этом деле совершенства.

Впрочем, этот его способ реагирования на изменения состояния внешней среды распространялось и на остальные случаи жизни. Стоило в её размеренном русле возникнуть паузе, как он тут же впадал в анабиоз.

Как оказался Лёха в военно-морском училище, одному богу известно. Видимо, неудачно пошутил председатель медицинской комиссии в военкомате, заявив, что с таким зрением на флоте он не пропадёт. Действительно, зря чтением при свечах глаза он себе не портил, да и телевизором особо не баловался. Побалуешься тут, в глубинке – ни сигнала, ни стабильного напряжения сети. Лёха внял совету доктора и подал документы в Дзержинку.

Выпустившись лейтенантом, Лёха получил назначение на должность инженера группы управления в электромеханическую боевую часть подводного атомохода. Должность предполагала вывод на заданную мощность реактора и поддержание его в работоспособном, а, главное, в безопасном состоянии. Заведование было ответственным и, как и служение муз, не терпело суеты. Последнее ему вполне подходило. Ну а то, что служба в этой должности надолго прикуёт его к северному флоту и обернётся для него своеобразными оковами, он осознал позже. Может быть, потому  он с горькой усмешкой иногда так и называл себя служителем муз – морских уз. Так что выбор им жизненного пути оказался не совсем случайным.

Приходя в каюту после вахты, Лёха сразу валился в койку и тут же засыпал. И, надо сказать, это качество было весьма полезным, особенно в условиях автономного плавания. Умение расслабиться в любой обстановке помогало избегать дефицита сна, постоянного спутника жизни любого подводника, особенно тех, кто проходил службу на стратегических «ракетовозах». Обилие тревог, связанных со всплытиями лодки на сеансы связи независимо от времени суток  –  неизбежное «зло» боевого патрулирования стратега. Как известно, порох должен быть сухим, а оружие всегда готово к немедленному применению – такова непреложная задача  этого подводного монстра.

Но и на берегу Лёха не изменял своим привычкам. По тому, с какой лёгкостью и упоением он отдавался в объятья Морфея, можно было заключить, что он не только опасался утратить столь ценный навык, но и неустанно готовился к состязаниям по экстренному отходу ко сну. И если бы такое действительно имело место, то вряд ли кто смог бы составить ему конкуренцию в борьбе за главный приз.

При всём при этом матчасть свою он знал в совершенстве и упрёков по службе не имел. Оставалось только удивляться, как при столь редкостном даре отключаться в любой обстановке ему удалось без троек закончить училище и получить довольно престижное назначение. Ведь способность не заснуть на лекции после дежурства у тумбочки – качество столь же редкостное, как и бессонница у пожарного. Видимо, какая-то часть мозга у Лёхи продолжала бодрствовать и усваивать знания: нередко товарищи по роте были свидетелями, как он с отсутствующим взглядом, а то и вовсе с прикрытыми глазами продолжал усердно вести конспект. И даже, сидя в шестивёсельном яле – а Лёха был неплохим загребным, – он не переставал ровно с тем же видом, что и на лекции, уверенно работать веслом, не реагируя на шутки товарищей и подчиняясь только ритмичным командам старшины: Лё-ха, Лё-ха! Ведь именно загребной даёт пример остальным. Но фишка заключалась в том, что он и здесь, скорее всего, умудрялся заснуть.

Но однажды это, если признаться честно, не самое лучшее, а, впрочем, для кого-то, может быть, и завидное человеческое качество неожиданно сослужило ему добрую службу. И даже некоторым образом «обогатило» его.

Лёхин приятель уходил на большой круг – так называлось двухлетний цикл обучения в центре подготовки новых экипажей. Отвальную отмечали вдвоём в офицерском общежитии для холостяков. Весь скарб убывающего уместился в одном чемодане. На столе стояла бутылка марочного портвейна, на тумбочке светился экраном телевизор. Диктор голосом Левитана торжественно сообщал об очередном визите в Кремль руководителей одной  из братских стран.

 – Не хочется брать его с собой, – кивнул приятель на малогабаритное цветное чудо: такие лишь недавно появились на прилавках магазинов. – Как он ни компактен, всё равно место занимает. Может, тебе сгодится?

Лёха пожал плечами. Нужды особой он в нём не испытывал: после трёх минут  просмотра телевизора его, как правило, начинало клонить в сон независимо от картинки.
– Недорого отдам: пара бутылок портвейна, и он твой!
Видимо, приятелю показалось мало принятого на грудь, а идти за добавкой самому было лень.
Звучало подкупающе. «А что, сгодится в хозяйстве. Неплохой предмет обстановки да и, к тому же, обогревательный прибор: батареи тут вечно еле теплятся» – подумал Лёха. Словно в подтверждение его мыслям, из телевизора сообщили, что совещание прошло в тёплой, дружественной обстановке.
Он потянулся за шинелью.

Когда вторая бутылка подходила к концу, в комнату ввалилось ещё несколько сослуживцев – начхим в компании связиста и электрика. Опоздав на скотовозы – крытые служебные фургоны для перевозки офицеров между соседними гарнизонами, – те решили переночевать у приятелей в общаге.

Причина опоздания у каждого была своя. Связист сменился с дежурства и, вздремнув каюте, проспал команду о приходе машины.  У электрика барахлил «обратимый преобразователь» – хитрый механизм, работающий в режиме двигателя или генератора, перестал выдавать нужное напряжение. А начхиму и вовсе некуда было спешить – жена уехала на родину, а тащиться на скотовозе домой в Гаджиево его не тянуло. В Оленегубской общаге лишняя койка всегда найдётся, пока коллеги из других экипажей «морячат». Да и в компании, опять же, веселее.

Как бы там ни было, с появлением нежданных гостей снова требовалось пополнение боезапаса.
– Мужики, горючее на исходе. Может, кто сходит?
Начхим прищурил глаз.
– Что за вопрос?! Кто у нас ответственный за поддержание мощности на должном уровне?
Слегка осоловевший Лёха втянул голову в плечи.
Приятель повернулся к нему.
–  Будь другом, сгоняй в лабаз! Купи на всё – на четыре фугаса должно хватить.
Он сунул товарищу четвертак.

И, хотя голова у Лёхи была уже не на месте и привычно тянуло в сон, гены счетовода дали себя знать. Получалось, что за проданный телевизор приятель ещё и приплачивал. Грех было отказываться. Лёха снова потянулся за шинелью.

Минут через двадцать после его ухода товарищи забеспокоились. Магазин был в пяти минутах ходьбы, а Лёха всё не появлялся. Через десять минут кому-то пришла в голову идея выглянуть в окно. Он припал к стеклу и присвистнул. Внизу на дороге, идущей от штаба мимо, в огромной луже лежало чьё-то тело. Судя по всему, это и был их пропавший товарищ!

Стоял апрель месяц. Зимние морозы стали потихоньку отступать, и гигантские сугробы вдоль дороги, скрывающие вид окрестных сопок, слегка просели под натиском внезапно начавшейся оттепели. За день с крыш натекла талая вода, и к ночи огромные лужи на дороге сковывал тонкий лёд. Даже трезвому осилить её было непросто.

Выйдя из общежития и пройдя несколько метров, незадачливый гонец, обходя лужу, поскользнулся и, утратив равновесие, рухнул в жидкую кашу. Видимо, в этот миг сознание на мгновение покинуло его, а когда оно вернулось, выработанный за долгие годы инстинкт довершил начатое оттепелью. Что нужно делать в горизонтальном положении? Конечно же, спать!

Нужно было что-то срочно предпринимать. С минуты на минуту автобус с командованием дивизии должен был отправиться от штаба – его мотор уже работал на прогрев. А тогда – беды не миновать…

Щели в окнах, заклеенные несколькими слоями бумаги сразу после постройки и покрытые не одним слоем краски, не выдержали богатырского напора – створки с треском распахнулись, и из окна повалил пар.
– Лёха, вставай!
Реакции не последовало.
– Проснись, замёрзнешь!
Грудь Лёхи продолжала мерно вздыматься. Ничто не тревожило его богатырский сон.
– Лё-ха, Лё-ха! – в четыре глотки стала скандировать братва.

И тут – о, чудо, – его тело шевельнулось, он неуверенно опёрся руками о землю и согнулся в поясе, продолжая сидеть в луже. Руки Лёхи вытянулись вперёд и стали сгибаться в локтях, в такт выкрикам из окна. Глаза у него были закрыты.
– Что это с ним? – удивлённо спросил связист.
– Это он гребёт! – осенило Лёхиного приятеля: ему доводилось сидеть рядом с ним в одном яле ещё в училище. – Вы, двое, кричите, не останавливайтесь, а то он снова
рухнет. А ты, – он махнул рукой коренастому связисту, – со мной!

Со стороны эта картина выглядела гротескно.
– Лё-ха, Лё-ха! – неслось из распахнутого окна. Сидящая в луже тёмная фигура гребца исправно следовала этим командам, раскачиваясь и ритмично сгибая руки. Чтобы не оказаться в схожей с сидящим ситуации, вдоль кромки сугробов к нему, нелепо размахивая руками, пробирались ещё двое.
Вскоре спасательная операция была завершена. Тело незадачливого гонца удалось эвакуировать за несколько минут до подъезда штабного автобуса. Честь Лёхиного мундира была спасена: комдив любил время от времени публично поиметь проштрафившегося офицера, особенно за пьянку, чтобы другим неповадно было. Так что, мало бы тому не показалось.

Уже окончательно пришедший в себя, раздетый до трусов Лёха сидел в комнате и ошалело озирался вокруг.
– А сейчас, дорогой дружок, я расскажу тебе сказку, – доносилось из телевизора.
– Хорошо, что он не «обратимый», –  усмехнулся электрик, кивнув на экран. – А то бы твоему дружку сейчас бы не до сказок было: такого бы насмотрелся!

Остаток вечера товарищи посвятили заделке окна. Ночь всё же хотелось провести в тепле. Про четвертной к тому времени уже успели забыть. Да и выпивать после случившегося, в общем-то, тоже уже никого не тянуло…