13- Айса

Айса меряла шагами парк. Правда парком назвать кусок леса, подкравшегося прямо к стенам башни, можно было, только скрестив пальцы за спиной и отведя глаза, но мама всегда говорила: «Мы идем гулять в парк» и Айса «гуляла», загребая носами башмаков прелую прошлогоднюю листву. Она шагала, перепрыгивая через зеркала промоин, подныривая под ветки деревьев и твердила себе: «Папа скоро вернется. А драконы просто улетят и не нужно будет их убивать… и тогда папа скоро вернется». Пара крепких парней, посланных хускарлом вслед девочке, устали метаться за девчонкой по лесу и, прислонившись к дереву, наблюдали за ее извилистым маршрутом.

– А подросла наша Королевишна, - усмехнулся хольт. – Красота неописуемая просто, так бы и откусил кусочек… и подмял бы под бочок бы.

– Я тебе, урод, подомну. Лишу всего и сразу. Будешь кочерыжкой с глазами… пока не сдохнешь.

– Всё! Всё! Понял, понял, – парень поднял ладони, демонстрируя понимание и смирение, – я же не пустой бочонок. Слова понимаю! Просто радуюсь – выросла девочка. Полгода прошло, как отец ушел, а она … выросла.

– Выросла, выросла, но словно замерзла. Айса. Надо же, как с имечком угадали родители.

А Айса вдруг среди прелой травы и прошлогодних листьев увидела яркий огонек, пригревшейся с солнечной стороны мать-и-мачехи. Присела и сорвала цветок, маленький, с практически не выросшим стеблем. Сложила ладошку ковшиком и опустила в нее цветочек, а потом и прикрыла второй ладонью. Так и пошла в сторону скучающих парней. Зябко. Пора возвращаться.

– Не урони! Я тебя с этим цветком и нарисую.

Айса резко остановилась и медленно обернулась. Позади, на поляне, откуда она только что пришла, стоял старик, с перекинутой через одно плечо кожаной сумой, а через другое плечо с такой же только холстиной.

– Ты кто? – голос девочки прозвучал резко, и парни тут же побежали к ней.

– Ил’мар. Рисовальщик. Мать твоя весть отправила. Хотела, чтобы я нарисовал твой портрет. Давненько, правда, да и в пути я подзадержался.

– Моя мать? Моя мать уже давно… в общем нет её. Дома нет.

– Уехала куда? – прищурился старик, высматривая что-то на её лице.

Айса сжала кулачки и вытянулась в струнку.

– Да. Навсегда. Оттуда, куда она уехала не возвращаются.

– Ой ли? Знаешь наверняка? Или повторяешь, что другие говорят? Сердце-то что говорит?

– Сердце? Сердце каждую ночь слышит мамин голос. Слышало. Два дня тишина…

– А Повелителя слышит? – беря за руку девочку, спросил старик. Он отвел её к поваленному дереву и усадил, невзначай расправив складки на юбке, поправил цветок в застывших пальцах безвольной ладошки и отошел к другому дереву, привалился к его стволу спиной и вынул из холщовой торбы небольшой холст, натянутый на грубый подрамник. – Так как Айса, что слышит твоё сердце?

– А? –вскинула голову девушка. – Я слышу голос Эйнара. Он поет.

– Голос Эйнара поет в твоём сердце? Чудесно-чудесно. Он поет о … - Старик прищурился, пристально рассматривая лицо девочки и она смутилась. По белой коже рассыпался румянец, капельный, словно художник случайно брызнул в нее, как на палитру краску, намечая места будущий веснушек. – Не пробовала ответить ему? Песней. Или подпеть?

– Пробовала. – Девочка опустила глаза и замерла взглядом на цветке. – Он поет балладу о любви мамы и папы. Но мне стыдно петь с ним песнь любви родителей. Это их любовь.

– Конечно, их и ты - лучшее, что эта любовь создала. Стесняешься петь о их любви, спой о своей. – Усмехнулся старик, растирая краску на палитре.

– Своей? Но я же… Мне разве…

– Можно. Песня, если ей рано – не родится. А если сложилась и спелась, то «то - самое время» и пришло. Правильное время любви. Ты пой, девочка, пой. Он услышит. Даже, если ты прошепчешь. Даже, если издалека. Даже, если мысленно. Пой, малышка, а я пока порисую…

Айса расправила плечи, выпрямила спину и неожиданно для себя улыбнулась, склоняя голову слегка вправо, и взглянула в лицо художника, пытаясь воспроизвести мамин взгляд.

– Нет, девочка, не нужно подражать маме. Оставайся собой. Мама никогда никому не следовала. Твоя матушка всегда и везде была первой. Её не понимали с начала, считали выскочкой. Ругали за нарушение традиций и правил, а она лишь смеялась и делала задуманное. А потом начинали носить фасоны платьев, придуманных ей. Класть подушки на дерево лавок. Украшать стены. Сажать цветы. Петь её песни, забыв, что это она их сложила. Надеюсь, что и ты будешь собой.

– Постараюсь. – Айса кивнула головой и расслабилась. Её ладошки раскрылись, открывая взгляду первый весенний цветок. Какое-то время она смотрела на желтый венчик соцветия, а потом, зацепилась взглядом за парящее облако и замерла, глядя в небо. «Эйнар, ты сказал, что вернешься…»

– Айса? - вдруг прозвучало так близко, словно губы Эйнара шепнули её имя на ухо. - Айса, я слышу твой голос. Мне мерещится? Или ты меня позвала?

– Ой… позвала. Я хочу с тобой спеть. О любви.

– Я вернусь. И спою с тобой вместе любовь…

Девочка вскочила со ствола дерева, словно её застали за чем-то постыдным и оглянулась. Ил’мара не было. Только что спина художника, прислонялась к старому буку, а теперь там стояла картина. Девушка сидела на поваленном дереве и задумчиво смотрела в небо, где распластанной тенью парил призрачный красный дракон. На губах у девчонки играла улыбка с мечтой и надеждой, а глаза сияли ожиданием любви.