Не королевское. Глава одиннадцатая

НЕ КОРОЛЕВСКОЕ ЭТО ДЕЛО – ОТ ЛЮБИМЫХ ОТКАЗЫВАТЬСЯ.

Глава 11. ФОМА СТОЛБОВСКИЙ. СУММА СРЕБРОЛОГИИ.

Поскольку в событиях, предшествовавших подписанию Столбовского мирного договора участвовали четыре стороны, которые трактовали происходящее со значительными расхождениями, пришлось вспомнить римское изречение «Audiatur et altera pars» - «Выслушай и другую сторону».    

Сбылись худшие прогнозы риксканцлера Акселя Оксеншерна относительно переговоров с русским посольством. Совсем не так, как мечталось свейскому королю они начались, и совсем отвратительно завершились. Впрочем, обо всем по порядку. Из Генеральных штатов Соединенных Нидерландов, чтобы помочь королю Шведскому в переговорах с великим князем Московским, прибыла большая делегация. Альберт Иоаким из Нарвы отправился прямиком в Псков, а два других руководителя делегации поехали в Ноугород. Серьезные дядьки, между прочим: благородный, владетельный и высокоученый господин Рейнгоут ван Бредероде, барон Везенбергский, кавалер, владетель в Веенгуйзене, Спанбруке, Оостгуйзене, Этерсеме, Гобреде, Саардаме и Квадейке, еще и председатель Верховного совета Голландии, Зеландии и Вест-Фрисландии; а вторым был Дидерих Басс, бургомистр города Амстердама. (Ивангород, как место встреч, нигде в документах тех лет не упоминается, по причине основательного разорения). Так вот посланцы Соединенных Нидерландов, во время пребывания в Московском царстве, вели подробный журнал, который по возвращении в Гаагу и представили своим Генеральным Штатам. Поскольку серьезные дядьки предстали на переговорах посредниками, думается мне, что особо приукрашивать события тех дней у них не было надобности. Иное дело их финансовые интересы.

Из записей Альберта Иоахима в Псковской осаде, спустя два дня после взрыва в шведском арсенале:

«Его превосходительство (риксканцлер Оксеншерна) тут сказал мне по приказанию короля, что его величество ничего более не желает, как окончания войны между ним и русскими на честных и справедливых условиях, о чем его величество объявил свое мнение английскому послу, и изъявил вместе с тем желание, чтобы это мнение было и мне сообщено и чтобы мне дано было знать, что король довольствуется уплатой ему 7 миллионов риксдалеров, за что он откажется от всех притязаний на Российское государство и некоторые его части, оставит все города и места, занимаемые им в России, кроме приморских городов и Кексгольма, насчет которых король никакого спора допустить не может, как принадлежащих шведской короне на основании особого условия, заключенного с великим князем Московским Шуйским. Господин канцлер послал узнать, считаю ли я упомянутые условия вполне благоразумными и на каких условиях можно окончить эти раздоры».

(В очередной раз упоминаются риксдалеры. Вероятно, для конкретики, что речь идет о шведских далерах, а не о талерах Священной Римской империи, Норвегии или голландских, у которых вес чистого серебра в монетах несколько разнился. Риксдалер Густава II Адольфа поначалу весил 29 грамм, а чистого серебра в нем было 25,5 грамма. Сравним с курсом условного рубля, поскольку рубли в то время в Московском царстве не чеканились. Самой крупной монетой была новгородская копейка, которая поначалу весила 0,68 грамма. Однако, со времени воцарения Михаила Романова на Московском престоле в 1613 году, вес копейки регулярно снижался и к 1616 году опустился до среднего значения 0,5 грамма. Будем считать, что условный рубль весил 50 грамм. А соотношение рубль/риксдалер = 1 / 2. Но это мои весовые расчеты, знатоки же утверждают, что в самой Швеции за 100 условных рублей давали более 300 риксдалеров. Спорить не берусь, поскольку не посещал я королевские «обменники» тех лет. Возможно, умельцы свейские примесей вместо серебра в риксдалеры добавили? Те еще пройдохи-то были! Пока размышлял на эту тему, зашел в гости Якоб и подтвердил слухи: 32 тысячи рублей граф Делагарди готов был обменять на 100 тысяч риксдалеров).

Альберт Иоахим все ж таки бывалым дипломатом слыл, на вопрос Акселя Оксеншерна ответил осторожно, а может быть, и вправду истории возникновения свейских претензий не знал: 

«На это я ответил, что Генеральным штатам не вполне известно, в чем именно заключаются споры, а равно неизвестны также средства, употребленные как одной, так и другой стороной, чтобы поддержать права свои, и что потому они не могли делать никаких особенных предложений и по этой причине поручили и приказали посланникам своим, рассмотрев тщательно обстоятельства дела, употребить все старания к окончанию войны на справедливых и благоразумных условиях и к основанию и упрочению новых сношений между его величеством и государем российским».

А с чего, собственно, споры двух соседей начались. Вроде бы жили себе спокойно, и на тебе, разругались в хлам. Вспомним. Все с великого князя Московского Ивана IV началось, царя Бесноватого, которого потомки Грозным обзовут. Иные любители истории до сих пор его великим полководцем считают. Заварушку с соседями царь Бесноватый затеял, чтобы дань с прибалтов собрать, да силенок своих не рассчитал. За прибалтами всегда другая европейская шпана приглядывала, ну в смысле поляки и шведы. Война та долгой была и прозывалась Ливонской (1558-1583). Кто кому и где тумаков надавал и «ответок» знатных получил, писать не буду, важны результаты. А они таковы, касательно отношений с королевством Шведским:

В 1583 году было заключено Плюсское перемирие сроком на 3 года. Швеции достались захваченные у русских в ходе войны следующие территории: крепость Нарва, крепость Ям (на месте бывшей крепости сейчас город Кингисепп): крепость Копорье, Ивангород и крепость Корела (сейчас город Приозерск на Ладоге); и все уезды к этим крепостям. Правда, посольство русское отказалось документально подтверждать эти потери. Только на три года Грозный передышки запросил, мол, отдышусь «маненько» и продолжим. Не отдышался, не стало царя Бесноватого в 1584 году. Сын его, Федор I Иванович, когда прошли три мирных года, заявил, что недосуг ему со свеями воевать, и перемирие еще на четыре года продолжили.

В 1590 году первыми встрепенулись свеи, королем у них тогда Юхан III был – старший родной брат Карла IX. Он и предложил государю Федору I Ивановичу перезаключить прежний мирный договор, а последним пунктом прописать за свейскими владениями все захваченные ранее крепости. Не знаю, правду ли мне сказывали, что если сильно увеличить изображение герба королевского рода, то на ручках гербовой Вазы можно прочесть гравировку: «Берем чужое и на время. Признаем своим и навсегда». Вот только не свезло свейскому королю: слабый здоровьем Федор I Иванович доверил управление царством Борису Годунову. Само собой, и войну со шведами Годунов возглавил. Результаты русско-шведской войны 1590-1595 годов: заключен Тявзинский мир; вернули все крепости, кроме Нарвы; отказались от притязаний на Ревель (Таллин). Тявзинский мирный договор был назван Вечным. Но! Борис Годунов его не подписал! Вернее сказать, крестик под договором не поставил, поскольку безграмотным был, и печать не приложил. А все из-за Нарвы, не хотел ее за шведами признавать.

К 1605 году царь Московский Борис Годунов и король Шведский Карл IX совсем было договорились мирные бумаги подписать, но тут умер Борис Годунов, а царем стал Василий IV Иванович Шуйский. Откровенно слабый правитель для Смутного времени, которого даже не выбирали, а вытолкали из своих тесных рядов московские бояре. Он, конечно, обратно к ним бросился, кричал, чтобы пустили в кружок, что свой он, буржуинский! Но бояре ответили сурово:

- Вася, не дуркуй! Ты хотел другого царя? Хотел. Вот мы Бориску и отравили. Царствуй теперь!

А как царствовать, когда со всех сторон враги одолевают? Тот же король свейский зло глазами вращает и кричит, чтобы Тявзинский мир подписал. А надобно разобраться прежде, почто свой крестик с печатью Бориска на бумагах свейских не поставил? Пока разбирался Василий Иванович, наступил 1608 год, враги к Москве подтянулись, и царю Шуйскому стало совсем страшно на троне восседать. Порой мне кажется, что Василия Ивановича в Смутное время на Руси из какого-то другого временного отрезка занесло. Судите сами. Попросил военной помощи Шуйский у свейского короля Карла IX; тот собрал войско из двух тысяч рейтар и трех тысяч инфантерии, но! не своих шведов и финнов, а европейских наемников. Что мешало Василию Ивановичу кремлевских доверенных в Европу послать двумя годами ранее? Так нет же, Шуйский по звонку свейского короля послал в Або (город в Финляндии, где собирали пропившихся наемников) стольника Головина и дьяка Зиновьева с казной в пять тысяч рублей. Чтобы (внимание!) снарядить войско!

Карл IX с благодушной улыбкой на лице зло мстил бестолковому царю Московскому. Сам назначил офицерские оклады рядовому составу: 12 далеров в месяц – пешему из инфантерии, 25 далеров конному – из рейтаров. Почти такие же оклады наши стрельцы и дворяне поместные за год боевых действий получали! А возглавить пропившихся наемников должны были полковники Якоб Понтуссон Делагарди и Эверт Карлссон Горн. Что же для себя запросил король свейский? Самую малость. Подписание Тявзинского мира и крепость Корелу в собственность.

В марте 1609 года принарядившиеся наемники вышли в поход на Москву. В конце марта близ Нового Города их встретил молодой воевода и племянник царя Михаил Скопин-Шуйский и передал Делагарди аванс: пять тысяч серебряными рублями и три тысячи соболями. Но это только пятая часть обещанного. (По всему выходит, был какой-то контракт на сорок тысяч рублей). Наемники сидели близ Новгорода до конца апреля, требовали у Скопина-Шуйского денег, тот обещал все отдать сполна в Москве. В июле с боями войска Делагарди и Горна, усиленные большим ополчением под началом Скопина-Шуйского, достигли Твери. В крепости – польский гарнизон. Здесь произошло крупное сражение с войском Речи Посполитой. Победа? Но Тверь ворота крепости перед наемниками не открыла, и долгожданного грабежа на случилось. А Михаил Скопин-Шуйский стал настаивать на дальнейшем походе на Москву. Ну, тут уже наемники взбунтовались! Денег нет, да еще и крепость грабить не дают! Все! Развод и девичья фамилия!  Большая часть наемного войска покинула своих кондотьеров (капитанов и полковников) и ушла к границе, высокопарно заявив, что только воинская честь не позволила им перейти на сторону польского короля.

С Делагарди и Горном осталось две тысячи человек, которым Якоб обещал повысить оклады. От Твери уходить они отказались и стали ждать обещанное Московским царем серебро. Тут и послание от короля свейского Карла IX до Делагарди дошло, в котором тот укорял полковника, что вместо того, чтобы северные русские крепости захватывать (?), да передачи Кексгольма (Карелы) требовать, Якоб как бычок на привязи к Москве пустился. Тогда и Делагарди посланием разродился, к Московскому царю Василию Шуйскому, в котором сообщил, что будет крепость Тверскую охранять, покуда ему обещанных денег не заплатят и Карелу королю не передадут. И долго бы еще сидел под Тверью, но тут очередной бунт среди наемников случился, и войско свейское совсем распалось.

Якоб Делагарди уговорил полковника Христиера Сомме (пять знамен, почти тысяча пехотинцев и рейтаров) остаться со Скопиным Шуйским; два знамени вместе с Эвертом Горном он отправил в Нарву, встречать ожидаемую из Швеции подмогу; а сам бросился за тремя самовольно уходящими знаменами, пытаясь уговорить их одуматься. В итоге, в Нарве наемники захватили стоящие на рейде корабли и вместе с Эвертом Горном отплыли в Финляндию, а Якоб Делагарди привел упрямцев в Новгород, где и остался на время. Больше всех наемникам, что остались со Скопиным-Шуйским свезло. Сомме писал потом Делагарди, что люди его используются более как инструкторы для обучения крестьянского ополчения русских, и с ними царь рассчитался серебром сполна.

Еще в августе 1609 года царь Шуйский своей печатью подтвердил передачу Карелы шведам, вот только жители крепости не желали ее королю свейскому дарить, и Шуйского своим царем не признали.

Михаилу Скопину-Шуйскому для полной победы нужна была помощь, но не крестьян из ополчения, а выученных боевому искусству наемников. В лагерь Делагарди писали и полководец Скопин-Шуйский, и дядюшка его царь Шуйский, просили выступить на воссоединение с ополчением, даже прислали коней и деньги. А Карл IX на время прекратил свое брюзжание, поскольку в сентябре король Речи Посполитой Сигизмунд III вторгся в земли Московского царства и осадил Смоленск, разом поставив под вопрос все свейские успехи.

В конце сентября Делагарди привел в Калязин, где стояло большое ополчение Скопина-Шуйского, почти тысячу наемников. В октябре они заняли Александровскую слободу, в 60 верстах от Москвы, и стали ждать там обещанную Карлом IX подмогу. Три месяца ждали и дождались. Чуть более тысячи воинов добавилось к войску Делагарди. Но это были финские лыжники, которых не пугало снежное бездорожье.  12 марта 1610 года объединенное войско Скопина-Шуйского и Делагарди вышло к Москве. Потрепанные в стычках поляки отступили к Смоленску, а следом и многотысячное войско Лжедмитрия II бежало в великой спешке.

И вот Якоб Делагарди в Москве, на приеме у царя Василия IV Ивановича Шуйского. Удивительно, но обещанных боевым товарищем Скопиным-Шуйским денег в казне не оказалось. В переплавку пустили часть золотых сокровищ Кремля, даже царь пожертвовал для наемников собственной золотой чаркой и пил потом из медного ковша. Из переплавленного золота начали чеканить золотые копейки, которые приравняли к 10 серебряным.

(Нормальный пересчет для того времени, долго понять не мог, почему наемники возмущались? Потом мне сказали, что в винокурнях Московских принято было переводить золото в серебро по весу как 1 / 9. Сравните с курсом наших дней!)
 
А пока копейки чеканили, начались настоящие русские пиры, с песнями и плясками, взаимными оскорблениями и маханиями кулаками, разбитыми носами и последующими наградами кнутом на царском подворье. Нет, свейских офицеров не трогали, они же гости почетные! Долго пили и песни горланили царские придворные, между делом Михаила Скопина-Шуйского отравили, похоронили со слезами и почетом, и дальше пировать продолжили.

Всех долгов Московский царь наемникам не вернул, так во всяком случае кондотьеры считали. (Интересно даже, весенние каникулы, что они в Москве прокутили, им Шуйский тоже оплачивал?) Во всяком случае, когда в начале июня русская армия двинулась в поход на Смоленск, Делагарди вывел наемную пьянь из Москвы и остановился. Стал с царем Шуйским торговаться. Более недели с доверенными боярами на абаках косточки туда-сюда гоняли, наконец сговорились, и Василий Иванович даже бумагу Якобу передал с обещаниями в течение полугодия рассчитаться сполна. И очень просил на подмогу русскому войску поспешать. А вел то войско братец его родной, князь Дмитрий Иванович Шуйский, человек завистливый и полководец бесталанный. Под Можайском Делагарди встретился с Эвертом Горном, который привел новый отряд наемников. Сюда же прибыл из Москвы обоз с деньгами и соболиными сороками. Жаждавшее продолжения банкета воинство Делагарди воспряло духом, стало в кружки собираться да мечтать об очередной попойке. Но Делагарди с оплатой их боевых трудов решил повременить, за это и поплатился в последовавшей битве с польским войском: был предан наемниками, разбит и вместе с Эвертом Горном бежал в Новгород. Но и там стал персоной нон грата. Еще сказывают, что обоз царский для свеев с деньгами-соболями воинство храброе Дмитрия Шуйского растащило, да быстро так по лесам разбежалось, что и поляки их догнать не смогли. 

А царь Московский Василий IV Иванович Шуйский, вскоре после поражения братца Дмитрия, был разгневанной толпой горожан из Кремля изгнан и насильно в постриг монашеский отдан. Только и в монастыре надолго не задержался, а был выдан заклятыми друзьями-боярами польскому гетману Жолкевскому, который его в земли Речи Посполитой как пленника ценного переправил. Там и умер Василий Иванович в 1612 году. Долговые же расписки царские, которые Делагарди загодя в Швецию с обозом отправил, в суматохе последовавших военных столкновений где-то затерялись. И вся «правда» осталась только в памяти полковника Якоба Понтуссона Делагарди… 

 И вот спустя пять лет, сразу же после взрыва арсенала у Псковской крепости, король шведский Густав II Адольф заговорил про честные и справедливые условия подписания мирного договора с русскими. Семь миллионов серебряных риксдалеров с Мишки Романова, всего-то. Или семьдесят бочонков золота! (Напомню, что годовой бюджет самого королевства 600 тысяч далеров. А бочонки с золотом – это отголоски оплаты услуг наемников Делагарди царем Шуйским). Поначалу посол голландский кавалер Альберт Иоаким, заслышав требования короля Густава, решил было, что тот умом повредился при взрыве, уж очень близко он от арсенала стоял, но никто из драбантов королевских тревоги не проявил, и кавалер Иоаким отправился в Новгород, на встречу с послами. «Audiatur et altera pars» - Выслушай и другую сторону.

Удивительное дело, но русская сторона словно подслушивала его величество, и потребовала возвращения всего того, что было занято королем шведским в Московском царстве, с вознаграждением за издержки и убытки. Сказки – это наше русское всё! Любим мы их и слушать, и слагать. Вот пример. Кавалеру Иоакиму в дороге передали, что посольские будут в Осташкове собираться, и в Новгород он не заехал, но передал товарищам своим записку о снятии Псковской осады. И тут же кавалер Рейнгоут ван Бредероде и бургомистр Амстердама Дидерих Басс стали национальными героями Нового Города, кто-то уже пустил слух, что это именно голландцы вынудили свейского короля снять осаду с Пскова.

А «национальные герои», встретившись в Старой Русе с кавалером Иоакимом, написали Московскому царю такое вот письмо:

«Светлейший, державнейший царь и великий князь Михаил Федорович, самодержец Всероссийский, Московский, Новгородский, царь Казанский, Астраханский, Сибирский, владетель Пскова и великий князь Смоленский, Тверской, Ижорский, Пермский, Вятский, Болгарский и многих других господств и земель владетель и повелитель!

Мы во всякое время готовы нижайше служить вашему царскому величеству, светлейший державнейший царь и великий князь.

Высокие и могущественные Генеральные штаты Соединенных Нидерландов, узнав в прошедшем году из писем вашего царского величества и из устных предложений царского посланника вашего, что ведется война и существуют распри между вашим царским величеством и королем шведским, не только в письмах к вашему царскому величеству, но и в письменном ответе, данном посланникам Вашим Державнейшим Властям (Генеральным штатам Соединенных Нидерландов) при их возвращении, предложили дружеское посредничество и всевозможную помощь к прекращению помянутых раздоров и также письмами своими настоятельно просили и убеждали его величество короля шведского согласиться на заключение мира.

Так как Генеральные штаты недавно узнали из письма вышепоименованного короля шведского, что его величество не противится мирным переговорам с вашим царским величеством и что уже поэтому благодаря содействию посла его величества  короля английского устроен съезд уполномоченных обеих сторон, то Их Державнейшие Власти, желая способствовать успеху означенных переговоров, почли за благо к пользе вашего царского величества и короля шведского отправить нас с поручением явиться на то место, которое назначено будет для упомянутого съезда, и именем Их Державнейшей Власти употребить все возможные старания к заключению доброго, искреннего и справедливого мира между вашим царским величеством и королем шведским...»

Красиво писали голландцы! Царь Московский Михаил Романов попросил для себя перевод сделать письменный на бумаге вощеной и, сказывают, на ночь под подушку свою убирал. Ну, а поскольку принято было в Соединенных Нидерландах величать в полной мере, объявим здесь и посольство Шведского королевства:

Якоб Понтуссон Делагарди, граф Лекоский и барон Эйгольмский, владетель в Колке и Рунзее, шведский государственный советник и военачальник; Хенрик Горн, Венденский и Гезлесский, член государственного совета – риксрода, маршал лагеман Эландский; Арфу Тонисен Тейстербейский, наместник Выборга и верхней Карелии, лагеман Карельского округа и секретарь Монс Мортенсон. С ними одна рота пехоты и свита.

Русское посольство возглавляли: князь и окольничий Данила Иванович Мезецкий; дворянин и дипломат Алексей Иванович Зюзин; дьяки Николай Николаевич Новокшенов и Добрыня Семенов. Русские послы при встрече с кавалерами Соединенных Нидерландов преподнесли им ценные подарки – по возу сена каждому. И далее сено дарили. Душевно так. Что же касается сопровождения, то послы русские заявили голландцам, что «чести царя обидно будет, если они приведут с собой меньше 300 человек» московских дворян конных.

Но у Делагарди не было с собой трех сотен всадников. Посредники аглицкий и голландские взялись было этот вопрос решать, но князь Мезецкий уперся на трех сотнях и ни в какую. Ну и понеслась! Тут уже не до монарших претензий, тут о личной чести разговоры пошли! Едва посредники уговорили послов русских и свейских за мечи не хвататься и выслушать друг друга. Первыми, со слов послов голландских, начали русские «пальцы загибать»:

«Уполномоченные рассказали содержание их полномочия, объявили, что они посланы для переговоров с главными уполномоченными короля шведского о мире, просили английского посла и нас общими силами представить королю шведскому все зло, причиненное им его царскому величеству и государству русскому, и склонить его возвратить все города и крепости, взятые им у русских, со всеми орудиями, колоколами и другими вещами вывезенными; затем уговорить возместить собранные доходы царские и забранные у народа деньги. Требования эти были отчасти прочтены русскими уполномоченными по свитку, а отчасти высказаны наизусть, так что каждый уполномоченный, с первого до последнего, высказал свою часть. Князь Данило Иванович хотел прибавить еще кое-что, но английский посол просил его отложить до другого дня».

Думается мне, что отложить переговоры по просьбе Джона Меррика было очень правильным решением. Посольство шведское, услышав претензии князя Мезецкого со товарищы, на другой день несколько поуменьшили королевские аппетиты. Послы голландские записали:

«Шведы начали пространно выводить причины, которые вовлекли короля в эту войну, и сказали, что великий князь Василий Иванович Шуйский, осажденный в Москве поляками, литовцами и русскими, приверженцами Лжедмитрия, обратился к блаженной памяти Карлу IX, королю шведов, прося через родственника своего князя Михаила Шуйского помощи короля; и что Карл IX, невзирая на возможные выгоды от войны, которую он тогда вел с Польшей в Лифляндии, поскольку поляки обратили большую часть своих сил против России, в уважение вышеозначенной просьбы отправил уполномоченных своих в Выборг, и они с уполномоченными царя Василия Ивановича условились в 1609 году, что его величество король пошлет царю на помощь 2000 хорошо снаряженных рейтаров и 3000 пехоты на счет царя, а царь, в свою очередь, обязан на содержание помянутого войска вносить ежемесячно 32 000 рублей или 100 000 талеров; если же царь замедлит с уплатой, то он обязывался заплатить двойную сумму за остальные месяцы, когда войско прибудет в Москву. Сверх того, через два месяца после вступления войска в пределы России крепость Кексгольм (Карелы) и округ ее в знак признательности и благодарности за оказанную помощь и в вознаграждение за издержки похода вспомогательного войска уступались королю Карлу и Шведской короне в вечное потомственное владение.

Вследствие чего граф Яков Делагарди был отправлен королем в качестве главного военачальника с 5000 хорошо снаряженными шведскими, финляндскими и иностранными рейтарами и солдатами. При слухе о приближении означенного войска крепости Кексгольм и Новгород, которые до того времени держали сторону Лжедмитрия, сдались царю Василию Ивановичу. Когда граф Делагарди достиг Новгорода, то и Порхов последовал примеру Кексгольма и Новгорода. Поляки, которые числом до 2000 человек под начальством полковника Капнашинского находились в Старой Русе, отступили, услышав о приближении шведского войска, благодаря чему город с окрестностями поступил во власть великого князя; вскоре за сим фельдмаршал Эверт Горн, посланный на разведку, обратил в бегство 3000 поляков, осаждавших Торжок под предводительством полковника Зборовского, и освободил тем город.

(Крепость Старая Руса здесь в прежнем документальном написании, поскольку была заложена русами; в начале XVII века руские еще даже не догадывались, что в скором времени их русскими станут называть).

Шведское войско и русские под началом помянутого князя Михаила продвигались вперед, встретились в открытом поле с поляками под Тверью и разбили их; 3 дня спустя шведский полководец, вопреки совету князя Михаила, преследовал неприятеля и довершил победу. Несмотря на то что часть войска, которое граф Делагарди привел в Россию, отправлена была обратно в Швецию, потому что русские не только постыдным образом бежали и оставили шведов, но и ограбили их обозы и имущество, он все-таки, желая сколько возможно исполнить волю короля, отправился в Калязин, где стоял лагерем князь Михаил Шуйский, вместе с ним двинулся к Александровой слободе и с помощью Бога заставил поляков, у которых было в поле восемнадцатитысячное войско, не только оставить поле сражения, но изгнал их из городов, крепостей и монастырей, наконец, заставил снять осаду Москвы в то время, когда у них было больше всего надежды овладеть столицей.

Из всего сказанного явствует, что со стороны шведов выборгский договор исполнен был точно; русские же, напротив, не заплатили даже третьей части того, что в силу сего договора им следовало заплатить войску, как видно из данных и полученных квитанций и реверсов. Далее, граф Яков Делагарди только через полтора года после назначенного срока смог добиться от великого князя приказных грамот, по коим крепость Кексгольм должна была быть сдана королю шведскому. Сдача крепости не была совершена; укрепительные грамоты не были выданы, как не было выполнено русскими условие, заключенное великим князем с военачальником шведским, по которому царь обещал, если вспомогательное войско Делагарди будет больше, чем обещано, наградить короля шведского за такую помощь еще большим числом городов и крепостей…»

Далее Делагарди подробно изложил свои боевые успехи и неудачи в Московском царстве и перечислил царские обещания, которые так и не были выполнены. И задал главный вопрос, когда великий князь долги вернет? Посольство Шведского королевства предложило три конкретных варианта возврата долгов:

1. Царь Московский выплачивает контрибуцию в два миллиона рублей;
2. Царь Московский отдает королю четыре крепости (Орешек, Копорье, Ям и Ивангород); и выплачивает контрибуцию в 150 тысяч рублей; (крепость Корела здесь не упоминается, как ранее отданная по договоренности с Шуйским)
3. Царь Московский отдает королю четыре крепости (Орешек, Копорье, Ям и Ивангород); и Сумерскую волость без денежной контрибуции.

Заслышав конкретные суммы свейских претензий, оживилось и русское посольство. Наконец-то стало понятно, какими суммами оперировать следует. На следующей встрече послов князь и окольничий Данила Иванович Мезецкий зачитал царские претензии:

1. Король Свейский возвращает все захваченные русские города и земли;
2. Король Свейский возмещает ущерб в три миллиона рублей;
3. Король Свейский передает города и крепости в Лифляндии (части Латвии и Эстонии).

Ах, так? И посольство шведского короля засобиралось в дорогу. Никаких более переговоров с русскими! Едва посредники уговорили шведов остаться и далее уже сами вели с ними переговоры. Читаем в книге Юхана Видекинда «История десятилетней шведско-московитской войны»:

«И все же, так как посредники хотели возможно скорее покончить с делом, не желая тратить понапрасну время, шведские послы выразили свое согласие принять условия посредников в следующем виде: великий князь отказывается от всех своих прав на Ивангород, Ям, Копорье и Нотебург со всеми землями и на Сумерскую волость, уплачивая дополнительно сразу же 200 000 рублей, или в два срока с рассрочкой на год. За это ему будет передан Новгород с Порховом и Старой Русой; Ладогу же и Гдов его величество удержит в залог, пока не будет выплачена вторая половина денег и проведены новые границы; если же великий князь не захочет отдавать Сумерскую волость, как этого опасались посредники, указывавшие, что волость, собственно, принадлежит не Ивангороду, от которого она расположена на расстоянии 8 миль, а Гдову, то пусть он уплатит не 200 000, а 300 000 рублей в придачу к перечисленным выше крепостям.

Посредники нашли, что требования эти чрезмерно велики, и сказали, что ни в коем случае не решатся передать великому князю требование об уплате столь высокой денежной суммы наряду с передачей важных крепостей. Они сказали, что условий этих великий князь ни в коем случае не примет, а их будет подозревать в пристрастии к шведскому королю, и таким образом переговоры будут сорваны. Тогда шведские послы ответили, что согласны на уплату 100 000 рублей в придачу к упомянутым крепостям вместе с Сумерской волостью или 200 000 рублей без Сумерской волости. Послы прибавили, что дальше ни на какие уступки не пойдут.

Однако посредники заявили, что считают вполне достаточной уплату предложенных великим князем 150000 рублей без Сумерской волости или передачу Сумерской волости с перечисленными выше крепостями без всякой дополнительной уплаты денег. Они выразили уверенность, что король Швеции не захочет из-за одной или двух бочек золота отказываться от мира, на подготовку которого потрачено уже столько сил, тем более что в мирное время подобный убыток легко может быть возмещен. Они сказали, кроме того, что еще не знают, согласится ли великий князь на их предложения, хотя и убеждали его весьма настойчиво».

Крепости и сотни тысяч рублей долго летали в переговорах туда-сюда, и кружили хмельную голову короля Густава II Адольфа, который оговорку послов аглицких и голландских про сомнения в «согласии великого князя» благополучно пропустил мимо ушей. Но время шло, а договоренности с русскими так и не были достигнуты. За два месяца переговоров даже обозным клячам стало понятно, что никто никому и никаких репараций платить не собирается. В январе 1616 года посольства разъехались, заключив временное перемирие до начала лета. Кавалеры из Соединенных Нидерландов вернулись в Гаагу и, сказывают, до конца своих дней распевали легендарную сагу о своем путешествии в далекие и суровые русские земли, где за всяким деревом шиши скрываются с окровавленными ножами, а деревья те рубить надобно и дороги мостить, иначе не проедешь, в болота затянет; еще в саге говорилось, что гостей в тех землях угощают горящим хлебным вином, а что не горело, то презрительно подливками прозывалось; а лучший подарок у русских… Правильно, воз сена!

Свейский король Густав II Адольф после отступления из Пскова не уехал в Швецию, а долгое время жил в замке крепости Ругодив (Нарва), регулярно посылая гонцов к Якобу Делагарди и Хенрику Горну, и получая всякий раз странные ответы о ходе переговоров с русскими. В окружении короля в это время находились риксканцлер Аксель Оксеншерна, член королевского совета Йоран Бойе; Юхан Шютте, а затем и капитан Клас Флеминг. Как всегда, король торопился и бежал впереди событий, в ноябре 1615 года ему вдруг приснилось, что русские согласились набить золотом все семьдесят бочонков. (Да-да, маленьких таких аккуратненьких бочонков. Большие бочки с золотом – это для красоты изложения, кто же станет в бочки тяжелое золото тоннами грузить?) И король отправил в Финляндию указ о созыве рикстага в январе 1616 года в Гельсингфорсе (Хельсинки). Уж очень ему хотелось перед подданными покрасоваться, как победителю. Поэтому из Швеции в Нарву был вызван Юхан Шютте, готовить бравурную речь короля на рикстаге.

Увы и ах! В конце декабря Юхан Шютте уже писан другую речь. К тому времени они перебрались в Кексгольм (крепость Корела, Приозерск), откуда король еще пытался влиять на «буксующие» переговоры, но безрезультатно. Новая речь короля для рикстага писалась так: за столом с закусками и хлебным вином сидели четверо, его величество король Густав, риксканцлер Аксель Оксеншерна, Йоран Бойе и капитан Клас Флеминг; Юхан Шютте располагался за другим столом, где кроме бумаги и прочих письменных принадлежностей ничего не было, в задачи Юхана входило трезвое изложение на бумаге умных мыслей остальных. Что касается Класа Флеминга, то он попал в эту компанию совершенно случайно, король вдруг решил, что храбрый молодой боевой капитан (чуть старше самого короля) будет просто необходим Якобу Делагарди на следующих переговорах. Клас Флеминг владел русским, по матери был из славного рода Горнов, но абсолютно не умел пить хлебное вино. А как с русскими договариваться, если не пить с ними хлебного вина? И король Густав взялся попутно обучить финского капитана этому искусству.

После «третьей» король Густав II Адольф обычно снимал сапоги и принимался в запальчивости стучать каблуками по столу, еще и кричал в адрес русских угрозы непотребные. Потом несколько успокаивался.

- Ваши предложения, господа? - устав кричать, вопрошал он.

Риксканцлер Аксель Оксеншерна смотрел на собрата по риксроду Йорана Бойе, тот косился на Класа Флеминга, который уже клевал носом и был не в состоянии фиксировать этикет встречи. И тогда Оксеншерна заученно говорил:

- Не верь послам голландским, Густав, не будет царь Романов у них серебро в долг брать, чтобы с нами расплатиться. Это только их желания.

- Зануда ты, Аксель! – упрямился король. – Пессимист и зануда!

- Пусть я зануда, но придется уступить.

- Что значит уступить? – вскидывался король и вскидывал четвертую кружку с вином. – Вернуть им Новый город, Ладогу, Гдов, Старую Русу, Порхов за просто так? Я не согласен!

- И не возвращай, ваше величество, - риксканцлер говорил спокойным, даже чуть ленивым голосом. – Уморишь голодом тамошние гарнизоны из шведских дворян и ландскнехтов. Московитам на радость.

- Почему голодом?

- А что, ты уже дал команду завозить туда провиант? Нет. Ты дал команду тому же фельдмаршалу Юлленельму «зачистить» Ноугород и округу. Город русским не вернул, а «зачистку» провел. Там уже голод начался. Или я не прав, Йоран?

Йоран Бойе, внимательно слушавший доклады гонцов, возвращавшихся с переговоров через Новгород, вынужденно согласился. (Карл Юлленельм разорил последних крестьян, подвоз в город продуктов был закрыт. За год от голода умерло 18 тысяч новгородцев. В живых в самом Новгороде русских людей едва ли более двух-трех тысяч человек осталось).

- Вероятно, и в других крепостях ты, Густав, приказал «зачистки» провести?

- А пусть заплатят мне!

- За десятую часть той суммы, что ты с них затребовал, ваше величество, можно нанять приличное войско и захватить все наше королевство.

- К этому все и идет, Аксель! Ежели я не взыщу денег с Романова, сюда боем придет другой мой брат, Сигизмунд. А уж он-то твоих советов спрашивать не станет.

Как в этих пьяных спорах Юхан Шютте вылавливал необходимую информацию для королевской речи на рикстаге? Ума не приложу…
 
Весной 1616 года Якоб Делагарди направил письмо королю Густаву II Адольфу. Как главнокомандующий всеми гарнизонами русских северных крепостей, умудренный опытом переговоров граф Делагарди советовал королю направить пятитысячное войско в Ругодив (Нарву) и Нюенсканс (Санкт-Петербург). С провиантом и вооружением. Для продолжения… переговоров с русскими. Пока король раздумывал, пришло лето, а царские послы будто бы и позабыли про договоренности. Ну, тут уже король свейский всполошился и дал команду своему старшему братцу Карлу Юлленельму строить шанец в месте впадения реки Великой в Псковское озеро. Угрожая Пскову, король Густав хотел силой принудить Московского царя к подписанию мирного договора.

Только в декабре 1616 года переговоры возобновились. В деревне Столбово, что в 30 верстах от Ладожской крепости. Шведское посольство возглавлял Якоб Делагарди. Ему помогали кавалер-рыцарь Клас Флеминг, Хенрик Горн и секретарь Монс Мортенсон. Посредников из Соединенных Нидерландов шведы на этот раз не пригласили, и фантастические суммы в миллионы рублей в воздухе не летали. С русской стороны, как и год назад, были князь и окольничий Данила Иванович Мезецкий и дворянин Алексей Иванович Зюзин. Посредником привычно выступал Джон Меррик.

27 февраля 1617 года, устав от взаимных претензий, охрипнув от бесконечных споров, Мирный договор между королевством Шведским и царством Московским наконец-то был подписан. В тексте документа он назывался «вековечным миром». (Потом, правда, еще четыре года ругались и кулаками друг другу грозились, пока границы определяли).

К чему пришли:

1. Отменили действие старого Тявзинского мирного договора от 1595 года;
2. Королевство Шведское возвращало Московскому царству Новый город и Старую Русу, Порхов и Гдов, Ладогу и Сумерскую волость;
3. Московское царство навсегда отдавало Шведскому королевству Ивангород, Ям, Орешек, Копорье и Корелу;
4. Московское царство обязалось немедленно выплатить контрибуцию в размере 20 тысяч рублей серебром;
5. Жителям присоединенных территорий разрешалось в течение двух недель покинуть отошедшие королевству земли. Это правило распространялось на все категории населения кроме землепашцев и приходских священников (кормильцев шведы не отпустили);
6. Провозглашалась свободная торговля между представителями двух государств. Но! Запрещались транзитные переезды шведских купцов для торговли со странами Востока, русских – для заключения торговых сделок в Европе. (Объемы сделок с востоком и западом – просто несопоставимые!)
7. Полный обмен пленными;
8. Договоренность не оказывать финансовую и военную помощь противникам обоих государств.

А крестьяне северных земель русских никаких договоров не подписывали и царских обязательств на себя не брали. В последующие годы, сказывают, до 50 тысяч русских бежали из-под шведского владения. Не глянулась им жизнь в королевстве сказочном.

И ответ на последний вопрос. Откуда взялись 20 тысяч рублей контрибуции? Из какого потайного сундука их великий князь на свет божий вытащил и королю шведскому передал? Самое удивительное, что Михаил Романов этих денег даже в руках не держал и узнал про них только при подписании Мирного договора. А привез их аглицкий посол Джон Меррик, который в перерыве переговоров побывал в Лондоне, и так трогательно рассказывал королю Якову I Стюарту про бедственное положение Московского царя, что аглицкий монарх даже прослезился и велел выдать из собственной казны 10 тысяч золотых фунтов на личные нужды Михаилу Романову. (Была в то время в ходу такая золотая монета в 10 грамм, чеканили при королеве Елизавете I из рода Тюдоров). Но Джон Меррик своего монарха не послушал, где-то удачно обменял золото на серебряные копейки, привез их на санях в Столбово, и этой тонной мелкого серебра засыпал все недовольство шведских послов.