Высокие идеалы. Главы 5-7

5

Рождественская ель сверкала всеми цветами радуги, завораживая и восхищая. Огоньки гирлянд, фонарики, вырезанные из цветной бумаги, печеные яблоки в серебристой фольге и грецкие орехи, раскрашенные акварелью — пожалуй, никогда еще в этом доме не было такой красивой елки. Луиза постаралась на славу: девушка не спала две ночи, чтобы все приготовить к празднику. Несмотря на перипетии отношений, момент не должен быть упущен — в городе привыкли встречать новый год с шиком и размахом.

За окном свирепствовала метель, стекла залепило снегом, отчего уют теплой комнаты ощущался еще острее. В разукрашенной серпантином и вырезанными из старых платьев лентами зале собралось все семейство. Джефри в неудобном, тесном костюме стоял рядом с Луизой со спрятанным за спиной подарком и краем глаза старался рассмотреть ее. В черном бархатном платье, с распущенными по плечам волосами она была очень хороша. Нетронутое краской лицо, такое же нежное, как румяный персик, и маленькие, плотно сжатые губы — для своих пятнадцати с половиной лет Луиза была слишком серьезна, но это нисколько не портило ее…

Подошедшие родители, переглянувшись, вручили своим детям красиво упакованные коробочки, перевязанные лентами, и получили подарки от них.

— Луиза, Джефри, с Рождеством! — сказал Берги Малинуа. — Это первый наш год, и, поверьте, для нас, родителей, было бы лучшим подарком, если б вы помирились.

— Это верно, — подтвердила Маргарет, обращая взор на юношу. Тот поспешно разворачивал свой подарок. Сдернув упаковку, Джефри обнаружил толстый том энциклопедии.

— Ты должен быть умным, сынок, — объяснил господин Малинуа, — ведь скоро тебе предстоит учеба в университете…

— О, спасибо! Какие красивые! — услышал слева от себя восторженные возгласы Джефри и, увидев в руке Луизы золотые часы, побагровел от злости.

— Так значит, мне книгу, а ей… Конечно! Она же дороже тебе, чем я! Не думал, что ты так быстро променяешь меня на эту куклу!

— Прекрати нытье! — осек его отец. — Не порть Луизе хотя бы этот вечер, ты и так испортил ей последние два месяца!

— Скоро вы меня и из дома выгоните, да? — захлебываясь обидой, Джефри чувствовал, что ему пора остановиться, но не мог. Ревность душила его. — Какая вам от меня польза! А ее, — он указал на пунцовую от стыда Луизу, — ее вы выдадите замуж за какого-нибудь Рокфеллера, и тогда сладкая жизнь будет обеспечена!

Оплеуха обожгла его щеку и заставила опомниться. Перед собой Джеф увидел не на шутку разгневанного отца и плачущую девушку. Нет, в ее глазах не было ненависти или злости. Было лишь глубокое, беспредельное сожаление. «Зачем я это сделал?» — подумал он, но тут почувствовал, что в его руке оказался чужой подарок.

— Возьми. Они мне не нужны…

Джефри не смог отказаться — это бы хоть как-то спасло ситуацию, — Луиза убежала прочь прежде, чем он успел что-либо сказать.

— Тебе должно быть стыдно! — сказал отец, а затем все покинули его, как какого-то прокаженного отщепенца.

Ему было стыдно так, как вообще может быть… Собственная совесть давила на него изнутри и от нее некуда было скрыться. Если нравоучения отца или Маргарет можно избежать, умчавшись за ворота, то от самого себя спастись нельзя нигде — ни в тайном уголке под лестницей, ни даже на краю земли. И Джефри зарекся приложить все силы, чтобы победить ту сторону своего характера, что толкала его на неприглядные поступки, что отталкивала от него близких, делала одиноким.

*  *  *

Луиза тихо плакала у себя в комнате, зарывшись под одеяло с головой. Ей очень хотелось уехать далеко отсюда, лишь бы избавиться от постоянного чувства вины перед Джефри. Да, она не имела права вторгаться в его жизнь; он же имел право не согласиться с этим ее вторжением. И пусть это назовут эгоизмом, но легче от того никому из них не станет… Девушка не слышала, как отворилась дверь и кто-то вошел, нерешительно остановившись у входа.

Набравшись смелости, Джефри преодолел те трудные шаги, отделяющие гостиную от спальни Луизы, и пришел туда, куда до этого ни разу не входил. Услышав, как из-под вздрагивающего одеяла доносятся всхлипывания, у него болезненно сжалось сердце. «Это я довел ее», — подумал Джеф, и ему стало страшно. Ноги ослабели, во рту пересохло. «Мужчина!» — усмехнулся про себя он и вдруг осознал, как был не прав все это время. Быть мужчиной — не значит быть деспотом и подчинять всех своей воле. Быть мужчиной — это нести ответственность за свои поступки.

Сев на стул рядом с кроватью, Джефри набрался смелости и начал говорить:

— Луиза… — Одеяло замерло, всхлипывания тут же оборвались. — Раньше я думал, что для того, чтобы добиться денег, успеха, победить врагов — нужно мужество. Нет. Чтобы сказать от чистого сердца слово, состоящее из — всего-то! — шести букв, мужества потребуется в десять раз больше… Поэтому сейчас я говорю тебе, Луиза: прости. Все, что было между нами, теперь в прошлом. Отныне волею судьбы и волею моего отца ты такая же хозяйка этого поместья, как и я. И я хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь дома. Я — твой друг. Пусть мне сначала будет нелегко свыкнуться с этой мыслью, но потом, если ты захочешь, мы обязательно станем друзьями.

Когда Джефри закрывал за собой дверь, оставляя свои слова, повисшие в воздухе, без ответа, он впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему мужчиной, доблесть которого заключается не в животной силе, а в добрых поступках.

Отбросив в сторону одеяло, Луиза осмотрела комнату. Она была пуста. «Неужели все это мне лишь почудилось?» — в недоумении подумала девушка. Услышанное ею действительно походило на сон, но как бы ей хотелось, чтобы те слова были правдой!..

Она оправила скомканную постель и потянулась к подушкам, чтобы взбить их (сегодня все-таки был праздник) — как увидела на тумбочке золотые часы. Каких-то несколько минут назад Луиза ненавидела эту горстку металла, ставшую причиной нового раздора; теперь же вряд ли она обрадовалась бы чему-то больше, нежели этим часам. Они стали вестником перемен в ее жизни, перемен к лучшему.

6
Два года спустя

Солнце заливало гостиную, играя на лепестках пионов, что пышной ароматной кипой возвышались в центре стола. Собравшиеся обратили благосклонные взоры на молодого человека, который поднялся со своего места с бокалом в руке.

— Я хочу выпить сегодня, в этот знаменательный день, за самую прекрасную девушку, которую я встречал в своей жизни! — улыбаясь, объявил Джефри Малинуа. — За тебя, дорогая Луи!

Белокурая, напоминающая нежный бутон розы девушка в воздушном кремовом платье зарделась от переполняющего ее удовольствия, опустив долу глаза.

— Сестра, — сказал Берги Малинуа, кашлянув в кулак.

— Что? — не понял сын.

— Ты, наверное, хотел сказать: «дорогая СЕСТРА Луиза». Не так ли, Джеф?

— Да, — с явным неудовольствием кивнул тот и опустился на свое место.

Малинуа-старший буравил глазами стену, сосредоточенно о чем-то думая. В течение всего праздничного обеда, посвященного совершеннолетию Луизы, окружающие не дождались от него ни слова. Да, сегодня он ничего не сказал, но ему все стало понятно: многозначительные взгляды, которыми обменивались Луиза и Джефри во время еды, их невинные конные прогулки, уединение в конюшне и упорное нежелание признавать друг в друге брата и сестру… Раньше они чуть ли не ненавидели друг друга, отчего родители ума не могли приложить, как помирить своих детей. А теперь другая «напасть».

Ну почему у Маргарет дочь? С сыновьями было бы намного меньше проблем! Но, увы, противоположности притягиваются, с этим ничего нельзя поделать. Берги Малинуа и сам бы наверняка влюбился в такую милашку, как Луиза, будь он на месте Джефри, тем более что юноша не имел возможности общаться с другими девушками. Рядом все время была одна Луиза, готовая поддержать и выслушать… «Ну почему? Почему бы ему не влюбиться в какую-нибудь красотку из соседних поместий или, на худой конец, хотя бы в крестьянку», — недоумевал несчастный отец. Ведь они с Маргарет так хотели, чтобы Джефри и Луиза стали братом и сестрой…

*  *  *

— Ты сама все видишь, — устало вздохнул мужчина, закрывая дверь кабинета за своей женой. Ее лицо сначала изобразило полнейшее недоумение, но потом она передумала строить из себя несведущую и просто кивнула. — Что будем делать? Может, не станем им мешать? Они молоды, полны надежд… Пусть все будет так, как должно быть. Не получилось братских отношений — что ж, пусть поженятся!

— Нет! — резко воскликнула Маргарет. — Твой сын не имеет ничего, какое наследство ты ему дашь? А я не хочу, чтобы образовалась еще одна нищенская семья! Как мы жили все последнее время? Еле сводили концы с концами, распустили слуг, чтобы сократить расходы. Теперь вся надежда на будущий урожай. Если снова что-нибудь пойдет не так, мы останемся без гроша в кармане. А Луи… Она заслуживает более успешного мужа. Им с Джефри лучше остаться братом и сестрой.

— Нам будет нелегко их разлучить, — покачал головой господин Малинуа. — Да и жестоко это! Зачем примешивать сюда всякие там высокие идеалы? Кажется, дети любят друг друга, а деньги найдутся! В конце концов, мы сами их свели — мы должны были все предусмотреть.

— Берги! Я все понимаю, я тоже была молодой и тоже влюблялась, но любовь с годами пройдет — что же останется? Мы вместе уже два года, но ничего не изменилось. С каждым месяцем мы все больше опускаемся, а что будет дальше? Мне страшно подумать. Твой сын найдет выход, прокормит себя — он же мужчина! А Луиза, ей хочется роскоши, она втайне мечтает уехать из этой глуши в город! Ради всеобщего блага ты должен пресечь их вольности.

— Я?! — Берги Малинуа вскочил со стула и в упор уставился на бесстрастную жену. — Я не ослышался? Я должен разлучить влюбленных?! Чтобы они ополчились против меня? Нет, уволь, Маргарет. Я не могу.

— Ты сможешь, дорогой, — спокойно возразила она. — Я допустила ошибку, выйдя за тебя замуж, но Луиза не пойдет по моим стопам. Мне хотелось создать семью, но ничего не вышло. Может, виноваты мы, а может, обстоятельства. Это уже неважно. Важно то, что еще можно исправить.

Подхватив упавший на пол с ее плеч шарф, Маргарет тихо вышла, оставляя мужа обдумывать сказанное. Господин Малинуа подошел к столу, шокированный заявлениями прежде тихой, покладистой жены и одним махом осушил стакан наливки. «Зачем я женился во второй раз?» — морщась, подумал он и тут же понял, что сам не знает ответа.

В последнее время обитателям поместья пришлось забыть о своем аристократическом происхождении, своими силами возделывая поле, ведь для найма рабочих теперь не было средств. Но даже сильно уставая после трудного дня, молодежь не теряла расположения духа. Окрыленные чувствами и мечтами, Луиза и Джеф не ощущали уныния, и обыкновенно родители слышали их веселый смех, доносящийся со второго этажа или с веранды. Это усугубляло без того безрадостное существование Маргарет. Чужое счастье будто напоминало женщине, что у нее уже все позади. Втайне от самой себя завидуя дочери, она все неистовее хотела разлучить ее с Джефри…

Молодые люди не подозревали, что происходит между ними, почему их так тянет друг к другу и отчего их окрепшая за два года дружба превращается в нечто большее. Джефри совсем позабыл те далекие дни, когда он жаждал скорейшего отъезда Луизы из их поместья — наверное, это было тысячу лет назад, а может, и вовсе явилось тяжелым сном… Расстаться с Луизой — нет, теперь это казалось невозможным. Она как никто понимала все его душевные порывы и даже разделяла чисто мальчишеские увлечения. Вместе им было хорошо, и время словно бы замедлило свой ход, когда они предавались ребяческим шалостям, забывая обо всем на свете. Эта чистая, самозабвенная дружба была выше жизненных неурядиц и именно она помогала им преодолевать их, не теряя веры в хорошее.

Жаркий летний день начинался с работы в поле, куда Джеф и Луиза, вооружившись мотыгами, бежали наперегонки. О, как здорово им было ощущать себя детьми, не задумываться о завтрашнем дне, восторгаться самым простым вещам, каждое утро встречать как первое и последнее. Наблюдая со стороны детей, господин Малинуа грустно улыбался. К сожалению, они еще не знали суровой реальности, как не знали и того, что совсем скоро их мир будет безжалостно разрушен.

7

В комнате было тихо. Тишину нарушало лишь тиканье часов, да стрекот кузнечика под ступенями веранды. Последние лучи заходящего солнца багряными полосами ложились на потертый паркет, а запах печеного хлеба, доносящийся с кухни, возвещал о скором ужине.

Вбежав в дом с громким смехом, о чем-то оживленно споря, Луиза и Джефри обнаружили родителей сидящими на старом диване. Их лица говорили о том, что сейчас должно быть сообщено нечто важное. По железной непоколебимости Маргарет и угрюмому спокойствию отца Джефри почуял неладное, и сердце его учащенно забилось.

— Дети мои, — начала женщина, уже один ее тон не предвещал ничего хорошего, — в нашей жизни грядут перемены…

— Перемены? — воскликнул Джефри, не понимая до конца, о чем она говорит, и плотнее сжал руку девушки в своей руке.

— Что-то случилось? — встревожилась Луиза.

— Скоро сбудется твоя мечта, Джефри, — начал Берги Малинуа, стараясь быть спокойным, но помимо воли в каждом его слове сквозила горечь. — Ты станешь единственным наследником всего моего имущества. Ты же так этого хотел…

— Что?! А как же Луиза? — возмутился юноша, не дав ему договорить.

Господин Малинуа опустил голову и уж больше не взглянул ни на сына, ни на падчерицу, потому что был не в силах делать того, что считал совершать не в праве.

— Луиза от нас уедет, — сообщила за мужа Маргарет, помимо воли испытывая наслаждение от впечатления, какое ее слова произвели на влюбленных. — Она уже выросла и ей пора замуж, а у нас здесь и так хватает проблем… Я написала письмо одному знакомому своего первого мужа. Он ответил, что охотно заберет Луизу в город, где подыщет ей достойную партию. Это очень состоятельный человек, владелец казино — ему не составит труда посодействовать моей дочери…

— Мама! — вскричала девушка, побледнев, и в ее голосе прозвучало столько отчаяния, что Маргарет невольно вздрогнула. — А меня вы забыли спросить?!

— Милочка, а тебя никто и не будет спрашивать! — Женщина поежилась словно от прохладного ветра и обыденным жестом поправила прическу. — Игры кончились. Ты и так слишком долго веселилась, пока мы с господином Малинуа решали проблемы. Ты всем обязана нам, и твой долг — быть благодарной. Ты сделаешь так, как мы тебе велим.

— Но я не хочу! — воскликнула Луиза. Слезы заструились по ее щекам. — Я не хочу уезжать!

Подойдя к дочери, Маргарет приподняла ее лицо за подбородок.

— Ты уже не ребенок. Пора привыкать к новой жизни! Слезами теперь ничего не добьешься. На твоем месте я бы пошла собирать вещи…

Тишина становилась нестерпимой. Она готова была разорваться рыданиями, и Джефри был уверен, что так и случится, но ничто не нарушило умиротворения благостного летнего вечера. С чувством собственного достоинства мачеха удалилась, уводя с собой убитую горем Луизу. Девушка не подняла своих глаз и ничего не сказала Джефри. А он так ждал, что она опровергнет это несправедливое решение! Но ничего такого не произошло; девушка была слишком послушна, чтобы отважиться кому-то возразить, а тем более — матери. Обернувшись на отца, Джефри грозно сдвинул брови.

— Что это значит? — Он хотел сказать как можно резче, но его голос предательски дрогнул.

— Я не хотел, чтобы так получалось, поветь мне, — глухо вымолвил Берги Малинуа. — Не моя воля отправлять Луизу к чужим людям — на то воля ее матери. Я не могу ничего поделать, не имею на это морального права…

— Ты просто не хочешь, чтобы Луи осталась с нами! — презрительно процедил Джефри. — Вы же с таким упорством заставляли меня полюбить эту девушку. Я полюбил… Зачем? Чтобы теперь заставить нас обоих страдать? Она выйдет замуж, будет жить где-то далеко отсюда и, быть может, мы даже не увидимся больше…

— Прости меня, сынок, — выдохнул отец. — Мы сами запутались в своих желаниях. Мы даже не знаем толком, чего хотим от себя и от других…

— В таком случае, — горячо, с запалом воскликнул Джефри, — я не позволю Луизе уехать! Никто не посмеет отнять ее у меня!

— Ты наивен, — спокойно, но неодобрительно заявил Малинуа. — Она не твоя собственность и не принадлежит тебе целиком. Если ты действительно любишь эту девушку и желаешь ей добра, то позволишь ей уехать.

— Нет! — Юноша затопал ногами.

— Дай мне сказать. Ты отпустишь Луизу, если по-настоящему любишь ЕЕ, а не себя. Не будь эгоистом, Джеф. С тобой она не получит счастья, ты не сможешь дать ей его.

Глядя в лицо поседевшему, постаревшему человеку, юноша промолчал, проглотив вертевшийся на языке резкий ответ. Зачем спорить, если отец прав? Теперь бесполезно что-либо доказывать, брызгая слюной и разбивая посуду, угрожать, потрясая кулаками. Джефри хотелось сделать и то, и другое разом, но вместо этого он молча вышел на улицу, чтобы посмотреть на широкую дорогу, что уходила далеко за родные ворота. Только сегодня он шел по ней с Луизой, ощущал ее присутствие рядом с собой, слышал ее голос, и ему казалось, что так будет всегда; теперь же по этой дороге она должна была уехать. Уехать навсегда, чтобы начать другую жизнь вдали от его любящего сердца.

*  *  *

Зайдя на конюшню, где после продажи Воронца было тоскливо и пусто, Джефри увидел Луизу. Сжавшись в уголке на соломе, она казалась маленькой девочкой, такой хрупкой и беззащитной. И Джефри безумно захотелось ее защитить, оградить от всех тягот…

Услышав его шаги, девушка будто по безмолвному уговору бросилась в его объятья, и это объясняло все лучше любых слов. Здесь было душно и пахло сухой травой, которая валялась охапками тут и там под ногами. Теплые летние сумерки, стрекот цикад в полях, запахи вольной деревенской жизни — все слилось в единый сладостный миг, который Джефри запомнил на всю последующую жизнь.

— О, если бы ты знала, как я люблю тебя, Луи! — воскликнул он тогда, не в силах больше молчать, и ему сразу стало легче.

— Джеф, но мы же брат и сестра! — испуганно произнесла она, все еще обнимая его.

— Ты сама прекрасно знаешь, что это не так. Ты никогда не была мне сестрой, потому что сестра — это та, с которой ты вырос, а мы познакомились, когда нам было по шестнадцать. Родители постоянно подчиняли нас своей воле, а когда мы отказывались повиноваться, обзывали эгоистами, хотя в первую очередь эгоисты — они!

— Ты прав, ты бесконечно прав! — подхватила Луиза. — Я не представляю, как буду жить без тебя, ведь ты стал для меня всем! Поначалу я, признаться, очень боялась тебя… А теперь мне кажется, что никто не любит меня больше, чем ты…

— И всегда буду любить! — поклялся молодой человек, целуя ее в соленые от слез губы.

Они сидели на сеновале, не выпуская друг друга из доверительных, наполовину дружеских объятий, и пытались запомнить перед разлукой каждое слово, каждый взгляд, каждую мелочь, чтобы потом вспоминать их, заново переживая это прекрасное, чистое мгновение. В их отношениях дружба и любовь переплелись так тесно, что они и сами не могли их различить, но знали наверняка, что друг без друга зачахнут, подобно разлученным пташкам.

— Тихо здесь теперь, не то что раньше, — глухо произнес Джефри, гладя Луизу по растрепавшимся волосам, и она, порозовевшая от смущения, согласно кивнула, уткнувшись в его плечо. — А помнишь, как ты плакала, когда отец продавал нашего Воронца? Тебя было просто невозможно утешить!

— Да… А помнишь, как ты не разрешал мне на нем кататься? Я тогда на тебя сильно обиделась.

— Я был тогда глупцом, — сказал юноша, помрачнев. — Не понимаю, как вообще можно было обижать тебя?

— Джеф! — вскричала вдруг Луиза, вскочив, и ее темные большие глаза возбужденно засияли в полумраке. — Я никуда не поеду! Мне все равно, что скажут другие — мы сбежим вместе далеко-далеко, и никто нас не найдет, а когда родители опомнятся, мы сообщим им обо всем! Мы будем счастливы — уверяю тебя!

Он молчал, подавленно опустив голову, умиленный ее детской наивностью, но в то же время огорченный без меры своим нелегким решением.

— Нет, — пробормотал Джефри, виновато взглянув на девушку, которая смотрела на него с удивлением, словно несправедливо обиженный ребенок. — Мы не можем так поступить. Я не смогу обеспечить тебя, поэтому нам лучше покориться. Твоя мать желает тебе только добра, поверь мне! Но даже если нам и суждено расстаться, ты будешь все равно знать о моих чувствах к тебе…

— Я не понимаю тебя, Джеф! Почему мы должны слушаться их и быть всю жизнь несчастными?! — воскликнула девушка.

— Счастье — понятие относительное, — скептически сощурился он, — оно не всегда приходит вместе с любовью. Отец прав: раз уступив своим желаниям, мы не сможем остановиться и впредь.

Но она уже не слушала его, поняв все его доводы совсем не в том свете, в каком они должны были прозвучать на самом деле. Луиза ничего не ответила ему — она была слишком больно ранена и по неопытности приняла все близко к сердцу.
Провожая взглядом худенькую фигурку девушки, которую немедленно поглотил мрак ночи, Джефри пока не осознавал, какое решение принял, как оно отразится на его судьбе.