Высокие идеалы. Главы 8-10

8

Все дни и ночи, отданные во власть одиночества, когда свидетельницей его диалога с самим собой была лишь серебряная луна в окне, он вспоминал день, разделивший его жизнь на «до» и «после». До того дня Джефри еще лелеял надежду на продолжение беспечной жизни, похожей на игру, а после понял, что уже ничего нельзя поправить. Он сам оттолкнул от себя Луизу. Она больше не доверяла ему. В последние дни их жизни под одной крышей девушка была молчалива и задумчива, она никому не желала открывать своей души. Маргарет объясняла тоску дочери отсутствием «цивилизованных развлечений»…

В тот день внезапно, словно материализовавшись из воздуха, на ленте рассекающей поле грунтовой дороги возник черный лакированный автомобиль. При виде его в Джефри что-то оборвалось. «Они заберут ее, заберут навсегда!» В этом не осталось сомнений, когда тишину коридоров старого дома нарушили чьи-то шаги, раздающиеся эхом то с одного конца, то с другого. Припав лицом к стеклу окна, как и два года назад, Джеф наблюдал печальную церемонию прощания: на крыльцо выносили чемоданы, собранные, вероятно, в спешке, из которых торчала одежда. Чужие неразговорчивые люди сновали взад и вперед, а их господин — человек немолодых лет с лоснящейся бычьей шеей и бегающими глазами — курил сигару и хитро ухмылялся. Отец, стоящий рядом с Маргарет у ступенек, выглядел в сравнении с этим типом совсем жалким. Но даже теперь господин Малинуа не терял достоинства, положенного его высокородной, хоть и обедневшей фамилии.

— Не беспокойтесь, я позабочусь о вашей дочери, — процедил сквозь зубы Леган Сулин, не вынимая сигары изо рта. — Аккуратнее! — прикрикнул он на нерасторопных слуг, в спешке выносящих вещи и пакующих их в багажник автомобиля.

— Может, мне все-таки стоит поехать с Луизой? — нерешительно произнесла мать, стискивая пальцы. Маргарет сама не ожидала увидеть столь состоятельного человека и теперь была скорее напугана, нежели обрадована.

— Это ни к чему, — едва взглянув в ее сторону, отмахнулся Сулин. — Ваша Луиза, думаю, уже не нуждается в няньках, а я обеспечу ее всем необходимым на первое время. Как-никак, с ее отцом мы были добрыми приятелями, и девушка мне не чужая. Или вы мне доверяете?

— Мы вас плохо знаем, — ответил за жену Берги Малинуа.

— Вы не слишком любезны, мой друг! — криво усмехнулся гость. — По-моему, вам нужно радоваться: вы избавляетесь от обузы.

Оскорбленный столь откровенным заявлением Малинуа вспыхнул, но тут же усмирил свой пыл.

— Вы мне не друг, позвольте заметить, — холодно напомнил он. — Будь Луиза мне по-настоящему дочерью, я бы ни за что не отпустил ее с вами. Чует мое сердце: город не принесет ей ничего хорошего…

— Берги, прекрати! — испуганно прошептала Маргарет, дергая мужа за рукав.

Леган Сулин лишь презрительно растянул губы; клубы дыма застилали его ехидное лицо.

— Вы забываетесь, — уже серьезно произнес он и добавил: — Жалкие фермеры! Не стоило тратить на вас драгоценное время.

На какой-то миг всем показалось, что «добрый покровитель» тут же прикажет своим «рабам» выгружать вещи девушки обратно, что бы он, наверное, и сделал, если бы в этот момент на ступеньках крыльца не появилась сама Луиза — при виде ее взгляд гостя странно блеснул. Бледная и застывшая, как фарфоровая статуэтка, она медленно, словно оттягивая каждую минуту, подошла к тому, кто должен был стать ее проводником в мир, и посмотрела перед собой глазами, в которых застыли невыплаканные слезы.

— Я не ошибся, — как бы про себя хмыкнул он, поднося к губам ее безвольную руку. Девушка будто чего-то ждала: оглядывалась на дом, надеялась, но все больше отчаивалась.

— Девочка! — воскликнул господин Малинуа, тронув падчерицу за рукав. — Тебя никто не гонит отсюда! Если ты не хочешь ехать, то можешь остаться!

— Благодарю вас, — смиренно ответила Луиза, — но меня здесь уже ничего не держит. Вы были очень добры ко мне — я вас не забуду…

В последний раз оглянувшись на крыльцо, девушка проследовала к черному автомобилю, словно овечка, которую ведут на заклание, и больше уж не подняла головы.

— Разлучая их, мы совершаем чудовищную ошибку, — сказал Берги Малинуа жене, на что та бесстрастно повела плечами:

— Не преувеличивай. Эта детская влюбленность поломает моей дочери всю жизнь, если мы вовремя не примем меры.

Леган Сулин крадучись, точно боясь спугнуть маленькую, запертую в его «клетке» фею, приставными шагами приблизился к хозяевам поместья.

— Это вам за лишние хлопоты. — С этими словами он сунул Маргарет туго набитый кошелек. Вид богача говорил сам за себя: «Больше я не желаю о вас слышать. Забудьте о существовании Луизы — она в надежных руках».


Джефри метался как раненый зверь, не в состоянии прийти в себя и успокоиться. Он должен был смириться с отъездом Луизы — этого хотела ее мать и его отец, — но не мог. Подумать только! Два года назад Джефри мечтал о мгновении, когда Луиза навсегда покинет поместье, и вот этот миг настал, а ощущения были совершенно иными. Когда он увидел ее последний отчаянный взгляд, то просто не усидел на месте.

— Я не дам тебе уехать! — воскликнул юноша, бросившись к двери, но, навалившись на нее всем своим весом, понял, что закрыт. Маргарет предусмотрела все: она знала, что Джеф так просто не откажется от своих чувств, имея столь эгоистичную натуру. Да, мачеха предвидела это и предприняла меры, дабы обезопасить свое спокойствие.

Метнувшись к окну, Джефри с бешено колотящимся сердцем увидел, что Луизу уже усадили в автомобиль, который вот-вот тронется в путь. Дрожащими, онемевшими от волнения руками он ощупью искал шпингалеты на ставнях, не в силах оторваться от милого силуэта в окне машины. Луиза сидела неподвижно, сложив руки на коленях, а ее длинные пшеничные волосы были пущены по плечам. Вся она напоминала игрушку, за деньги проданную чужим людям. Бледность мраморного лица девушки как нельзя лучше гармонировала с поношенным, но чистым платьем, к которому была приколота старинная брошь. Луиза была прекрасна — этого не мог отрицать никто.

...Справившись с засовом, Джефри распахнул окно настежь и что есть мочи прокричал ее имя, но его крик поглотил шум заведенного двигателя. Находясь в состоянии какой-то сумасшедшей горячки, будучи во власти страстной любви, молодой человек с остервенением бросился на дверь — на эту преграду, разделившую его с любимой, и в одну секунду вышиб ее плечом. Он еще не понимал произошедшего до конца; какая-то часть его сознания еще отказывалась верить в то, что Луизу уже не вернуть, и он все мчался, мчался куда-то, пока кто-то резко не схватил его за руку повыше локтя. Там — за воротами, в поле, мчался черный автомобиль, взметая клубы пыли, а здесь, рядом, стоял отец, взывающий к трезвости рассудка.

— Опомнись. Пойми: раз уж так произошло, значит, так надо. Она могла остаться, но не осталась. Она сделала свой выбор.

Джефри и сейчас как будто видел со стороны свое перекошенное обидой лицо — смазливое, красное от слез, слышал свой истерический голос:
— Что вы наделали? Что?! — Хотя винить он должен был самого себя.

9

Прошло еще три долгих, мучительных года, прежде чем семья Малинуа окончательно обнищала и, продав поместье, переселилась в город в поисках лучшей жизни. Деньги утекали, как живительная влага из ржавого ведра, а новые долго не задерживались. Джефри бросил учебу, его отец все чаще выпивал, становясь равнодушным ко всему на свете, а Маргарет все реже говорила, сидя за вязанием носков, которые продавала на базаре. Семья, ютившаяся в небольшой съемной квартирке, перестала быть семьей, ее члены все меньше общались друг с другом во избежание обвинений и больных тем. И Берги Малинуа, и Маргарет Босерон надеялись найти опору в своем союзе, а в итоге он лишь пуще подорвал основы обеих семей.

Любовь к Луизе — это, пожалуй, единственное, что хоть как-то осветляло существование Джефри. Быть может, любви не было вовсе, но ему по-прежнему казалось, что стоит им встретиться вновь, как чувства разгорятся с удвоенной силой. Однако их пути больше не пересекались. Луиза не давала о себе знать. Напрасно Джеф расспрашивал о ней мачеху — та упорно молчала. Отец и сын догадывались, что Маргарет навещала дочь и, вопреки ожиданию, получила отказ в материальной поддержке. «Мне нет до нее дела. У нас своя жизнь, а у нее — своя», — отмахивалась некогда гордая и красивая, теперь же неопрятная, грубая женщина. Три года нищеты способны изменить человека до неузнаваемости.

Господин Малинуа когда-то был отличным фермером, но потом на него посыпалась череда неудач. Может, причина крылась в кончине любимой жены — матери Джефри, — а может, в некачественных удобрениях, но урожай пропадал несколько лет подряд. Приключившаяся потом засуха не стала роковым исходом — им явился новый брак. Женившись на Маргарет, Берги Малинуа как-то незаметно потерял свое лицо, вылинял, сдулся. Она, словно тля, опутала его незаметной для глаза паутиной, и теперь, когда он, может, и имел возможность как-то остановить свое падение, просто не находил на это сил.

Джефри было тяжело осознавать, что он сам виноват в своих неудачах, что ему некого винить: ни отчаявшегося отца, ни обозленную Маргарет. После тяжелой работы в котельной, где юноша таскал телеги с углем, он бесцельно слонялся по темным переулкам большого, сонного города, где-то в глубине души надеясь увидеть в окне одного из домов милые черты. Судьба Луизы сильно тревожила его. То последнее свидание на сеновале пустой конюшни, когда состоялось их прощание, соленый и сладостный вкус ее губ — навсегда отпечатались в его памяти. При мысли о той боли, которую испытывала девушка, вступая в неизведанное, на глаза Джефри наворачивались слезы. Да, он винил себя, но вряд ли от того могло что-то измениться.


Было уже давно за полночь, когда отец и сын возвращались к обветшалому крыльцу, освещенному подслеповатым фонарем, что скрипел от порывов ветра. Берги Малинуа задержался в местном кабачке, где по традиции выпил за упокой своей первой жены и за здравие нынешней, а Джефри составил ему компанию. Впервые за последние месяцы юноша хоть как-то развеселился, и домой мужчины шли в обнимку, нестройным хором напевая мелодию, сочиненную на ходу. Вдруг остановившись у порога, Джефри выпалил:

— Луиза будет моей! Я найду ее и увезу! Если будет нужно — отобью с боем!

— Так держать, сынок, — пробормотал отец, но после опомнился и уже осмысленно промолвил: — Луиза? Я не слышался, Джеф? Ты вспомнил про свою сестру? Про эту пигалицу, которая предала родную мать? — с неожиданным гневом выкрикнул он.

— Она мне не сестра, сколько можно повторять! — выругался молодой человек, но пришло время опомниться и ему. — Что? Что ты такое говоришь, па? Вам с Маргарет что-то известно о Луизе, но вы почему-то скрываете это от меня. Говори, где она! — пьяно взревел Джефри. — Ты скажешь мне, иначе…

— А иначе ничего, — докончил за него Малинуа-старший и спокойно проследовал в дом.

Джефри еще постоял на темном крыльце, обдуваемом ветром, вглядываясь в темноту, и метнулся было сбежать вниз по ступенькам, но передумал и, успокоившись, последовал за отцом.

Хмельное веселье Берги Малинуа быстро сменялось меланхолией, а в итоге он засыпал на софе, свесив ноги на пол. Это произошло и сейчас. Входя в темную комнату, Джефри уже слышал за ширмой храп со свистом, знакомый ему с детства, который отец когда-то шутя называл «благородным». Теперь отец не шутил и предпочитал не вспоминать прошлого.

С кухни доносились приглушенные голоса, прерываемые кашлем, который походил на шипение старого гуся. К ним редко заходили гости, и Джефри помимо воли насторожился. По мере медленного продвижения к дверям кухни голоса становились отчетливей, и юноша смог кое-что разобрать.

—…она прогнала меня, представляешь? На порог не пустила! Ей, видите ли, стыдно теперь знаться с той, которая подарила ей жизнь! — восклицала Маргарет, хлюпая носом. Растрепанные седые космы неопрятно свисали вдоль ее желчного, дряблого лица. Губы женщины дрожали и кривились в гримасу обиды.

— Мне самому трудно в это поверить, дорогая, но я вынужден согласиться с тобой: Луиза изменилась.

Сидящий рядом пожилой, хорошо одетый господин, опираясь одной рукой на трость, а другую положив на плечо Маргарет, задумчиво дымил трубкой. Сам он весь был сед и напоминал старого филина, благодаря мохнатым, сросшимся бровям, что нависали над глубоко посаженными глазами. Взгляд его серых глаз, коих не тронули годы, кого-то напомнил Джефри, и он тут же понял: Луиза… У нее такие же глаза — добрые, с затаенной печалью…

— Я поговорю с ней, она опомнится и примет тебя! — заверил незнакомец.

— Я в ней не нуждаюсь! Терри, такому нет прощения! — всхлипнула мачеха, прикрыв ладонью рот.

— Понимаю…— прошамкал старик. — Одно не укладывается в моей голове: зачем ты вышла замуж во второй раз? Я думал, ты не нуждаешься в поддержке! Ты всегда была сильной, Маргарет… Теперь же я слышу с твоей стороны одни жалобы и мольбы. Я не откажу — мой младший брат был твоим мужем… Я помогу тебе, но как подступиться к этому Малинуа, я не знаю. Бедняга совсем сдал! А его сын…

— Мне дела до них нет, Терри! Вытащи меня отсюда, а что будет с этими неудачниками, меня не волнует, — с жаром воскликнула Маргарет, а Джефри невольно содрогнулся при виде этой теневой стороны ее характера, которая теперь была раскрыта. Подумать только! И эта женщина когда-то с выражением бесконечной мудрости на лице читала ему морали о взаимопомощи и единстве в семье! Он хотел было еще постоять незамеченным в дверях, чтобы услышать подробности о жизни Луизы, как Маргарет, подняв голову, заметила его.

— А, подслушиваешь? — зло осклабилась женщина и вынужденно представила его своему гостю. Если раньше привитые с детства манеры хоть как-то приукрашивали Маргарет, то сейчас, когда от них не осталось и следа, Джефри казалось, что в ней вовсе нет ничего хорошего. Однако почтенный человек из вежливости сделал вид, будто не заметил разногласий и, поклонившись, подал руку молодому человеку.

— Я Терри Босерон, дядя Луизы, — произнес он с доброй улыбкой. — Так значит, ты и есть тот самый «братец»?

— А что? — не вытерпел Джефри.

— Луиза много говорила о тебе.

— Так вы знаете, где она?! — вскричал он, просияв.

— Да, — Терри Босерон не смог сдержать улыбки. — Я часто бываю у них, мы много беседуем.

— Не смейте в моем присутствии упоминать имя этой вертихвостки! — вмешалась Маргарет. — Под крышей моего дома вы не будете говорить о Луизе, понятно?!

— Извини нас, дорогая, — поклонился старец. Похоже, он вообще никогда не спорил, отчего Джеф сразу почувствовал себя с ним легко. — Пойдем выйдем, юноша. Кое-что нам еще нужно обсудить.

Они проследовали на улицу, где разыгралась непогода, и в этой атмосфере Джефри быстро отрезвел, хотя до конца понимал далеко не все. Почему Маргарет назвала Луизу вертихвосткой? Из-за чего та не пустила ее на порог? И где теперь жила его возлюбленная?

— Объясните мне: что все это значит?! Почему вы все что-то от меня скрываете, будто я маленький ребенок и ничего не пойму? — Он загородил собой путь к отступлению, но Терри Босерон не думал отступать, он просто чего-то выжидал.

Прошло какое-то время, прежде чем дядя Луизы наконец заговорил:

— Ты слишком горяч. Любое известие для такого как ты — оружие, которое можно использовать как против других, так и против самого себя. Я должен призвать тебя к спокойствию, иначе у нас с тобой ничего не выйдет. Я вижу, что годы разлуки не отвратили тебя от Луизы и ты по-прежнему жаждешь встречи с ней.

— К чему слова, если вы и так все знаете? — Юноша тряхнул головой. — К чему тянуть? Отведите меня к ней, а слова я подберу сам.

— Увы, все не так просто, — тяжело вздохнул тот. — Боюсь, моя племянница не захочет тебя видеть… пока. Ей нужно время… привыкнуть, и тебе тоже. Тебе в первую очередь.

— Я не понимаю. Вы говорите загадками! Отведите меня к ней, очень прошу!

— Хорошо. Ты сам меня попросил! — как-то странно посмотрел на него Терри Босерон. — Но ты не должен забывать волшебного слова «спокойствие». Лишь оно поможет тебе справиться с эмоциями. И еще раз повторяю: если ты, Джефри, надеешься увидеть ту же самую девочку, какой знал Луизу, то нечего терять время. Той девочки ты больше не увидишь.

Но юноша раздраженно его перебил:

— Мне все равно, какой стала Луиза! И в лохмотьях, и в самых дорогих шелках лишь одна она будет для меня единственной любовью всей жизни!

— Тогда пойдем, — произнес Терри Босерон, жестом пропуская его вперед, в темноту длинной аллеи, в деревьях которой гулял вольный ночной ветер. Джефри демонстрировал свою непоколебимость, но с каждым шагом сердце замирало в его груди, наполняясь тревогой и опасением. Что же с Луизой, почему все столь многозначительно поджимают губы и опускают глаза при одном упоминании ее имени? Терри Босерон ковылял сзади, опираясь на свою тросточку. Когда в конце улицы, утопающей в безлунной ночи, замерцали лиловым светом окна ночного клуба, Джефри растерянно обернулся на своего спутника.

— Зачем мы сюда пришли? Хотите от меня отделаться, да? Не выйдет! Лучше ведите-ка меня прямиком к вашей племяннице — и покончим.

— Нет, мой милый, сначала мы зайдем сюда и выпьем для храбрости, — сказал Терри Босерон, опустив глаза, будто что-то скрывая.

— Ну ладно, — соблаговолил юноша. — Только учтите, что я не дам вам затуманить мне мозги. Вы все-таки отведете меня к Луизе, даже если к тому времени не будете держаться на ногах! — поклялся он.

Войдя в одну из отдельных кабинок, где стены были обиты парчой и где все сверкало дешевой роскошью, Джефри остался один: его спутник будто растворился в сиянии люстр. «Старик облапошил меня! Да за кого он меня принимает?..» — подумал молодой человек, неприязненно оглядывая место постыдных свиданий.

Ему претило оставаться здесь — он чувствовал себя обманутым, поэтому поспешил вернуться в общий зал, чтобы найти старика и высказать ему все, что он о нем думает. Вдруг мимо промелькнула женская фигурка — видение, стыдящееся своей продажной красоты. Не зная почему, но Джефри пригляделся к незнакомке и, узнав в ней Луизу, негромко охнул. Это не могла быть она. Это просто не укладывалось в его голове и походило на дурной сон.

— Луиза! — тихо позвал он.

Женщина вздрогнула и медленно повернулась. Как она изменилась! Это была уже совсем не та милая, непорочная девушка, какой Джефри полюбил ее тогда, кажется, век тому назад. Лицо ее будто постарело и осунулось, хотя Луиза была еще совсем молода; ее кожу покрывал толстый слой пудры и румян; ее тонкая, изящная лебединая шея была безжалостно увешана тяжелыми драгоценностями, а сверкающее платье с обнаженной спиной облегало ее по-прежнему тонкую талию. Золотистые волосы были завиты в мелкие локоны, которые спускались до самой талии.

Луиза долго молчала, прежде чем решилась сказать:

— Джеф, я узнала тебя…

Оказавшийся к ней лицом к лицу повзрослевший, довольно привлекательный молодой мужчина взирал на нее с горечью; она же боялась даже взглянуть на него, ожидая удара. Он молчал. Не знал, что сказать. Упрекнуть, оскорбить или просто посочувствовать?

— Как я боялась встретиться с тобой, — дрожащим голосом начала Луиза, — я была уверена, что этого никогда не случится. Но ты здесь. Зачем? Чтобы посмеяться надо мной?

Два соленых ручейка, сбежав по ее щекам, проторили дорожки в слое румян. Джефри вдруг почувствовал себя так тягостно, что ему даже показалось, будто это не Луиза. Та девушка, которую украли у него из-под носа, исчезла, испарилась — на худой конец умерла… Он всегда думал, что она живет со своим законным мужем и даже не вспоминает о нем. О, лучше бы это было так! Но сейчас, увидя жестокую правду, он ощутил себя совершенно разбитым, опустошенным. Им было так неловко друг с другом, что обоим хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не испытывать тягостных мгновений.

— Это я во всем виноват, — промолвил молодой человек, разжав спекшиеся губы, — я позволил увезти тебя тогда, глупо побоявшись чего-то… Наверное, самого себя…

— Поздно искать виноватых, Джеф, — печально возразила она. — Прости меня, если сможешь. Сразу же после того, как я покинула ваш дом, для меня началась совсем другая жизнь. «Добрый и бескорыстный» друг моего отца заставил меня… расстаться со всем, что было мне дорого. Я раскусила его коварный замысел слишком поздно и оказалась здесь. Мою волю попросту сломили; сильные люди подчинили меня себе. А я до последнего верила, что все еще можно исправить… Мама теперь очень зла на меня: она просчиталась, но здесь нет моей вины. Меня больше не существует.
Луиза прерывисто дышала, перебирая длинными пальцами, которыми она некогда играла сонатину, увесистое ожерелье.

— Я думала: зачем мы встретились? Зачем наши родители поженились? А ведь все могло быть совсем по-другому, если бы ты остановил меня тогда, не дал уехать… Но что теперь? Теперь ты все обо мне знаешь, хотя лучше бы ты ничего не знал. Мне было бы спокойнее. Ты можешь сейчас уйти, ничего не говоря; я все пойму.

Не глядя на нее, Джефри вспоминал их первую встречу — дождливый серый день, плывущие по низкому небу облака и бесконечную детскую обиду в своем сердце. Тогда он увидел ее такой милой, чистой, непорочной… В то время Луиза была совсем другой.

— Почему ты молчишь? Я понимаю, ты не знаешь, что сказать, — сквозь муку произнесла Луиза. — Прошу тебя, не молчи!

Собравшись с мыслями, он сказал:

— Мне не за что прощать тебя, Луиза. У тебя не было выбора. — Джефри сам удивился своему спокойному тону. — Но ведь ты не хочешь жить так, ты можешь измениться.

Луиза слабо улыбнулась, как будто еще не веря своему счастью, а ее руки, незаметно скользнув вниз, сжали его запястья.

— Можно все исправить! — воскликнула она, убеждая в том саму себя.

Джефри не мигая смотрел в глаза своей возлюбленной, заставляя себя поверить в наступление долгожданного момента, но ему почему-то было тоскливо, а при взгляде на Луизу хотелось плакать. Почему? Джефри мучительно думал, как ему поступить. К своему изумлению он почувствовал, что не питает к этой женщине ничего, кроме жалости. Напрасно он пытался распалить потухший костер, огонь в нем давно угас. Джефри по-прежнему любил Луизу Босерон, но это была не она. Глаза, голос, слова — ее, а все остальное принадлежало кому-то другому. Закрыв лицо руками, Джефри не знал, как поступить. Либо остаться с ней, помочь, поддержать — или же бросить, а значит, растоптать ее, лишить последней надежды. Сама мысль о том, что Луиза принадлежала многим, как дорогая безделушка, повергала Джефри в шок, он просто не мог в это поверить.

Когда трудное решение утвердилось в сознании Джефри, их прервал небритый, вдрызг пьяный господин.

— Луи! — гаркнул он. — Ну скоро ты там? Совсем притомила. Сказала на секунду, а сама целый час здесь торчишь! За что я деньги плачу?

Джефри с ужасом отвернулся. Этот забулдыга не имеет права произносить это светлое имя, оскверняя его…

— Я сейчас, — покорно произнесла Луиза, а когда тот отошел, поспешно, словно пытаясь загладить вину, бросилась на шею Джефри. — Подожди меня на крыльце, я скоро приду к тебе! Мы начнем новую жизнь, вот увидишь! Ты ведь будешь ждать меня?..

Не глядя на нее, он кивнул, а она вышла. Вслушиваясь в ее затихающие шаги, Джефри беззвучно рыдал, прислонившись к стене — рыдал над своим бессилием, над тем, что он ничего не может исправить. О, как ему хотелось крикнуть в пустоту: «Луиза!» — и снова увидеть перед собой маленькую, продрогшую девочку с растрепанными косами и испуганными серыми глазами.

10

Он стоял на крыльце, он ждал ее. Он готов был ждать бесконечно, но вдруг, помимо его воли, ноги двинулись, чтобы унести его прочь от постыдного места. Свернув в темный переулок, Джефри ускорил шаг…

Та ночь многое прояснила в его жизни. Она помогла ему сбросить с сердца груз бесплодной детской мечты, после чего перед ним открылись новые горизонты. Он смог заработать достаточно денег, чтобы выкупить родное поместье, перевезти туда состарившегося отца и возобновить хозяйство. Маргарет не жила больше с ними. Терри Босерон взял ее под свою опеку, и женщина осталась под крышей его дома до конца своих дней. О судьбе Луизы Джефри ничего не знал, пока однажды случайные путники не сообщили ему, что она вышла замуж: нашелся человек, любовь которого превозмогла молву и страх подмоченной репутации.

Со временем воспоминания все меньше давали о себе знать, и Джефри вел размеренную жизнь вдали от шумного города, находя утешение в ведении домашнего хозяйства, но вот однажды к нему в руки попало короткое письмо, перевернувшее все с ног на голову.

«Милый Джеф! — писала Луиза. — Ты ушел, я не виню тебя. Еще с первой минуты, как я узнала, что ты любишь меня, я поняла, что нам не быть вместе.
Я вышла замуж и избежала позора, но каждый день вспоминаю тебя. Наверное, мне не суждено более с тобой увидеться, но, прости, я все надеюсь на лучшее. Будь счастлив. Я так скучаю! Твоя Луи».

Он перечитывал эти строки много раз, не понимая, зачем она вновь всколыхнула, раздразнила его чувства. После он слал ей письма, полные раскаяния и любви, но — увы — ни на одно не получил ответа. Казалось, Луиза хранит безответные послания у себя, перечитывает их каждый день, но не считает нужным ответить. Джефри неустанно посылал их и дальше, пока последнюю нить их связи не оборвал вернувшийся назад конверт с бесчувственной пометкой, что адресат здесь больше не живет. Так Джефри потерял след Луизы; но он все же верил, что где-то она вспоминает о нем хоть иногда, любя и прощая…

Они больше не встретились, но остались воспоминания, подобные пятнам солнца, мерцающим среди туч.

Ноябрь 2006 г.