Ночь

Голову обдало изнутри жаром, в животе затрепетали — нет, не бабочки — другие неведомые насекомые, которые не давали спать уже которую ночь. Она проснулась, кажется, в третий раз за последние несколько часов. За окном по-прежнему темно, хотя, судя по календарю, день давно должен был прибавляться. Но, увы, этого не происходило. Где-то уже робко выдвигали гипотезу об изменении траектории Земли вокруг Солнца, но доказательств и данных пока было недостаточно. Факт оставался фактом — зимний звонкий день продолжал сокращаться, а тьма в окнах надолго зависала сизой мутной пеленой.
 
Тревога нарастала. И это было не то волнение, которое мучило ее перед экзаменами, а потом годами снилось — со всеми невыученными билетами, с выходами к доске, голой или в ночной сорочке, для ответа.
 
Это не было беспокойство за взрослых детей. Они уехали, были в относительной безопасности, налаживали, как могли, быт и жизнь на новом месте. Рациум подсказывал, что все у них должно получиться. Выстоят и выстроят, адаптируются, встанут на ноги…

Но тревога иного рода не отпускала. Слоняться по квартире в четыре утра, подходить к окну, отодвигать тяжелые шторы, чтобы убедиться: нет, рассветет еще нескоро, — еще то удовольствие. Пытаться заснуть и, устав от борьбы с собой, нырнуть под тонкий слой зыбкого млечного покрова, а через пять минут как ни в чем ни бывало проснуться и долго смотреть на тени на потолке — и так по кругу несколько раз — просто мУка.


У какого-то психолога она прочла, что такая тревога — предвестник творчества. Спокойный, тягучий, вязкий сон так просто человека не отпускает, он проспит долго и безмятежно. И только если ему надо что-то нарисовать, изобрести, придумать, написать, его поднимет обдающая изнутри волна, пробегающая по телу дрожинка, оставляя невидимые, но вполне ощутимые мурашки.

«Я что, ненормальная?», — будет спрашивать один голос. А другой тут же отвечать: «Да нормальная ты, успокойся, или спроси у других, кому еще хуже и тяжелее».
Но других спрашивать не хочется. Хочется побыть одной. В одиночестве сила — что бы кто ни говорил.
 
Когда ты в компании и занят людьми, трудно заметить под ногами муравья, спешно выстраивающего свою непростую логистику, услышать, как упруго барабанит дождь по свежим майским листьям. В стремлении к одиночеству она не видела кьеркегорианского высокомерия. Великие умы прошлого были ей не указ: она не считала одиночество уделом избранных. Просто знала по опыту — только когда она останется одна, внутри начнет расти что-то большое и значимое. Оно будет проситься наружу настойчиво и даже нагло. Это можно какое-то время терпеть, не показывать виду, что что-то происходит. Но наступит момент, когда она сядет к рабочему столу, откроет комп и выльет на белую страницу файла все, что накопилось.

И где-то глубоко внутри будет точно знать — все написанное начнет менять невидимую матрицу, постепенно, исподволь, почти незаметно для других, как движение стрелок на часовом циферблате. Траектория Земли восстановится. И день, возможно, не сразу, но начнет прибавляться.