Чего ты хочешь

- Чего ты хочешь? – говорит Ева, глядя в зеркало. Потом она пару раз жмурится, чтобы убедиться, что область вокруг глаз после этого не дёргается. Затем выходит из ванной.

По дому носятся люди. Средние только встали. Как всегда только за полчаса до второго звонка на урок. Как только Ева отпускает ручку двери, ванну тотчас занимает младший брат. Полуодетые сёстры бегают по квартире в поисках чистых колготок, пишущих ручек, бутылок для воды.

Ева берёт с пола рюкзак за правую лямку и двигается по направлению к коридору. Мама натягивает мешки со сменкой и физкультурной формой поверх рюкзаков двум младшим – у них уроки начинаются на двадцать минут раньше. Почему? Вернее, так: кому это удобно?

Девочка бросает рюкзак на пол и начинает завязывать кроссовки. Мама возвращается в квартиру после того, как проводила дочерей до лифта.

- Ева, ты поела?

- Да, - врёт Ева.

- Хорошо, тогда иди с богом, - и мама уносится собирать самую младшую в сад.

Ева закрывает глаза. Где-то в глубине квартиры сёстры орут друг на друга, телевизор, без которого младшая никогда бы не оделась, перекрикивает их отвратительной слащавой рекламой. На кухне кипит чайник. Из ванной вышел брат и начал громко разговаривать с кем-то по телефону. Тяжело…

Девочка рывком встаёт, набрасывает рюкзак на левое плечо и выходит из квартиры. Звуки становятся тише.

Она не взяла наушники, потому что в этом не было никакого смысла. Сегодня в первой половине дня нужно было сходить только в школу, до которой идти две минуты.

К несчастью, в лифте тоже есть зеркало. Даже два. Ева смотрит в себе прямо в глаза и думает: «Считаешь, что тебе плохо? Вон у других – ни домов, ни школы. И семьи не полные. У тебя же всё есть. Чего ты хочешь?»

Бабушка не любит, когда Ева выходит на улицу через лестничную площадку. Через так называемый «чёрный ход». Есть удобный и чистый подъезд, в котором даже недавно установили камеру. Правда, Еву это как-то не успокаивало. Если кто-то решится её избить или изнасиловать, то камера поможет, да и то вряд ли, всего лишь установить, кто это был. И всё.

Если пользоваться подъездом при походе в школу, то нужно огибать двор и выходить к дороге, которая ведёт к школе. А выход через лестничную площадку сразу выводит на эту дорогу. Так что невзлюбленная бабушкой грязная и тёмная лестничная клетка позволяет Еве экономить целую минуту. Ну, и своеобразно бунтовать.

***

Дверь выплёвывает Еву на улицу. Майское солнце висит непозволительно высоко и светит непозволительно ярко. Непозволительно для такой паршивой жизни.

- Да что случилось? – снова огрызается на себя Ева, проверяя на мобильнике время. – Чего тебе, блин, нужно?

Уля придёт в течение четверти часа, первый урок начнётся через двадцать три минуты. Можно не торопиться.
 
Ева суёт руки в карманы брюк и идёт по направлению к школьному забору. Вот сейчас… Сейчас закончится грузовик, который перегораживает вид, и девочка сможет увидеть тот самый стык домов. Из-за которого в любой момент может вывернуть он. Ева, не прекращая движения, целых две минуты наблюдает одну точку. Но там никого нет. Он либо уже пришёл в школу, либо пройдёт между этими домами позже. Она не знает его расписания. Она не сталкер и не дура, которая таскаться за ним будет. Но каждый раз, проходя мимо именно этого стыка домов, ждёт, что он вывернет.

- И чего тебе от него надо? – спрашивает Ева тихо, чтобы другие школьники не услышали, и заворачивает за школьный забор. Она старается идти как можно красивее, вдруг он всё-таки прямо сейчас вышел из-за стыка домов и идёт за ней. Прямо за ней…

У дверей школы никто не останавливается. Потоки детей, изредка разбавленные учителями, льются в здание с двух сторон. Ева отходит в сторону и достаёт телефон. Заходит в ВК и пишет Уле: «Ты где?». Это странно, потому что происходит очень редко. Обычно Ева врывается в класс за минуту до звонка, или даже после него. Она не знает, почему так происходит. Она объясняет это хронологическим кретинизмом и ничего не хочет с этим делать. А Уля дофига пунктуальная. Всегда знает, что и когда ей надо делать. Вот это выдержка.

Уля отвечает на сообщение: «Заворачиваю. Буду минуты через две. А ты?» Ева в ответ пишет, что стоит у школы. Ждёт.

Люди идут и идут. Они похожи на пчёл. Тащат неподъёмные рюкзаки и сумки, пихают друг друга около дверей, голоса сливаются в громкий однотонный гул. Еве снова становится тяжело. Она отворачивается от входа и смотрит в сторону, с которой должна подойти Уля. В голову незаметно приходит мысль о том, что ей сейчас очень бы пошла сигарета. Крутая вышла бы картиночка.

«Нафига? – думает она. – Чего им всем нужно? Мне что нужно?»

Ева с небольшим удивлением понимает, что если бы Уля прямо сейчас не появилась бы из-за магазина, то такие мысли привели бы к безнадёжному прогулу. Это не пугает. Так, слегка настораживает.

***

- Привет, - запыхавшаяся Уля осторожно бросается на неё, и всё плохое куда-то отходит. Вероятно, на периферию сознания.

- Привет, - Ева одновременно отвечает на объятия и пытается запомнить момент.
 
Вернее так: впитать его в себя. Звуки, запахи, ощущения…

Уля отстраняется первая.

- Я надеюсь, твой доклад будет длиться весь урок, не хочу её слушать, - сообщает она и направляется к школе, не теряя с Евой зрительного контакта. Уля не любит учительницу по литературе. Однажды она сказала, что у неё не хватило времени сделать какое-то дэзэ из-за пробника ЕГЭ по обществознанию, и литераторша на неё разозлилась за это. Ева этого не видела, и тактично не узнала, в чём именно выражалось это «разозлилась». С тех пор, по заявлению Ули, её оценки по литературе стали снижаться.

- Не. Минут на десять меня хватит. У него интересная, но тяжёлая судьба. Ты читала? – спрашивает Ева.

- Нет, и не собираюсь. Это ты у нас литературу сдаёшь… - отвечает Уля.

Она явно собирается сказать что-то ещё, но они входят в школу и вливаются в жужжащую толпу. Когда доходят до раздевалок, толчея немного рассасывается. Люди расслаиваются на несколько потоков, наполняя школу равномерно, как воздух наполняет раздувающийся резиновый шарик. Девочки приветствуют знакомых и Уля продолжает:

- К тому же назови мне хоть кого-нибудь из писателей или поэтов, у кого судьба не тяжёлая.

Ева задумывается.

- Пожалуй, ты права… Как всегда, - за последнюю фразу, которую Ева особенно выделяет, Уля пихает её локтем.
 
Ева улыбается и спрашивает:

- Ты будешь что-то переодевать?

- Нет, а ты?

- Тоже нет. Тогда нафига мы сюда пришли?

- Ну и пошли тогда, - Уля достаёт телефон, чтобы отправить маме сообщение о том, что она дошла до школы, и они снова продираются сквозь толпу людей на третий этаж.

***

Ева рассказывает доклад про Солженицына. Ей нравится его биография, особенно восхищает превосходная память и ещё кое-что:

- Чтобы его произведения не нашли, он фотографировал листы с текстом на плёнку, и уже эти фотографии легче было спрятать. Так вот придумал… - Ева оглядывает класс и понимает, что особо никому не интересно. Учительница улыбается и кивает, конечно, ей приятно, когда дети читают что-нибудь кроме первой ссылки после запроса в поисковике. За первой партой сидит Паша, положив голову на стойку из рук. Он всегда всех слушает. Уля роется в телефоне, изредка имитируя внимание. Остальные заняты чем-то своим – кто рисует, кто читает краткое содержание, кто другие уроки делает, кто просто скучает. Всего человек десять…

- Так, кто читал «Один день Ивана Денисовича»? – спрашивает учительница.

Странный вопрос. Это же было домашним заданием, должны были прочитать все…

Ева уныло смотрит перед собой, пока Денис пытается вспомнить сюжет. Он перевирает факты, с подсказок других неумело бубнит что-то про немцев, тюрьму, зэков. Как он вообще сегодня до урока дошёл? Обычно в это время спит…

-Жесть, - шепчет она, наклоняясь к Уле.

- Чего?

- Маленькое же. И интересное.

- Не знаю, я не читала.

Уля начинает рисовать в тетради геометрические узоры из замысловатых фигур. Ева наблюдает за её красивыми чёткими движениями.

***

Перед пятым уроком народу становится в разы больше. Пятым элективы, подготовка к ЕГЭ. Половина класса, включающая Улю, – на русский, половина, включающая Еву, – на математику.

Ева рада, что они с Улей из разных половин. Потому что на две части класс делят и на занятия по английскому, и подруга может не видеть ещё одного Евиного позора.

- Хочу домой. И есть, - вслух думает Уля. Она редко заговаривает первой. Она держит рюкзак в руках и прижимается спиной и затылком к стене. Ева стоит рядом, хоть ей и надо в другой кабинет.

- Я тоже, - Ева опять врёт. Она не хочет домой. Она вообще ничего не хочет. Надо прекращать постоянно всем врать, иначе никогда ни с чем не разберётся.
 
Завтра Уля уедет с родителями в Москву на три дня. То есть до конца недели Ева будет одна. Здесь. И везде.

- Ты какая-то грустная сегодня, - замечает Уля.

Они смотрят друг на друга, и Ева первая отводит взгляд.

- Настроение плохое.

- С чего бы?

- Не знаю. Ты уезжаешь, - Ева улыбается, потому что это звучит приторно и даже немного романтично.

Уля картинно закатывает глаза и собирается ещё что-то сказать, но звенит звонок. Подруги обнимаются и расходятся в разные стороны. Ева идёт по коридору и видит Марину Николаевну, учительницу по русскому, которая двигается навстречу девочке, и двигается гораздо быстрее.

- Басова! – не останавливаясь, кричит она, хотя адресат находится метрах в трёх от неё, - Быстро в мой кабинет!

Ева пугается. Она не вздрагивает и не начинает дрожать. Просто внутри становится очень горько, и что-то, что силой держалось в груди, быстро и плавно скатывается вниз. Ева разворачивается и идёт в кабинет, около которого они с Улей только что стояли. Возразить властной учительнице, отправиться на свой урок математики даже в мыслях нет. Почему-то.

Ева заходит и садится рядом с подругой. Та удивляется, но не успевает ничего сказать.

- Иди сюда, - Марина Николаевна больше не кричит, но говорит громко и раздражённо.

Ева встаёт и идёт к учительскому столу. Марина Николаевна садится, вынимает из ящика стопку листков, находит работу Евы. Блиииин…

- Объясни мне, - Марина Николаевна вскидывает голову и начинает ввинчивать взгляд в лицо девочки. У учительницы восхитительные голубые глаза, светлые-светлые, без единой примеси. Ева не смотрит на неё. Она смотрит на двойной листок, который кое-где исписан красной ручкой. Потом и от него отворачивается.
 
- Я тебя вообще не учила? Столько ошибок? О чём ты думаешь? – учительница сыплет громкими риторическими вопросами.

- Вот здесь, например. Сколько раз говорить тебе: выучи ты эти суффиксы глагольные! С седьмого класса повторяем же! – продолжала громыхать Марина Николаевна, тыкая пальцем в места Евиной работы. - А мягкий знак? Ты где была вообще? Ты сочинение своё перечитывала? Ева!

Ева снова смотрит на работу.

- Да, - хрипло говорит она.

- Значит, надо было ещё раз перечитать! Ты понимаешь, что от этого зависит твоё будущее? Ты понимаешь, что ты медалистка! Не может медалистка делать по десять ошибок в сочинении!

Ева закусывает место под нижней губой внутри рта. Главное не заплакать. Интересно, если она всё-таки поступит на учителя, её тоже научат метко бить по самым болезненным точкам учеников? Или это навык, приобретённый в ходе многолетней учительской практики?

А может быть, это случайность? Может, нет ничего плохого, в том, чтобы так говорить? Тогда почему внутри становится ещё горше именно после этой фразы?

- Вот, посмотри, - учительница встряхивает листок, - При стечении союзов, если далее следует «то, так, но» запятая…

- Не ставится, - отвечает Ева. Она не помнит правило, просто видит перечёркнутую запятую. Значит, не ставится.
 
- А вот… отглагольное прилагательное, - Марина Николаевна не сбавляет тона, - Посмотри, какой суффикс?

- «Ова», - говорит Ева после заминки.

- А ты сколько «н» написала? Ну что за невнимательность? Ну не знаешь слово – не пиши! Было же столько времени! Басова! Восемнадцать баллов! Куда это годится?
Кто-то в классе тихо хмыкает. Учительница не слышит. А, между прочим, восемнадцать баллов из двадцати четырёх – мечта многих присутствующих в классе.

«Чего ты хочешь, - думает Ева, - Чего? Чего?»
 
- Ты или готовишься сейчас хорошо, или не наберёшь хорошие баллы, - Марина Николаевна всё-таки переходит на крик. Она уже не смотрит на Еву. Она вперивает взгляд в точку перед собой и продолжает тираду. Девочка не очень её разбирает.

«Чего тебе нужно, что ты хочешь?» - стучит у неё в голове. Взгляд Евы носится по классу и практически ни на чём не останавливается. Главное не заплакать.
Уля сидит с опущенной головой и сложенными под партой руками. Остальные, кажется, также пытаются не выдавать своего присутствия лишним движением или звуком.

- Ну глупые ошибки же! Ты просто очень невнимательна. Что ты будешь делать, скажи мне? Как ты собралась учителем русского языка и литературы быть? – Марина Николаевна, видимо, на этот раз действительно к ней обращается.

Ева пожимает плечами. Ещё удар. Ещё больнее. Теперь в то, что это случайно, совсем не верится. Главное не заплакать. Главное не заплакать.

Интересно, можно ли нечаянно избить человека?

Марина Николаевна ещё что-то кричит. Вроде, ей даже кто-то что-то говорит в ответ. Учительница машет руками, трясёт листком… Через некоторое время сбавляет тон до звучного и осуждающего.

- Я не знаю, что с тобой делать, - говорит она чуть тише и добавляет, - Все нервы мне истрепала, даже голова теперь из-за тебя болит. Всё, иди.

Ева немедленно отходит от стола, забирает рюкзак, и, даже не посмотрев на Улю, вырывается из кабинета.

***

Куда? Куда-нибудь. В прошлый раз плакала в туалете, заперлась в кабинке.
Сворачивает к туалетам. Видно, что закрыты.

Навстречу кто-то идёт. Ева отворачивается и опускает голову.
 
Девочка шагает быстро, обычно она так не ходит. Она стремительно пересекает крыло третьего этажа и останавливается. Куда дальше? Ева вертит головой, пытаясь сообразить. Чёткости изображения нет, всё растекается и предстаёт яркими светлыми пятнами.

Камеры на стенах под потолком… Двери… Два-три человека вдалеке… Кабинеты директора, завуча, секретарей. Нет!

Ева врывается на лестницу и стекает по ступенькам вниз. Ноги начинают подгибаться. Девочка шатается и трясётся. Пролёт – площадка между третьим и вторым этажами, пролёт – второй этаж, пролёт – площадка между вторым и первым… Широкое окно до пояса.

Рюкзак слетает на пол. Влага в глазах накапливается настолько, что уже формируется в две слезы, и они текут по щекам к подбородку. Ева опирается на перила и массирует опущенные веки большим и указательным пальцами. Нижняя часть лица подрагивает, девочка растирает новые слёзы рукой и очень скоро щёки, нос и губы становятся совершенно мокрыми. Дыхание участилось уже давно, но сейчас оно особенно интенсивное и шумное…

Нельзя быть громкой. Идут уроки, и ещё… Его кабинет совсем близко. Прямо рядом с лестницей на первом этаже. Может он вышел куда-то, в учительскую, в столовую, а прямо сейчас возвращается по коридору первого этажа. Вдруг он вообще был у директора или завуча и теперь идёт к себе по той же лестнице. Или в кабинете стало жарко, он открыл дверь и может всё услышать.

Дальше сознание как-то путается.

«И что? – Ева пытается думать. – Что дальше? Чего ты хочешь?» Вопрос встаёт каменной стеной и мысли, которые по своему обыкновенному пути пытаются заползти в голову, разбиваются об эту стену.

Тело сжимается и где-то в районе живота начинает рвано пульсировать. Как ни странно, девочке всё ещё удаётся стоять на ногах. Ева полностью закрывает лицо ладонями, приваливается спиной к перилам. Огромное напряжение сейчас в глазах. Они снова и снова льют на лицо и руки тёплую воду. Девочка сильно нажимает пальцами на веки, словно пытаясь заправить слёзы обратно или хотя бы прекратить их поток.

Тишину разбавляют периодические всхлипы, то тихие, то не очень. И ещё пара странных звуков на выдохе. Хриплых, низких, привычных для такой ситуации. Ева больше не думает о том, чтобы быть тихой. Она не осознаёт, насколько громко плачет. Но отдаёт себе отчёт в том, что сейчас рядом никого нет.
 
***

Постепенно всё это исчезает. Сначала пропадают громкие звуки. Остаётся только небольшое сопение. Дыхание снова становится медленным и спокойным, сбивается лишь ненадолго и на немного, а потом и вовсе выравнивается. Дрожь уходит со всего тела. Её заменяет состояние расслабленности. Это совсем не та беспомощная болезненная невозможность двигаться, а обыденное чувство отсутствия напряжения. Слёзы останавливаются последними. Последняя вода на глазах даже не способна образовать целую каплю, поэтому Еве приходится вытереть этот остаток пальцами. Она снова размазывает влагу по лицу.
 
Потом девочка подходит к окну. Сквозь него видно солнечный школьный двор, ребят, занимающихся физкультурой на стадионе. Высокий бледно-жёлтый забор… Дома вокруг. Ева знает, что за ними нет ничего нового. Дальше рядами стоят ещё одни дома, такие же серые и высокие.

Девочка долго смотрит в окно. Ей не хочется двигаться, ни туда, откуда пришла, ни туда, куда нужно будет идти дальше. Сейчас - хорошо. Она почти упивается состоянием промежуточности между периодами бесконечно быстрого жизненного темпа.
Кто-то спускается на первый этаж. Ева стоит спиной к лестнице, поэтому не видит, кто это. В любом случае, никто её не окликает.

Когда шаги растворяются в тишине коридора, девочка решает подобрать рюкзак и посмотреть, сколько осталось до конца урока. Оказывается, что у неё есть время умыться и дойти до нейтральной территории, чтобы подождать там Улю и поболтать с ней на перемене.

Ева неуклюже и медленно поднимается по лестнице наверх. Нет уж, ни по какому первому этажу она не пойдёт. Вдруг его дверь всё-таки открыта... Но девочка больше не пытает себя. Ей уже давно понятно, что она не знает, чего хочет. 

***
- Привет, - зачем-то говорит Уля уже второй раз за день.


- Привет, - хрипло отвечает Ева, а затем откашливается.
Девочки обнимаются.

- Как прошло? – спрашивает она.

Уля пожимает плечами.

- Нормально, - ответ звучит как-то искусственно безразлично, - варианты порешали, сочинение задала. Всё как обычно.

Интересно, ей правда всё равно?

- Я плакала, - почему-то сообщает Ева после некоторого молчания.

Уля обеспокоено шагает вперёд, сокращая расстояние между собой и подругой. Пытается поймать её взгляд, но Ева смотрит на противоположную стену, и вероятно не собирается поддерживать зрительный контакт.

- Хочешь поговорить? – участливо интересуется Уля.

- Не знаю, - глухо отзывается Ева.

- Может, домой пойдёшь?

- А ты?

- Я нет.

- Тогда и я нет.

Уля ничего не говорит некоторое время, пытаясь понять, что сейчас лучше сказать. В сложившейся ситуации ей почему-то невыносимо молчание. Непривычно и странно видеть Еву такой.

- Не расстраивайся так. Я не думаю, что она хотела тебя обидеть. Просто им всё это нужно, вот они и сосут, пока окончательно не высосут. Мне кажется, это было на эмоциях. Всё-таки она этому всю жизнь посвятила. И к тому же ты скоро от неё навсегда уйдёшь… И ещё ты молодая и красивая, а она… Короче, не стоит это всё того…

Речь течёт медленно и не связно, тщательно подобранные слова словно ломаются друг о друга, неуклюже впечатываясь в неопределённость.

- На Братских могилах не ставят крестов. Но разве от этого легче? – задумчиво отзывается Ева.

Уля вздыхает.

***
Вечером в доме ещё шумнее, чем утром. Дети и подростки неорганизованно пребывают в замкнутом пространстве, пытаясь чем-нибудь себя занять. Младшие носятся по коридорам, игнорируя редкие просьбы мамы вести себя тише. Средние делают уроки, кто лениво и медленно, кто истерично и дёргано.

Ева зажимает кнопку увеличения звука и на телефоне высвечивается уведомление о том, что чересчур высокая громкость при использовании наушников может навредить ушам. Девочка смахивает уведомление, не удовлетворяя желание мобильника сделать музыку более тихой.

«Физика, география, литература… - мысленно перечисляет она, - математика… Математика»

Ева тянет за лямку портфель, доставая не пригодившиеся сегодня тетрадь и учебник. Видит маму. Вероятно, она только что пришла в комнату и сейчас что-то говорит. Ева стаскивает наушники на шею.

-… пожалуйста. А то она уже там плачет, - заканчивает мама и уходит, взяв с одной из полок учебник по химии.

Ева не уверена, относится ли эта фраза к ней, потому что в комнате находятся ещё две сестры. Но они не двигаются и не меняются в лице. Девочка встаёт, снимает наушники, выключает музыку и бредёт в гостиную. Там за фортепиано сидит всхлипывающая Вера, а две младшие развалились перед телевизором и смотрят что-то громкое, яркое, писклявое и нелогичное.

Ева берёт со стола пульт и выключает телевизор.

- Эй! - капризно вскрикивает Люба.

Ева поднимает свой телефон, картинно распароливает его и протягивает ей.

- Идите отсюда, - мягко говорит она и закрывает дверь за сёстрами, которые утаскивают её телефон в глубь квартиры, как муравьи песчинку сахара. Ева подставляет к фортепиано второй стул и спрашивает у Веры, что случилось. Та всхлипывает, а потом начинает быстро лепетать плаксивым севшим голосом:

- Да у меня ничего не получается! Глупое задание. Зачем детям задавать такое сложное, если они сами не могут его сделать, вот зачем? – Вера всхлипывает на середине фраз и снова намеревается заплакать.

- Успокойся, - монотонно перебивает Ева, - что именно?

Сделать с первоклассницей задание по сольфеджио, когда у самой одиннадцать лет музыкальной школы за плечами – не подвиг. Подвиг – заставить ребёнка поверить в то, что ему действительно это нужно. Ещё надо убедить сестру, что это не она тупая, а ситуация так сложилась, а в следующий раз всё получится. Видимо, Вера ей не верит. Потому что такие беседы за фортепиано уже стали своеобразной пугающей традицией…

Они справляются довольно быстро, и сестра идёт спать, продолжая тихонько ворчать. Ева разыскивает младших в одной из комнат. Они лежат на полу и что-то воркуют, водя пальцами по экрану.

- Давайте, - девочка требовательно тянет руку и забирает телефон. Сёстры особо не сопротивляются и уносятся куда-то за новыми впечатлениями. Ева садится на диван и удаляет множество вкладок с играми. Замечает, что ей кто-то написал в ВК. Какая-то Марина.

Ева не любит раздражающую красную цифру, которая маячит перед глазами, пока не прочтёшь пришедшее сообщение. И хотя она не ожидает увидеть ничего полезного или содержательного, она открывает сообщение.

«Ева, это Марина Николаевна. Я сегодня была резка в разговоре с тобой. Прошу за это прощения. Ну и ты должна меня понять. Задачу поставили - её надо выполнять. А ты мне в этом плохо помогаешь. Я имею в виду позорные ошибки. Как с этим быть? Подумай и скажи мне, чем тебе помочь? Что повторить? В понедельник предлагаю это обсудить. Ещё раз извини за резкость тона. Я из-за этого плохо себя чувствую»

Ева закрывает социальную сеть и откладывает телефон быстро, но не отбрасывая, а потом отодвигается от него. Пока она читала, какие-то плавные и неприятные волны несколько раз прокатились по телу сверху вниз, и теперь внутри нарастает чувство чего-то… Непонятно, чего. Но оно нарастает.

Буря эмоций и трясущиеся руки требуют срочно что-то сделать.

- Нет, - Ева встаёт и начинает ходить по комнате из стороны в сторону, - Так просто не бывает. Нигде не бывает. Что я должна?

По счастливой или нелепой случайности она остаётся в комнате одна. Ева обхватывает себя руками и садится. На некоторое время прикрывает глаза.

«Она же не хотела меня обидеть. Она просто мне помогает…»

Мысль рвётся. Глаза распахиваются. Девочка снова встаёт и начинает ходить быстрее.

- Нет! Ну нет же! – тихо говорит она.

Ева хочет понять, очень хочет. Более того, частичка разума, которую – девочка уверена – воспитала в ней мама, отчаянно ищет оправдание. Даже несколько оправданий.

Но внятное обоснование ситуации всё не находится. Хлипкие аргументы маминой частички разума меркнут перед хлёсткими обвинениями эмоций. Зачем она это делает? Зачем они все это делают? Почему её никто не может защитить? Ведь они не говорили, что будет так… Каждый день, целый год, и ещё только весна…

В комнату со смехом и криками врываются младшие. Ева берёт телефон, идёт в ванную, закрывается. А там опять это зеркало…

Девочка внимательно изучает свои глаза. Один мальчик сказал ей, что они очень глубокие.

- Что? – спрашивает она у отражения.

Оно безмолвно повторяет движение губ и бровей.

- Ты думаешь, я не понимаю? – Ева повышает голос и медленно и чётко продолжает. – Она такая же, как я. Ей просто поставили задачу и она переживает.

Что-то в голове пульсирует, отчаянно требует признать, что это неправда, и… Ева не пускает эти мысли дальше.

Как же, всё-таки, сложно жить. Как же трудно понять, что хорошо, что плохо. Кто хороший, кто плохой. Что нормально и обычно, а что страшно и аморально. Тяжело, потому что когда на горизонте замаячит призрачная надежда определённости, она тут же рвётся сильными лапами жизни. Жизни, в которой всё постоянно меняется, так как она не желает стоять на месте и движется с огромной скоростью, толкая Еву в спину и заставляя её бежать, бежать, бежать… И бесчеловечно и бескомпромиссно не разрешает разобраться ни в чём. Просто ставит перед фактом и опять толкает.

Ева, словно вколачивая, декламирует вслух нужные для принятия верного решения тезисы:

- Это только один рабочий момент. Надо понять ошибки и двигаться дальше. Нельзя зацикливаться на такой мелочи и придавать большое значение тому, что, возможно, только кажется. Всё же хорошо. Никто не умер и не собирается. Возьми себя в руки, успокойся!

Уговоры, вероятно, действуют. Обиду и злость почти получается запихать куда-то вглубь. Ева многому не верит, многого не понимает, многого боится, но сейчас предпочитает не разглядывать каждое своё чувство под микроскопом.

Девочка умывается тёплой водой и включает телефон. Руки немного слабеют, когда она видит сообщение от Марины Николаевны, но решимость никуда не исчезает. Ева уже собирается писать ответ, но вместо этого копирует сообщение и пересылает его Уле. Затем отдельно отправляет знак вопроса.

Подруга в сети, поэтому она почти сразу же прочитывает и печатает ответ:

«Фиговая ситуация. Я так до сих пор и не поняла, насколько это тебя задело, правда. Видимо, надо что-то ей написать в ответ?»

«Что? Я не знаю и, если честно, не очень хочу»

В ванную кто-то рвётся. Ева крутит замок и одна из средних сестёр резко и широко распахивает дверь.

Девочка выходит в коридор и прислоняется спиной к стене, одновременно дочитывая последнее Улино сообщение.

«Тогда как в английском письме. Просто ответь на поставленные вопросы. А то вдруг ей реально плохо»

Ева так не думает. Она уже не может заставить себя так думать.

Из кухни слабо доносится громкий мамин голос:

- Ева, уложи их, пожалуйста!

Девочка отвечает Марине Николаевне:

«Добрый вечер, Марина Николаевна. Не переживайте по поводу сегодняшнего, мне не за что на Вас обижаться. Я всё понимаю. Хорошо, давайте в понедельник обсудим»

- Понедельник, - бормочет Ева, - понедельник… В понедельник Уля уже приедет…

Она проверяет текст на наличие орфографических и пунктуационных ошибок, слышит, как мама повторяет просьбу, и, не заканчивая проверку, мысленно плюёт на это. Отправляет сообщение.

Ева отлипает от стены, разворачивается и шагает вперёд, выключая телефон. И сейчас просто идёт дальше, а разберётся со всем потом.