Вишни. Роман. Ч. 1. Примиусье. Глава 11

XI
Пётр Леонтьевич, призванный на фронт в начале июля, волей судьбы и на основе приказов военных начальников, начал свой боевой путь в составе 153 стрелкового полка, 80-й стрелковой дивизии, 37-го стрелкового корпуса, 6-й армии, который, оказав достойный отпор германским войскам, рвущимся на Киев 18 июля и занял оборону в районе населённых пунктов Журбинцев и Прушинки в составе Юго-Западного Фронта.
При построении по ранжиру взвода, с присоединенным штыком, его макушка была на пядь ниже от конца четырёхгранного игольчатого штыка «трёхлинейки» и при движении колонной, замыкал её с совсем молодым солдатом, Степаном, рыжим, с совсем не сошедшими с лица веснушками, что придавало ему вид 15-летнего пацана.
Петр поневоле вспомнил о сыне Васе, который сейчас был вершка на полтора ниже от безусого сослуживца. По всей видимости, Стёпа и здоровьем богатырских не отличался, ему в самый раз форму подбирать в детском отделе универмага. И, как специалист, Пётр обратил внимание на его обувь, а это были ботинки из «яловой» юфты с задниками из грубой кожи и небрежно намотанные обмотки.
– Стёпа, ты, видимо онучи никогда не носил, в городе жил? В городе жил, да ещё поди в семье интеллигентов? Так или как? – усмехнувшись, спросил сослуживец юного бойца, сам которому в отцы годился.
– Так, откуда Вы это…, что мои документы видели? – покраснев ещё более своей обычной красноты, из-за рыжих волос и веснушек, Стёпа, – да, я из Таганрога, мама у меня учительница, а отец инженер на заводе № 31. Никогда раньше не носил эти, как их… онучи?!
– Можешь обмотками называть, так привычней, ими же обматывают голени ног.
– Отец хотел, чтобы я, как и он был инженером, самолеты строил. Сейчас бы, как специалистам и рабочим завода «броня» была. А я не послушал и поступил в педагогический, физику люблю, хочу учителем стать…, ну, когда доучусь. Война же скоро закончится?!
– Закончится, когда-нибудь точно закончится. Всё имеет своё начало и конец. Ты куришь? Нет! Вот и хорошо. Вот, как будет перекур, я тебя научу эти самые онучи, обмотки на ноги мотать. А у тебя, что 43 размер ноги? – присмотревшись к обуви и прикинув её с ростов, спросил Пётр Леонтьевич парня.
– А, Вас, как по отчеству?
– Да можешь по-братски Петром звать, а отчество моё Леотьевич.
– Леотьевич, так лучше, я привык так обращаться. У меня 41-й размер ноги, но такие достались.
– Ладно, подумаем, как быть. Уверен, кому-то, наоборот, жмут ботинки, меньшие по размеру. Эх, жаль, что время не то сейчас. Вот, как разобьём фрицев, приезжай ко мне в Матвеев Курган, слышал такой? Я тебя свадебные сапоги сошью, принцы завидовать будут.
– А Вы, Леонтьевич, сапожник?
– Сейчас мы все бойцы Красной армии, в гражданской жизни – да, я сапожник. Рассупонивайся!
– Чего, Леонтьевич? Я не понял.
– Разувайся, говорю, будем тренировки устраивать. Никогда не видел, как гипс на конечности накладывают или раны, Господи, прости, бинтами перевязывают? Лучше не видеть, но процесс схож. Ты вот намотал, как попало, они и висят, как на паршивой овце шерсть. Сначала нужно аккуратно свернуть в рулончики обмотки. Да не так, завязками внутрь. Дай сюда, покажу! – опытный солдат быстро и проворно свернул и завязал «на бантик» завязки, – вторую сам.
– Приготовится к построению! – прозвучала команда.
– Ты, правша?! Значит, по часовой стрелки укладывай витки. Вот, так! Уже лучше. Вечером будем решать вопрос с ботинками. В такой обувке, ты – не боец.
Новобранцев обучали по ускоренной программе. Многие даже винтовку до этого в руках не держали, особенно те, кто призывался из глухой глубинки, где с трудом проводилась сдача нормативов ГТО, не говоря о получении почётного звания «Юный ворошиловский стрелок» в возрасте до 15 лет и «Ворошиловский стрелок» служащими Красной армии. Но стрелять из винтовки – это даже не полдела, нужно было многое узнать то, что для многих, таких, как Стёпа, было чем-то заоблачно далёким, но это могло в нужный момент спасти жизнь.
Даже ползанье по-пластунски, оказывается, не такое простое дело. Фронт совсем рядом и не сегодня-завтра эти «желторотики» будут брошены в окопы, которые будут обстреливать и бомбить, будут «утюжить» танками и тогда того, чему их обучали будет очень мало. «Обстрелянными» бойцами станут не все, даже немногие, меньшая часть из тех, кто сегодня познаёт азы военного дела.
Пётр Леонтьевич прибыл в расположение 80-й стрелковой дивизии, вместе с такими же мобилизованными, ещё не обстрелянными новобранцами,д в качестве пополнения 23 июля 1941 года. К этому моменту в дивизии насчитывалось всего около 4 тысяч человек. Здесь на оборонительных рубежах столицы городов русских ему предстояло получить боевое крещение.

***
События на фронтах южных районов Украины складывались так, что немцы захватили Ковель, Ровно, Дубно, Львов, затем Бердичев и Житомир. И с 11 июля германская армия, выйдя на рубеж реки Ирпень, уже реально угрожала Киеву.
На киевском направлении Красной Армии противостояли 14 немецких дивизий группировки «Юг», под командованием генерал-фельдмаршала фон Г. Рундштедта на линиях Киевского укрепительного рубежа. Этот оборонительный рубеж, сооружённые ещё в 30-е годы, имел три полосы укреплений, протяженностью около 100 км.
К концу июля положение на Юго-Западном и Южном фронтах сложилось так, что наступательные действия немецких войск прорвали в южном левом фланге Юго-Западного фронта линию обороны, форсировав Днестр на участке Могилев-Подольский, Ямполь, глубоко вклинился на стыке 18-й и 9-й армий.  И в тоже время силами 1-й танковой группы немцы вышли уже в тыл 6-й и 12-й армий Юго-Западного фронта, возникла реальная опасность удара во фланг и тыл войск Южного фронта.
25 июля 1941 года по решению Ставки Верховного Командования остатки войск этих армий, отрезанных от основных сил Юго-Западного фронта, были переподчинены Южному фронту. Это должно было упростить управление этими соединениями со Штабом Южного фронта, а вместо этого вызвало ряд дополнительных трудностей.
В результате чего, вместо исправления ситуации войска Красной Армии стали попадать в окружения, в так называемые «котлы». Сначала в районе Умани оказались окруженными 6-я и 12-я армии и частично 8-я армия – всего около 20 дивизий.

Время в окружении и постоянных попытках выйти на стратегический простор, чтобы оторваться хоть на несколько километров от преследования и постоянного обстрела потрепанных подразделений, порою под сводным руководством, под названием «группа прорыва» или «сводный отряд» под командованием такого-то, тянулось изнурительно долго, редкие привалы, которые лучше «перекурами» назвать, не давали изнеможённым бойцам восстановления сил. Но это война, а не прогулка по грибы и ягоды.
Порою не было слаженности действий с соседними по флангам воинским подразделениям, тем более что связь порой отсутствовала не только в течение 5-6 часов, но иногда дня-двух, а за это время существенно изменялось не только тактическое, но и стратегическое положение дел на фронте, а в данном случае, в окружении, в «котле». В этом случае бойцы могли только уповать на уже имеющийся боевой опыт командиров, полученный не только за месяц боевых действий и ведения боёв в частичном или полном окружении, но и тот, что они получили во время военных действий на Дальнем Востоке, время Освободительного похода 1939 года на запад Украины и Бессарабию или во время, не давшей офицерам победного духа и полной уверенности в непобедимости Красной Армии, во время Финской войны, но даже опыт бездарных операций – это опыт и он многому учил. Сражение с регулярными, хорошо вооружёнными и обученными войсками вермахта, стали лучшими «учебниками» молодым офицерам, командирам подразделений, сменность состава в которых также была показателем подготовленности и опытности военного руководства.
Каждый день нахождения войск 6-й и 12-й армий в окружении нельзя представить, как ожидание своей участи «приговорённых», сложив оружие и подняв перед противником руки вверх. Это были, зачастую безуспешные, но попытки прорыва, с желанием закрепиться на новых позициях, окопаться, «вгрызся» в землю, чтобы остановить напор немцев, дать отпор и, возможно, с помощью подкрепления, посланного командованием Фронта или, что более реально, а ещё месяц назад было противоестественно атеистическому сознанию и воспитанию бойцов – с молитвой и Божьей помощью на просьбы вчерашних атеистов. И всё чаще, если прислушаться к шепоту, доносящемуся из угла окопа или другого временного укрытия во время бомбёжки и обстрела позиции подразделения, можно было услышать наравне с проклятиями фашистам, неумелые молитвы и обращения к Всевышнему с просьбой: «Боже праведный, спаси и сохрани!».
То, что в другое время воспринималось, как что-то непривычное, неизвестное даже преподавателям военных академий и военной науке вообще, свершалось на глазах, не командармов, а бойцов пехоты, танкистов и летчиков, на глазах мирных граждан, ставших случайными свидетелями героизма, прославивших из свершивших в веках или на долгие года и десятилетия остающимися неизвестными. Героизм может быть совершён единолично, как пример всплеска духовной силы человека в сплетении с физическим стремлением к цели, сознательно и бесповоротно поставленной холодным расчётливым разумом или под коллективным порывом, хоть и от «искры» приказа или призыва командира, замполита или боевого товарища: «За Родину!», «За Сталина!», а чаще и в разы с нечеловеческим выражением лица, диким криком и словами, которые повторять никак нельзя, но вот они как раз и могли вызвать страх и смятение в рядах врага.
Что происходило совсем рядом с расположением боевых порядков 80-й стрелковой дивизии Петра Домашенко в эти дни, о чём тогда ни он, никто другой из его товарищей знать не мог? Происходило много чего и происходило по плану командования или вне его, закономерно или случайно, но время стоять на месте не может, а потому одновременно везде что-то происходит. С рождения мы не знаем о главном предназначении человека, а тем более живой твари, а у Господа всё живое – это Твари Господние. И здесь, Тварь – это творение Божье, создание, т.е., что-то полезное, созданное для выполнения своего предназначения.
Кто-то проживает всю жизнь и тихонько умирает, о нем мало кто и вспоминает, хоть он прожил долгую жизнь. Другой, не жил, а горел и сгорел быстро и ярко. Свет, конечно, погас, но оставил в душах и мыслях тех, кто видел, сильное впечатление и добрую память.
Ещё до начала войны западную государственную границу Ивано-Франковской области охраняли бойцы отдельной Коломыйской пограничной комендатуры НКВД. Комендатура насчитывала около сотни сотрудников и к тому же была усилена школой служебного собаководства в составе 25 кинологов и 150 служебных собак, которые принадлежали пограничному отряду Коломыйской комендатуры.
Под натиском германских войск, пограничники отступали совместно с другими воинскими соединениями. Этот сводный немногочисленный отряд был определён под командование 8-го стрелкового корпуса 12-й армии. Командовал отрядом пограничников майор Филиппов. И так, волей стечения обстоятельств, они оказались в конце июля в Уманском котле в районе Зелёной Брамы.
В селе Легезино находился штаб 8-го стрелкового корпуса. 30 июля немцы, поставив целью взятие в окружение и пленение штаба корпуса, начали массированную атаку двумя стрелковыми батальонами дивизии СС «Адольф Гитлер» и тридцатью танками.
Единственно, кто оказался на пути их стремительной атаки были бойцы Коломыйской комендатуры с кинологами и их четвероногими воспитанниками.
Видимо, это судьба, чтобы в течение месяца пройти, отступая и с боями более трети территории Украины с запада на восток, чтобы на подступах к с. Легедзино дать самый главный бой в своей жизни. И этот бой был главный в жизни не только для бойцов комендатуры и пограничников-кинологов, этот бой стал главным в жизни 150 собак, преданных своим проводникам, как воинскому долгу и воинской Присяге.
Пока ещё были силы, оружие и боеприпасы, советским бойцам удалось остановить более половины танков на поле боя, подбив их и выведя из строя. Но силы были неравны и нужно было принимать решение и… оно было принято.
Преданным собакам был дан приказ и они, без заминки, серой живой лавиной бросились на врагов, вгрызаясь им в горло и нанося страшные рванные раны на теле. Кто-то падал насмерть загрызенный собаками на давно ожидавшие уборки стебли и колосья пшеничного поля, кто-то продолжал рукопашную схватку, кто-то дрогнул и побежал, преследуемый быстроногими четвероногими бойцами.
Немцы открыли миномётный огонь по, уже не обороняющимся, а наступающим советским пограничникам и их героическим подопечным. Итог боя был страшным. Большей частью сгоревшее пшеничное поле, сгоревшие танки, погибшие и смертельно раненные враги, бойцы-пограничники и те, чьим оружием в этой смертельной схватке против мин и снарядов, пуль и штыков были только острые клыки и когти.
И, даже, когда их проводники падали, сражённые в бою градом пуль и осколков мин, они садились рядом и не подпускали врагов к их обездвиженным телам.

– Леонтьевич, волк! – взвизгнул, идущий рядом с Петром, Алексей Свинарёв, земляк из Ростова, рослый и ладный телосложением парень, 20-ти лет от роду, успевший поработать слесарем-сборщиком на Комбайновом заводе.
Пятясь назад, с вытянутой в сторону замеченного им зверя рукой, он чуть не сбил, подпирающего от любопытства сзади, Колю Евдокимова, среднего роста парня, который был года на три старше Лёши, до войны работающем в Нижневолжском речном пароходстве, из Сталинграда, весной успевший жениться.
– Гляди, куда прёшь! – рявкнул на Алексея Коля, – будет тебя волк – вот тут в кустах поджидать!? Во, чудило!
Сквозь слабую предрассветную видимость объектов, перед бойцами, осуществляющими по приказу командования переход на новые позиции, среди кустарников подлеска зияли огоньками два немигающих глаза. Когда Пётр начал осторожно подходить, перед этим отдав винтовку Николаю, послышалось слабое скуление.
– Ну, я же говорил, собака! А, ты, волк-волк! – продолжал стыдить Алексея, всё повышая голос, Николай.
– Тише вы, бойцы! – цыкнул Пётр Леонтьевич, уже подойдя вплотную к зверю и нагнувшись к нему так, что остальным не стало видно блеска горевших глаз и, видимо от этого, все замолчали, кроме подошедшего позже Ивана Балакая.
– А, шо там? Шо там? – защебетал боец отделения Поликарпова, мужчина лет сорока, из Херсонской области, даже солдатская форма не могла скрыть его крестьянское происхождения.
– Зверюга нас на тропе поджидает. Если Леонтьевич его не угомонит, то нам тут всем крышка, – толи шутя, толи серьёзно прошипел шёпотом Алёша.
– Да, не бздите! Собака это, овчарка, в колючку запуталась, бедная, – проговорил Пётр и потом добавил, – да не хозяйская это собака, а служебная, у неё «отметка» есть. Ну, потерпи! Сейчас распутаю твою удавку, потерпи!
Когда овчарка была освобождена, Пётр заботливо и от души, как своего дворового пса погладил по голове и шёрстке спины и тут-же отдёрнул руку, поднеся ближе к глазам, произнёс:
– Раненный пёс! Перевязать нужно.
– Шо ти несеш, Петро? – возмутился Иван, – нам шас токо про це думати…  німець вот-вот…
Петр только повернулся и теперь все увидели блеск не собачьих, а его глаз, по выражению которых всем сразу стало всё понятно – молчим!
– По всему же видать, что это не цеповой охранник кулацкого двора, а служебный, обученный пёс. И раны получил не от злого хозяина. Братцы, да это же… Кто-то слышал днём на правом фланге бой проходил? По звукам, километрах в 7-10 отсюда. И среди «музыки» разрывов мин и снарядов прибивался истошный, надрывный собачий лай, не слышали? Лай перемешивался со звериным рыком… Этот пёс воевал, братцы, не иначе!
Освобождённая от спутавшей израненное тело колючей проволокой, собака, опустила голову на траву и тяжело дышала, высунув язык, с которого сбегала слюна вперемешку с кровью. Чья это была кровь, её от ранений скруток проволоки или смываемая слюной с окровавленных клыков, вражья, разве тут поймёшь-разберёшь.
Пётр достал из вещмешка свёрнутую обмотку и начал умело и плотно, быстро уматывать кровоточащую рану сразу за правой лопаткой, используя правую лапу для фиксации «бинта» от сползания. Одной обмотки оказалось мало и пришлось использовать вторую, соединив одну с другой тем же приёмом, как соединяют сапожники сыромятные кожаные ремешки и ремни. Конечно, никто не понял, как это у него ловко и быстро получилось, без привычного и громоздкого узла.
Отвернув крышку флажки, Пётр, подставив ладонь под жаром дышащую мордочку пса и стал медленно лить на неё воду. Пёс быстро, жадно, но осторожно стал, слизывая, пить.
– Пока, достаточно! Ну, бывай, Мухтар! Нет? Акбар?! Добрая ты, славная псина, я бы тебя взял с собой, но… сам понимаешь. Отлежись, как делают израненные твои собратья, волки, глядишь и фронт отойдёт, только вот в какую сторону? Видимо, судьба в сторону дома идти с грустной вестью, а хотелось бы с радостной, победной…
Пётр, погладил пса, поднялся с корточек. Пёс жалобно и, как показалось, благодарно, заскулил тихи и протяжно.
Бойцы двинулись дальше в темноту, после непродолжительного и вынужденного привала. Конечно же никто и подумать не мог, что Леонтьевич был прав, когда, обследовал собаку и натыкался на раны, которые могли оставить клинки и пули из фашистских шмайсеров.

***

Ночь была звёздная, бойцы уходили на юго-восток в неизвестность, по проложенному на оперативной карте маршруту, исходя из скромных оперативных данных и сведений полковой разведки, более чем суточной давности. И сами бойцы сейчас были похожи на волчью стаю, ступая один за другим след в след, безмолвно и прислушиваясь к шорохам, порой гулу и даже рёву моторов, периодическим выстрелам стрелкового оружия с короткими пулемётными очередями для острастки, и из-за сильной отдачи в плечо стрелка, с зависающими то там, то там осветительными ракетами.
Бойцы шли чуть ускоренным шагом, чтобы нагнать то время, которое было потрачено на вынужденный привал и для того, чтобы в назначенное время в отмеченном квадрате вновь соединиться с группами, шедшими в качестве меньшей приметности по северному затяжному склону хребта, для принятия нового плана дальнейших действий, в зависимости от сложившейся обстановки и новых данных разведки.
2 августа 80 стрелковая дивизия, как наиболее боеспособное соединение армии перебрасывают в направлении Покотилово в попытке прорыва из «Уманского котла». 3 августа она из района Копенковатое пыталась пробиться к переправам через Ятрань у Покотилова и Лебединки. Упорное сопротивление объединённых войск 6-й и 12-й армий генерала П. Г. Понеделина в районе Умани задержало дивизии Клейста почти на восемь суток, но вырваться из окружения дивизии так и не удалось.
Лесной массив Зелёная Брама, который мог стать спасительным для попавших в окружение воинских соединений Красной армии, но оказывались местом гибели и пленения генералов и старших офицеров. Одним из первых погиб комбриг 37 стрелковой дивизии Зыбин С.П. при артиллерийском обстреле. Что говорить о потерях рядового, старшинского и младшего офицерского состава – потери были огромными.

Предыдущая глава – http://proza.ru/2023/01/05/1213