ЦАРИ И СУЛТАНЫ В XVII ВЕКЕ
ОГЛАВЛЕНИЕ
Упадок Османской державы после Сулеймана Великолепного
Окончание Смуты на Руси
Дела церковные
Польско-турецкая война при султане Османе
Проблемы Михаила Романова
Мурад IV
Продолжение московской модернизации
Войны 1632-1634 годов
Казаки
Ибрагим Безумный
Алексей Михайлович меж двух времён
Новая армия и служилые иноземцы
На высоком берегу Амура
Споры московских праведников
Восстание Хмельницкого
Мехмед Кёпрюлю
Московский бунт 1662 года
Ссылка Никона и архангельские дела Марселиса
Ордин-Нащокин
Украинский узел
Модернизация Алексея Михайловича
Окончание царствования Алексея Михайловича
Царствование Фёдора Алексеевича и Бахчисарайский договор
Начало правления Софьи Алексеевны
Атака османов на Австрию
Детство Петра Великого
Нерчинский договор
Священная лига и свержение султана Мехмеда IV
Свержение правительницы Софьи
УПАДОК ОСМАНСКОЙ ДЕРЖАВЫ ПОСЛЕ СУЛЕЙМАНА ВЕЛИКОЛЕПНОГО
В 1571 году, спустя пять лет после смерти Сулеймана Великолепного, турки потерпели поражение в морской битве с испано-венецианским флотом при Лепанто в Патрасском заливе Ионического моря. Эта неудача не имела катастрофических последствий, но, как писал участник битвы Мигель Сервантес, автор «Дон Кихота», в тот день «разрушено было ложное убеждение всего мира и всех народов в непобедимости турок на море».
Османская империя всё более погружалась в пучину коррупции и анархии.
Мехмед III, сын Мурада III и его наложницы Сафие-султан, заняв трон в 1595 году в возрасте 27 лет, по совету матери сразу убил девятнадцать своих братьев, включая младенцев, а семерых беременных наложниц своего отца велел завязать в мешки и утопить в Мраморном море. Говорили, что Мехмед III вырвал бороду от горя, когда какой-то младший брат просил его о пощаде, однако «не ответил ему ни слова», и мальчик был казнен вместе с восемнадцатью другими братьями. «После похорон принцев, – пишет Х. Г. Роуздейл (Honyel Gough Rosedale), – толпы народа собрались возле дворца смотреть, как матери умерщвленных принцев и жены старого султана покидают насиженные места. Для их вывоза были использованы все экипажи, кареты, лошади и мулы, какие только имелись во дворце. Кроме жен старого султана под охраной евнухов в Старый дворец были отправлены двадцать семь его дочерей и более двухсот одалисок… Там они могли сколько угодно оплакивать своих убиенных сынов».
Опасаясь заговора со стороны собственных сыновей, Мехмед III ввёл в обычай не отправлять принцев-шехзаде в санджаки (провинциальные районы), где они обучались искусству управления, а заточать каждого из них в отдельном помещении Кафеса – «Клетки» на территории султанского дворца Топкапы. Каждая резиденция в Клетке состояла из двух-трех комнат. Принцам запрещалось выходить из них, у каждого были отдельные слуги. Они были фактически отрезаны от внешнего мира. Вся жизнь принцев проходила вне какой-либо связи с другими людьми, кроме нескольких наложниц, у которых были удалены яичники или матка. Если по чьему-либо недогляду какая-то женщина беременела от заключенного принца, ее немедленно топили в море. Принцев охраняли стражники, у которых барабанные перепонки были проколоты, а языки надрезаны. Эта глухонемая охрана могла при необходимости выполнить функции убийц заключенных принцев. Несчастные, заточённые в Клетке, ничего не знали о том, что происходит за её стенами; в любой момент султан или дворцовые заговорщики могли их убить.
Ахмед I в 13 лет сменил на троне своего отца Мехмеда III, умершего 22 декабря 1603 года. По настоянию матери он взял в свой гарем отцовскую наложницу Махфируз Хадидже-султан. Но в середине 1610-х годов под влиянием любимой наложницы Кёсем-султан он выслал Махфируз в Старый дворец, где она провела остаток жизни. Также, вероятно, под влиянием Кёсем, Ахмед сохранил жизнь слабоумному брату Мустафе: Кёсем не желала после смерти султана видеть на троне шехзаде Османа, сына Ахмеда I и Махфируз, поскольку считала, что когда Осман взойдёт на трон, он, скорее всего, казнит своих единокровных братьев – сыновей Ахмеда и Кёсем. Несмотря на это, Ахмед с самого начала своего правления опасался заточённого в Клетке Мустафы. Как писал дипломат Контарини в 1612 году, султан дважды отдавал приказ удушить брата, однако в обоих случаях менял свое решение из-за плохих примет: в первый раз это произошло из-за сильных резей в желудке султана, а во второй раз его сильно напугала гроза, в эпицентре которой оказался дворец Топкапы.
Многие узники Клетки, которых смерть могла настигнуть в любой момент, сходили с ума, кончали с собой либо погрязали в разврате и пьянстве. Но после смерти очередного султана кто-то из них внезапно становился властелином огромной империи. Понятно, какова была степень их готовности к управлению страной.
ОКОНЧАНИЕ СМУТЫ НА РУСИ
Лжедмитрию (I и II) помогали отдельные польские магнаты. Официально Речь Посполитая в лице короля Сигизмунда III вступила в войну с Русским царством после заключения царём Василием Шуйским союза со Шведским королевством, находящемся в состоянии войны с Речью Посполитой. Союзное русско-шведское войско было разгромлено польскими войсками в битве при Клушино 24 июня (4 июля н. ст.) 1610 года. Результатом этого поражения стало свержение боярами Василия Шуйского. Боярская дума избрала царём польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III, но он не принял православие (что было непременным условием избрания на царство) и не прибыл в Москву венчаться на царство. Вместо этого Сигизмунд предложил себя в качестве регента-правителя России. Но в 1612 году Второе народное ополчение освободило Москву от приверженцев Лжедмитрия, а в 1613 году Земский собор избрал царём шестнадцатилетнего Михаила Романова. Марину Мнишек уморили в тюрьме, её трёхлетнего сына Ивана повесили у Серпуховских ворот. Говорили, что петля не затянулась на шее ребёнка, и он погиб лишь несколько часов спустя – от холода.
Смута постепенно затихала, хотя до 1618 года польские и казацкие формирования разорили южные области Русского государства и безуспешно осаждали Москву. Поляки не признавали прав Михаила на русский трон, поскольку продолжали считать законным избрание Думой Владислава, Поэтому зимой 1617/1618 года с Варшавой подписали не мир, а перемирие в Деулине сроком на четырнадцать с половиной лет. По Деулинскому перемирию за Речью Посполитой остались Смоленская, Стародубская и Черниговская земли.
Шведы по Столбовскому миру (1617 г.) вернули России Новгород, но удержали другие исконно русские города, отгородив Московию от Балтийского моря.
Новое московское правительство пыталось умерить произвол «сильных людей», в том числе собственных назначенцев. В царской грамоте констатировалось, что «в городах воеводы и приказные люди всякие дела делают не по нашему указу, монастырям, служилым, посадским, уездным, проезжим всяким людям чинят насильства, убытки всякие, посулы, поминки и кормы (взятки и поборы) берут многие». В 1619 году создан был Сыскной приказ, чтобы «на сильных людей во всяких обидах сыскивать». В 1627 году для борьбы с насилиями на местах приказано было выбирать губных старост из «лучших» (зажиточных) дворян. Но найти столько праведников оказалось непросто. Русские люди крайне редко способны к совместным действиям, поэтому контролировать тех, кого сами выбрали, они никогда не умели – ни тогда, ни сейчас. Часто города сами просили вместо выборного старосты прислать воеводу. Так, город Кашин в 1644 году жаловался, что губной староста «срамен и увечен», и при воеводах «такого воровства не было».
ДЕЛА ЦЕРКОВНЫЕ
При первых Романовых государственная власть и православная церковь были фактически нераздельны. Такому положению способствовал тот факт, что отец царя Михаила Фёдоровича, Фёдор Никитич Романов (Филарет), вернувшись в 1619 году из польского плена, занял пост патриарха, именовался, как и его сын, «великим государем», и по существу управлял государством до своей смерти в 1633 году. Отступления от православной веры рассматривались как тягчайшее преступление. В принятом в 1649 году Соборном уложении (своде законов) сначала шла глава «О богохульниках и церковных мятежниках», и только затем «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать». Эта атмосфера отразилась в судьбе окольничего князя Ивана Андреевича Хворостинина, который ещё при Василии Шуйском был сослан в Иосифов монастырь за то, что «православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил». Выйдя из монастыря, Хворостинин снова начал, по словам обвинительного акта, «приставать к польским и литовским попам и полякам, и в вере с ними соединился». При обыске него нашли католические книги и иконы, он признался, что почитал их наравне с образами греческого письма. Князя строго предупредили, но он всё не исправлялся: говорил, что воскресения мёртвых не будет и молиться незачем, ругал святых угодников, писал в письмах «многие о православной вере и о людях Московского государства непригожие и хульные слова». В 1622 году непутёвый вельможа всю Страстную неделю пил без просыпу, «накануне Светлого воскресенья был пьян и до света за два часа ел мясное кушанье и пил вино прежде Пасхи, к государю на праздник Светлого воскресенья не поехал, к заутрене и к обедне не пошёл». Терминов «заведомо ложные измышления» и «фейк ньюс» ещё не изобрели, но Хворостинину среди прочего вменяли в вину именно их: «Да ты же говорил в разговорах, будто на Москве людей нет, все люд глупый, жить тебе не с кем, чтоб тебя государь отпустил в Рим или в Литву… Будто московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью, приобщенья тебе с ними нет никакого, и иные многие укоризненные слова писаны на виршь (стихами); ясно, что ты такие слова говорил и писал гордостью и безмерством своим, по разуму ты себе в версту (в ровню) никого не поставил, и этим своим бездельным мнением и гордостью всех людей Московского государства и родителей своих обесчестил». На случай, если его не отпустят за границу, Иван Андреевич собирался бежать, переодевшись в гусарское платье. За все эти прегрешения князя-диссидента сослали в Кирилло-Белозерский монастырь под надзор «житьём крепкого старца». Будучи «в вере истязан», он покаялся и дал клятву впредь православную отеческую веру «исполнять и держать во всём непоколебимо». Из монастыря его выпустили, но вскоре (28 февраля 1625 г.) он скончался в Сергиевом Посаде, постригшись перед смертью в монахи.
Идеологи русского православия первой половины XVII столетия противопоставили западным влияниям наведение порядка в церковной жизни. Добиться, чтобы православные люди или хотя бы священнослужители зажили по заветам Христа – это было нереально, поэтому взялись за обряды. Стали искоренять многогласие, когда ради сокращения службы в церквах читали и пели одновременно на несколько голосов, теряя смысл молитвы. Начали править богослужебные книги. В первых печатных книгах, изданных при Грозном и Шуйском, оказалась масса расхождений. Дело было не только в ошибках: за столетия, прошедшие со времени крещения Руси, в Византии правила богослужения не оставались неизменными, поэтому переводы, выполненные в разное время, неизбежно отличались друг от друга. Большинству священнослужителей, монахов и мирян не было дела до этих тонкостей, но ревнителей православия они не могли не смущать: ведь ритуалу придавали исключительное значение, каждый предмет, жест, слово в нём что-то символизировали. Ещё в ноябре 1616 года было решено исправить ошибки и придать богослужению единообразие. Во главе справщиков поставили архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия.
О Дионисии (в миру Давыд Зобницкий) сохранилось такое предание. Как-то, будучи молодым монахом Старицкого монастыря Пресвятой Богородицы, бродил он по книжному развалу в Москве. Какой-то прощелыга привязался к нему и в самых неприличных выражениях высказал всё, что думает о таких вот шатунах-монахах. Вместо того чтобы рассердиться, Дионисий заплакал, поклонился обидчику и сказал: «Да, брат, я и в самом деле такой грешник, как ты обо мне подумал. Бог тебе открыл правду; прости меня, грешного, Бога ради, в моём безумии!» В Смутное время из разорённой Москвы к Троице стекались толпы беженцев – голодных, оборванных, увечных, ломаных в пытках, обожжённых, с выдранными волосами и даже с вырезанными из спины ремнями. Некоторые умирали, не успев исповедаться. Дионисий вдохновенным словом сумел преодолеть царившую безнадёжность, поднять монахов на помощь несчастным. Слуги и крестьяне согласились стряпать, ходить за ранеными и больными, убирать, хоронить, при условии, что из монастырской казны им будут платить за корм, одежду и лечение. В примонастырской Служней слободе и в селе Климентьеве построили больницы и дома для беженцев (отдельно для мужчин и для женщин). По лесам подбирали раненых и мёртвых, женщины шили рубашки и саваны, а в келье архимандрита писцы составляли послания со словами утешения и призывами к духовному очищению, рассылаемые по городам и сёлам.
К этому же времени относится появление на московской сцене Ивана Неронова (1591-1670) – одного из виднейших деятелей эпохи. Когда царь собирался идти походом на Смоленск, этот сорокалетний нижегородский поп подал челобитную, требуя не проливать кровь христианскую, и предрекал неудачу в походе.
Происхождения Неронов был самого простого – из крестьян Вологодской губернии, но с детства отличался удивительным правдолюбием и благочестием: заступался за обиженных, ругал ряженых на святках за «личины страшные» (маски), обличал лиц духовного звания за развратную жизнь. Будучи не раз бит, неугомонный правдоискатель нашёл убежище в Троице-Сергиевой лавре у архимандрита Дионисия и по его рекомендации был посвящён в духовный сан, но затем за прекословия царю отправлен в ссылку.
Наряду с Дионисием к исправлению книг были определены: головщик (начальник чтецов и певчих) Логгин, не имевший равных по красоте пения и чтения молитв; уставщик (старший певчий) Филарет, славный «сединами добрыми» и тем, что жил у Троицы больше пятидесяти лет; старец Арсений Глухой; священник Иван Наседка и ещё несколько уважаемых старцев – грамотеев и праведников. Однако знания их оставляли желать лучшего, да и характер не у всех был идеальный. Филарет, вопреки господствующим взглядам, представлял Бога в человеческом образе, а Христа считал младшим членом Троицы. Логгин ругал и даже бил не только простых монахов, но и священников. Дионисий в свойственной ему кроткой манере пытался угомонить буйного головщика: «Что тебе, свет мой, пользы в том, что тебя все ненавидят и проклинают?» Однако на Логгина увещания не действовали. Будучи высокого мнения о собственной образованности, он упрекал Дионисия в невежестве: «Везде вас теперь много, неучёных сельских попов, людей учите, а сами не знаете, чему учите». Заручившись поддержкой матери царя Михаила, инокини Марфы, Логгин и Филарет писали на Дионисия доносы. Когда Дионисий, Арсений и Наседка вычеркнули из молитвы водоосвящения слова «и огнём», их обвинили в том, что они «хотят огонь из мира извести». Архимандрита четыре раза возили на допросы к патриарху – в цепях, на самой негодной лошадёнке, на позор толпе, кидавшей в него грязью и песком. Целыми днями он с бодрым видом выстаивал на патриаршем дворе без пищи и воды. Допрашивали его и в Вознесенском монастыре, в кельях Марфы. За оправдание блюстители веры вымогали у архимандрита пятьсот рублей. Дионисий отвечал, что денег у него нет и платить он не будет. Его заковали в цепи, били, плевали в лицо, а он отвечал: «Сибирью и Соловками грозите мне, а я этому и рад, это мне и жизнь». Арсений Глухой через боярина Бориса Морозова подал челобитную царю. Признавая свою непригодность к порученному делу – не поп, не дьякон, поставили в справщики, его не спрося, – он резко осуждал своих обвинителей: «Есть, государь, иные и таковы, что на нас ересь возвели, а сами едва и азбуку знают, не знают, которые в азбуке буквы гласные, согласные и двоегласные».
(Двугласные буквы суть те, которые состоят из двух букв гласных, но один только голос производят. Буква ы состоит из букв ъ и i; буква (Ять) из букв i и е; буква ю из букв i и у; буква я из букв i и а. – Российская грамматика, сочиненная Императорскою Российскою Академиею. Третье изд. СПб., 1819.).
Дионисия уже осудили на заточение в Кирилло-Белозерский монастырь, а пока держали в Новоспасском монастыре, били и мучили сорок дней. Однако приехавший в Москву иерусалимский патриарх Феофан подтвердил, что слова «и огнём» действительно лишние, и предложил вернувшемуся из польского плена патриарху Филарету пересмотреть дело. Собрали церковный собор, долго спорили; Дионисий восемь часов стоя отвечал на обвинения, был оправдан и с честью вернулся в свой монастырь. Филарет повелел изъять уставы, напечатанные при Шуйском, «потому что те уставы печатал вор, бражник, Троицкого Сергиева монастыря крылошанин чернец Логгин, и многие в них статьи напечатаны не по апостольскому чину и не по отеческому преданию, а своим самовольством».
Споры об исправлении книг продолжались и позже. В 1627 году протопоп с Волыни Лаврентий Зизаний Тустановский попросил патриарха Филарета напечатать, предварительно отредактировав, катехизис, написанный им в целях борьбы с католичеством и протестантством. Патриарх поручил Богоявленскому игумену Илье и справщику Гришке обсудить с автором имеющиеся расхождения «любовным обычаем и со смирением нрава». Их, однако, возмутили мысли, заимствованные у древнегреческих авторов: «У тебя в книге написано о кругах небесных, о планетах, зодиях (знаки зодиака), о затмении солнца, о тресновении, шибании и Перуне (т. е. о грозе, громе и молнии), о кометах и о прочих звёздах, но эти статьи взяты из книги Астрологии, а эта книга Астрология взята от волхвов еллинских и от идолослужителей, а потому к нашему православию несходна». Илья и Гришка резко возражали против естественных объяснений природных явлений и упоминания зодиакальных созвездий: «Разве это правда, что облака надувшись сходятся и ударяются и от того бывает гром, и звёзды называешь животными зверями, что на тверди небесной! Мы же пишем и веруем, как Моисей написал: сотворил два светила великие и звёзды, и поставил их Бог на тверди небесной светить по земле и владеть днём и ночью, а животными зверями Моисей их не называл».
ПОЛЬСКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА ПРИ СУЛТАНЕ ОСМАНЕ
Ахмед умер в 1617 году. Его сыновья были ещё несовершеннолетние, и султаном стал Мустафа. Впервые власть в империи перешла не по прямой линии наследования от отца к сыну, а к брату бывшего султана. Но Мустафа был совершенно ненормальным: во время заседания Дивана он срывал с вельмож чалмы и дёргал их за бороды, птицам и рыбам бросал монеты. Через три месяца после воцарения Мустафа был свергнут, и 26 февраля 1618 года Осман II, сын Ахмеда I и Махфируз, вступил на престол в возрасте 14 лет.
Причиной войны 1620 года между Речью Посполитой и Турцией стали борьба за контроль над Молдавией и набеги казаков с польских территорий на турецкие.
В 1819 году наёмники Александра Юзефа Лисовского (к тому времени покойного), так называемые «лисовчики», разбили войско трансильванского князя Юрия I Ракоци в битве при Гуменне. Тот обратился за помощью к султану, а господарь Молдавии Гаспар Грациани перешёл на сторону Польши. Турки вторглись в Речь Посполитую и осенью 1620 года разгромили польско-литовскую армию в Цецорской битве, в которой пал и знаменитый польский полководец Станислав Жолкевский. Теперь турки надеялись завоевать Украину или даже самоё Польшу и выйти к Балтийскому морю.
Весной 1621 года возглавляемая Османом II турецкая армия численностью 35 тыс. чел. вышла из Стамбула и двинулась к польской границе. Польская армия, противостоявшая ей, включала 8280 гусар, 8200 польских кавалеристов, 1400 «лисовчиков», 2160 западных наёмных кавалеристов, 6800 польских и 800 венгерских пехотинцев, а также 25 000 запорожских казаков. В битве под Хотином турки были разбиты. Последовавший мирный договор не принёс каких-либо изменений границ, однако Речь Посполитая отказалась от любого вмешательства в дела Молдавии. Обе стороны считали войну выигранной.
Османом многие были недовольны, и в мае 1622 года он собрался отбыть из Стамбула в Анатолию под предлогом совершения паломничества в Мекку. С собой он планировал вывезти казну, но был убит взбунтовавшимися янычарами, и на престол вторично взошёл Мустафа Блаженный.
ПРОБЛЕМЫ МИХАИЛА РОМАНОВА
Семнадцатый век выглядит разительно непохожим на двадцать первый. Бородатые кремлёвские бояре и дьяки внешне ничем не напоминают подтянутых обитателей Старой площади и Белого дома. Однако политические цели тогдашней и нынешней московской элиты на удивление схожи: распространение влияния Москвы на ближнее зарубежье, укрепление силовых структур, оздоровление финансов. А за всем этим – постоянные размышления: что позаимствовать у иноземцев, чтобы укрепить могущество державы, но при этом сохранить привычный жизненный уклад.
Русские мастера начала XVII века уже сами изготавливали «новые вещи» – различные виды посуды, кровати, кресла, шкафы и буфеты. Военные неудачи конца XVI – начала XVII вв. только укрепили стремление московских царей и бояр собрать под своей властью все земли «Рюриковичей» – и не только их. Чтобы реализовать эти претензии, нужны были две вещи – войска и деньги.
Когда московская элита смогла наконец перевести дух после жуткого царствования Ивана Грозного и неурядиц Смуты, наиболее разумные её представители уже ощущали, что им так или иначе придётся пойти в учение к европейскому Западу. «В то самое время, – пишет С. М. Соловьёв, – в то самое царствование, когда Восток, восточные соседи русского народа оказались совершенно бессильными пред Москвою, когда покорены были три татарских царства и пошли русские люди беспрепятственно по Северной Азии вплоть до Восточного океана, – в то самое царствование на западе страшные неудачи, на западе борьба оканчивается тем, что Россия должна уступить и свои земли врагу. Стало очевидно, что во сколько восточные соседи слабее России, во столько западные сильнее… С этого самого царствования мысль о необходимости сближения с Западом, о необходимости добыть моря и учиться у поморских народов становится господствующею мыслию правительства и лучших русских людей».
Московское войско набиралось из людей даточных (рекрутов) и служилых. Стрельцы, пушкари, городовые казаки служили «по прибору» (по контракту). Они жили с семьями в специально отведенных слободах, в свободное от службы время занимаясь торговлей и ремеслами. «По отечеству» (по наследству, от отца к сыну) служили князья, бояре, дворяне и дети боярские.
Последние две категории нуждаются в пояснении.
Наши соотечественники имеют некоторое представление о дворянстве послепетровском (хотя фильмы про гардемаринов – не лучшее историческое пособие). Дворянство XV–XVII веков было совсем на него не похоже. Между д’Артаньяном и современным ему московским дворянином имелись два очень важных различия.
Во-первых, высшее сословие Европы выросло из римской знати и к описываемому времени насчитывало почти полторы тысячи лет. Сенаторы и патриции, варварские короли и герцоги, а позже их чиновники-графы набирали в дружины людей самого разного происхождения, зачастую даже сервов (рабов). Но как серебро, темнея от времени, обретает благородный вид, так тысячелетие наследственной воинской службы превратило потомков этих вояк в благородных конников – кавалеров, кабальеро (cavaliers, cabalieros), во французском произношении шевалье (chevaliers).
Во-вторых, европейское общество состояло из сословий, обладающих не только обязанностями, но и правами. Статус шевалье среди прочего давал право носить оружие, жить в замке, владеть леном (пожалованием) и быть судимым только равными по положению (пэрами). Европейская традиция предполагала, что править свободными людьми гораздо почётнее, чем рабами. И хотя европейские короли и знать всюду были склонны нарушать права подданных, им просто не приходило в голову принуждать людей благородного звания к выполнению обязанностей, пятнающих честь. Да те и сами умели, объединившись, постоять за себя.
В Западной Руси правящее сословие развивалось под влиянием польского шляхетства, имевшего вольностей больше, чем где бы то ни было в Европе. Московская Русь двигалась в противоположном направлении. В XIII–XVI веках высшее сословие здесь только ещё начинало складываться, то есть находилось примерно на уровне европейских V–VIII веков. Знать состояла из князей и бояр – княжьих дружинников и советчиков. Дворянами звалась дворня, прислуга, жившая при князе или боярине. Однако и боярский сын тоже обычно начинал службу дворянином, поскольку звание боярина по наследству не передавалось. Потомки боярских детей образовали особую группу служилых людей, которая стояла несколько выше простых дворян. Среди дворян верхнюю ступеньку занимали думные дворяне, служившие в Думе, и дворяне московские, нижнюю – дворяне городовые, жившие по городам. Ещё были жильцы – те же городовые дворяне и дети боярские, но временно несшие службу в Москве. Лишь в конце XVI века было запрещено записывать в дворяне и в дети боярские холопов (рабов), «пашенных мужиков» и вообще потомков неслужилых людей. Пётр I окончательно перемешал эти группы, уравняв их и назвав на польский манер шляхетством. Только в 1754 году шляхетство было объявлено благородным сословием, а официальное его переименование произведено по сути лишь манифестом Петра III от 18 февраля 1762 года, в котором это сословие именуется уже «благородным российским дворянством».
Допетровская Московская Русь не знала ни сословий с чётко очерченными правами, ни рыцарского кодекса чести, ни замков. Вместо европейских королей, с молоком матери впитавших понятие о статусе свободного человека, учителями Москвы были татарские ханы, старательно унижавшие пресмыкающихся перед ними князей и бояр; место ленов с взаимными обязательствами вассала и сеньора занимали вотчины и поместья, которые великий князь (царь) жаловал за службу и в любое время мог отобрать. Для московских царей, – ханских выучеников все подданные, не исключая князей и бояр, были холопами, которых можно было прилюдно таскать за бороду, бить палкой и принуждать к исполнению позорных обязанностей палача. «Жаловати есмя своих холопов вольны, а и казнити вольны», – утверждал Иван Грозный. Англичанин Ричард Ченселор, познакомившись в то время с жизнью Московского государства, отмечал, что «русские люди находятся в великом страхе и повиновении и каждый должен добровольно отдать на произволение государя своё имение, которое он собирал по клочкам и нацарапывал всю жизнь. О, если бы наши смелые бунтовщики были бы в таком же подчинении и знали бы свой долг к своим государям!». И хотя Михаил Фёдорович нисколько не походил на Ивана Грозного, за 29 лет, прошедших от смерти Ивана до воцарения Михаила, в этом отношении ничего не изменилось. Князья и бояре своё униженное положение вымещали друг на друге, отводя душу в местнических спорах = кто кого выше. Дворяне и этого утешения были лишены: вписывать некняжеские фамилии в родословные книги стали лишь при царе Фёдоре Алексеевиче,, отце Петра I.
Принимая на службу дворян и детей боярских, правительство верстало их окладами – давало денежное жалованье и поместья с прикреплёнными к ним крестьянами, чтобы они могли являться на войну с приличным вооружением. Но и с деньгами, и с крестьянами были большие проблемы.
Михаилу Романову досталась истерзанная страна, подвергавшаяся опустошению в течение полувека – сперва Иваном Грозным и его опричниками, потом участниками многолетней широкомасштабной гражданской войны (вклад поляков в Смуту был довольно незначителен). Сельские поселения и городские посады пустели; в некоторых городах посадских людей не осталось вовсе или осталось по несколько человек. Тяглые люди (крестьяне и посадские, платившие подати и бесплатно работавшие на государя) гибли, разорялись из-за грабежей и пожаров, бежали в южные украйны или в Сибирь, их насильно угоняли «сильные люди», нуждавшиеся в даровом труде, или они сами закладывались за владельцев обельных (льготных) земель, договариваясь с ними о более лёгких повинностях. Закладчики часто превращались в холопов-рабов, а оставшимся на месте крестьянам и посадским приходилось тянуть тягло не только за себя, но и за них. Правительство старалось вернуть беглых. Закладничество запрещалось, закладчикам и тем, кто их принимает, грозили суровыми карами, но указы всё равно нарушались, и подати собирались из рук вон плохо.
Из Москвы посылали по волостям бояр с заданием верстать служилых людей. Но когда в 1632 году московское правительство, воспользовавшись смертью польского короля Сигизмунда, решило отобрать у Речи Посполитой Смоленск, московские дворяне били челом государю, что на войну идти не могут: у одних нет земли, у других – крестьян, а если есть, то по три-шесть душ, а для службы нужно самое малое пятнадцать. Спустя девять лет дети боярские и городовые дворяне били челом, что их родичи, вёрстанные и не вёрстанные, «не хотят с ними государевой службы служить и бедности терпеть и идут в холопство». Царь повелел всех вёрстанных, заложившихся в холопы, вернуть в их поместья и вотчины (если они успели пожениться на крепостных жёнках и девках, то с жёнами и детьми), а не вёрстанных оставить как есть. Было строго запрещено в дальнейшем принимать в холопы дворян и детей боярских, их сыновей, племянников и внучат.
МУРАД IV
Положение Османской державы несколько поправил Мурад IV по прозвищу Кровавый, сын Ахмеда I от Кёсем-султан. На престол он попал в 1623 году в возрасте 11 лет в результате дворцового переворота, в ходе которого был свергнут его дядя Мустафа I Блаженный. Первоначально реальная власть оказалась у Кёсем-султан, матери Мурада, и её подручных. Когда однажды повзрослевший Мурад зашёл в султанскую сокровищницу, он нашёл среди ненужного хлама всего шесть мешков с монетами, сумку с кораллами и сундук с китайским фарфором. Расплакавшись, он поклялся перед Аллахом, что заполнит казну богатствами тех, кто их украл.
Огромные средства пожирала очередная война с Ираном (1623-1639). Чтобы восполнить убыль конного ополчения сипахи, Мурад увеличил число янычар до 100 тысяч. Чувствуя свою силу, янычары всё чаще своевольничали и даже поднимали бунты. В вилайетах (провинциях) паши-губернаторы вели себя как царьки, а крымский хан отказался помогать султану в войне с иранцами и заключил союз с запорожскими казаками. В конце 1631 года восставшие сипахи и янычары заставили Мурада выдать им его зятя и друга, великого визиря Хафиз Ахмед-пашу. Нового великого визиря Мурад вскоре казнил сам. Затем он принудил сипахи и янычар дать ему клятву верности и устроил в Диване совещание по борьбе с воровством. Один их судей-кади сказал султану: «Мой падишах, единственным лекарством против всех этих злоупотреблений является ятаган!». Мурад с ним согласился. Он десятками тысяч казнил бунтарей, неправедных судей и чиновников, повинных в насилиях, взяточничестве и других злоупотреблениях. Он стал первым турецким султаном, по приказу которого был казнен шейх-уль-ислам. Казнил Мурад и своих братьев шехзаде Баязида, Касыма и Сулеймана. Он укрепил армию, реформировал суды, сократил воровство и злоупотребления властью, увеличил доходы Империи, закрыл кофейни, издал указ о запрете курения табака и опиума.
ПРОДОЛЖЕНИЕ МОСКОВСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
Московские власти, убеждённые в своей богоизбранности, рады были бы вообще обойтись без иностранцев, смущавших нестойкие души; да жизнь заставляла поступаться принципами. Чтобы отвоевывать новые земли, нужна была современная армия. Московские янычары – стрельцы, совмещавшие службу с торговлей и ремёслами, годились против татар, но в столкновениях с западными войсками терпели поражения. Приходилось нанимать иностранцев, чтобы с их помощью из охотников (добровольцев) и даточных людей (рекрутов) создавать полки иноземного строя. В 1632-1634 годах под Смоленском действовали шесть новых полков, обученных регулярному строю и огненному бою (ружейной стрельбе), под командой европейских офицеров. Но поскольку москвичи плохо понимали смысл изменений в военном деле, от кандидатов в офицеры требовали главным образом умения владеть мушкетом, пикой, шпагой и другими видами оружия; при таких критериях на московскую службу попадали не самые лучшие экземпляры.
Вооружения тоже нужны были новые, для чего, в свою очередь, требовались горное дело, металлургия, оружейные заводы. Ничего этого «Третий Рим» не имел. Волей-неволей приходилось звать «латинцев» и «луторов» в качестве рудознатцев, литейщиков, оружейников.
Очень медленно, но всё же просачивалась в Московскую Русь и европейская образованность. В XVI – начале XVII веков на русский язык перевели некоторые европейские труды по географии, истории, космографии. В 1632 году приехавшего с Востока архимандрита Иосифа засадили за перевод греческих книг и обязали «учити на учительном дворе малых ребят греческого языка и грамоте»; но спустя два года Иосиф умер, и школа заглохла. В 1639 году учёному голштинцу Адаму Олеарию для проезда в Москву дана была опасная грамота (виза), где говорилось: «Ведомо нам учинилось, что ты гораздо научен и навычен в астроломии, и географус, и небесного бегу, и землемерию и иным многим подобным мастерствам и мудростям, а нам, Великому Государю, таков мастер годен». В сочинении Олеария говорится, что в Московии в то время существовала греко-латинская школа, однако это место считается позднейшей вставкой.
ВОЙНЫ 1632-1634 ГОДОВ
В октябре 1632 года, незадолго до окончания срока Деулинского перемирия, московские войска начали наступление на Речь Посополитую. Князь Иван Гагарин взял Серпейск, отряд Фёдора Сухотина овладел Дорогобужем, лежавшим на пути к Смоленску, а князь Прозоровский – крепостью Белой. 20 октября воевода Михаил Шеин выступил из Вязьмы на Смоленск. Осенние дожди и распутица затрудняли продвижение. В ноябре-декабре 1632 года русские войска на флангах действовали весьма успешно, овладев Невелем, Рославлем, Новгородом-Северским, Стародубом, Почепом, Себежем, Трубчевском и Суражем. 5 декабря 1632 года армия Шеина начала осаду Смоленска. Но летом 1633 года отряд Григория Радецкого совершил в июне опустошительный рейд на Полоцк, разорив посад и Нижний замок и уведя с собой значительное количество пленных. В июне 1633 года 5-тысячное войско запорожских казаков на польской службе под предводительством полковника Якова Остряницы разорило Валуйки и осадило Белгород. Польская армия князя Иеремии Вишневецкого осадила Путивль. В августе к Смоленску подступила 30-тысячная армия короля Владислава. Русские воеводы князья Гагарин и Усов смогли организовать оборону, и все атаки были отбиты, но Вишневецкому удалось сделать несколько разорительных рейдов по сопредельным волостям.
В середине июня 1633 года на юге 20-30 тысяч крымских татар под командой царевича Мубарек-Герая, войдя по договорённости с королём Владиславом по Изюмскому шляху в московские владения, разорили Московский, Оболенский, Серпуховский, Тарусский, Алексинский, Калужский, Каширский, Коломенский, Зарайский, Рязанский, Пронский, Белёвский, Болховской и Ливенский уезды. Русское правительство организовало большой поход против татар; в 20-х числах августа 1633 года ногайские улусы подверглись разорению, и Мубарек-Герай поспешил вернуться в Крым. Однако .южные события успели отразиться на смоленской армии. Многие дворяне и дети боярские, «видя татарскую войну, что у многих поместья и вотчины повоеваны, и матери, и жены, и дети в полон поиманы, из-под Смоленска разъехались, а остались под Смоленском с боярином и воеводою немногие люди». Солдаты наёмных полков начали покидать позиции и уходить в польский лагерь, казаки и часть солдат сбивались в отряды, неподконтрольные воеводе, и отправлялись домой; их разоружали, но всё равно отправляли по домам. Гетман Радзивилл говорил: «Не спорю, как это по-богословски, хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это очень хорошо».
В конце августа и в сентябре 1633 года поляки неоднократно атаковали Покровскую гору, которую защищал полк полковника Матейсона, а на юго-западе полк Генриха фон Дама. Все атаки были отбиты, но затем Шеин их отозвал, так как его поредевшие войска не могли удерживать широкий фронт. 19 сентября разбежался полк наёмников полковника Якова Карла Хареслебена, многие перебежали в польский лагерь воеводы Леского. На юго-востоке. князь Прозоровский с большим трудом пробился в главный лагерь Шеина.
Осада Смоленска закончилась, Шеин был окружён в своем лагере, куда с большими потерями стянулись и остатки полка Тобиаса Унзена; сам Унзен погиб в бою. Полного разгрома удалось избежать благодаря решительным действиям полка Александра Лесли, зятя Унзена, прикрывшего отход.
Осаждённая армия Шеина страдала от болезней, нехватки продовольствия и дров. В конце ноября 1633 русские попытались сделать вылазку из осаждённого лагеря, но эта затея провалилась. На военном совете 2 декабря Александр Лесли обвинил в этом провале полковника Сандерсона, заявил о его измене и застрелил полковника на глазах Шеина.
Мурад IV решил воспользоваться сложным положением Речи Посполитой, оказавшейся под ударом со стороны Русского царства. Летом 1633 года Абаза-паша, комендант Силистрии (портовый город в современной Болгарии), якобы без разрешения султана переправил через Днестр двухтысячный татарский отряд и начал грабить украинское Подолье. Войско под предводительством коронного гетмана Станислава Конецпольского отогнало татар за Днестр, перешло границу и у Сасова Рога и разгромило их. В начале августа 1633 года сам Абаза-паша с турецким войском перешел Дунай, соединился с войском господаря Молдовы и в середине октября вышел на старые позиции султана Османа, которые тот занимал в Хотинской войне 1621 года. Ему навстречу вышел гетман Конецпольский с 1000 «кварцяного войска» (регулярной армии),1250 запорожцев и 7000 частных магнатских отрядов. Польское войско также заняло позиции 1621 года под Каменцем. 19 октября 1633 года на помощь Абаза-паше подошли татары Буджакской орды. 23 октября Абаза-паша, уверенный в превосходстве своего войска, начал битву, но был разбит и вынужден отступить за границу. Поскольку Абаза-паша ранее убеждал Мурада IV в том, что Речь Посполитая не в состоянии сопротивляться турецкому нападению, султан приказал его задушить.
В январе 1634 года по инициативе короля Владислава начались польско-русские переговоры. Комиссары собрались на Жаворонковой горе 14 февраля 1634 года. Воевода Шеин капитулировал, добившись права вернуться в Москву, сохранив знамена, 12 полевых орудий, холодное оружие и мушкеты с зарядами, но оставив неприятелю всю осадную артиллерию и лагерное имущество. Князь Прозоровский попытался взорвать пороховые запасы, но воевода Шеин не позволил этого сделать. Из оставшихся у Шеина 2140 наёмников после капитуляции половина перешла на службу к полякам. Всего с воеводой Шеиным из-под Смоленска ушло 8056 человек; ещё 2004 человека больных и раненных остались в лагере на излечении. По условиям соглашения, после выздоровления они должны были вернуться в Россию.
В Москве Михаила Шеина обвинили в измене и вместе с его сыном Василием и помощником, окольничим Артемием Измайловым, казнили 28 апреля 1634 года.
Несмотря на успех под Смоленском, польскому королю не удалось развить наступление. Путь на Москву прикрывала 10-тысячная русская армия во главе с князьями Дмитрием Черкасским и Дмитрием Пожарским. Провалилась попытка вернуть крепость Белую: русский гарнизон в тысячу человек отбил все атаки польско-литовской армии. Важную роль сыграла также оборона Севска на южном направлении, задержавшая идущее в подкрепление королю 12-тысячное войско во главе с Иеремией Вишневецким и Лукашем Жолкевским.
4 (14) июня 1634 года в селе Семлёво на реке Поляновке был заключен «Поляновский мир» между Россией и Речью Посполитой, подтвердивший в основном границы, установленные Деулинским перемирием. К России отошёл только один город — Серпейск. По договору Владислав отказался от претензий на русский трон. Это стало возможным благодаря тому, что русские переговорщики умело воспользовались постоянной нехваткой личных средств у выбираемого шляхтой короля и просто выкупили у него титул Великого князя Московского.
Опыт этой войны сказался на дальнейшем развитии русской армии, поскольку самыми боеспособными частями оказались полки «нового строя». В дальнейшем правительство продолжило формирование этих полков, одновременно отказавшись от наёмников. Смоленская война также показала невозможность решения крупных военно-политических задач на западе без обеспечения должной обороны южных уездов. Поэтому уже в 1635 году для защиты южных границ от крымских татар и ногайцев начались работы по сооружению новой оборонительной линии — Белгородской черты.
Мурад IV в начале 1634 года провозгласил джихад против Речи Посполитой, но победа коронного войска над русской армией Шеина в ходе Смоленской войны заставила султана отказаться от планов войны и заключить «вечный мир» с Речью Посполитой.
КАЗАКИ
Война на западных рубежах Московии, как и предвещал Иван Неронов, успехов не принесла. По договору 1634 года Москва уплатила контрибуцию и отказалась от претензий на Смоленскую и Северскую земли. Новый (с 1632 года) польский король Владислав IV Ваза, старший сын Сигизмунда III, в своё время избранный боярской Думой царём, отказался от притязаний на московский престол. Но в это время у России возникла новая внешнеполитическая проблема – казаки.
Слово «казак» впервые встречается в 1395 году в деле о границах Кириллова монастыря со значением «наёмный работник». В Никоновской летописи под 1444 годом упомянуты «казаки рязанские», помогавшие горожанам при нападении татар.
К середине XVI века большая часть бывшего центра Киевской Руси обезлюдела из-за постоянных татарских набегов. В Киеве в 1552 году насчитывалось 487 домов – всего вдвое больше, чем застал итальянец Плано Карпини сразу после Батыева нашествия; селения большей частью были крохотные. В этой обстановке в Приднепровье с конца XV века складываются казачьи общества.
В XVI веке казаками звали гулящих людей – без постоянного места жительства, пробавлявшихся случайными заработками, охотой или разбоем. О захудалых детях боярских из окраинных уездов в документах говорится: «сбрел в степь», «сшел в казаки». Под 1622 годом отмечена целая группа елецких помещиков, бросивших свои вотчины и ушедших в казаки, а позже порядившихся холопами к боярам или служками в монастыри. Англичанин Ричард Джеймс в сочинении, датированном 1618–1619 гг., определяет казаков как «гребцов на ладьях» (the men that rowe on loddies) – совершенно тот же смысл, какой имели в IX-XI веках слова «викинги» и «русь».
В. О. Ключевский пишет: «Из городов Киевского, Волынского и Подольского края, даже с верховьев Днепра выходили партии добычников в дикую степь “казаковать”, промышлять пчелой, рыбой, зверем и татарином. Весной и летом эти прихожие казаки работали на “уходах”, промысловых угодьях по Днепру и его степным притокам, а на зиму стягивались со своей добычей в приднепровские города и здесь осаживались, особенно в Каневе и Черкассах, ставших ранними и главными притонами казачества». С каневским и черкасским старостами казаки делились награбленным, а те закрывали глаза на их разбойничий промысел. В промысловый сезон бессемейные казаки устраивали на островах за днепровскими порогами сечь – лагерь из шалашей, обнесенный засекой (частоколом с высеченными острыми краями). Сначала сечь располагалась на ближайшем к порогам острове Хортице, позднее она переносилась на соседние острова. Женщин в Запорожскую сечь не пускали; женатые казаки («сидни», или «гнездюки») жили отдельно и сеяли хлеб, снабжая им сечевиков. На зиму, оставив в сечи дежурных для охраны артиллерии и прочего имущества, казаки уходили вверх по Днепру, распродавали добычу и рассеивались по городам Украйны. К концу XVI века в Запорожье сложилась военная организация – кош, состоявший из отдельных отрядов – куреней. Во главе коша стояла выборная старшина – кошевой атаман, есаул, судья, войсковой писарь и куренные атаманы. По мере разрастания запорожского войска область его действия расширялась. Казаки охотно шли за любым вожаком, звавшим их в Крым, Молдавию, Туретчину или Московию; эти страны именовались «казацким хлебом». Казачьи грабежи составили основное содержание Смутного времени.
Летом 1637 года донские казаки захватили турецкую крепость Азов – северный форпост Османской империи. Турки из-за войны с Ираном лишь спустя четыре года смогли направить к Азову войска. Не имея сил его удержать, казаки обратились за помощью к царю. Включить Азов в состав московских владений было очень соблазнительно, но это означало войну с Турцией. Царь решил посоветоваться с народом. Собранный в январе 1642 года Земский собор показал, что воевать страна не в состоянии. Казённые крестьяне били челом, что «оскудели и обнищали от великих пожаров и от пятинных денег (чрезвычайный налог) и от даточных людей (отправки рекрутов), и от твоих государевых великих податей и от многих служб, которые мы сироты в твоих государевых разных службах на Москве служим». Посадские жаловались, что «в городах всякие люди обнищали и оскудели до конца от твоих государевых воевод». Городовые дворяне сетовали, что дьяки и подьячие «обогатели многим богатством неправедным от своего мздоимства, покупили многие вотчины и дома свои построили многие, палаты каменные такие, что неудобь сказуемые». Купцы плакались, что от беспрестанных государевых служб и от пятинной деньги «оскудели и обнищали до конца». В итоге в помощи казакам было отказано, и летом им пришлось убраться из Азова.
В июне 1637 года донские и запорожские казаки, воспользовавшись тем, что султан готовился к очередной войне с Ираном, без ведома царя Михаила Федоровича Романова штурмом взяли Азов, перебив всех его обитателей. На жалобу Мурада Михаил Федорович ответил «мы за них (казаков) не стоим, хотя их воров всех в один час велите побить», но неофициально посылал казакам деньги и порох.
ИБРАГИМ БЕЗУМНЫЙ
С Ираном Мураду IV удалось заключить приемлемый мир, положив конец противоборству, длившемуся с начала XVI века. Мурад поощрял строительство мечетей и школ, покровительствовал ученым, начал модернизацию флота. Но в начале 1640 года 28-летний султан забросил все государственные дела и ударился в пьяный разгул, вызвавший у него тяжёлую лихорадку.
Помимо самого Мурада, единственным живым представителем рода Османов был его родной (от того же отца и той же матери) младший брат Ибрагим, который считался сумасшедшим, то есть не опасным. Перед смертью Мурад думал передать престол своему дальнему родственнику, крымскому хану Бахадыру I Гераю. Ибрагима Мурад приказал казнить, но в последний момент Кёсем-султан спасла своего безумного сына от смерти.
8 февраля 1640 года Мурад IV умер, и сумасшедший Ибрагим унаследовал трон. Он так испугался толпы, рвавшейся в Клетку, чтобы провозгласить его новым султаном, что забаррикадировался в своих покоях и не выходил до тех пор, пока не принесли и не показали ему тело мертвого султана.
Реальная власть сосредоточилась в руках Кёсем-султан и великого визиря Кара Мустафы-паши. В 1641 году Кара Мустафа-паша с войском осадил Азов и в конце концов добился ухода казаков. В 1644 году рыцари Ордена Госпитальеров захватили турецкий корабль с тремя десятками султанских жён. На Крите турки начали войну с Госпитальерами и поддержавшей их Венецией; война растянулась на четверть века.
Ибрагим попытался овладеть дочерью шейх-уль-ислама. В августе 1648 года он был свергнут янычарами, посадившими на престол его шестилетнего сына Мехмета IV. Самого Ибрагима отправили в Клетку и 17 августа задушили.
АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ МЕЖ ДВУХ ВРЕМЁН
Государь Михаил Фёдорович скончался 12 июля 1645 года в возрасте 49 лет. Через месяц умерла его жена Евдокия Лукьяновна. На трон взошёл (как и его отец, шестнадцатилетним) осиротевший Алексей Михайлович.
Именуемый «Тишайшим» (перевод употреблявшегося в Европе величания императоров «clementissimus»), этот государь всю жизнь воевал – за христианский образ жизни, за своих друзей, против двоеперстия и «сугубой аллилуйи», против брадобрития, против поляков и турок и даже против маньчжуров.
Образование Алексей получил традиционное: приказный дьяк 3) научил его читать по букварю и молиться. К десяти годам царевич мог без запинки прочесть в церкви часы и петь по крюковым нотам стихиры и каноны. Но у него были немецкие игрушки – конь и детские латы, а в библиотечке из тринадцати томов помимо Священного Писания и богослужебных книг имелась переводная космография, а также грамматика и словарь, изданные в Великом княжестве Литовском. Дядькой у царевича и его брата Ивана (тот умер шестилетним в 1639 г.) был Борис Иванович Морозов – один из первых русских бояр, пристрастившийся к европейским если не культуре, то по крайней мере привычкам. Морозов показывал своим ученикам немецкие картинки и даже одел их в немецкое платье.
После смерти Михаила Фёдоровича Морозов оттеснил любимых в народе бояр Никиту Романова и князя Якова Черкасского и встал у руля правления. Он женил юного царя на худородной дворянке Марии Ильиничне Милославской, а сам, будучи почти шестидесятилетним, женился на её сестре Анне. Чтобы поправить государственные финансы, Морозов ввёл новый повышенный налог на соль, мёд и горячее вино, сократил жалованье служилым людям, строго взыскивал недоимки. Казна наполнилась, но Борис Иванович сделался объектом всенародной ненависти – Чубайсом XVII века. Неизвестно, насколько справедливо его обвиняли в мздоимстве, но отец Марии и Анны Илья Данилович Милославский, его шурин Пётр Траханиотов и ведавший Москвой Леонтий Плещеев в поборах действительно не знали удержу. 1 июня 1648 года, когда царь возвращался из Троицкой обители, его при въезде в Кремль остановила толпа, требовавшая управы на Плещеева. Бунтовщики разгромили дом Бориса Морозова, несколько его доверенных людей (среди них Плещеев) были убиты. Траханиотова царь казнил, а Морозова выслал в Кирилло-Белозерский монастырь, однако в собственноручных письмах к тамошнему игумену наказывал «оберегать Бориса Ивановича от всякого дурна». Спустя четыре месяца по организованной сверху челобитной стрельцов Морозова вернули в Москву. В дальнейшем он никаких постов не занимал, но до самой смерти оставался доверенным человеком царя.
Бунт показал силу московской черни. Идя навстречу «пожеланиям трудящихся», правительство упразднило освобождённые от тягла белые слободы, приписав их население к посадам. В июле 1648 года собрался Земский собор для принятия нового Уложения (свода законов). По мнению новгородского митрополита (впоследствии патриарха) Никона «собор был не по воле, а боязни ради и междоусобия от всех чёрных людей». Работа собора сопровождалась подковёрной борьбой в верхах. В начале 1649 грда, когда составление Уложения подходило к концу, московский посадский человек Савинка Корепин говорил, что если Морозов и Милославский не сослали князя Якова Черкасского, так только «боясь нас, для того, что весь мир качается».
Царь Алексей Михайлович, полный, румяный, с добрыми глазами, вспыльчивый, но отходчивый, доброжелательный к людям, выглядит самой симпатичной фигурой в длинной череде московских государей. Недаром ему так старательно и так тщетно подражал совершенно на него не похожий Николай II – подтянутый, скрытный, чрезвычайно вежливый и абсолютно лишённый сердечной теплоты. Алексей Михайлович был самодержцем не в меньшей степени, чем Иван Грозный. Но если для Грозного смысл власти сводился к нехитрой формуле «казнить своих холопов волен», то Алексей смотрел на свою миссию иначе: «Бог благословил и предал нам, государю, людей своих на востоке и на западе, и на юге и на севере править и рассуждать правду». Австрийский посол Августин Мейерберг поражался, как это он, обладая беспредельной властью над народом, привыкшим к полному рабству, не посягнул ни на чьё имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь. Однажды отец Никита, казначей любимого царём звенигородского монастыря преподобного Саввы Сторожевского, будучи выпивши, подрался со стрельцами, стоявшими в монастыре, прибил их десятника, а их вещи велел вышвырнуть с монастырского двора. Когда царь узнал об этом инциденте, ему, по его собственным словам, «до слёз стало, во мгле ходил». Однако вместо того, чтобы смахнуть забывшегося монаха с лица земли, самодержавный государь пишет ему грозное письмо, начинающееся словами «от Царя и Великого Князя Алексея Михайловича всея Русии врагу божию и богоненавистцу, и христопродавцу, и разорителю чудотворцева дома, и единомысленнику сатанину, врагу проклятому, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките». Ругань в письме чередуется с увещаниями: «И дороги ли мы перед богом с тобою, и дороги ли наши высокосердечные (т. е. высокомерные) мысли, доколе бога не боимся?» Напоследок царь сообщает о своём намерении молить чудотворца Савву, чтобы тот защитил его от злонравного казначея: «На оном веке рассудит нас Бог с тобою, а опричь того мне нечем от тебя оборониться».
Душевные силы Алексей черпал в неустанной молитве и посте. В церкви выстаивал иногда по пять-шесть часов, клал по тысяче, а то и по полторы тысячи земных поклонов. В пост по понедельникам, средам и пятницам не ел и не пил ничего, в остальные дни ел раз в день, и только капусту, грузди и ягоды – всё без масла. И это был для него не просто ритуал, а потребность души. Он очень серьёзно относился к своим «государевым» обязанностям. Перед заседанием Думы готовил список вопросов, которые намеревался обсудить, наводил справки, записывал цифры, набрасывал конспект своего выступления. Реально возглавляя государственное управление, он, однако, предоставлял своим ближним людям большую самостоятельность. Только при таком царе могли долго держаться на высоких постах люди, подобные Ртищеву, Ордин-Нащокину или Никону. Недостойных вельмож при Алексее также было достаточно, но он по мере сил старался их контролировать.
Царь, именовавшийся «Тишайшим», старался сглаживать остроту споров, которые велись по русскому обычаю до хрипоты и полного разрыва отношений. Но сам он был от природы вспыльчив и совершенно не умел себя сдерживать. Он мог на заутрене в Великую пятницу в присутствии антиохийского патриарха Макария обругать матерно чтеца. На своего тестя Илью Милославского, неожиданно вызвавшегося командовать войском, кричал: «Как смеешь ты, страдник (пашенный мужик), худой человечишка, хвастаться своим искусством в деле ратном!». Говоря это, царь вскочил, дал старику пощечину, оттаскал за бороду и, пинками вытолкав из палаты, с силой захлопнул за ним дверь. Некоторыми поступками Алексей удивительно похож на своего сына Петра, рвавшего боярам зубы. Так, он побил своего родственника боярина Стрешнева, когда тот, ссылаясь на старость, не позволил немецкому «дохтуру» по примеру полнокровного царя пустить ему кровь; колотя старого боярина, Алексей приговаривал: «Твоя кровь дороже, что ли, моей?». В Европе для светских людей в XVII веке подобное поведение было уже немыслимо; зато примеры его можно отыскать у епископа VI века Григория Турского, описавшего драки королевы Фредегонды с дочерью. Впрочем, гнев Алексея обычно не простирался дальше брани и пинков: обиженного Стрешнева он после не знал, как задобрить и какие подарки ему послать. Вообще с придворными царь держался запросто, нарушая тяжеловесный этикет московского двора: шутил с ними, ездил к ним в гости, приглашал их к себе на посиделки, вёл с ними задушевные разговоры и поил допьяна, при этом «немчин в трубы трубил и в органы играл». Когда у казанского воеводы князя Одоевского умер от горячки сын, царь пишет ему очень человечное письмо, уговаривая соблюдать меру в скорби, и заканчивает так: «Князь Никита Иванович! не горюй, а уповай на Бога и на нас будь надежен». У Ордина-Нащокина в 1660 году сын бежал за границу, что по московским меркам почти во все эпохи было равнозначно измене. Вельможа попросил отставки, но Алексей её не принял, да ещё утешал убитого горем родителя: «И что удивительного в том, что надурил твой сын? От малоумия так поступил. Человек он молодой, захотелось посмотреть на мир божий и его дела; полетает и воротится».
Разбираясь, можно сказать, профессионально в религиозных вопросах, Алексей Михайлович был также «навычен многим философским наукам», много писал и пытался сочинять; в частности, составил «Устав соколиной охоты», начинавшийся словами: «Делу время, а потехе час».
НОВАЯ АРМИЯ И СЛУЖИЛЫЕ ИНОЗЕМЦЫ
При Алексее Михайловиче в полки «нового строя» зазывали родственников служилых людей – дворян и детей боярских, обещая «их написать по московскому и по жилецкому списку, будет им и корм, и денег дадут на платье; а если в солдатский строй писаться не станут, то вперед им служилыми людьми не называться и в государевой службе отнюдь не бывать, а быть в землепашцах». В те же полки набирали также «у стрельцов племянников, зятьев, приемышей, половинщиков и всяких захребетников, также дворников (держателей постоялых дворов), которые не крепостные холопи и не пашенные крестьяне, велено у них детей, братьев и племянников в солдатскую службу взять половину, а другую половину оставить у них дома». Таким образом, составлялись полки солдат, или желдаков (от польского ;oldak). Служба у них была не сахар. Так, солдаты полка Агея Шепелева жаловались на своего полковника, что он «бьет их и увечит и в тюрьму сажает без государева указа и сыска для своей бездельной корысти и берет с них поминки большие». Солдаты вымещали свои обиды и убытки на мирных жителях. Подле этих служилых людей с новыми, иноземными названиями – «солдат», «рейтар», «драгун», – сохранялись городовые казаки, которым в мирное время правительство давало дворы и землю пахотную, не брало с них оброка и никаких податей, а во время службы платило им жалованье. И по-прежнему единственным постоянным войском оставались стрельцы – войско, отправлявшееся в походы в военное время, составлявшее гарнизоны, а также полицейскую и пожарную команду в городах. Стрельцы жили отдельными слободами в городах, каждый своим домом, промышляли, торговали и одновременно «служили государеву службу». В одной Москве их было больше 20 «приказов», в приказе от 800 до 1000 человек.
Как только оканчивалась война, бояре, окольничие и думные люди отправлялись заседать в приказах, а остальные ратные люди разъезжались по домам. Распускались и служилые люди нового строя, рейтары, солдаты. В мирное время ратный человек кормился от поместья, иной также от вотчины – родового наследственного владения; это кормление лежало на крестьянстве, прикрепленном к поместьям и вотчинам. Наступит война, ратному человеку нужно дать вспоможение, денежное жалованье; это берут на себя кроме крестьян городские промышленные люди; смотря по тяжести войны, все они платили то двадцатую, то десятую, а то пятую деньгу от своих промыслов и имущества. От дел кормились ратные люди разных чинов, начиная от боярина до самого мелкого служилого человека.
На службу (не только военную) брали и иноземцев. Промышленник Андриус (в России – Андрей Денисович) Виниус в 1646 году перешёл в русское подданство и был зачислен в московское дворянство. Голландцы Петер Марселис и Филимон Акема в середине 1640-х годов получили жалованную грамоту с правом в течение 20 лет строить и эксплуатировать оружейные заводы на реках Ваге, Костроме и Шексне, а в 1648 году правительство утвердило двадцатилетние привилегии Марселиса и Акемы на Тульские оружейные заводы. Видимо, жена Питера Доротея Барнсли к тому времени умерла, и в 1655 году он обручился с дочерью партнера, Анной Акема.
Из таможенной выписи от 15 января 1658 года на провоз товаров из Архангельска и Холмогор на ярмарки в верховские города и центральные местности России следует, что Марселис торговал холодным оружием, которое ввозилось в несобранном виде: «…отпущен от Города ис таможенной избы…анбурской земли Петра Марселиса на восмнатцати лошадех, а с ним товару десят ящиков полос пажечных да десят бочек рукоятей пажечных…». При \том в таможенных выписях 1657-1658 годов Пётр Гаврилович Марселис именуется то «Марселис Онтонов», то «Михайло Антонов», то даже «Антонов Фандурин».
Вместе с Акемой Марселис построил в 60 км от Тулы новый металлургический комплекс, получивший название Каширские заводы. Также они взяли на 15 лет в аренду у Ивана Милославского, тестя царя Алексея Михайловича, чугунолитейный завод на реке Протве. Невдалеке, на реке Угодке, в 1659 году они возвели новую железоделательную мануфактуру.
НА ВЫСОКОМ БЕРЕГУ АМУРА
Китай в первой половине XVII века сотрясали восстания. Маньчжурский хан Айсиньгёро Абахай, провозгласив в 1636 году династию Цин, постепенно завоёвывал территории, контролируемые исконно китайской династией Мин. К 1643 году приамурские народы были разгромлены маньчжурами и признали свою зависимость от Цин, обязавшись платить дань цинскому государю. Между тем русские промысловики и государевы служилые люди, продвигаясь всё дальше на восток, в 1649 году вышли в Приамурье и тоже стали собрать там ясак. В 1651 году отряд Ерофея Хабарова в верховьях Амура захватил ряд даурских и дючерских крепостей, в том числе Албазин. Начались русско-китайские конфликты.
СПОРЫ МОСКОВСКИХ ПРАВЕДНИКОВ
По мнению культуролога Г. Г. Шпета, «Россия могла взять античную культуру прямо из Греции, но этого не сделала». Тут, однако, надо учесть два обстоятельства. Во-первых, культура – не тот плод, который можно проглотить за один приём. У германцев полное усвоение античного наследия заняло более тысячи лет, а Русь вошла в контакт с Грецией столетий на восемь позже, чем германцы с Римом. Во-вторых, ко времени принятия Русью христианства греческая культура переживала не расцвет, а упадок. В результате ещё в начале XIX века А. С. Пушкин сетовал: «Учёность, политика и философия ещё по-русски не изъяснялись: метафизического языка у нас вовсе не существует». Правда, однако, состоит в том, что Великая Русь, до XVI века не имевшая почти никаких контактов с Европой и отгороженная от неё Великим княжеством Литовским, заимствовала культурные достижения Греции куда медленнее, чем Русь Белая и Русь Малая. В XVII веке борьба вокруг таких заимствований развернулась в связи с исправлением богослужебных книг.
Кружок «ревнителей благочестия», сложившийся при юном царе Алексее Михайловиче, поставил перед собой грандиозную задачу – устроить жизнь согласно религиозным предписаниям. Главную роль в кружке играл духовник царя, протопоп московского Благовещенского собора Стефан Вонифатьев. О нём даже его противники отзывались тепло. По словам скупого на похвалы Аввакума, это был «муж благоразумен и житием добродетелен». Бояр он учил судить по правде и «без мзды», царя со слезами увещевал «ко всякому доброму делу». Уже в самом начале царствования отец Стефан побудил Алексея издать указы о соблюдении постов, посещении храмов, запрете непристойных игрищ. Даже свадьба царя с Марией Милославской прошла степенно, без смеха, песен, свирелей и труб.
Наряду с Вонифатьевым важную роль в кружке играл Фёдор Михайлович Большой Ртищев – царский постельничий, а позже стольник и дворецкий. Он был всего четырьмя годами старше царя, постоянно находился при нём и пользовался его полным доверием. Однако, даже получив чин окольничего, Фёдор не лез вперёд, не кичился родом и званиями, умел «говорить правду без обиды». Этот сердобольный молодой царедворец организовал за свой счёт приют, куда собирали валявшихся по улицам пьяных и больных, а для неизлечимых, престарелых и убогих – богадельню. Тратя большие деньги на выкуп русских пленных у татар, он в то же время помогал иноземным пленникам, а также узникам, сидевшим в тюрьме за долги. Своих крестьян Ртищев поддерживал ссудами, старался облегчить их повинности, а при продаже села занизил цену, заставив покупателя поклясться, что тот не увеличит барщину и оброк.
Будучи большим поклонником западнорусской учёности, Ртищев в конце 1640-х годов восстановил на свои средства Андреевский монастырь и устроил при нём школу, пригласив учителями киевских монахов, в том числе Епифания Славинецкого – «мужа многоучёного», преподававшего в Киевской братской школе языки греческий, латинский и польский.
В январе 1649 года Москву посетил иерусалимский патриарх Паисий. Он указал царю и патриарху Иосифу на многие отступления московского богослужения от обрядов восточной церкви. Ранние московские справщики греческого языка не знали, поэтому в исправленных книгах осталось много ошибок: начертание Исус вместо Iисус, двоеперстие (патриарх Иосиф крестился двумя перстами) и т. п. Когда в июле того же года Паисий покинул Московское государство, с ним отправился иеромонах Арсений Суханов для ознакомления с греческим церковным ритуалом. Впрочем, на диспуте Арсений объяснил грекам, что они, собственно, не так уж и нужны Москве, поскольку Русь приняла веру не от них, а от апостола Андрея Первозванного, якобы посетившего Киев и Новгород.
Одновременно с Паисием, в начале 1649 года, в Москве появляются два человека, сыгравшие позже важные роли в церковной реформе: нижегородский иерей Иван Неронов, поставленный при содействии Вонифатьева и Ртищева ключарём в Успенской церкви (позже он стал протопопом в Казанском соборе на Красной площади), и учёный греческий монах Арсений. Последний, однако, задержался здесь недолго, поскольку выяснилось, что в своё время ради продолжения учёбы в Риме он принял католичество. За это Арсения сослали в Соловецкий монастырь.
И ещё одно знаменательное событие произошло в марте 1649 года: боярин Глеб Иванович Морозов, брат Бориса Морозова, женился на семнадцатилетней Феодосии Соковниной, которую с этих пор можно называть привычным для нас именем – боярыня Морозова.
Деятельность Ртищева возбудила сильное недовольство среди московского духовенства. Чернец Саул донёс, что в апреле 1650 года в его келье Иван Засецкий, Лука Голосов и дьячок Благовещенского собора Константин Иванов шептались: «Учится у киевлян Федор Ртищев греческой грамоте, а в той грамоте еретичество». Обсуждали они также предстоящую поездку Перфилки Зеркальникова и Ивана Озерова, которым Ртищев выписал «грамоту проезжую» в Киев: «Поехали они, а как выучатся и будут назад, то будут доучиваться у старцев киевлян по-латыни, от них великие хлопоты. Надобно их до Киева не допустить и воротить назад». Ругали и боярина Бориса Ивановича Морозова – дескать, киевлян жалует, а это уже явное дело, что уклонился к ересям.
Меры по совершенствованию богослужения постепенно внедрялись в практику. В 1651 году введено было единогласное пение; священников понуждали читать прихожанам проповеди. В феврале 1651 года Гавриловский поп Иван доносил, что Никольский поп Прокофий говорил ему: «Заводите вы, ханжи, ересь новую, единогласное пение да людей в церкви учить, а мы прежде людей в церкви не учивали, учивали их втайне, беса вы в себе имеете, все ханжи, и протопоп Благовещенский (Вонифатьев) такой же ханжа!»
Приезд киевлян породил разброд в самом придворном кружке. Упомянутый Лука Голосов сетовал, что старцы-киевляне «всех укоряют и ни во что ставят благочестивых протопопов Ивана и Стефана (Неронова и Вонифатьева) и других». Тем не менее Вонифатьев вместе с Ртищевым и новгородским митрополитом Никоном защищал киевских старцев. Нагнетанию страстей способствовало появление в Москве несгибаемого защитника старины Аввакума.
Родом Аввакум был из Нижегородской земли, из села Григорова. Его отец, священник Пётр Кондратьев, «прилежаше пития хмельнова», мать же Мария была постница и молитвенница, воспитавшая сына в страхе Божием. Мальчик был очень впечатлительный: когда у соседей умерла корова, он ночью перед иконой «плакавсе о душе своей, поминая смерть», и с тех пор взял в обычай молиться каждую ночь. После смерти отца мать женила сына на осиротевшей дочери кузнеца. Потом и мать умерла. Аввакум с женой переселился в другое место и к двадцати годам был рукоположен в дьяконы, через два года поставлен в попы, а ещё через семь лет стал протопопом. Жилось ему трудно, как любому человеку, мешавшемуся в чужие дела. Начальники своевольничали, грабили народ и бесчестили девиц, а протопоп пытался их урезонивать. За это его не раз били, в том числе прямо в церкви, а один особо злобный начальник по имени Иван Родионович сперва укусил попа за руку, потом палил в него из пистолей, и, наконец, выгнал из дому, предварительно ограбив дочиста, даже куска хлеба на дорогу не дал. В Москве Вонифатьев и Неронов представили Аввакума царю. Ему дали грамоту и послали на новое место, но он всюду ухитрялся восстановить против себя либо местную власть, либо население: то выгонит из села плясовых медведей с бубнами и домрами, то откажется благословить сына воеводы, брившего бороду. В Юрьевце Подольском Аввакума избила толпа, состоявшая преимущественно из «баб с рычагами». Воевода отбил его и приставил охрану, но толпа по-прежнему осаждала двор, выражая желание убить протопопа и бросить в ров собакам; «наипаче ж, – писал Аввакум, – попы и бабы, которых я унимал от блудни». Выбравшись из осады, он ночью ушёл в Москву, бросив жену и детей. Его включили в число справщиков, и он примкнул к партии старообрядцев, желавших править церковные книги исключительно по древнерусским рукописям.
Незадолго до этого, 15 апреля 1652 года, скончался патриарх Иосиф. Вонифатьев отказался занять его место, и в июле патриархом был поставлен новгородский митрополит Никон (в миру Никита Минин). Вонифатьев и Неронов рассчитывали, что он будет во всём с ними советоваться, но Никон, став патриархом, сразу перестал допускать к себе прежних друзей. К тому времени у него уже сложилось чёткое представление о греческих корнях русского православия: «Я русский, сын русского, но моя вера – греческая». Грецией Никон и его единомышленники стремились заслониться от западноевропейских католиков и протестантов. «Контакты русских с ними, – пишет церковный историк Л. Лебедев, – ограничивались только сферой официальных деловых отношений; личного общения не допускалось. Пресекалось всякое проникновение западных влияний в церковную жизнь. Знаменитое публичное уничтожение икон “франкского письма” в Успенском соборе Кремля в 1654 году – яркое тому свидетельство».
Занявшись сличением книг, Никон быстро убедился в их испорченности. Нужны были новые справщики, искушённые в греческой образованности. Во главе переводчиков московского Печатного двора Никон поставил Епифания Славинецкого. В Москву был вызван из Соловков Арсений Грек, которому указано было обучать юношей греческому языку и латыни, участвовать в переводах и в исправлении богослужебных книг. Появление среди справщиков человека, которого считали «волхвом, еретиком, звездочетцем, исполненным скверны и смрада езувитских ересей», вызвало огромное возмущение среди сторонников старых обрядов.
Никон хотел взять для сличения наиболее древние, харатейные (написанные на пергаменте) книги, но их не смогли сыскать. Пришлось довольствоваться итальянскими перепечатками. Старообрядцы указывали, что эти книги, хоть и слывут греческими, однако печатаются на Западе – в Венеции, Риме и Париже «греческим языком, но не по древнему благочестию». В феврале 1653 года, перед Великим постом, Никон разослал по московским храмам указание служить по исправленным книгам и креститься тремя перстами. Впрочем, служить по-старому не возбранялось, однако упорствующие старообрядцы не только сами не желали выполнять распоряжения патриарха, но и резко осуждали тех, кто соглашался. Против них начались репрессии. 4 августа был арестован Неронов. Его лишили сана и сослали в вологодский Спасо-Каменный монастырь. 13 августа взяли Аввакума, а всентябре его вместе с семьёй сослали на реку Лену в Якутский острог.
ВОССТАНИЕ ХМЕЛЬНИЦКОГО
В разгар религиозных распрей вновь обострился вопрос о западнорусских землях. На этот раз, правда, речь шла не о Смоленске, а о центре Киевской Руси, превратившемся в степную окраину (Украйну) Речи Посполитой. Согласно Люблинской унии 1569 года, украинские земли перешли от Великого княжества Литовского к Короне Польской. Среднее Поднепровье стало быстро заселяться. Украйна покрывается имениями панов и шляхтичей, приманивавших льготами и ссудами беглых мещан и крестьян. Росли старые города, под прикрытием панских замков возникали десятки новых местечек, сотни хуторов и селений. Казаков польские власти приравнивали к холопам. Спасаясь от закрепощения, казаки спускаются всё ниже по Днепру и Восточному Бугу, начинают и на зиму оставаться там, где промышляли. Как варяги-русь семьсот лет назад, они на лёгких челнах громятгорода (правда, теперь уже не греческие, а турецкие и татарские) по берегам Черного моря, доходя до Стамбула. Турки в ответ грозят Польше войной.
Пытаясь поставить казаков под контроль, король Сигизмунд II Август в 1572 году поручил коронному гетману Юрию Язловецкому нанять триста запорожцев на королевскую службу. Наёмники принесли присягу королю и обязались отражать вторжения татар, подавлять мятежи, участвовать в походах на Москву и Крым. Их занесли в особый реестр и приравняли к мелкой шляхте, а их атаман стал именоваться «Гетманом Его Королевского Величества Войска Запорожского». К 1625 году число реестровых казаков выросло до шести тысяч. Они получили королевские клейноды – хоругвь, бунчук, булаву и печать, – и городок Трахтемиров в Киевском воеводстве во владение. Но рост реестра нисколько не убавлял общего числа казачества. Заштатных, оставшихся вне реестра казаков власти и паны старались воротить в поспольство (крестьянские общины), в то же время прибегая к их услугам в случаях военной опасности. Достаточно было искры, чтобы недовольство казаков переросло в восстание. Такую искру зажёг Богдан-Зиновий Хмельницкий.
Он происходил из старинного православного шляхетского рода герба Абданк Люблинского воеводства. Отец его Михаил Хмельницкий владел хутором Суботовым на реке Суба близ Чигирина и служил сотником в чигиринском казачьем полку. Богдан-Зиновий учился в Киевской братской школе, потом в иезуитском коллегиуме, в совершенстве владел польским языком и латынью. Его отец погиб в польско-турецкой войне 1620–1621 годов, а сам он два года провёл в турецком плену, выучив турецкий и татарский языки. После побега из плена Богдан записался в реестровое казачество и стал водить походы в Турцию, потом воевал против москалей и в 1635 году, получил от короля золотую саблю за храбрость. Не раз ему доводилось бывать в составе депутаций, представлявших сейму и королю жалобы на насилия, которым подвергались казаки. Его избрали писарем (фактически вице-гетманом) Запорожского войска, но за участие в восстании 1638 года низвели в чигиринские сотники. Позже, однако, он снова занял должность войскового писаря, и когда в 1646 году король Владислав Ваза вёл тайные переговоры с казацкими старшинами о войне против Турции, в руки Богдана попала коронная грамота, которой он воспользовался для отстаивания казацких привилегий.
В это время случай резко изменил отношения пятидесятилетнего Хмельницкого с польскими властями.
Чигиринский подстароста (вице-губернатор) Данила Чаплинский «на почве неприязненных личных отношений» обвинил его в незаконной приватизации Суботова. С санкции старосты Чаплинский в отсутствие Богдана разорил Суботов, силой увёз прекрасную Гелену (Мотрю), с которой Хмельницкий жил после смерти жены Ганны, и обвенчался с ней по католическому обряду. Когда Богдан обратился в суд, его малолетнего сына по приказу Чаплинского схватили и высекли до полусмерти. Староста жалобу Хмельницкого не принял, а безвластный Владислав Ваза лишь выразил удивление, что казаки, имея сабли за поясом, не могут сами за себя постоять. Вернувшись из Варшавы, Хмельницкий встал во главе недовольных запорожцев и призвал всех, «кому мила вера благочестивая, переделываемая поляками в унию, кому любима целость отчизны нашей, Украйны Малороссийской», подняться против угнетателей. На призыв откликнулись и казаки – заштатные и реестровые, – и крестьяне, ждавшие только предлога для расправы с панами. Одержав ряд побед и вырезав почти поголовно местных поляков и евреев, повстанцы в короткое время овладели Украйной. Польское правительство было вынуждено предоставить им автономию, увеличив реестр (с выплатами жалованья) до 60 тысяч. Вскоре, однако, война возобновилась – на этот раз неудачно для повстанцев. В 1653 году, видя неизбежность поражения, Хмельницкий обратился к царю. 23 октября 1653 года царское правительство объявило, что запорожский гетман и всё Войско Запорожское просятся под руку московского царя из-за того, что «паны Рада и вся Речь Посполитая на православную христианскую веру и на святые божии церкви восстали и хотят их искоренить». Заодно полякам припомнили ошибки в царском титуле, постоянно допускаемые в дипломатических документах, и столь же постоянные их отказы казнить виноватых в этих страшных преступлениях. «И по тому по всему приговорили: гетмана Богдана Хмельницкого и всё Войско Запорожское с городами и с землями принять под свою государскую высокую руку для православной христианской веры и святых Божьих церквей…»
В январе 1654 года в Переяславе прошла Рада (совет) запорожской казачьей старшины с участием представителей казачьих полков и жителей Переяслава. Гетман и старшина, всего 284 человека, торжественно поклялись «быть с землёй и городами под царской великою рукой неотступно» и принесли царю присягу. От лица царя Хмельницкому была вручена грамота и знаки гетманской власти – хоругвь, булава и шапка. Затем московские послы объехали украинские города и сёла, приводя мужчин к присяге. Присягнувших насчитали 127 328. Отказались присягать ряд представителей казачьей старшины, несколько казачьих полков, некоторые города (в том числе Чернобыль) и киевское духовенство во главе с митрополитом. В марте послы Хмельницкого подписали в Москве договор, гарантировавший казакам право избрания гетмана и реестр в 60 тысяч; гетман получал право внешних сношений и сбора податей (под контролем Москвы).
Переяславская Рада вошла в историческое сознание россиян как «воссоединение Украины и с Россией», хотя до этого московским государям Украина никогда не принадлежала.
С этого времени начинается эпоха почти непрерывных войн, продлившаяся до конца царствования Алексея Михайловича и продолжавшаяся при его сыне Фёдоре Алексеевиче. Причём войны проходили на фоне расколовшей общество церковной реформы и многочисленных внутренних смут.
В апреле 1654 года церковный собор в Москве одобрил исправление книг по греческим образцам. Коломенский епископ Павел, единственный из архиереев, осмелившийся противоречить царю и патриарху, был лишен сана и погиб в заточении, лишившись рассудка. 18 мая государь Алексей Михайлович отбыл из Москвы на войну, а в июле на Русь пало моровое поветрие – эпидемия чумц. В Москве болезнь унесла до половины жизней. Фёдор Ртищев, сопровождавший царя в походе, подбирал в свой экипаж нищих, больных и увечных, а сам ехал верхом, несмотря на застарелую болезнь ног. В попутных городах и сёлах он устраивал госпитали, где содержал и лечил своих подопечных.
Алексей Михайлович за время военных действий побывал во многих западнорусских и литовских городах, в том числе в Вильно, насмотрелся на заграничную жизнь. Вернувшись в Москву, он обил внутренние стены своего дворца обоями из золочёной кожи и завёл мебель немецкого и польского образца.
Ослаблением Польши решил воспользоваться шведский король Карл X Густав, заявивший о своих претензиях на прибалтийские земли Восточной Пруссии и Ливонии, входивших в состав Речи Посполитой. В июле 1655 года он ввёл свои войска на территорию этого государства. Вторжение шведов, получившее в польской литературе название «Шведский потоп», продолжалось до 1660 года
МЕХМЕД КЁПРЮЛЮ
Ситуация в Османской империи в эти годы была ещё более критической. Продолжалась Критская война. В мае 1656 года соединённый флот Венеции и Мальтийского ордена госпитальеров-иоаннитов разбил османскую эскадру у Дарданелл и блокировал пролив, лишив возможности снабжать воюющую на Крите армию. Внутри страны также было неспокойно. Чтобы восстановить престиж должности великого визиря и дистанцировать его от дворцовых интриг, по наущению валиде-султан Турхан-хатидже нового великого визиря решили поискать за пределами дворцового окружения. 15 сентября 1656 года султан Мехмед IV назначил великим визирем Мехмед-пашу Кёпрюлю, пребывавшего в унаследованном от отца городе Кёпрю. При этом султан наделил великого визиря полномочиями наказывать непокорных.
Сразу после своего назначения Мехмед-паше пришлось действовать против переживавшей возрождение секты Кади-задели, духовный лидер которой Мехмед-эфенди Юстювани был уважаемым проповедником и имел благодаря своему влиянию в народе право входа во дворец. Через неделю после вступления в должность Кёпрюлю Мехмед-паша устроил облаву на лидеров движения и выслал их (в том числе Мехмеда-эфенди) на Кипр. Кёпрюлю повесил православного Константинопольского патриарха на том основании, что тот поощрял христиан Валахии на восстание против Османского правления. Ахмед-паша Сейди был смещён с поста главного адмирала, полученного им за отражение атаки венецианцев на Дарданеллы в конце лета 1656 года, и отправлен губернатором в Боснию. Был введён комендантский час, при помощи янычар подавлен бунт набираемых в Анатолии кавалерийских полков, некоторые высшие командиры кавалеристов были казнены. Как выразился султанский летописец Абдурахман Абди-паша, трупы многих возмутителей спокойствия «стали пищей для морских тварей».
В 1657 году османский флот оттеснил венецианцев от Дарданелл и прорвался в Эгейское море . После нескольких месяцев ожесточённых морских сражений, в ходе которых сам Кёпрюлю командовал сухопутной армией, стоявшей лагерем на анатолийском берегу Дарданелл, турки взяли острова Тенедос и Лемнос и казнили тех, кого сочли нарушившим свой долг во время военной кампании. Разгром венецианцев позволил возобновить снабжение турецкой армии, которая вела осаду Кандии – венецианского владения на Крите.
В 1658 году с помощью Речи Посполитой Кёпрюлю подавил мятеж трансильванского воеводы Дьёрдя II Ракоци, а затем и восстание малоазиатских пашей, убив около тридцати из них.
Чувствуя приближение смерти, Мехмед Кёпрюлю призвал к себе своего сына Фазыл Ахмеда, который в то время был губернатором Дамаска, и сделал его своим заместителем. 31 октября 1661 года Мехмед-паша Кёпрюлю после тяжёлой и продолжительной болезни умер в Эдирне, а Фазыл Ахмед стал новым великим визирем. Это был первый случай в истории Османской империи, когда пост великого визиря был передан по наследству, и являлся свидетельством того, насколько султан доверял администраторским способностям Мехмед-паши и его умению разбираться в людях.
Фазыл Ахмед, ещё будучи губернатором Эрзерума, попал под влияние курдского проповедника Мехмеда ибн Бистана, известного под именем Вани-эфенди. Эти два человека стали друзьями, и когда Фазыл Ахмеда назначили великим визирем, Вани-эфенди был приглашён в Стамбул в качестве его советника по духовным вопросам. Позднее он был назначен на влиятельный пост проповедника во время пятничных молитв в открытой в 1665 году мечети Турхан Султан, а затем стал духовным наставником великого визиря. Вани-эфенди пытался бороться с другими сектами и другими конфессиями, а также с противными Корану пороками; в частности, по его наущению в 1670 году был издан имперский указ, ликвидировавший таверны в Стамбуле и окрестностях и запрещавший продажу вина. Однако этот указ обходился различными способами, в том числе и самими членами правительства. Как писал побывавший там доктор Джон Коувел, «весь двор состоял из пьяниц, за исключением султана и ещё двух человек».
МОСКОВСКИЙ БУНТ 1662 ГОДА
Алексей Михайлович, чтобы лично контролировать все важнейшие государственные дела около 1658 года учредил Приказ тайных дел, поставив во главе его самого доверенного человека – Фёдора Ртищева. Среди прочего Приказ следил за чеканкой денег. Обнаружилось, что руководители Печатного двора перечеканивали медь в монеты по частным заказам и жили, как бояре – понастроили новые хоромы и ели на серебре. Виновных казнили, отсекали им руки и развешивали на стенах, но главные преступники откупались, давая взятки тестю царя Илье Даниловичу Милославскому и думному дворянину Афанасию Ивановичу Матюшкину, женатому на царской тётке. Серебро исчезало из обращения, за один серебряный рубль давали уже двенадцать медных; цены росли, несмотря на правительственные запреты. В 1662 году, начиная с Пасхи, в Москве пошли слухи о готовящемся бунте. 25 июля на Лубянке было вывешено подмётное письмо, в котором назывались изменники – «Илья Данилович Милославский, да окольничий Фёдор Михайлович Ртищев, да Иван Михайлович Милославский, да гость (богатый купец) Василий Шорин». На Сретенке собралась толпа. Письмо царские люди сорвали, но толпа требовала выдать изменников-бояр, а пока ограбила дом Шорина. Стрельцы разогнали бунтовщиков, при этом человек сто утонули в реке, больше семи тысяч было перебито или задавлено. Зачинщиков вешали, резали им руки и ноги и ссылали в дальние места.
В том же 1662 году был арестован Петр Марселис, который признался в воровстве с Московского монетного двора медных денег на 15 тыс. рублей. Теперь ни дружба Марселиса с «ближними боярами», ни прежняя благосклонность к нему царя не спасли его от весьма суровой кары: его изгнали из России, а принадлежавшая ему половина железоделательных заводов была конфискована: «Тех всех железных заводов Петрова половина Марселиса за ево Петрову вину отписана была на него Великого Государя, а другую половину велено владеть товарищу ево Филимону Акеме попрежнему».
Царский указ 15 июня 1663 года отменил принудительный курс медных денег; правительство выкупало их у населения по курсу сто медных рублей на 1 рубль 60 копеек серебром.
ССЫЛКА НИКОНА И АРХАНГЕЛЬСКИЕ ДЕЛА МАРСЕЛИСА
Петра Марселиса уже в 1665 году освободили благодаря заступничеству датского короля. Тульские заводы были ему возвращены «за многие ево и отца ево царскому величеству службы». В том же 1665 году Марселиса на пару с Д. Анггелером отправили уговаривать монархов Дании и Бранденбурга помочь урегулировать отношения с Речью Посполитой.
Патриарх Никон к этгому времени разошёлся с царём в ряде вопросов, но прежде всего из=за того, что частенько противоречил горячему и не терпевшему «встречи» Алексею Михайловичу. В ноябре 1666 года в Москву прибыли патриархи Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий. 12-13 декабря на церковном Соборе Никона лишили архиерейского сана, а в январе 1667 года отвезли в Ферапонтов монастырь на Белооозере. Церковную реформу собор объявил возвращением к греческим истокам православия, а староверов приравнял к еретикам, рекомендовав не только подвергнуть их отлучению, но «наказать злочестивых и градским (ьо есть светским) законом, и казнить их разным томлением и различными муками».
В мае 1667 года выгорел Архангельск – важнейший портовый город России, не имевшей выхода в Балтийское море: «анбары и лавки все погорели без остатка». Царь поручает Марселису «учинить радением своим чертеж» для восстановления Архангельска, причём не с деревянными, а с каменными и кирпичными строениями. Согласно царскому «техническому заданию», проект должен был включать центр международной торговли («размер и основание торговых промыслов товарному складу и Немецким приезжим дворам… досмотреть по берегу, где мочно устроить гостиные дворы, и анбары каменные»), порт («у Архангельского города корабельной пристани быти на старом ли или на ином месте, где сыщетца лутше, чтоб корабельной пристани быть близко берега в пристойном месте»), таможню (чтобы «с кораблей бы иноземцы товаров не вывозили и на корабли русских товаров к себе не клали»), жильё («слободам стрелецким и всех жилецких людей домов, чтоб со всяким добрым и пристойным строеньем») и городскую крепость. В проект требовалось включить сведения, где «на то каменное дело камень белой и известь ломать и кирпич делать и сколь далеко от города». Из-за отсутствия грамотных счетоводов Марселис не смог представить смету строительства: «без мастеров» её делать – не за обычай, а мастеров, кому сметить, нет».
С Марселисом в Архангельск был послан «мастер немчин» – архитектор-градостроитель Вилим Шарф. Видимо, он представил альтернативный проект восстановления города. Двинский воевода И. И. Чаадаев, направляя проекты царю, высказал мнение, что «вилимовы чертежи видятца прочнее и лутче», к тому же «не достоит так быть, что русскому (двору) от города дале и на леве (стороне), а немецкому ближе и на правой стороне, да и прежь, государь, того и старые дворы так были: от города ближе был русский двор».
Марселису же Алексей поручает составление нового торгового устава. Устав был написан и в том же 1667 году отредактирован главой Посольского приказа Афанасием Ординым-Нащокиным.
Руководить работами по восстановлению Архангельска царь поручил гостю (крупному купцу) Аверкию Кирилову, который ранее, в 1660-1665 годах, возводил здания Московского гостиного двора. Марселис в доношении государю просил, чтобы Кирилов согласовывал с ним «всё, что к прибыле казне царского величества объемлется», а также «где быть гостиному двору и какою величиною тому быть, так и городу».
После Архангельска Марселис вкладывается в геологические работы в малонаселённом и бездорожном Олонецком уезде. По государеву указу 1666 года в Толвуйский и Шунский погосты Олонецкого уезда для сыску медной руды направляются «датцкий» плавильщик Денис Юрыш (D.Ioris) и доктор Николае Андерсон. Руководить работами было поручено новгородскому купцу Семену Гаврилову, которому, видимо, принадлежали тамошние земли. Гаврилов запросил у казны 260 рублей жалованья и «доварок» в пределах 250 рублей на обустройство будущего заводика на Спиридоновском ручье в Фоймогубской волости, на западном берегу Онежского озера. Кроме того, на оснащение металлургической мануфактуры и развитие горного дела первопроходцы получили немалые денежные средства из Олонецкой приказной избы и Повенецкой таможни; в их пользу отчислялись «кабацкие» прибыли. Рудознатцы записывали «ямы» – месторождения, давно известные местным жителям, и искали новые. Однако люди Гаврилова не смогли начать плавку и литье меди на Спиридоновском ручье, и в 1669 году концессия закрылась якобы из-за бедности руды и удаленности района. Привилегия на разработку медных месторождений в Олонецком крае перешла к престарелому Петру Гавриловичу Марселису, однако он, вероятно, даже не приступал к разведочным работам в Фоймогубской волости. В 1670 году монополия была передана голландцу Вернеру Мюллеру, действовавшему в партнёрстве с комиссаром датского короля в России Генрихом Бутенантом и купцом Даниэлем Гартманом. В 1672 году Пётр Гаврилович Марселис скончался в Москве, а его супруга Анна Акема тут же вышла замуж. Запись современника от 11 февраля гласила: «Я был на свадьбе полковника Мензиса, который женился на вдове Питера Марселиса и взял за нею 5 000 рублей деньгами, а также посуду и драгоценности стоимостью еще 2 000 – хорошее состояние, если умело им распорядиться».
Наследниками принадлежавших покойному Петру Марселису российских железоделательных мануфактур и предприятий, в том числе в Фоймогубской волости, стали его сыновья, оба носившие имя Пётр – старший от брака с Доротеей Барнсли и младший от Анны Акемы. В 1674 году государь Алексей Михайлович жалованной грамотой подтвердил юридическое право Петра Петровича Марселиса старшего на удаленные места на юге Олонецкого уезда, которые ранее «ведал гость Семен Гаврилов». Ему повелевалось «медные и другие руды приискивать и сыскав заводы заводить и тое руду плавить и ковать своими деньгами и проторьми и наемными людьми». Компаньоном П. П. Марселиса в организации фоймогубского производства стал голландский предприниматель Хармен (Еремей) ван дер Гатен. Медной руды для разработки оказалось недостаточно, зато было найдено много руды железной. В результате Гатен и Бутенант, выписав мастеров с Каширских заводов Марселиса, организовали «железные и укладные заводы».
ОРДИН-НАШОКИН
С. М. Соловьёв пишет: «…Как скоро русские люди с головою Ордина-Нащокина стали взглядывать на Запад, так сейчас же увидали, откуда там то, чего недоставало в России, именно богатство, увидали, что оно происходит от сильно развитой торговой и промышленной деятельности, от развития города, и Ордин-Нащокин провозглашает, что торговля есть одно из важнейших государственных дел. В эпоху преобразования мысль эта была вполне усвоена правительством и лучшими людьми, и потому является ряд мер для поднятия торговли и промышленности, и прежде всего торговые и промышленные люди выделяются, рассыпанная храмина собирается».
Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, 1605 г. р., происходил из небогатых дворян Псковского и Торопецкого уездов, знал математику, латынь, немецкий, польский и молдавский языки. Умный, «говорун и бойкое перо», он в 1642 году участвовал в разметке новой русско-шведской границы, производимой после Столбовского мира.
Русские купцы торговали поодиночке, капиталы их были невелики, из-за этого и обороты были небольшие. Ордин-Нащокин, назначенный в 1665 году воеводой в Псков, попытался учредить там беспошлинные ярмарки и нечто вроде торговых товариществ, которым давали казённые кредиты. Он предлагал также устроить выборное городское управление и ввести взамен казённых кружечных дворов вольную продажу вина с акцизом с рубля по две деньги. Но в 1667 году его назначили дьяком (главой) Посольского приказа, и его псковские начинания были похерены.
Зато в том же приснопамятном 1667 году был принят Новоторговый устав, запретивший иноземцам вести розничную торговлю. Оптовую им разрешили только в окраинных городах, преимущественно в Архангельске.
В 1667–1668 годах голландские мастера под наблюдением Ордина-Нащокина построили первый русский военный корабль «Орёл» (водоизмещение 250 тонн, длина 24,5 метра) для охраны торговли на Волге и Каспийском море. Тем не менее в 1669 году донской казачий атаман Степан Разин ограбил на Волге караван стругов московского купца Василия Шорина (того самого, чей двор в Москве разорили мятежники в 1662 году). С этого эпизода началось восстание Разина, бушевавшее несколько лет на огромных пространствах Московской Руси.
УКРАИНСКИЙ УЗЕЛ
На Украйне после смерти в 1657 году Богдана Хмельницкого отдельные казачьи группировки выбирали то одного, то другого гетмана, каждый из которых старался укрепить своё положение и расширить самостоятельность казачьего государства, лавируя между Речью Посполитой, Москвой и османской Турцией. Возможности лавирования, однако, сузились после того, как 13 января 1667 года Москва и Варшава заключили в Андрусове перемирие сроком на 13,5 лет. В 1669 году гетман Правобережной Украины Пётр Дорошенко заключил договор с султаном Мехмедом IV. Дорошенко был с почётом принят в Стамбуле и назначен «беем турецкого санджака вилайета Украйны», получив от султана двухбунчуковое знамя. Украйна сохраняла за собой не только полную автономию, но и свободу от всяких податей и взносов в султанскую казну, обязываясь только поставлять казацкое войско по требованию султана. Лично для себя Дорошенко выговорил несменяемость гетманского сана и передачу его по наследству. Ему удалось объединить земли по обе стороны Днепра. Однако договор с Турцией погубил дело Дорошенко в глазах народа. Большая часть казаков отхлынула от Дорошенко к его противнику – запорожскому войсковому писарю Суховиенке, на место которого скоро был избран гетманом уманский полковник Ханенко, признанный и польским правительством. Помощь Турции на время отклонила беду от Дорошенко: турецкий посол отвел крымские орды, вместе с Ханенком и Суховиенком осадившие Дорошенко; затем на помощь последнему присланы были белгородские татары, с которыми он окончательно разбил своих противников.
Крымский хан Адиль Герай начал переговоры с запорожцами о взаимной помощи, что помогло бы Крыму выйти из вассальной зависимости от Османского султана. Когда об этом узнали в Стамбуле, то он был отстранён от власти, и в 1671 году Мехмед IV сделал крымским ханом Селима I.
Разбитый Стенька Разин бежал на Дон, был выдан атаманом Корнилом Яковлевым и казнён в Москве 6 июня 1671 года.
Дорошенко, надеясь, что с турецкой помощью сможет объединить под своей властью всю Украину, соединил свои силы с силами нового хана и возобновил войну с Речью Посполитой. В этой ситуации польный коронный гетман Ян Собеский, имея всего 4 тысячи человек, выступил на Украину и, разбив 26 августа 1671 года казацко-татарское войско в битве под Брацлавом, занял много городов и сёл. Наконец 21 октября 1671 года Ян Собеский разбил казаков и крымцев в битве при Кальнике. Так как крымский хан в это время был занят подавлением бунта черкесов на Кавказе, то возник шанс полного покорения поляками Украйны, и на поле боя прибыл сам король с посполитым рушением (народным ополчением) и литовским войском. Однако до этого не дошло: из-за интриг врага Собеского – великого гетмана Литовского Михаля Паца стоящее в Дубенке литовское войско было распущено, а не получившие жалованья солдаты разошлись по домам. Король Польши и Великий князь Литовский Михаил Корибут Вишневецкий не пожелал передать Собескому командование над посполитым рушением, и распространил среди шляхты слух о том, что никаких татар на Украине уже нет.
В декабре 1671 года поляки начали наступление на владения Дорошенко, а в начале 1672 года в Варшаву прибыл турецкий посол, который привёз султанский фирман с объявлением войны. Весной 1572 года Мехмед IV с громадной армией вторгся в Польшу, захватил Каменец-Подольский и осадил Львов. и Собеский был вынужден уступить Турции Правобережную Украйну и Подолию (земли вокруг Винницы), но сейм договор не утвердил, и война продолжалась. Фазыл Ахмед-паша 27 августа 1672 года взял Каменец-Подольский, куда после этого приехал султан для личного осмотра новых завоеваний. Речь Посполитая была вынуждена заключить с Османской империей Бучачский мир, по которому к туркам переходили Брацлавское и Подольское воеводства, а правобережная Украина закреплялись за Дорошенко. Все крепости Подольского эйялета, кроме тех, где стояли оккупационные османские войска, были разрушены, и османы предложили Дорошенку снести все крепости Правобережной Украины, кроме столичного Чигирина.
Запорожские и донские казаки с санкции Москвы совершили нападения на Крым и Каланчинские башни – укрепления, поставленные турками в устье Дона. В османском лагере при подстрекательстве крымских татар обсуждали планы завоевания Киева и Левобережной Украины, а также возможность прорыва русской оборонительной линии, но к 1673 от планов русского похода отказались, сочтя его слишком трудным. Москва безуспешно пыталась заручиться поддержкой европейских держав, но те были заняты своими делами.
В начале 1673 года Москва известила Варшаву, что ввиду подписания Бучачского договора, отдающего украинские земли туркам, она больше не считает себя связанной условиями Андрусовского перемирия, и будет добиваться перехода этих территорий под свою власть. В январе-феврале 1673 года армия воеводы князя Юрия Петровича Трубецкого подошла к Киеву. На Дон также были посланы войска. 4 июня 1673 года крымскому хану было направлено требование прекратить враждебные действия против России и Польши, в противном случае ему грозили вторжением. Гетман Дорошенко, обеспокоенный появлением русских войск на Днепре, обратился за помощью к султану. Крымские отряды атаковали Белгородскую черту. Им удалось разрушить участок земляного вала восточнее Нового Оскола, но глубоко проникнуть на русскую территорию не получилось, и, опасаясь окружения, хан Селим-Гирей повернул назад. Русские войска и казаки двигались к Азову и пытались штурмовать Каланчинские башни. Османы разрабатывали план массовой депортации населения из Подолии и замены его татарами. Дорошенко выразил принципиальное согласие на переход под власть Москвы, но требовал пожизненного гетманства по обе стороны Днепра и вывода русских войск из Киева. Русское правительство не собиралось выполнять требования, не соответствовавшие реальному политическому весу Дорошенки. В феврале- марте 1673 года были проведены переговоры с отдельными полковниками, которые выразили готовность сражаться против турок вместе с русскими.
Между тнм Сейм Речи Посполитой отказался ратифицировать позорный Бучачский договор, и война возобновилась. В кровопролитном Хотинском сражении 10-11 ноября 1673 года Ян Собеский разгромил турок, после чего поляки заняли большую часть Молдавии. Однако уже в декабре польская армия разошлась по домам.
Гетман Петр Дорошенко утвердился со своими сторонниками в Чигирине. Это привело к ряду вооруженных столкновений его отрядов с малороссийскими казаками – подданными России и русскими войсками. В 1674 году был проведен успешный поход русских войск против отрядов гетмана Петра Дорошенко и поддержавщих его крымских татар на правобережье Днепра близ границы с Турцией. 15 марта 1674 года в Переяславе представители почти всех правобережных полков избрали черниговского полковника Ивана Самойловича гетманом и составили условия своего подчинения царю. В мае боярин Ромодановский и Самойлович снова вторглись на правый берег, разбили татар и захватили посланца Дорошенки Ивана Мазепу, отправленного в Крым за подкреплениями. 23 июля русско-украинское войско осадило Чигирин.
29 июля 1974 года османская армия великого визиря Фазыл Ахмед-паши перешла Днестр и вступила на Украину. 17 городков, в том числе Ладыжин и Умань, были разорены, а население угнано в рабство. В Умани, которая сдалась после девяти дней осады и штурма, турки вырезали мужское население, а женщин и детей продали в рабство. Однако в России дети боярские отказывались идти в поход, и русская помощь не пришла. Дорошенко преподнес хану в подарок 200 рабов из числа левобережных казаков, и разрешил татарам угонять в рабство сколько угодно людей из окрестностей Чигирина, объявив тамошних жителей предателями. Украинцы Правобережья бежали на левый берег или в Польшу. Благодаря этому избранный в мае 1674 года польским королём Ян Собеский к ноябрю восстановил власть Речи Посполитой на значительной украинской территории.
МОДЕРНИЗАЦИЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА
По меткой формулировке В. О. Ключевского, Алексей Михайлович одной ногой «ещё крепко упирался в родную православную старину, а другую уже занёс было за её черту, да так и остался в этом нерешительном переходном положении. Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины. Это было у нас единственное поколение, так думавшее: так не думали прежде и перестали думать потом. Люди прежних поколений боялись брать у Запада даже материальные удобства, чтобы ими не повредить нравственного завета отцов и дедов, с которым не хотели расставаться, как со святыней; после у нас стали охотно пренебрегать этим заветом, чтобы тем вкуснее были материальные удобства, заимствуемые у Запада. Царь Алексей и его сверстники не менее предков дорожили своей православной стариной; но некоторое время они были уверены, что можно щеголять в немецком кафтане, даже смотреть на иноземную потеху, “комедийное действо”, и при этом сохранить в неприкосновенности те чувства и понятия, какие необходимы, чтобы с набожным страхом помышлять о возможности нарушить пост в крещенский сочельник до звезды».
И в общественной жизни, и в быту Алексей Михайлович поддерживал баланс между сторонниками старины и новшеств. Выстаивая многочасовые службы, он ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил её и детей на иноземные «комедийные действа» с музыкой и танцами. Он дал детям в наставники западнорусского учёного монаха Симеона Полоцкого, учившего царевичей (и царевен тоже!) не только «Часослову», «Псалтыри» и «Октоиху», но также языкам латинскому и польскому.
Отмечая в характере Алексея «наклонность к полезным и приятным новшествам», В. О. Ключевский констатирует, что он «не дал ни плана, ни направления преобразованиям, но создал преобразовательное настроение». Надо представлять, насколько важным было такое «настроение» для Московской Руси середины XVII века. За контакты с Западной Европой ратовали в то время лишь отдельные маргиналы наподобие Хворостинина или упомянутого сына Ордина-Нащокина. Даже в следующем поколении, куда более подготовленном к новшествам, Петру Алексеевичу с большой натугой давалось внедрение хотя бы внешних признаков европейской цивилизации. Его отцу довелось решать задачу не менее трудную: отстаивать принципиальную возможность учиться у заграницы.
***
При Алексее Михайловиче европейские новинки проникают в быт – но пока исключительно в быт московской верхушки. «Часы, картина, покойная карета, музыкальный инструмент, сценическое представление – вот чем сначала мало-помалу подготовлялись русские люди к преобразованиям, как дети приманивались игрушками к учению» (С. М. Соловьёв).
Воспитателем родившегося в 1629 году Алексея Михайловича был Борис Иванович Морозов (ок. 1590 г. р.), одевавший своих воспитанников в немецкое платье. Взрослому Алексею Михайловичу Богдан Матвеевич Хитрово (1615 г. р.) подарил полукарету чужеземного производства. Артамон Сергеевич Матвеев (1625 г. р.) тоже дарил царю карету – чёрную немецкую на дуге, с хрустальными стёклами и раскрывающимся верхом, а царевичу Федору – карету бархатную.
Дом Артамона Матвеева был убран по-европейски: потолок разрисован, на стенах немецкие изображения святых и часы столь затейливой конструкции, что на них обращали внимание и иностранные посетители. Жена Матвеева появлялась в мужском обществе, сын Андрей получил европейское образование. Матвеев организовал типографию при Посольском приказе, собрал огромную библиотеку и был в числе организаторов первой в Москве аптеки. Он написал «Историю русских государей, славных в ратных победах, в лицах» и «Историю избрания и венчания на царство Михаила Фёдоровича».
Простым людям запрещалось забавляться музыкой, велено было искать и жечь музыкальные инструменты: власти не без оснований полагали, что соотечественники просто так играть да петь не способны, и где музыка, там обязательно какое-нибудь суеверие или бесчинство. Но когда 21 октября 1674 года Государь давал неофициальный ужин («вечернее кушанье в потешных хоромах»), то после еды «играл в органы немчин, и в сурну, и в трубы трубили, и в суренки играли, и по накрам, и по литаврам били»; духовника своего, бояр и дьяков думных царь напоил всех пьяных, разъехались в двенадцатом часу ночи – ужасно поздно по меркам той Москвы, где укладывались спать в 8-9 вечера.
Для царя и его приближённых стали устраивать театрализованные представления. Ставили не Еврипида и не Плавта, тем более не Шекспира или Мольера: чтобы переводить таких авторов, в русском языке ещё не было слов. Русские грамотеи и чиновники конструировали на средневековый образец библейские истории или светские сказания – «Пещное действо» (по библейскому рассказу о чудесном спасении трёх отроков из огненной печи в Вавилоне), «Темир-Аксаково действо» )о Тамерлане и султане Баязете), как Алаферну-царю царица голову отсекла, как Артаксеркс велел повесить Амана. Разыгрывали комедии немцы Ягана Годфрида (Иоганна Готфрида) и обученные ими мещанские дети из Новомещанской слободы, а также дворовые люди А. С. Матвеева; они же играли на органах, на фиолях (струнный инструмент) и «на страментах» и танцевали.
Зато «гнусный, еллинский и блуднический обычай брадобрития и постригания волос» при Алексее Михайловиче был почти полностью искоренён. Отлучали от церкви не только самих бритых «стиляг», но и тех, кто с ними общался. Так, князь Иван Михайлович Кольцов-Мосальский, пожалованный в 1658 году в стряпчие (придворный чин, следующий после стольника), был из стряпчих выписан в жильцы за то, что сбрил бороду и подрезал волосы; впрочем, это обстоятельство не помешало его дальнейшей карьере при Алексее Михайловиче и при его наследниках.
Царь и его приближённые понимали, что страна нуждается в обновлении, и прежде всего в военной области. С. М. Соловьёв пишет: «Нудящие потребности государства были в таких науках, искусствах и ремеслах, которым не могли научить монахи. Волею-неволею нужно было обратиться к иноземным и иноверным учителям, которые и нахлынули и, разумеется, с требованиями признания своего превосходства. Превосходство было признано; важные лица наверху постоянно толковали, что в чужих землях не так делается, как у нас, и лучше нашего».
В том, что касалось гуманитарной учёности, в учители со скрипом допускали греков и малороссиян, хотя и сомневались в их православии. Но офицеры, лекари, мастера всяких дел сплошь были европейцы.
Во дворце у царевичей появляются списки «потешных книг» – переделок переведённых с польского старинных греческих и средневековых западноевропейских романов, повестей, исторических сочинений, поэм, басен, анекдотов. В частности, англо-нормандский рыцарь XIII века Бевис, сын графа Хэмптонского (в итальянском варианте Буов; д’Антон; – Buovo d'Antona), к этому времени окончательно оброусел, превратившись в чрезвычайно популярного Бову-Королевича.
Переводились с польского огромные средневековые сборники нравоучительных повестей — «Gesta Romanorum» («Деяния римские»), разные «Зерцала», собрания анекдотов о знаменитых людях, особенно из греческой и римской истории – так называемая «Апофегмата». Наконец, переводились с польского сборники фацеций, т. е. смешных и скандалезных рассказов и анекдотов, острых слов и шуток – «смехотворные повести». Русские авторы начинают подражать европейским образцам. Ещё в царствование Михаила Фёдоровича появляется «Повесть зело предивная града Великого Устюга купца Фомы Грутцына о сыне его Савве, как он даде на себе диаволу рукописание и как избавлен бысть милосердием Пресвятой Богородицы Казанские» и «Повесть о Фроле Скобееве» (конец XVII века).
В 1650 году приглашённые в Москву киевские монахи Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский перевели с греческого и латинского языков «Уставы граждано-правительственные» из первой книги Фукидидовой «Истории» и «Панегирика Траяну» Плиния Младшего, географию Европы и Азии в двух частях, «Анатомию» Андреаса Везалия, «О убиении краля Аггельского» (английского короля Карла I), «Гражданство и обучение нравов детских». Перевели они и сборник «О граде царском, или поучение некоего учителя именем Мефрета, собрано от 120 творцов греческих и латинских, как внешних философов, стихотворцев и историков, врачев, такоже и духовных богословцев и сказателей писания божественного. А писано в той книге имена и свойства, или естественные природы, различных многих зверей четвероногих, птиц, рыб удивительных морских, змиев и всяких пресмыкающихся, каменей драгих, бисер, древес всяких, моря, рек, источников, лесов, четырех стихий: воды, земли, воздуха, огня. Обретаютжеся еще повести на всякую вещь, философов, царей, врачевание на многовидные болезни, обычаи различных языков, положение стран, выспрь гор, различные семена, злаки травные, притчи и иная многая собранная и в едино место совокупленная. А сложено то все разумом и прикладом в троице св. единому, ко ангелам, к человеку и его добродетелем и злобам, такожде и к коварству демонов и к похвалению святых божиих, к хулению же еретиков удивительным прировнянием и свидетельством Ветхого и Нового завета писанные и с толкованием учителей церковных приводятся. И таковыми приводы и чудным остроумием сочинены поучения на целый год, на все недели и на праздники Господские и Богородичны и на святых и на всю Четыредесятницу по две и по три, всякое же поучение таково есть пространно, что от всякого мочно два и три и четыре и пять поучений соделати».
Послы, отправлявшиеся за границу, преимущественно в Польшу, были обязаны закупать там книги на латинском и польском языках. Князь Репнин-Оболенский в 1653 году привёз из Польши лексикон славяно-русский, «Хронограф» Пясецкого, лексикон гданьский на немецком, латинском и польском языках, книгу польского хрониста Александра Гвагвина «Сармация» (историко-географическое описания Польши, Литвы, Украины и Белоруссии), Библию на польском языке и Кромвелевскую «Конституцию Англии 1653 года». В 1669 году Ордину-Нащокину присланы было из-за границы 82 латинские книги.
В 1673-1674 годы по инициативе Артамона Матвеева в Посольском приказе переводчик, учёный молдавский боярин Николай Милеску Спафарий и подьячий Пётр Долгово составили справочники по европейской истории и литературе:
1) «Государственная большая книга с описанием великих князей и царей российских, откуду корень их государский изыде, и которые великие князи и цари с великими ж государи окрестными с христианскими и с мусульманскими были в ссылках, и как великих государей именованья и титлы писаны к ним; да в той же книге писаны великих князей и царей, и вселенских и московских патриархов, и римского папы и окрестных государей всех персоны и гербы»;
2) «Мусы, или Седмь свободных учений в лицах»;
3) «Книга о сивиллах, колика быша и кими имены, и о предречении их»;
4) «Василиологион, то есть сочисление или описание всех царей, иже бяху во всем мире доблестнейший и мужественнейшии от начала мира даже до ныне»;
5) «Хрисмологион на откровение сна Даниилом пророком Навуходоносору о четырех монархиях»;
6) «История о мужественнейших в воинских ополчениях ассирийских, перских, еврейских, греческих, римских царях и великороссийских великих князьях и царях».
Думный дьяк Фёдор Грибоедов составил «Историю, сиречь повесть, или сказание вкратце о благочестно державствующих и святопоживших боговенчанных царях и великих князех, иже в Российстей земли богоугодно державствующих».
Русские начальники плохо понимали, что именно нужно заимствовать из Европы, даже в таком вроде бы понятном деле, как военное искусство. Когда шотландец Патрик Гордон явился наниматься на службу, глава Иноземного приказа, царский тесть боярин Илья Данилович Милославский велел ему взять копье и мушкет и показать, как он умеет ими действовать. «Гордон отвечал, что если б ему прежде сказали об этом, то он бы привел с собою своего денщика, который, вероятно, знает лучше его ружейные приемы, и прибавил, что для офицера эти приемы – последнее дело, а главное – начальствовать над солдатами. Боярин возразил, что всякий служилый иноземец, приезжающий в Россию, хотя бы был полковник, должен показать, умеет ли действовать копьем и мушкетом. Делать было нечего: Гордон принялся за копье и мушкет, и боярин остался доволен» (С. М. Соловьёв).
ОКОНЧАНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА
Конец правления Алексея Михайловича Тишайшего был наполнен боями внешними и внутренними.
В конце 1674 года упорствующую в старообрядчестве боярыню Феодосию Морозову, её сестру княгиню Евдокию Урусову и их сподвижницу, жену стрелецкого полковника Марию Данилову привели на Ямской двор и там пытали на дыбе. По некоторым данным, уже был готов костёр для сожжения Феодосии, но её спасло заступничество бояр и сестры Алексея Михайловича царевны Ирины. Феодосию и Евдокию выслали в Боровск, заточили в земляную тюрьму Пафнутьево-Боровского монастыря и уморили голодом; Евдокия скончалась 11 сентября 1675 года, а Феодосия – 1 ноября. Ещё ранее, в июне, четырнадцать их слуг за принадлежность к старой вере были сожжены в срубе.
Примерно в это же время люди боярина князя Юрья Ивановича Ромодановского позвали с товарами старосту Серебряного ряда к себе на загородный двор и убили до смерти; будучи схвачены, они повинились сверх того в убийстве 20 человек и говорили на свою братию – дворовых людей. В Москве на Дмитровке не было ни проходу, ни проезду от людей Родиона Стрешнева, князей Голицына и Татева. По Коломенской дороге должны были высылать за разбойниками по 300 стрельцов. В 1675 году велено чистить дороги по причине разбойных пристанищ, чтоб около Москвы разбоев и душегубства большого не было, чистить от Москвы на 50 верст, а по берегу по 100 сажен.
«Так было в Москве и около Москвы,– замечает С. М. Соловьёв; – что же подальше, где пропьются крестьяне, – первое дело разбой, где и строитель пустыни (основатель монашеской обители) участвовал в разбоях, скрывал пограбленную рухлядь?».
Пётр Петрович Марселис старший, как и его отец, не успел приступить к выпуску чугуна в Олонецкой земле: он умер в 1675 году, то ли от какой-то болезни, то ли был убит в пьяной ссоре в Москве. Железное производство Марселисов в Олонецком крае перешло к Генри Бутману (он же Андрей Иванович Бутенант) и его компаньону Еремею ван дер Гатену, дяде Петра Марселиса старшего по матери, которые, согласно духовному завещанию покойного, назначались опекунами его малолетнего сына Христиана.
В 1675 году в Подолию и на Волынь вторглись турецкая армия Ибрагима Шишман-паши и крымская орда. В этих условиях поляки наконец согласились на соединение с русскими войсками, но Левобережный гетман Иван Самойлович в союзе Москвы и Варшавы видел угрозу своей власти.
22 января 1676 года воевода Мещеринов взял штурмом Соловецкий монастырь, отказавшийся принять церковные исправления и восемь лет содержавшийся в осаде. Защитники монастыря были перевешаны. А в Москве 29 января скончался, не дожив до 47 лет, царь Алексей Михайлович. На престол вступил его сын от Марии Милославской Фёдор Алексеевич, которому не исполнилось ещё 15 лет.
ЦАРСТВОВАНИЕ ФЁДОРА АЛЕКСЕЕВИЧА И БАХЧИСАРАЙСКИЙ ДОГОВОР
Фёдор Алексеевич с детства страдал цингой. В первые месяцы после восшествия на царский трон он тяжело болел, и государевы дела правили его дальний родственник боярин Иван Михайлович Милославский, боярин Артамон Сергеевич Матвеев и патриарх Иоаким. Однако уже к середине 1676 года Фёдор III взял власть в свои руки и отправил Матвеева в ссылку.
Фёдор свободно говорил по-польски, его воспитатель, выпускник православной Киево-Могилянской коллегии Симеон Полоцкий привил своему питомцу польские вкусы. Тон теперь задавали сторонники польской моды – постельничий Иван Языков и стольник Алексей Лихачёв (хотя последний был старше нового царя как минимум на четверть века). Молодые бояре начали брить бороды, носить кунтуши, стричь волосы по-польски и учиться польскому языку.
Ван дер Гатен в 1676 году отправил голландского коммерсанта Еремея Традела с иноземными горными мастерами Иоганном Пульманом и Германом Лефкеном к Онежскому озеру для более серьезной разведки полезных ископаемых. Бутенант, известный преданной службой Марселисам в Москве и Архангельске, также «напрямую» приступил к «тутошнему прииску». Еще будучи приказчиком дома Марселисов, он «на откупе» продавал на Запад русское сало, лосося, ворвань и двинский мачтовый лес.
Осенью 1676 года были получены сообщения, что турки и крымская орда снова идут на Польшу. Ромодановский и Самойлович, получив приказ покончить с турецким прислужником – гетманом Правобережной Украйны Петром Дорошенко, выступили к Чигирину. Между тем султан потребовал от Дорощенка отправить в Турцию по 500 мальчиков и девочек младше 15 лет для пополнения гаремов. Это вызвало возмущение даже в лояльном гетману Чигирине. Дорошенке пришлось бежать из города и три дня скрываться в лесу со своими сторонниками, пока волнения не улеглись. 19 сентября 1676 года Дорошенко капитулировал, выдал артиллерию и войсковые клейноды, которые были привезены в Москву и сложены к подножию царского трона.10 октября в присутствии запорожского кошевого атамана Ивана Серко и донского атамана Фрола Минаева Дорошенко и старшина были вынуждены принести присягу на верность царю. При этом Дорошенко не порывал отношений с турками, которые с пониманием отнеслись к его дипломатическим маневрам.
Турки окружили войска Яна Собеского близ Львова. 17 октября 1676 года в городе Журавно (ныне Львовская область) между Речью Посполитой и Османской империей был заключён мирный договор, по которому Польша вернула себе две трети Правобережья, но оставила туркам Подолию. Татары вновь атаковали Белгородскую линию.
3 ноября 1676 года Фазыл Ахмед во время переезда из Стамбула в Эдирне умер в возрасте 41 года «от сильной водянки, вызванной пьянством». Он был погребён в гробнице своего отца. Его брат Фазыл Мустафа-паша, который был с ним, когда он умирал, отдал печать великого визиря султану, а тот возложил полномочия великого визиря на Кара Мустафу-пашу, который также принадлежал к клану Кёпрюлю (он был усыновлён этим семейством в юном возрасте).
Летом 1677 на Украину вторглась армия Ибрагим-паши по прозвищу «Шайтан», которая везла в обозе нового османского ставленника – Юрия Хмельницкого, сына Богдана Хмельницкого. Чигирин, занятый русско-украинскими войсками, был осажден, но армия Ромодановского и Самойловича нанесла туркам поражение в битве на Бужином перевозе, и разблокировала город. Русские после безуспешных попыток взять Азов осенью 1677 года покинули низовья Дона; татары дважды прорывали Белгородскую линию, но были отброшены.
Хотя обстоятельства требовали от османов концентрации войск на среднем Дунае для наступления на австрийские владения Габсбургов, великий визирь Кара Мустафа-паша настоял на реванше за прошлогоднее поражение, и летом 1678 года с крупной армией вторгся на Украину. Чигирин снова был осажден, Ромодановский и Самойлович нанесли туркам поражение на Стрельниковой горе, но атаковать их основные силы не решились. После упорной обороны осаждённые взорвали цитадель и вместе с полевой армией ушли за Днепр. Русские войска покинули Правобережную Украину, где был восстановлен османский протекторат. В Немирове турки поставили гетманом Юрия Хмельницкого, который с помощью татар начал подчинять украинские территории. В конце декабря 1678-го – начале января 1679 года Юрий Хмельницкий с татарами совершил набег на Левобережную Украину, захватив несколько приднепровских городков, и угрозами заставив часть жителей перейти на правый берег Дгнпра. Больших успехов ему добиться не удалось, так как Самойлович, Косагов и другие военачальники немедленно выступили в поход и отогнали захватчиков.
В ходе этой войны османы и татары попытались уничтожить Запорожскую Сечь. В декабре то ли 1675-го, то ли 1678 года, на Святки, 15 тыс. янычар, доставленных морем из Стамбула, и войско крымского хана атаковали Сечь, но были отбиты. В этой резне погибли 13,5 тысяч османов, часть была взята в плен, и только немногим удалось бежать. Весной запорожцы атамана Серко форсировали Сиваш и опустошили Крым, выведя оттуда 13 тыс. пленных татар и освобожденных русских и украинских невольников. Среди последних, которых было около 7 тысяч, находилось немало так называемых «тумов» — детей христианских пленников. Многие из них были уже совершенными татарами, исламизированными и не говорившими по-украински. В степи Серко предложил невольникам на выбор – или идти с ним на Украину, или возвращаться в Крым. Три тысячи решили вернуться, так как в Крыму у них осталось имущество, они считали полуостров своей родиной. Отпустив их, Серко поднялся на курган и смотрел вслед, пока они не скрылись из виду. Затем он приказал молодым казакам догнать толпу и всех перебить, а сам поехал следом, чтобы проверить, всё ли будет сделано. Поблагодарив исполнителей приказа, атаман произнес, обращаясь к убитым: «Простите нас, братия, а сами спите тут до страшного суда Господня, вместо того, чтобы размножаться вам в Крыму между бусурманами на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без крещения погибель».
В 1679 году взамен Ромодановского воеводой Белгородского полка был назначен Иван Богданович Милославский, двоюродный брат матери Фё1дора Марии Ильиничны. Он стал заместителем главнокомандующего южной армии (воеводы Большого полка) князя М. А. Черкасского. Он стал заместителем воеводы Большого полка (т. е. главнокомандующего южной армией) князя М. А. Черкасского.
В 1679 году султан и великий визирь Кара Мустафа планировали завоевать всю Украину до реки Сейм, но высшие сановники и муфтий убедили их отказаться от этих планов: их отвлекло разгоравшееся в Венгрии восстание «куруцев» («крестовников»). Начались мирные переговоры, но посольство стольника Пазухина, отправленное в июне, было разгромлено запорожцами и до Крыма не добралось. Одновременно русские пытались договориться с поляками, а те, в свою очередь, – с турками.
В конце 1679 года были получены сведения о строительстве турками крепостей в устье Днепра и их новых планах нападения на Запорожье. На защиту Сечи было направлено несколько тысяч стрельцов и солдат, и турки отошли. Узнав о подписании в 1678-1679 годах Нимвегенских договоров, завершивших войну коалиции Франции, Англии, Швеции, Кёльна и Мюнстера против Голландии, Испании, Габсбургской монархии и Бранденбурга, Россия попыталась привлечь к союзу против турок также Австрию, но венский двор ответил, что присоединится, только если это сделают и поляки. Однако гетман Самойлович и казацкая старшина категорически возражали против союза с Польшей. Так как без участия поляков вернуть Правобережные земли не представлялось возможным, гетман весной 1679 года направил полки на правый берег, чтобы произвести «сгон» населения приднепровских городов (Канева, Корсуни и других) на Левобережье. 20 ноября переговоры с Польшей были прекращены, а 8 декабря в Стамбул направили грамоту с согласием на мирные переговоры в Крыму, куда ещё в сентябре отправилось посольство Сухотина.
Воеводой Большого полка на юге в декабре 1679 года был назначен князь Василий Голицын, воеводой Белгородского полка – князь Хованский. Прибыв на линию, Голицын провёл ревизию личного состава и распустил служилых людей на зиму по домам.
В январе 1680 года крымский хан Мурад-Герай с крупными силами отправился в набег на Белгородскую черту. Прорваться они не смогли, разорили сёла в Харьковском уезде и несколько казачьих городков.
Переговоры в Крыму затянулись, так как русские и люди Самойловича пытались отстоять земли по нижнему и среднему Днепру. Осенью 1680 года Сухотина сменил более опытный дипломат Василий Тяпкин. Перед отъездом он встретился с Самойловичем, который наконец согласился с проведением границы по Днепру. В декабре 1680 года проект договора был отослан в Стамбул, и вскоре крымский хан получил полномочия для подписания договора о перемирии. Договор был подписан 3 (13) января 1681 года в Бахчисарае. Требования русских оставить под верховной властью царя Запорожскую Сечь были турками решительно отвергнуты. Предложение превратить Правобережье от Буга до Днепра в нейтральную зону, где запрещалось бы строить поселения и крепости, также не прошло. Наоборот, османы начали активное освоение этого края. В 1681 году Юрий Хмельницкий, в котором больше не было необходимости, был арестован и отправлен в Турцию. Украинские земли были переданы турками под управление молдавского господаря Георгия Дуки, который начал их восстановление, переманивая население с левого берега Днепра.
Основные условия Бахчисарайского договора были следующие:
20-летнее перемирие, начиная с 3 января 1681 года.
Граница между Россией и Османской Украйной проводится по Днепру.
По обоим берегам Днепра запрещается строительство новых городов и крепостей
Киев с поселениями (Васильков, Триполье, Стайки, Дедовщина и Радомышль) остаются за Россией.
Крымскому хану Россия выплачивает дань за три года, затем ежегодно, по прежним росписям.
Запорожская Сечь формально выходит из подчинения Москве и становится независимой.
***
В марте 1681 года царём велено было устроить на Печатном дворе в «старой Правильной палате» (там проходила правка рукописей) Типографскую школу для «греческого учения». Школа числилась при Заиконоспасском монастыре, а ректором был назначен только что вернувшийся из Константинополя (Стамбула) русский иеромонах Тимофей, много лет живший в Палестине и на Афоне и хорошо знавший греческий язык. В школе было несколько десятков учеников, преподавали старославянский язык, а дошло ли учение до греческого – неизвестно.
В том же 1681 году Фёдор Алексеевич издал указ, запрещавший при царском дворе носить традиционные русские охабни и однорядки; их сменили короткие, выше щиколоток, кафтаны. Даже некоторые придворные женщины старались одеваться на польский манер.
В 1681 году Москва и Варшава подписали двадцатилетний мир. Тогда же Никону, тяжело больному, было разрешено вернуться в Ново-Иерусалимский монастырь, на пути к которому он скончался 17 августа 1681 года близ Ярославля. Фёдор Алексеевич, невзирая на сопротивление патриарха Иоакима и значительные издержки, исходатайствовал у восточных патриархов грамоты, причислившие Никона к чину патриархов.
В ноябре 1681 года новое польское посольство, прибывшее в Москву, сообщило русскому двору, что турки начали военные действия против австрийцев, и султан собирает крупные силы для решительного наступления.
12 января 1682 года приговором Земского Собора было отменено местничество. Прежде при назначении на должность, в том числе военную, сверялись с разрядными книгами, выясняя, кем и под чьим началом служили предки нового назначенца. Нельзя было, например, поставить боярина начальником над другим боярином, если сто или двести лет назад предок второго занимал хотя бы ненадолго более высокую должность, чем предки первого. Теперь дедов-прадедов учитывать перестали, разрядные книги от греха сожгли, а для сохранения памяти предков были введены родословные книги.
Аввакум, проведший 14 лет в Пустозёрске на хлебе и воде в земляной тюрьме, написал резкое письмо царю, в котором критиковал его отца Алексея Михайловича и ругал патриарха Иоакима. 14 апреля 1682 года там же, в Пустозёрске, Аввакума, Лазаря, Никифора и Епифания сожгли в срубе. Спустя две недели Царь Фёдор Алексеевич скончался в возрасте 20 лет, не сделав распоряжения относительно престолонаследия.
НАЧАЛО ПРАВЛЕНИЯ СОФЬИ АЛЕКСЕЕВНЫ
25 июня в Успенском соборе венчались на царство сразу двое сыновей Алексея Михайловича – шестнадцатилетний Иван (от Марии Милославской) и десятилетний Пётр (от Натальи Нарышкиной). Их старшая сестра, двадцатипятилетняя царевна Софья Алексеевна, фактически правившая государством, 5 июля 1682 года устроила в Грановитой палате Кремля «прю о вере», где в явном преимуществе оказались старообрядцы во главе с попом Никитой Добрыниным. Однако в решающий момент поддерживавшие их стрельцы не решились выступить против власти; вожди старообрядцев были разосланы по монастырским тюрьмам, а Никита за оскорбление царской власти 11 июля был казнен на Красной площади через отсечение головы.
Борис Иванович Куракин, соратник и свояк Петра I (он был женат на Ксении Лопухиной, сестре первой жены Петра) очень высоко оценивал царствование Софьи и его роль в европеизации России: «Правление царевны Софии Алексеевны началось со всякою прилежностию и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудраго правления в Российском государстве не было. И всё государство пришло во время ея правления, чрез семь лет, в цвет великаго богатства. Также умножилась коммерция и всякия ремесла; и науки почали быть возставлять латинскаго и греческаго языку; также и политес возставлена была в великом шляхетстве и других придворных с манеру польскаго – и в экипажах, и в домовном строении, и уборах, и в столах».
Софья Алексеевна, именовавшаяся «Великая Государыня Царевна и Великая княжна», опиралась на своего фаворита, боярина князя Василия Васильевича Голицына. Князья Голицыны происходили от Великого князя Литовского Гедимина, чей внук, звенигородский князь Патрикей, в 1408 году поступил на службу к Великому князю Московскому Василию I Дмитриевичу, сыну Дмитрия Донского. Василий Голицын при Софье возглавлял Посольский приказ, имел звание воеводы и титул «Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегатель, ближний боярин и наместник новгородский». Ходили слухи (ничем, впрочем, не подтверждённые) об интимной связи Василия с царевной Софьей.
Свой быт Голицын устроил по возможности на европейский лад. В его дворце висели портреты, «в четырёх рамах резных четыре листа немецких, за лист по пяти рублей… в спальне в рамах деревянных вызолоченных землемерные чертежи печатные немецкие на полотне; четыре зеркала, две личины человеческих каменных арапские; кровать немецкая ореховая, резная… Девять стульев обиты кожами золотными; кресла с подножием, обиты бархатом. Много было часов боевых и столовых во влагалищах черепаховых, оклеенных усом китовым, кожею красною; немчин на коне, а в лошади часы. Шкатулки удивительные со множеством выдвижных ящиков, чернилицы янтарные. Три фигуры немецкие ореховые, у них в срединах трубки стеклянные, на них по мишени медной, на мишенях вырезаны слова немецкие, а под трубками в стеклянных чашках ртуть». Европейские дипломаты характеризовали Василия Голицына как человека европейской культуры. Француз Фуа де ла Нёвилль, посетивший в 1689 году Россию, в своём «Любопытном и новом известии о Московии» писал, что дом Голицына один из великолепнейших в Европе: «Я думал, что нахожусь при дворе какого-нибудь итальянского государя. Разговор шёл на латинском языке обо всем, что происходило важного тогда в Европе; Голицын хотел знать моё мнение о войне, которую император и столько других государей вели против Франции, и особенно об английской революции». Со слов де ла Нёвилля можно сделать вывод, что фаворит Софьи был едва ли не первым в череде российских реформаторов, мечтавших преобразить Московию в зеиной рай: «Голицын хотел населить пустыни, обогатить нищих, дикарей, сделать их людьми, трусов сделать храбрыми, пастушеские шалаши превратить в каменные палаты». К сожалению, ни он, ни его идейные преемники не знали, как достичь этих благих целей.
Другой француз, иезуит, пробравшийся через Московию и Сибирь в Китай, так отзывался о Голицыне: «Этот первый министр, происходивший из знаменитого рода Ягеллонов, без сомнения, был самый достойный и просвещенный вельможа при дворе московском: он любил иностранцев, и особенно французов, потому что благородные наклонности, которые он в них заметил, совпадали с его собственными».
Другим фаворитом Софьи был московский дворянин Фёдор Большой Леонтьевич Шакловитый. 27 августа 1682 года он был пожалован в думные дьяки, 7 декабря того же года – в думные дворяне, а в декабре 1682-го стал главой Стрелецкого приказа. Ему тоже приписывали плотскую связь с Софьей.
В правление Софьи была отменена смертная казнь за непристойные слова, а также закапывание неверных жён живьём в землю. В апреле 1685 года были приняты «Двенадцать статей», определяющие степени наказания для «расколщиков» (старообрядцев) и их пособников, вплоть до сожжения живьём в срубе для тех, кто не откажется от своих убеждений. По этим статьям были сожжены тысячи старообрядцев.
АТАКА ОСМАНОВ НА АВСТРИЮ
Мечтой великого визиря Кара-Мустафы паши было завоевание австро-германских земель Габсбургов и образование новой большой провинции Османского государства между Дунаем и Рейном, в которой он стал бы полновластным наместником. Отчасти с этой целью Османская империя при нём оказывала военную поддержку венграм и некатолическим религиозным меньшинствам, жившим в занятой австрийцами части Венгрии. Здесь нараставшее недовольство Габсбургами вылилось на рубеже 1670-х – 1680-х годов в открытое восстание «куруцев» против Австрии. Мехмед IV признал предводителя восставших Имре Тёкёли князем Верхней Венгрии (нынешняя восточная Словакия и северо-восточная Венгрия), уже отвоёванной им у Габсбургов.
В 1681-1682 годах австрийские правительственные войска в борьбе с Имре Тёкёли вторглись в непосредственно контролируемую турками центральную часть Венгрии, что и послужило поводом к войне. Великий визирь Кара Мустафа-паша сумел убедить султана разрешить наступление на Австрию. Султан приказал визирю войти в северо-восточную часть Венгрии и осадить два замка – Дьёр и Комаром. В начале 1682 года началась мобилизация турецких войск, а 6 августа того же года Османская империя объявила Австрии войну.
Летом 1683 года Кара Мустафа с громадным войском появился под Веной. Австрийский фельдмаршал герцог Карл Лотарингский и польский король Ян Собеский пришли на помощь городу, и двухмесячная осада закончилась полным поражением османского войска в битве 11 сентября 1683 года. Преследуемое поляками и немцами, оно ещё два раза было разбито в Венгрии. По приказу султана Кара Мустафа был казнён в Белграде в конце 1683 года.
Началась Великая Турецкая война.
ДЕТСТВО ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Царице Наталье Кириллове с сыном Петром при Софье пришлось удалиться в подмосковный дворец в селе Преображенском. Там Пётр прожил с десяти до семнадцати лет. Предоставленный сам себе, он проводил время в компании наиболее разбитных обитателей расположенной неподалёку Немецкой слободы, набираясь знаний и навыков отрывочных, зато очень разнообразных, как жизненных, так и технических. В буйных застольях он держался с ними на равных, в то время как русские, включая князей и бояр, обращаясь к царю, согласно этикету должны были называть себя его рабами и холопами.
На политику царского двора Нарышкины никакого влияния не оказывали, но царской власти Петра вполне хватало на то, чтобы устраивать постоянные военные игры «потешных» войск. Судьба царевича Дмитрия ему, похоже, не грозила: Софья Алексеевна довольствовалась тем, что ненавистные Нарышкины не суются больше в государственные дела. Дорогостоящие прихоти малолетнего царя, включая жалованье «потешным», оплачивала казна. С весны 1683 года 11-летний Пётр начал устраивать настоящие полевые учения, настолько близкие к реальным условиям, что «потешные» солдаты часто гибли. Пушкарь Фёдор Зоммер из Немецкой слободы построил в «потешном селе» Воробьёво небольшую крепость с настоящими пушками. В конце 1683 года в «потешные» стали записываться и взрослые охочие люди (добровольцы); среди них первым стал придворный конюх Сергей Бухвостов. В 1684 году в роще близ села Преображенского другой иноземец, Франц Тиммерман, возвёл «потешную» крепость Пресбург, в строительстве принимал участие сам Пётр. Начались игры по штурму и обороне крепости и походы потешного войска по окрестностям. В 1686 году 14-летний Пётр завёл при своих «потешных» артиллерию, сам учился у Зоммера гранатному и огнестрельному делу. Из Пушкарского приказа были доставлены 16 пушек. Для управления тяжёлыми орудиями царь взял из Конюшенного приказа охочих к военному делу взрослых служителей, которых одели в мундиры иноземного покроя и определили «потешными» пушкарями. В 1687 году Тиммерман стал учить Петра геометрии, фортификации и иным наукам, а на Яузе, а потом и на пруду в «потешном селе» Измайлове голландец Карштен Брант учил его плотницкому делу, строительству кораблей и кораблевождению…
НЕРЧИНСКИЙ ДОГОВОР
Василий Голицын стремился прежде всего улучшить отношения с Речью Посполитой, даже ценой отказа от борьбы за выход к Балтийскому морю. Длительные и сложные переговоры между Россией и польско-литовским государством завершились в 1686 году подписанием «Вечного мира», согласно которому Россия должна была объявить войну Турции. Под давлением польской стороны в 1687 и 1689 годах Голицын организовал два больших похода против Крымского ханства; до боёв с татарами или турками дело не дошло, но много людей погибли от болезней и тягот походной жизни.
При Голицыне был урегулирован полувековой конфликт с Китаем. В 1685 году войска династии Цин, которая к тому времени установила свою власть во всём Китае, осадили Албазин – укреплённое селение даурского князя Албазы, захваченное в 1651 году казаками Ерофея Хабарова. По Нерчинскому договору 1689 года российско-китайская граница была установлена по реке Аргуни и далее по Становому хребту к берегу Охотского моря (восточный участок границы не получил чёткого географического обозначения). Россия по договору лишилась крепости Албазин и всего Приамурья.
СВЯЩЕННАЯ ЛИГА И СВЕРЖЕНИЕ СУЛТАНА МЕХМЕДА IV
В 1684 году по инициативе Папы Римского Иннокентия XI была создана антитурецкая коалиция христианских государств – «Священная лига», куда входили Священная Римская империя (Габсбургская Австрия), Речь Посполитая, Русское царство, Венецианская республика и Мальта. Ян Собеский вторгся в Молдавию и Валахию, венецианцы и мальтийские рыцари завоевали Морею в Пелопоннесе, напали на Далмацию и очистили от османов Ионические острова, а австрийцы под командованием герцога Лотарингского взяли в 1686 году главный город Венгрии – Буду (Офен). При Мохаче, где в 1526 году Сулейман I Великолепный одержал блистательную победу и утвердил своё господство над Венгрией, османы 12 августа 1687 года потерпели от Карла Лотарингского тяжёлое поражение, подорвавшее их полуторавековую власть в этой стране. В руки христиан перешли города Петроварадин (Петервардейн), Эгер (Эрлау), Секешфехервар (Штульвейсенбург) и даже Белград. В итоге это привело к бесповоротной потере Османской империей Венгрии вкупе с Трансильванией.
В 1687 году в Стамбуле Мустафа, второй сын Мехмеда Кёпрюлю, поднял восстание янычаров, Мехмед IV был низложен; через пять лет он умер в тюрьме. На престол взошёл младший брат Мехмеда IV – Сулейман II, сын Ибрагима I Безумного, младший брат Мехмеда IV. Проведя в Клетке тридцать девять лет, он стал настоящим аскетом и увлекся каллиграфией. Уже будучи султаном, он не раз высказывал пожелание вернуться к этому тихому занятию в уединении.
СВЕРЖЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬНИЦЫ СОФЬИ
В 1689 году в Москву приехал немец Квири;н Кульман, болезненный поэт 38 лет от роду, последователь мистика Якоба Бёме, страдавший галлюцинациями и именовавший себя K;hlmonarch («хладный властитель») и «Сын Сына Божьего». В Европе за его неортодоксальные проповеди Квирина не раз арестовывали. От живописца Отто Генина, чей родственник состоял на службе русского государя, Кульман узнал, что в России есть приверженцы идей Якоба Бёме. В московской Немецкой слободе, где действительно нашлись последователи Бёме, Кульману оказал покровительство купец Конрад Нордерман. Но главный пастор московской немецкой общины Иоахим Мейнеке подал жалобу патриарху Иоакиму, обвиняя Кульмана в ереси и неуважении к царской власти. Переводчики Посольского приказа Юрий Гивнер и Иван Тяжкогорский, ознакомившись с изъятыми у Кульмана бумагами, составили экспертное «Мнение переводчиков», приложенное затем к розыскному делу. Кульман и Нордерман подверглись пыткам и, не желая отречься от своих взглядов, по указу царей-соправителей Петра I и Ивана V (а фактически по воле Софьи) были сожжены в срубе на Красной площади вместе с письменными трудами Кульмана.
Софья Алексеевна с тревогой следила за тем, как в Преображенском подрастает юный царь, имеющий законные права на московский престол. Её единоутробный брат, вялый и болезненный Иван Алексеевич, был ей не опасен, хотя к тому времени он был уже женат, и в его семействе ожидали пополнения. Наталью Кирилловну известие о беременности невестки заставило поспешить с женитьбой Петра. 27 января 1689 года в Преображенском его, не спросясь, обвенчали с Прасковьей, дочерью окольничего Иллариона Авраамовича Лопухина, которая была старше жениха почти на три года. При бракосочетании Прасковье заменили не только имя на более благозвучное «Евдокия», но и по отчеству стали звать «Фёдоровной» в честь династической святыни Романовых – Феодоровской иконы Божьей Матери. Илларион Лопухин в связи со свадьбой дочери был пожалован в бояре.
30 мая 1689 года Петру I исполнилось 17 лет. По московским понятиям, с женитьбой он становился совершеннолетним, и необходимость в регентстве отпадала. Но Софья не спешила расставаться властью, понимая, что её в этом случае ждёт заточение в монастыре; сдаваться без боя она не хотела. Голицын и особенно Шакловитый прилюдно жалели, что Пётр ещё жив. В ночь с 7-го на 8-е августа 1689 года несколько стрельцов прибыли в Преображенское и донесли царю о готовящемся покушении на него. Пётр впопыхах ускакал в Троице-Сергиев монастырь. Там он повёл жизнь совсем не такую, как в Преображенском: носил русское платье, с иноземцами не знался, выстаивал богослужения, сидел в советах с боярами, беседовал с церковными иерархами.
Образовалось два центра власти, каждый из которых требовал от подданных повиновения и грозил смертью ослушникам. В итоге большинство гражданских и военных чинов предпочло правление законного царя-мужчины. В Троицу ушла наёмная иноземная пехота во главе с генералом Патриком Гордоном. Василий Голицын отсиживался в своём подмосковном имении Медведкове. Один Фёдор Шакловитый всеми средствами старался удержать стрельцов в Москве.
В Троице перебежчиков встречал бывший дядька Петра князь Борис Голицын – двоюродный брат Василия Голицына, по отзыву Бориса Куракина, человек «ума великого», знаток латыни, но пьяница и кутила, открыто водивший дружбу с иноземцами и в качестве главы Приказа Казанского дворца разоривший поборами вверенное его попечению Поволжье. Вновь прибывшим высокопоставленным сановникам и стрелецким начальникам он самолично подносил чарку и от имени царя благодарил за верную службу. Рядовым стрельцам тоже раздавали водку и наградные.
В Москве стрельцы силой заставили Софью выдать Петру Шакловитого; фаворита отвезли в Троицу и обезглавили. Василий Голицын в конце концов тоже явился в Троицу. Он был лишён боярства и всего имущества, но не княжеского достоинства, и сослан с семьёй в 1690 году в Еренский городок (Яренск) на реке Вычегде; оттуда позже его перевели на Пинежский Волок, где в 1714 году Василий Васильевич умер. Сама Софья по требованию Петра удалилась в Святодуховский монастырь в Путивле, а затем была переведена в московский Новодевичий монастырь и пострижена в монахини под именем Сусанны. Умерла она 3 июля 1704 года, перед смертью постриглась в великую схиму, взяв себе прежнее имя – София. Похоронена царевна в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря в Москве.
Догонялки-6. Цари и султаны в XVII веке
© Copyright: Александр Алексеев 7, 2023
Свидетельство о публикации №223010701126
Свидетельство о публикации №223010701126
Рецензии