о вечной жизни на земле или неугасимый свет вселен

Был ранний вечер короткого зимнего дня. Только что стемнело и уже зажглись уличные фонари и вся рекламная иллюминация. Размышляев медленно шел по улице; погода была пасмурная, низко висевшее над головой небо, освещенное городскими огнями, казалось совсем близким;  создавалось ощущение замкнутого пространства; мир был ограничен пределом видимости; слышались, приглушенные туманом,  обрывки фраз прохожих, гул медленно ползущих автомобилей и звук откуда-то доносящейся блюзовой мелодии. Размышляев не спеша доплелся до дому, вошел в квартиру, разделся и занялся  приготовлением несложного холостяцкого ужина. Чтобы как-то развеять ощущение одиночества, наугад включил телевизионную программу; из приемника раздался чуть хриплый голос: ведущий повествовал о тайнах мироздания, и Размышляев, давно привыкший делить досуг с телевизором, невольно стал слушать. Видно, он застал начало передачи, потому что речь велась о самых первых мгновениях возникновения и образования Вселенной и всего мира сущего; пространные и не совсем понятные рассуждения лектора касались длительного, в миллиарды лет, процесса формирования звезд, галактик, планетарных систем. Сюжет оказался для Размышляева слишком головоломным, и он утратил интерес к лекции, принявшись за скромный ужин. Внимание Размышляева к передаче вновь пробудилось, когда речь зашла об ожидающих каждую звезду, и в том числе наше Солнце, сложных превращениях и последующем постепенном умирании. По мнению ученых, Солнце с какого-то отдаленного момента времени начнет остывать, потом его внешняя оболочка безмерно расширится и поглотит Землю в своем адском пекле. «Вот это новость! Солнце, как нам всегда внушали, вечный источник жизни на Земле, и вдруг-такое!...» Размышляев, конечно, подсознательно был готов к мысли о том, что жизнь на Земле не вечна, но впервые ему с такой безжалостной категоричностью нарисовали «живую» картину предрешенной, неизбежной гибели «колыбели человечества»; не оставалось сомнения, что вместе с «колыбелью», конечно, погибнут и люди - существа совершенно беспомощные перед лицом вселенских катастроф. Услышанное настолько заворожило Размышляева, что он перестал ковырять остывшую полуфабрикатную котлету и погрузился в непривычные раздумья: «Это что же получается? Где-то, над нашими головами затевается грандиозный кавардак, нам уготована неизбежная погибель, а мы в это время как ни за холодную воду, продолжаем как заведенные, суетиться, таскаться на скучную и, скорее всего, никому ненужную работу, строить планы на ближайшее и отдаленное будущее, а его – то, оказывается, вовсе и нет, тю-тю!.. И если человек, единственное мыслящее и чувствующее создание, исчезнет, так сказать, с исторической сцены, то кому вообще нужна будет вся эта вселенская карусель?». В этих горестных раздумьях Размышляев попытался найти опору в представлении о божественном происхождении мира, но и здесь тоже, как говорится, облом, и в божьем мире у человека нет будущего, его ожидает, как известно из Священного Писания, Апокалипсис, по-нашему говоря, кирдык. Тут уж объявились претензии к Создателю: «Для кого в таком случае, позвольте спросить, Господь парился, сотворяя все это вселенское хозяйство в нынешнем виде; если у человека нет будущего, то не проще ли ему было для своей личной и остального небесного воинства утехи создать небольшой, удобный, вроде театрального, мирок; на декорациях, на задниках сцены, на кулисах изобразил бы он те же самые звезды, Солнце, Луну… Зрительный эффект был бы такой же как и нынче, но хлопот куда меньше. Собственно говоря, такая Земля могла бы и вовсе быть плоской; в этом случае уйму материала можно было сэкономить, а то мало что пустой породы немерено на нее ухлопано, так еще сколько в недра напихано разных полезных ископаемых, драгметаллов, редкоземельных элементов!»


Пока Размышляев бился над внезапно свалившейся на его голову неразрешимой задачей, телевизионная передача заканчивалась. Напоследок научно-популярный оракул провозвестил, что из-за неизбежной, хотя еще и не скорой, гибели Земли, когда людям совсем некуда будет деваться, они будут вынуждены переселиться на другие планеты. «Опять не легче! Во-первых, что значит - «не скорой», утешил называется, - думал Размышляев, - позаботиться о будущем никогда не рано, не было бы поздно; мы ведь, когда, помнится, были детьми, тоже о будущем не думали, а глядь - и пенсия уже не за горами; а во-вторых, важно другое: на какие же это планеты прикажете переселяться людям; мы ведь за столько времени привыкли ко всему земному, а на других планетах каково нам будет: без воздуха там не продохнуть, и притяжение, по-научному говоря, гравитация, там тоже невесть какое, то ли будем прыгать, как кенгуру, то ли ноги от «земли», как от смолы, не сможем оторвать. Про всякий там футбол и прочие забавы на свежем воздухе вовсе забыть придется. Другое наиважнейшее дело - питание; кушать, то есть ням-ням, что там будем? Возьми чужую планету, к примеру, хоть Марс, ну-ка попробуй ее вспаши-засей земными культурами, собери урожай… только и надежды что, как в песне поется, «на Марсе будут яблони цвести». Не-ет, нигде, кроме Земли, толкового житья человеку не светит!» Тут Размышляеву припомнилось, что ему раньше приходилось слышать, как ученые для таких случаев собираются создать гибрид человека с роботом. «Ну и что хорошего из этого получится? Робот, конечно, может и на батарейках шуршать, а человеку все одно, какие-никакие, натуральные харчи подавай. Другое важное дело - продолжение рода. Роботам вообще размножаться никакого резона нет; износилась, скажем, какая-нибудь деталь - взял из ремкомплекта новую, заменил изношенную и опять молодой, опять вечный. Им, роботам, что на Земле, что на другой планете, что на любой кочке - все одинаково: улетели - и с концами, только мы их и видели; до нас им не будет никакого дела. Нам, людям, ни по какой статье с роботами не по пути, нет человеческому роду-племени жизни нигде, кроме матушки - Земли; значит и родниться нам с роботами вовсе ни к чему, и если суждено сгинуть Земле, то сгинет с ней вместе и память о роде человеческом».


Из задумчивости Размышляева вывел звонок в дверь; сосед с собачкой звал его на ежевечернюю прогулку. Размышляев быстро оделся и вышел на улицу. За это время туман рассеялся, слегка подморозило, и на дворе стояла тихая ясная ночь, из темного двора была видна россыпь звезд. Размышляев запрокинул голову и стал пристально смотреть в небо; он смотрел долго, до рези в глазах, и ему стало чудиться, что небо всматривается в него, что звезды пытаются ему что-то втолковать, раскрыть ему свою сокровенную тайну, тайну мироздания. В чем эта тайна? В том ли, что мир бесконечен, вечен, непознаваем и замкнут сам в себе, или в том, что мир создан завораживающе прекрасным только для того, чтобы поразить воображение разумных существа, а потом бесславно сгинуть, обесцветиться, рассыпаться вместе со всем живым и неживым и рассеять в бесконечности самое память о себе. От этих мыслей веяло бесприютностью и безысходностью. Размышляев все смотрел и смотрел в небо, теперь ему казалось, что он вглядывается в бездонный колодец, в котором постепенно становятся все меньше и меньше и безвозвратно тонут огоньки звезд. Размышляеву стало жалко всей земной и неземной красоты, стало жалко расставаться с мыслью о привычном и всегда новом, неожиданном мире, стало жалко себя и не хотелось думать о смерти; он не чувствовал, как глаза его наполняются слезами...

Ночью Размышляеву приснился престранный сон; как будто он вышел на улицу и застал там необычную картину: не стало ни автомобилей, ни троллейбусов, никакого другого транспорта; по улицам на слонах, лошадях, свиньях, страусах и всякой другой живности ездили какие-то манекены. Удивления заслуживало то, что они вроде бы разговаривали друг с другом, но Размышляев не слышал человеческой речи; манекены раскрывали рты и издавали какие-то свистящие звуки; при этом было похоже, что они понимают друг друга; в ответ на птичий посвист одних другие или улыбались, или округляли глаза, или поднимали брови, то есть они не просто свистели, а беседовали. Размышляев подумал было окликнуть кого-нибудь из них, но вовремя спохватился, они ведь вряд ли поймут его. А между тем откуда-то раздалась громкая сирена, и манекены стали спешно разъезжаться, в считанные минуты улица опустела, все двери в подъезды домов, в магазины и присутственные места оказались закрытыми. Встревоженный и обескураженный, Размышляев бросился домой, но двери в его дом тоже оказались закрытыми; в панике он стал изо всех сил стучаться и… проснулся, в дверь действительно стучали. Было позднее утро субботнего дня, и к нему пожаловал сосед, приятель. Будучи еще под тягостным впечатлением сна, Размышляев ему необычайно обрадовался, пригласил пройти в комнату и стал приводить себя в порядок. Потом они пили чай, беседовали, и Размышляев ощутил радостное облегчение после пережитого. Потом они пошли на прогулку, и Размышляев постепенно обрел спокойную уверенность: на улице было, как всегда по субботам, людно, шумно, слегка празднично. Спустя время Размышляев забыл свои вчерашние тревожные размышления о конце света, свое ночное видение; он спокойно и уверенно попирал землю ногами, завтрашний день уже не пугал его.

Ростов-на-Дону, 2019-2020