Преодоление. Часть 1. Прыгуны. Глава 24. Охотники

Предыдущая глава http://www.proza.ru/2019/10/17/1393

                Тульская область. Скуратовский район. Поселок Западный. Ранняя осень 1999г.

             — Как самочувствие после вчерашнего обильного возлияния, гладиатор? — покончив с ритуалом приветствий, не без энтузиазма задал Брюсику тривиальный вопрос Оскар и тут же, вынув из-за пазухи початую бутылку с каким-то питьём, сердобольно добавил. — На! Подлечись. Облегчи головушку, горюня. Знаю, как тебе прескверненько. Мы уже приняли. Смотри, какие праздничные … фестивальные, — и он с радостной гримасой шуточно отвесил реверанс. — Лови анекдот! — притворно встряхнувшись, вчерашний собутыльник, паясничая и зубоскаля, меняя тембр и высоту голоса, принялся выразительно пересказывать. — «Дорогой, прости, я вчера тебя обидела. Две бутылки пива загладят мою вину?» «Ящик водки!» «Ох, ты, посмотрите, какой он ранимый!» Ха-ха. Причащайся, мы уже заглотили …

             — Эт, точно! — ужимчиво фиглярствуя, благорасположенно развёл руками и поддакнул Базорчик.

          Брюсик, скорчив пакостливую мину, даже мельком не взглянул на протянутую в две трети опорожнённую поллитровку. Он, подчёркнуто сосредоточенно всматриваясь куда-то за версту, сквозь них, двинулся вперёд, чуть ли не растолкав, и с неудовольствием вытребовал:

             — Хорош трепаться, двигаем, куда вчерась договаривались.

          Друзья схоже призракам пришибленно пустились следом, как бы выдвигаясь заневолю. Чересчур детально или скорее дотошливо выбирая дорогу, они угрюмо и думчиво брели втроём впродоль невычищенных улочек и — не разговаривали. Ночью пролил непродолжительный, но прежестокий дождь – шквальный проливень. Мостовые, наезженные дороги, вымостки и тротуарчики — всё, было кругом залито мутной водой и вязкой кашицей. Неторопливые пешеходы охотливо пропускали беспрестанно снующий транспорт, дабы не очутиться обрызганными грязью, частенько останавливались, в особенности, если лужи оказывались непомерно обширными. Шныряющие и беспрестанно перемещающиеся грузовики, автобусы, автопоезда с прицепами и полуприцепами (да и другая габаритная хрень), безбоязненно, может быть даже настырно, пробирались по сплошь да рядом деформированному асфальту; легковушки и мотоциклеты (с колясками и без) по вполне обоснованным причинам осторожничали.

          Шедшая тройка мужчин, двигаясь где-то гуськом где-то шеренгой, понуро перебирали ногами. В их ликах присутствовала в лучшем случае — озабоченность, в худшем — хандра. Без увеличительной лупы замечалось, что на душе каждого — кошки скребут … вчера хоть и были: и удаль, и дерзость, и торжество — но это по пьяни, поутру же (как известно: утро вечера мудренее!) задуманное обрисовывалось по-иному. Тем более, когда вот-вот предстоит чего-то варганить — что-то предпринимать противоестественное собственному жизнепониманию. А делать-то придётся! «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Но чем ближе они приближались к месту назначения, тем муторнее и противней разыгрывалась тревога, тем болезненней в каждом из них разгоралось присутствие обостренного эмоционального противостояния или ментального раздрая.

          Базорчик, что-то задумчиво напевал или, точнее подвывал себе под нос мотивчиком, напоминающим какую-то душераздирающую вещь из «Битлз»; Оскар, нет-нет да вновь прикладывался к горлышку, без мала опустошённой, бутылочки. (А ведь непьющий, можно сказать, до вчерашнего вечера ревностный трезвенник!) Передвигался он наподобие старца, нечто тащили его, тянули вспять неведомые силы. Ковылял, тупо таращась под ноги — то и дело, натужно покряхтывая, да безосновательно полушёпотом матерясь. Словно кого-то ругая, он беспорядочно кхекал и сплёвывал … возможно, очищал саднящую от вчерашнего перепоя гортань? А весь сыр-бор их будущей добычи денег заключался в наипростейших установках, давненько известных небезгрешному миру чуть ли не с раннего палеолита. Недаром они вчера свою шоблу окрестили Охотниками. Планы-то возникали кипучие! Чуть ли не робингудовские. Правда сходственного опыта никто не имел, и мероприятие казалось несообразно новым, неведомым, а потому по трезвянке до конфузности чуждым, неудобным и отвращающим. Это тебе не уголёк в забое ковырять! — размышлялось всякому из них, понеже каждый из этой троицы из поколения в поколение — шахтёр. Иначе говоря, труженики, привыкшие зарабатывать свой хлеб киркой и лопатой. Только вот на сегодняшний день состояние условий жития обстояли куда как худо. Шахты, какие позакрывались по нерентабельности, какие посокращались до минимума; в целом, дело швах! А выживать-то трудовому народу как-то надобно. Они нередко наблюдали, когда играли в футбол на пустыре-стадионе, как подъезжали гружёные легковухи, «Газели» к открывшемуся полгодика назад пункту приёма вторсырья, находившемуся рядышком, с боку-припёку привалившись к кавалькаде кооперативных гаражей. А ведь они уже тогда, попав под сокращение, перебивались от случая к случаю мелкими халтурками и изнывали от поисков работы. Он-то, если разобраться, этот пункт и стал основанием, побудившим их пойти на этот шаг. Не ко двору пристроенный павильончик (со всей происходящей возней внутри, да поблизости) именно и спровоцировал такое их отношение к создавшемуся навороту — почитай, как контрмеру к возникшему раздражителю самолюбия. В конце концов, дал импульс — этой их обозлённой, так называемой, назревшей «охоте на ведьм». Конечно же, молодчики, отважившиеся ступить на стезю бандитизма, рассуждали. «Под наше попечительство попадут ни какие-то жалкие бомжи, еле передвигающиеся инвалиды да пенсионеры. Наше намерение — преследовать шустрых как электровеники деньгозагребал, так называемых «металлистов», что гребут бешеные деньжищи. Где берут железо? Шут его знает» … Сарафанным радио озвучивались сведения, будто бы с товарняков где-то тырят. «Где? Как? Бесноватый ведает».

          Троица выбралась к пустырю. Выйдя на приволье, дебютанты разбойничьего дела неторопливо пробрались к обусловленному увеселительному центру — их футбольному полю. Сейчас бескрасочному и вызывающему скуку. Наличествовала полагающаяся атрибутика: стояли самодельные, но вполне капитальные с двух сторон ворота; щеголяла белесая разметка, кое-где поистёртая, но в общих чертах видима. Играй — не хочу! Собственно, местечко обозначалось таковым, где не единственно можно в удовольствие попинать мячишко. Здесь, бывало, они — и в лапту играли, и в слона … и даже в карты, сидя на травке, перекидывались.

          Слева, за репейной гущей, виднелись гаражи. И там же возвышался, несуразно присовокупившись, этот, с надвинутой на манер таблетки кровлей, «злополучный» пункт приема вторсырья, подле какового толпился поджидающий люд. Там же, как бы некстати, чуть в сторонке от общей массы люденсов возвышались их двое соратников, то бишь остальные бойцы из ныне провозглашенных Охотников. Ещё издалека эти красавцы своим покроем откровенно выделялись из всей этой «разнокалиберной» толпы — и ростом, и атлетизмом. То были их ребятушки — Террорист и Ковбой.          

         Подошедши к ожидавшим парнягам и прекрасно понимая, что непомерно выделяются из всей этой, изъясняясь их терминологией, «шелупони» — как баскетбольная команда в детском саду, они безрадостно по-свойски поприветствовались. С предубеждённой полновластностью оглядывая свысока обступающую мелкотень, каждый порознь взятый из команды возвышающихся громил немножечко воспрянул духом, сполна наполнив грудь ублажением в надежде на лучшее. Как-никак, но любой из них — пребывает в строю надежных «бронебойных» парней. И напрашивается мысль — а может и в самом деле, поставлена правильно точка! И что тут киснуть, да кручиниться?! Выживать-то приходится. Вот теперь они и будут это делать стаей. Наступило время забирать своё — собирать плоды неоцененных задатков. Остаётся только действовать. В таких случаях говорят: «Никто не хотел убивать — но в бой шагали строем». Или, как мыслится, случалось в старину, когда император Темучин (Чингисхан), получив от бояр откуп золотом за не вторжение в град, но смекая, что его войско без приказа, желая самоволия и крови, уже движется на приступ, умилённо улыбаясь, выговаривал: «Пущенную стрелу нельзя остановить». И все недомолвки (вытесняемые биомагнетизмом толпы), все мелкие душевные несогласованности, чьи-то эндогенные недопонимания, нелепая неуточнённость, несогласия или сомнения, а также присущие иным мягкотелость, добродушие и тяга к всечеловеческой справедливости … — всё это! Теперь оставалось у каждого, лично, в сердце — и буквально растворялось в воздухе как глупый и неуместный измышлизм. Заметьте, сообща — зло вершится несравнимо легче. 

          Покуда заговорщики стояли в подкарауливании, как и было наперед обговорено, у них на подхвате подвязан лазутчик (в сущности, пацанчик этот, по кличке Пуля, притязал не только на роль наводчика, но и негласного вожака). Они, давеча не обнаруживаясь заприметились, когда тот, проходя мимо, на расстоянии небрежно мельком глянул в их сторону. Этот, невысокого росточка человечек, вообще не любил выстаивать в кругу приятелей, ибо чурался личной мизерности, а чувство собственного достоинства претило ему «красоваться» посередь поголовного их великанства. Подельники перекинулись едва заметными кивками, после чего Пуля, подстрекаемый и взбодрённый непробиваемым тылом, шмыгнул прыткой ящеркой в полутьму запахнутых ворот утильприёмки. Пожалуй, соизволю познакомить вас с новым героем повествования. Наверняка достойного, пусть и криводушного, но как-никак, а всё-таки касательства. Вечор, кстати, он не пьянствовал в их окружении, будучи давнёхонько семейным персонажем, умудрённый специфическим благоразумием дражайшей половинки. Как матёрый рыжий котяра, бестия, везде и ранее хаживал сам по себе, обособленно. А теперь и подавно, окромя своей семьи он никого не признавал. Бывший однокашник этих бугаев, как он выделял «спортивных никудышников», был в угоду своих преимуществ до чрезвычайности расторопный, на редкость осмотрительный и сообразительный человечишка. За что собственно и получил — это необычное прозвище, а ведь эти гиганты его уважительно чествовали Пулей. И, если уж по чести выговаривать то, что-то в нём действительно присутствовало роковое, что-то такое скрытное и пронзительно холодное, металлическое (хоть и мелкое). Пуля, со всей своей неприметностью, с неизвестно каким образом увязанной вездесущей сноровкой весьма талантливо проявлял инициативу. Вот и сегодня он всенепременнейше в авангарде! Тем более в этом новоиспеченном «королевстве» деятельности, которое он сам на безденежно-бедственном досуге вымудрил, да и заагитировал братату.

          Куце говоря, покамест начинающие лиходеи откровенно мозолили глаза публике, Пуля, уже просочившись в помещение конторы, с простецким безобидным видом (вроде как, причастно присутствуя) сойдя всем или неведомо кому за своего, производил разведывание. И не поверите! Но недоросток даже ухитрялся подсоблять будущим жертвам. Отсюда следует, что он, находясь напрямую в котле событий: и при взвешивании слитков, и при конкретном отсчёте денежных средств — оказался свидетелем происходящего. Между прочим, не успели работяги выйти на улицу, а наш «пострел», как говорится, «везде поспел». Он, подойдя к ожидающей братии (не акцентируя причастности), уже указывал на потенциальные жертвы, раздавал налево и направо бойцам надлежащую информацию: и их погоняла, и суммы …

          У пареньков, приехавших сдавать металл, всё следовало по шаблону. Как только кузов грузовика освобождался от чугуна и покуда Мышка с Дроздом занимались последними расчётами с работником приёмки, пожилой водитель выполнял дежурное действо. Так было и сейчас, развернув тарантас, он откатил и заглушил его несколько поодаль, на обочине, освобождая проезд другим автомобилям. И не выходя из кабины, ожидал арендующих колымагу.

          Только ребята в хорошем настроении вышли из калитки ворот, только двинулись к поджидавшей их Газели, как вдруг молодняк обступила со всех сторон шобла здоровил.

             — Ну что пацанчики! Кто тут из вас Мышка, кто Дроздишка? Отойдёмте-ка в стороночку, — подчёркнуто гостеприимно указал Оскар рукой на пустошь в зарослях репья, словно приглашал дорогих гостей к праздничному столу, — побалакаем тут недалеченько, полопочем о том, о сём … — радостно и непринуждённо ворковал он, к собственному удовольствию наблюдая, что незнакомцев обступают со всех сторон сотоварищи. Врубившись в замес и инициативно подхватив начинание, инспиратор всеусердно выстраивал развитие благоприятной ситуации. Гангстеры, налетчики или, куда проще, отымальщики приспевали сразу с пяти сторон: деваться-ныкаться было некуда.

             — Меня зовут Оскаром … — не прекращал лиходействовать «экспроприатор», потихонечку подталкивая растопыренными пястями ошалевших хлопцев. Он аккуратненько, с пассивным насилием оттеснял попавшихся в «сети» лохариков, не проявляя открытой агрессии, дабы захваченная врасплох мелюзга не возопила со страху, попытавшись привлечь на подсобу сторонних. Оскар также всячески старался не выказывать и собственной взвинченности. А посему не переставал подчёркнуто вежливо и напевно мурлыкать, понимая, что волей-неволей приходится импровизировать.

          Излишне и беспричинно ласково (хотя и желчно) импровизатор заключил:

             — … Но меня, к вашему сведению, не надо звать … — сообразил он, что оплошал представившись, — я сам прихожу, такая у меня особенность имеется, господа-хорошие.

          Поступательно медленно, но уверенно ошалевших мальчишек здоровилы оттёрли за гаражи в пустырь. Здесь, на махонькой лужайке, посредь зарослей лопуха да репейника и начались дальнейшие, ничего хорошего не предвещающие, объяснения.

             — Каким это ветерком — каким аквилоном — вас сюда занесло, гаврики?! — полушутя или даже с ярким оттенком дружелюбности поддержал натиск дружка Базорчик. Определённо входя в раж и чуть ли не в открытую наслаждаясь своей эрудицией и красноречием, он теперь широченно зубоскалил. — Мне до жути интересно, чем привлёк наш скромный шахтёрский посёлочек таких важных деловых особ?

             — Слушайте, братва! А вообще, что тут делают эти школьники? — вмешался Брюсик, взабыль недоумевая и невольно намереваясь смягчить нахрапистость сподвижников. — Я, что-то ни хрена не понимаю. Их самое время тотчас за партой рассиживаться.

          Ему всё, буквально — всё! — не нравилось. И эти кривляния, и ужимки его дружбанов перед школярами его повергали в несосветимое бешенство. (Да разве ж он смог бы причинить этим ребятёнкам вред???) А это циничное издевательское лепетание Базорчика? Оно своей язвительностью проскрежетало как гвоздём по стеклу по его оголённым нервам. Взвинчивая раздражённость и раззадоривая гнев, ибо он знал реальный исход всего этого позорища.  Но в особицу его гнобила въяве происходившая несообразность, которая — ну никак не укладывалась в его голове. А состояла она в том, что какая-то мелкота — в сущности, дети! — каким-то неимоверным порядком зарабатывает деньги (как он краем уха слышал: сумасшедшие!), а они, здоровенные мужичары, бойцы! сейчас примитивно хотят этих сосунков обчистить до нитки, воспользовавшись и численным и силовым превосходством. Ох, и стыдобища же!!! Ну, никак это не вмещалось в черепной коробке, не встраивалось в его психику.

         Весь этот волнительный период Сергей и Андрей пребывали, если подразумевать, будто бы в испуге или оторопи — то всего-навсего означает отобразить очередную кривду. В головах промелькнуло многое, но … впервые столкнувшись с подобной непредвиденностью, они оказались не то что бы в глубочайшей неясности или в растерянном неразумении, а однозначно представили себе полнейший крах. Вначале, что собственно и привело их в неописуемый гипнотический транс или, коли быть точнее, в такое одеревенение — они вообразили, что поймались в западню сотрудников транспортной милиции, каким-то образом, выпасшими их. А что тут несоответствующего?! Опера и одеваются так же — косят под гражданских; да и ведут себя, обступившие — представительно и уверенно …

          Однако присмотревшись, почти не сходя с места, прояснилась подлинность, и они синхронно пришли к верному выводу, ибо милиционерам не пристало представляться погонялом, типа Оскара, да и не обзывают оперативники друг друга «братвой». Ребята, моментально сообразив, — кто перед ними, приободрились. При данных-то обстоятельствах, что они могли потерять? Ну, одноразовый заработок … и вся недолга. Не станут же их убивать за «копейки» эти братки и уж тем более прилюдно. В крайнем случае, побьют для острастки или наглядности (а что им эти пара тумаков да затрещин?) Это же не так плачевно, не так губительно для дела, как, если бы в реальности эти мордовороты оказались служителями закона. Понятное дело, что на них наехали рэкетиры и сразу видно — местные.

             — А что вам собственно от нас нужно? — как можно спокойнее, будто бы совсем ничего не понимая, поинтересовался Сергей. — К чему эти овации? — через силу раскованно распространялся он. — К чему такая помпезность, да ещё такой почётный караул, дяденьки?!

             — Конечно же, не для того, чтобы вас поприветствовать … — едко проворчал наново масштабно улыбающийся Оскар, однако покоробившись невозмутимостью и борзостью пацана. 

             — Вообще-то, это ограбление! — как бы вскользь оповестил Базорчик.

             — И что … прям так средь бела дня? — переспросил Андрей, больше удивляясь, нежели испугавшись.  — А не опасаетесь?!

             — А чё нам дрейфить? Вы воруете — мы грабим. Мы начнём воровать — вы нас ограбите. Как говорится, всё чин чинарём! вполне обоснованно получается. — Вновь любезно и на этот раз по-своему весьма аргументированно проворковал Оскар, растягивая до неимоверности речь и лыбу. 

             — Полагаю, мы не станем сейчас обсуждать степень тяжести статей уголовного кодекса. Сравнивать кражу с грабежом. — Вовсе не полагаясь переубедить кого-либо, говоря скорее для того чтобы просто говорить, вставил Сергей, глядя на обступающих со всех сторон бугаев, меж словами притискиваясь Андрею спиной к спине.

             — Ути-пути, какие мы, однако, просветлённые … — словно разговаривая с младенцем, пролепетал Ковбой, и тут же посерьёзнев, процедил сквозь зубы. — Изрекаю кратко и доходчиво, если не хотите один-другой месячишко проваляться в больнице (больничные вряд ли вам помогут!) выворачивайте кармашки, а то сию минуту нарушим вашу трудоспособность.

          Это предупреждение прозвучало строго в императивной форме, но между тем и в самом деле круг нет-нет да вполшага, а непоколебимо сжимался. Один лишь Брюсик не шевелился. В общем обозрении было видно, что окружившие и неотвратимо наступающие бандюганы настроены конкретно и категорично. Нервозность ситуации как-то тягуче вздрагивая — дёргано зашевелилась, задышала … но пока никто не нападал, словно чего-то выжидая. Ярко испытывались и острота, и накал обстановки — жутчайшая напряжённость! Мальцы отчётливо понимали, что навряд ли им удастся одолеть гигантов (которым Сергей был буквально по пояс) или каким-то способом ухитриться улизнуть от налётчиков.

            — Погодите, погодите … — Андрей несознательно попытался, уже впадая в отчаяние, пусть наобум, но остановить приведённую в действие и движущуюся на них с другом, в какой-то мере разрозненную и в то же время, весьма спаянную махину. Именно махину! Чуя мощь и опасность нутром (словно съезжалось пять тракторов!) Он чётко осознавал, что с добычей придётся распрощаться. Времени, казалось, совсем не было, и юноша запальчиво подгонял, непредумышленные и без поставленного направления, аргументации:

            — Мне почему-то так думается, что вы, дяденьки, ещё новички в вашем бандитском деле.

            — Гляньте-ка, какой он проницательный … — с издёвочкой заметил кто-то из крепышей.

            — Да нет, правда! У вас лица добрые, не испорченные … похоже, вы впервые сподобились выйти на большую дорогу … — непослушным ртом торопливо, но и выразительно выговаривая слога, выжимал из себя Андрей. Невольно сжимая кулаки и на что-то надеясь, пацанёнок походу уповал на чудо. Живо вертя головой, оглядываясь по сторонам и переступая с ноги на ногу, он самоотверженно приготовился оказать посильное сопротивление здоровякам. А силы до смехотворности не равны.

         Сергей наряду с этим, умственно, почти хаотически, перебирал всевозможные варианты выхода из неожиданно сложившейся неблагоприятности. Он разумел, что, если ввязаться в рукопашку то, безусловно, получится в аккурат так, как и обещал, предостерегая их, один из этих кексов, то есть — им будет и в самом деле проложена прямая дорожка на больничную койку. Понятно, как божий день, что их ожидает пренеприятнейшее завершение; потому, как и со стороны милиции возникнут неудобные вопросы, попади они в стационар, которая естественно будет оповещена медперсоналом. Им ничего не останется как молчать! — ибо рыльце-то у самих в пушку. Какого рожна, они оказались в столь далёком районе, вне города, в часы школьных уроков? Следовательно, может случиться куда хуже. Вскроется правда-матка и — пиши-пропало. Так что нечего геройствовать! Придётся отдавать выручку.

          «Что делать? Думай, соображай Серёжа» … — твердил он себе и нисколько не боялся побоев, его больше волновало благосостояние семьи. Что будет с ней, если он вдруг сляжет? «Нет! в клинику нам никак нельзя, а костыли куда хуже! Это надолго. А мужички-то, видно же, неплохие мужички — спортивные, хоть и перегаром прёт. Только в отчаянии они, а могут и пригодиться» …

            — Стойте! — неожиданно осенило его. — У меня возникло ценное деловое предложение. Судите сами, если вы у нас сейчас заберёте все деньги то, естественно, мы здесь больше не появимся. Это не единственная точка. Согласитесь, весь город ими понатыкан. Так что мы найдём, куда нам обратиться и других предупредим, да и осторожнее впредь сами будем. Подстрахуемся. А вот вы, если не послушаете меня, потеряете, так сказать, клиентов — постоянных плательщиков! — задыхаясь от волнения, торопился Сергей. — Закругляясь, скажу так: я готов вам отдавать каждый раз обговорённую сумму. Ну, скажем: пять или десять процентов от выручки. И это в виде оплаты за услугу, а услуга ваша будет заключаться в охране. Не ровён час, с подобными запросами могут, и другие товарищи здесь или где угодно образоваться. Так что вашей работой будет крышевание нашего бизнеса. И само собой за деньги. А отношения наши теперь будут выстраиваться вполне законно даже на основании правосудия, по закону того же государства. Ну, так как? Думайте! Прикрытие по договору. Я понимаю, вас много … но и таких как мы тоже немало. Работайте. Ищите. Договаривайтесь. Собирайте опекаемых …

         Он выпалил рекомендацию на одном дыхании. Некоторое время исполины стояли ошеломлёнными, переваривая в умах призыв щусёнка. Иные очумело, ещё не врубаясь в суть предлагаемого, хлопали глазами — затруднённо вникая в услышанное контрпредложение. Малость погодя, уловив глубинный смысл высказанного, от существенности которого значительно затуплялись острейшие наконечники их собственных внутренних разногласий и расхождений, заметно воспрянув духом, Журавлёв вскликнул:

            — Слушайте, братцы! а ведь он дело толкует.

         Оживлённый, всеохватывающий, может быть даже неистовый, ржач оглушил пространство. Прибежал, взбеленённым и взвинченным, весь трясясь и пыхтя, с зажатой монтировкой в остервенелой руке, старикан-водила, Павел Кондратьевич. Откуда-то узнав о случившемся, он взбудораженный прискакал сюда и теперь враждебно оглядывал грамил, окруживших его малолетних друзей. Этих добрых и беззащитных мальчишек. Дед застыл пьедесталом … огорошенный, неожидаемой безвраждебностью и расслабленностью обстановки. И слава Богу! Разборка завершилась бесконфликтно.

Глава 25. Поезд Москва-Бухарест (продолжение) http://www.proza.ru/2019/10/24/1758