Неудачный трудовой дебют

   Тяжело жилось семье и после войны. Всем своим существом я чувствовал, как мама моя выбивается из сил, воспитывая нас, троих малолетних детей. Питались скудно. И если бы не подножный корм да река, то совсем бы было голодно. А с одеждой так вообще было худо. Года четыре я ходил в школу в оригинальной бархатной толстовке, перешитой из старой отцовской куртки. Надо сказать, что в те времена нас окружали десятки трудолюбивых, старательных людей. Дед Павел Осипович, мама, ее сестры, родственники, соседи – все для нас были образцами трудолюбия и умения работать. Естественно, что у меня в таком окружении рано появилось желание хоть чем-то помочь семье.
   В далеком 1951 году я и мой приятель Валерка были уже крепкими, выносливыми парнишками и считали себя подготовленными для любой физической работы.
Однажды Валерка прибежал ко мне за реку взволнованный и радостный:
   – Ирка! Есть работа! На заводе! Грузчиками на автомашине! Только без справки от врача не возьмут.
   В больнице пожилая женщина-врач, осмотрев и прослушав меня спросила:
   – А где работать-то собираешься?
   – Грузчиком на заводе.
   – Грузчиком? – Она удивлённо посмотрела на меня и переспросила ещё раз: – Грузчиком? Посиди здесь. Надо посоветоваться.
   Я не знаю, с кем она уходила советоваться, но вернулась только через полчаса и, ещё раз прослушав и простукав меня, написала справку, что я практически здоров. 
   В радостном нетерпении мы с приятелем пережили ночь и с рассветом были уже на заводе. Долго ждали, когда с заправки подъедет наш грузовик. А когда он подъехал, были очень разочарованы: предстояло нам работать на древней-древней полуторке, которую мы долго заводили рукояткой, а когда завели, она затряслась и зачихала, как измученная кляча. Водитель тоже был подстать машине: мужчина в годах, седовласый и сдержанный в разговоре.
   В первый рабочий день нам предстоял очень нелегкий и далекий рейс – на Красный Профинтерн за каменным углем. За работу мы взялись так рьяно, что водитель не выдержал и сказал:
   – Ребятки! Вы бы не спешили. Выдохнетесь раньше времени.
   Как он был прав! Вскоре мы еле ворочали тяжеленными совковыми лопатами. К тому же грузить пришлось на солнцепеке, и мы, обливаясь потом, чумазые, как черти, только к обеду заполнили кузов машины углем.
   Но зато какое было облегчение в душе, когда подъехали к переправе, а паром оказался на другой стороне Волги. Тут же побросали на песок одежду и долго плавали, смывая черную пыль и сморкаясь черными соплями. А впереди еще была разгрузка машины, и та же черная пыль опять густым слоем покрыла наши лица и тела.
   – Отдыхайте, ребятки. Второй раз бы надо съездить, да уж не успеем с такими темпами, – пожалел нас водитель. – Завтра опять туда.
   Весь вечер мама делала какие-то примочки к моим кровавым мозолям на ладонях.
Однако второй день принес нам еще более тяжелые испытания. Придя утром на работу, мы узнали, что сегодня предстоит поездка в Ярославль, за горючим. Мы загрузили машину пустыми двухсотлитровыми бочками и тронулись в путь. Дорогой же все размышляли о том, как эти бочки будем заполнять горючим. Предположили, что, наверное, подъедем к заправке и из шланга все бочки постепенно зальём. А на деле все оказалось значительно проще: бочки надо было просто заменить. Пустые – на полные.
   Первую бочку ценой невероятных усилий мы сумели вкатить только до середины поката из двух жердей и там не удержали. Бочка вырвалась из наших рук и с тяжелым грохотом скатилась вниз, едва не придавив незадачливых грузчиков. Еще два раза с ярым ожесточением мы попытались вкатить бочку в кузов машины – и не смогли это сделать.
   Мы растерялись, не зная, что предпринять. По лицам  вместе с потом лились слезы отчаяния. Выручил нас водитель, который, оформив документы, стоял в сторонке и с усмешкой наблюдал за напрасными нашими потугами закатать бочки в кузов машины. Вместе с кладовщиком они быстро перекатали бочки в кузов, а мы с Валеркой еле успевали ставить их «на попа». Примостившись между бочками, обратно мы ехали пристыженные и молчаливые.
   Но главные злоключения были еще впереди. Примерно на середине пути между Ярославлем и Некрасовским мы вдруг увидели, что какая-то из бочек течет: вся дорога сзади машины была улита соляркой. Видимо, вылетела неплотно завернутая пробка. Бочка эта стояла где-то впереди. Чтобы найти пробку, надо было остановить машину. А для этого по бочкам пробраться к кабине и постучать водителю.
   Я начал карабкаться вперед. Бочки были скользкими, с невысокими ребрами, руки с них соскальзывали, да и дорога, мощеная булыжником, не давала возможности спокойно и быстро добраться до кабины. Меня подбрасывало и мотало по бочкам, словно мячик в какой-то игре. Все же я значительно продвинулся к кабине, но дотянуться до нее руками, чтобы постучать, никак не удавалось.
   – Валера, дай что-нибудь!
   Валерка схватил единственное, что было в кузове, – маленький топорик и пополз ко мне. Вот этим топориком я и хватанул что есть мочи по кабине. Да в спешке и тряске попал не обухом, а лезвием. И естественно, пробил кабину.
Машина сразу же остановилась, и обычно сдержанный, немногословный водитель вылил на нас такой ушат матерной брани, какого мы никогда не слышали. Но зато запомнили на всю жизнь.
   Этим днем и закончилась наша рабочая эпопея в качестве грузчиков. Под давлением родственников на другой день мы просто не пошли на работу. Отец Валерки Михаил Николаевич, профсоюзный деятель завода, сумел как-то уладить неприятности с пробитой кабиной. Но денег за труд мы не получили.