Ну, и Сергеич!

               
Вот и «отгремела» ночь под первое января. У каждого она, конечно, прошла по-своему, но трезвых людей за столами мало было. Это видно, хотя бы, по сыну пенсионера Василия Ивановича. Тот вообще явился под утро готовым.

- Что ж ты, Петя, так? – только и выговорил отец, разводя руками.
- Ха! – игриво ответил тот, будто его оторвали от группового танца «Семь сорок». - Бывает, отец! – и потянул ноги к постели.

В ту минуту Василий Иванович, конечно, не стал углубляться в тему, но, когда сынок отоспался, разговор-таки состоялся.
   
- Надо кончать с этим делом! Это хорошо, что жена с детками уехали в гости. Как бы они, особенно малыши, глядели на тебя? Ты ведь отец! Тебе пример надо подавать, а ты - вот так…
   
- Тебе, отец, легче.  Ты – непьющий. А мне? Знаешь, как в коллективе отказываться от рюмки? За Новый год надо выпить? Надо! За встречу надо? Надо! За здоровье надо? Надо! А на посошок что, не надо? А, чтоб дорога была без выбоин? А не выпей, так тебя и  в связях с начальством заподозрят, и вообще… руку никто не подаст!

- Я же не пью? И что? И в связях не обвиняют, и руку подают. А ты, между прочим, знаешь, когда я бросил пить? Или, думаешь, я от рождения такой?

- И когда, если не секрет?

- Я тоже, если хочешь знать, в свое на тебя был похож. А однажды вдруг - раз, и   покончил… с этим делом...
 
- А что случилось?
 
- Хочешь знать? Расскажу. Смотришь, и на пользу пойдет.

Сели в прихожей. Тихо так. Детишек-то нет. И потекла речь пожилого человека, чем-то даже похожая на исповедь…

Василий Иванович в те годы был просто Васей. Окончил, как и многие мальчишки, ПТУ. А куда устроиться на работу, если в этом поселке, кроме кирпичного завода, путного ничего нет.
 
Вот и пошел рабочим. А там, Бог ты мой! До него еще сложилось в коллективе так, что, если ты не «заложил с утра за ворот», то и дело не идет. И всё это, как узнал от коллег, терпится. Начальству, лишь бы план выполнялся.
 
Один лишь мастер Васи был не таким, как все: и сам не употреблял спиртное, и подчиненным не позволял. Но рабочие и не мыслили что-то делать на трезвую голову. Приловчились пить так, чтоб лишь в душе загорался огонек, но ни  в коем случае – не извне.
 
Пришлось и новичку подстраиваться. Иногда, правда, по молодости да неопытности, перегибал. Не раз, помнится, спьяна попадал ногой в формы с заготовками. А мастер – ушлым был. Пригляделся к нему.
 
Зовет однажды в кабинет по громкоговорителю. Коллеги – хи-хи да ха-ха, и исчезли с глаз. Подумалось, что они, мол, так боятся мастера? Особенно, если вызывает в кабинет? Грудь колесом, и пошел. А сознание подгоняло: на то ты, мол, и ПТУ окончил, чтоб уметь разговаривать, в том числе, и с мастером…

Надо отдать должное, мастер встретил хорошо. Как только Вася перешагнул порог, подал руку, обнадеживающе похлопал по плечу. Молодому рабочему даже приятно сделалось. Тепло побежало по телу. Слава Богу, хвалил себя, что не успел еще    с утра пригубить. А то было бы…

Мастер указал на стул, чтоб Вася сел. Вот это, мелькнуло, начальник! Почему же коллеги так боятся сюда ходить? А поскольку сам-то из числа любопытных, то не упустил шанса разглядеть обстановку кабинета. Она была очень простенькой: стол, два стула и шкаф. Правда, удивило кое-что: левее от шкафа обои на стене то ли грязные, то ли  – в сгустках крови?

От любопытства даже спросил:

- Что это с обоями?

На что мастер спокойно ответил:

- До этого мы еще дойдем!
 
Сидят, значит, разговаривают. В те годы, впрочем,  начальник любого ранга обязан был периодически беседовать с рабочими. Даже журналы такие велись. Их люди из вышестоящих кабинетов проверяли, писали замечания. Вот тут как раз и шла такая беседа: вопрос – ответ, вопрос – ответ.
 
Но это сначала так. А позже мастер-таки напомнил новичку о выпивках в рабочее  время. Пришлось пареньку то краснеть, то виновато улыбаться. И тут он понял: вот  почему, мол, коллеги боятся сюда ходить?
 
А мастер всё настойчивее расспрашивает. Почему, например, вчера, уходя со смены, вилял так, что и в калитку на проходной не попал? Почему вышел через открытые ворота? А в них как раз начальник завода въезжал. Вот и засветился…

Вопросов было много. Но ответов - мало. Вот почему мастер резко встал, схватил Васю за рубашку в районе кадыка, подтянул к обоям, что – в крови, да как врежет кулачищем меж глаз. Пришлось новичку сползать вниз по стене. Но мастер поднял. Еще раз врезал. Еще. Голова только и успевала отскакивать от обоев.

- Теперь понял, почему обои такие?

- Понял!
 
- Будешь пить?

- А что, есть?

- А, … твою мать! Так ты ничего не понял?

Еще несколько раз кулак мастера «прикоснулся» к переносице, а Вася каждый раз сползал вниз по обоям. Больно, подумалось, зато в голове – свежо-о-о!
 
- А теперь, - говорит мастер, - садись. – Вынимает из кармана бумажный полтинник, протягивает: - На! Чтоб это передал жене. Понял?

Вася, как солдат:

- Понял, Илья Сергеич!
 
Это, как позже стало известно, был персональный метод мастера. Кто знает, защитил он по нему диссертацию, нет, но приемчик успешно применялся. Вот почему коллегам, еще раз подумал, не нравился этот кабинет!

Вручая полтинник, мастер был уверен, что тот, кто хочет после нравоучения бросить пить, обязательно отдаст деньги жене. А кто нет… Как, например, Вася. Тот  на радостях, что вырвался от мастера живым, зашел в кафе, напился на полтинник до чертиков, и поплелся домой.
      
  Только открыл дверь, слышит, жена - по телефону:

- Нет, Илья Сергеевич, не пришел еще! Ой, минуточку, кажись… Вася, к телефону!

Не стоит, думаю, тут углубляться в детали. Добавлю лишь, что еще несколько раз      пришлось Васе быть в роли боксерской груши, висящей между кулаком мастера и окровавленными обоями.
 
Зато однажды, когда полтинник-таки вручил жене, на планерке мастер даже похвалил новичка: учитесь,мол...

- Дааа! – вздохнул сын Василия Ивановича. – Вот это мастер! А каков, интересно, итог всего этого?
 
- Очень даже положительный! Ты меня видел когда-нибудь выпившим? То-то же! В те годы многие бросили пить. И я, в том числе.
 
- А с мастером что?
 
- О! За него лучше не спрашивай. Когда умер, бедняга, так на похоронах ни одного мужчины не было. Зато жены своих трезвенников колонной тянулись за гробом. Царство ему, конечно, небесное! И земля пухом…