Сказание о любящем взгляде в зеркале

 

                1.


     И вот в который раз, завидев в зеркале гостиной отражение до боли знакомых вам комнатных предметов, вы ощущаете очень легкое и очень странное напряжение : вам кажется, что в отраженных вещах есть какое-то замершее внутреннее движение, точно вещи притаились под вашим пристальным взглядом и только делают вид, что они полностью неодушевленные, –
     в зеркале же описанное впечатление усиливается всемеро : быть может, тайна зеркала заключается в том, что видимые в нем предметы нельзя пощупать рукой, –
     и мы сами в зеркале относимся к себе же в пространстве, как наше третье лицо относится к нашему первому, –
     удивительное дело : первое лицо нам столь же привычно и знакомо, сколь отчужденно и чужеродно лицо третье, –
     оно отделяется в нас от нашего первого лица в пространстве и мгновенно : когда мы смотрим на себя в зеркале или во времени и постепенно : по мере отплывания прошедшего от настоящего, –
     правда, связь между нами прежними и теперешними сохраняется, но она настолько ослаблена, что, когда восстанавливаешь в памяти ее стершиеся пунктирные линии, кажется, что они, эти линии, прочерчены характером и обстоятельствами, а души в них как единого и, главное, лежащего за пределами пространственно-временного причинного контиуума, нет и в помине.


                2.


     И вот это томительное отсутствие собственной души и вместе естественная потребность искать ее в себе или за пределами себя, причем искать непрерывно и страстно, –
     оно, сие предельно субтильное и предельно антиномическое ощущение лежит в основе созерцания зеркального отражения, –
     в конце концов, здесь мы имеем еще одно теснейшее сопряжение времени и пространства, –
     так что, если вдуматься, предметы вашей гостиной, отраженные в зеркале, выражают тайну бытия в ровно такой же мере, как и мироздание в целом, стало быть и идти за разгадкой вышеназванной тайны больше некуда и незачем, –
     это как раз тот самый случай из практики Шерлока Холмса, когда важное письмо, которое он искал, оказалось искусно спрятанным посреди бумаг, открыто лежавших на столе, –
    итак, вам нечаянно удалось обнаружить главную тайну мира сего и тайна эта состоит в том, что любой феномен кажется обладающим душой – то есть «вещью в себе», как выразился бы классический немецкий философ – но душу его отыскать невозможно.


                3.


     Однако и не искать ее тоже нельзя, и ладно бы речь шла о посторонних предметах, но в зеркале вы видите самого себя, а увидев, тотчас и поневоле включаетесь в процесс, описанный выше, –
     да, вы смотрите на себя, отраженного в разных ракурсах, и спрашиваете : «Похожий там на меня субъект крутится по жизни как мелкий бес – но где же, собственно, образ мой и божий : тот, что будет рано или поздно взвешен на предвечных весах?», –
     и вы его не можете найти : в вашем зеркальном отражении, как и следовало ожидать, нет ничего, что бы вы о себе дословно не знали, и потому ваше размышление о себе очень скоро начинает напоминать хождение по кругу, –
     но тут вдруг, случайно обернувшись, вы замечаете на себе взгляд вашей жены : как он надышан теплотой и светом! сколько в нем душевной тишины и как хорошо – думаете вы – если бы на вас таким же взглядом когда-нибудь посмотрел Тот, кто всех нас рассудит, –
     да, только взгляд и мысль, идущая через сердце, и больше ничего, –
     никаких слов, прежде всего никаких слов, потому как чем больше теплоты и нежности в любовной связи, тем меньше хочется говорить о ней, –
     воистину, как древние статуи не имеют покрова и обнаженное тело их и есть их сокровенная душа, так в божественную бессловесность давным-давно облечена ваша удавшаяся супружеская жизнь, –
     она с годами все меньше походит на пространство, которое по определению – шумно, и все больше обретает сходство со временем, которое тоже по определению – тихо.


                4.


     И это похоже на таинство, таинство в самом хорошем смысле этого слова, основное, быть может, таинство : таинство перетекания жизни в бытие, –
     и, догадываясь о том, что люди после смерти общаются мыслями без слов и что такое общение в разы предпочтительней нашего, земного и словесного, вы с некоторой комической, но где-то быть может и оправданной гордостью относите себя и вашу супругу к тем «званым на пир», которых уже в этом и тесном мире отмечает великий Крысолов, –
     надо полагать, что, если бы ваши взгляды не встретились случайно в зеркале вашей гостиной, вы бы никогда не пришли к столь далекоидущим выводам.


                5.


     И о том же еще раз, в несколько иной перспективе : когда, сидя на балконе, невзначай наблюдаешь за пейзажем снаружи с его колеблемыми ветерком деревьями, перелетающими между ними птицами, облаками, плывущими в небе, и отдаленными крышами домов, и одновременно замечаешь тот же самый пейзаж, отраженный в балконном окне, –
     когда вглядываешься в это окно и видишь в его глубине очертания комнатных предметов и одновременно продолжаешь видеть те же деревья, птицы, облака и крыши, и оба мира, реальный и отраженный, не сливаясь накладываются попеременно один на другой – в зависимости от того, на котором из них фиксируются наш взгляд и ум, –
     да, в этот момент, быть может, в первый и в последний раз обращаешь внимание на ту постоянно сопровождающую нас субтильную неудовлетворенность собственным отражением в зеркале, как бы хорошо мы в нем ни смотрелись, –
     оно напоминает нам иные слишком парадные потреты, и тогда хочется просто взглянуть на себя случайно и как бы со стороны, скажем, в окне метро или магазина, –
     чтобы увидеть там, правда, всего лишь мимолетную зарисовку себя самих, пусть так, но то сочувствие к себе и умиление над собой — по причине узрения в зарисовке собственной жалкости и смертности во всей ее космической наготе, —
     они, быть может, придадут нашей душе невидимые крылья, полностью отсутствующие и даже невозможные на портретах чистого зеркального отражения.


                6.


     Приподнявшись слегка с помощью этих крыльев над землей — а значит и над самим собой — вы начинаете ясно осознавать, что в тот момент, когда вы смотрите на себя в зеркало, вам кажется, что вы видите себя целиком и полностью, –
     и нет в вас ничего такого, чего не было бы в вашем зеркальном двойнике, –
     иными словами, создается смертельное тождество между тем, что вы видите в себе, и тем, что вы есть на самом деле, –
     таким тождеством нельзя жить, им можно только постепенно умирать, потому что та совершенная предсказуемость собственных мыслей, чувств и поступков, которая вытекает из полного знания о себе, и которую мы якобы наблюдаем в собственнном зеркальном отражении, несовместима с жизнью, которая есть по сути своей нечто неожиданное и непредсказуемое, –
     и потому ваш зеркальный двойник есть наш ложный образ, а вы сами только потому ему вполне не уподобляетесь, что, кроме вашего взгляда на себя в зеркале : безошибочного, беспристрастного, всезнающего и судящего есть, к счастью, и другой взгляд : просто искренне любящего вас человека.


                7.


     И вот этот взгляд, тоже будучи достаточно проницательным и достаточно нелицеприятным, достает из ваших потайных глубин то, о чем вы, быть может, втайне догадывались, но в чем бы никогда — просто в силу законов приличия — вы себе не признались, –
     этот воистину любящий взгляд приоткрывает в вас иного и бесконечно более глубокого двойника, нежели тот, кого вы наблюдаете к зеркале, и в этом двойнике есть что-то первозданное, неподвластное времени и пространству, –
     такими мы сами себе снимся в наших счастливых снах и такими — мы в этом втайне убеждены — замыслил нас наш Творец.


                8.


     Да и все религии практически твердят об одном и том же : чтобы наш образ, на который с любовью смотрят любящие нас люди, сделался постоянным и каждодневным, –
     и мы сами об этом в глубине души прекрасно знаем, но ничего не получается : жизнь идет своим чередом, а лучшее в нас, точно заколдованное страшным карликом, освобождается лишь на мгновенья и лишь по счастливому стечению обстоятельств, – 
     кто не обращал внимания, что иные отношения, даже между близкими людьми, настолько сложны и противоречивы, что никакой готовый рецепт к ним неприменим? и что даже причиняя родным и близким людям боль и разочарования, причем изо дня в день, ничего не можешь с собой поделать и чувствуешь себя как в кошмарном сне? и так хочется проснуться, подойти и тихо, без слов обнять обиженного тобой близкого человека, –
     и тогда любовь победит все... но победит ли? поистине, нет ничего труднее, чем преодолеть себя и выказать безусловную любовь там, где слепо и страшно орудует наш характер, а ведь последний неизменяем, как справедливо утверждал Шопенгауэр, –
     и все-таки каждый из нас чувствует в глубине души, что это не так, точнее, не совсем так, и характер, хотя и в незначительной степени, все же подвержен изменениям изнутри, но одной только любовью... так ли это?


                9.


     Итак, в который раз : может ли сказка стать былью? очевидно, может, и тысячу раз уже становилась, –
     например, когда змея сживается с хомячком в одной клетке и предпочитает оставаться голодной, но не проглатывать добычу, мы имеем дело с воплощенной в жизнь сказкой, –
     и пусть подобные случае во всех областях жизни — исключения, но они есть, –
     однако исключение не может и не должно становиться правилом, и в этом все дело, тогда как все мировые религии только того и требуют, чтобы исключение сделалось правилом, – 
     и тут вся тонкость : если бы исключение было невозможно, то и говорить было бы не о чем, но оно возможно и действительно, продолжая тем не менее оставаться исключением.


                10.


     Здесь-то и залегает величайший и по большому счету неустранимый соблазн религий : мол, раз возможно, то и делай, пусть и в виде исключения, –
     и тогда в этот великий спор вмешивается искусство, – 
     помните «Анну Каренину»? ее муж все простил ей во время родовой горячки, и даже согласился воспитывать ребенка от чужого мужчины, сцена любовного всепрощения между Анной, Вронским и Карениным великолепна и издалека пахнет христианским духом, –
     но что же из этого вышло? то, что и должно было выйти : Анна вернулась к Вронскому, а жизнь в который раз победила религию, – 
     и это была, быть может, незаметная, но метафизически решающая схватка между гением Иисуса и гением Льва Толстого, схватка, в которой последний одержал безусловную победу, потому что был ближе и к жизни, и к стоящим за нею непреложным законам бытия.


                11.


     То был Лев Толстой, а Пушкин? мы все приблизительно знаем, что такое поэзия в общем и целом : это когда человек немного необычным языком говорит об обычных вещах и при этом так или иначе их возвышает и одухотворяет, -
     творцы же религий и эзотерических учений склонны меньше говорить о повседневных вещах и больше о запредельных : о боге или просветлении, карме или инкарнации, вечной любви или любящей доброте, –
     и не то что бы этих феноменов в мире не существует, нет, они безусловно есть, но их облик довольно расплывчат, –
     так, каждый из нас в иные минуты бывает убежден в бытии божием, но потом как-то незаметно об этом забывает, –
     каждый, далее, чувствует и моменты просветления, однако они сменяются неизбежным затемнением, –
     у каждого, если он искренне задумывается над буддийской тематикой, карма и инкарнация не вызывают сомнений и все же несомненность их в душе тоже долго не держится, –
     и каждый несомненно испытывает порывы вечной любви или более постоянное и «реальное» чувство любящей доброты к посторонним людям, но и они тоже уступают место иным и зачастую противоположным чувствам, – 
     итак, все это есть, все это минутами нас навещает, но все это рано или поздно нас снова покидает, –
     зато это и есть поэзия в чистом виде, как ее выразил в словах и на деле — то есть ни много ни мало как в собственной жизни — «поэт всех поэтов» и наш Пушкин : ведь мы теперь знаем, что почти все, что он воспел в своем творчестве, не имело прочной субстанции в его душе, то есть, проще говоря, он не мог и не хотел «отвечать» за каждое свое поэтическое слово.


                12.


     Но разве не точно такими же «поэтами в религии» были Будда и Иисус? разве можно заметить в их поведении ту любящую доброту и ту абсолютную божественную любовь, которые они поставили во «главу угла» своих учений? разве имелось хоть какое-то теплое чувство у Будды по отношению к своим монахам, за исключением, пожалуй, его личного адъютанта Ананды? да разве этого кто-то и ждал от него? нет, все жили великой поэзией нового невероятно глубокого и парадоксального учения, и о любящей доброте никто из буддийских монахов не задумывался, –
     ее удельный вес, думается, остался неизменен в течение тысячелетий, и каждый, кто хочет его измерить, может пойти в современный монастырь и произвести — на свой страх и риск — соответствующие измерения, – 
      не иначе с христианской любовью : можно сотню раз со всех сторон перечитать Евангелия — но любви как живой субстанции там не найти, –
     зато там множество невероятно красивых и вполне убеждающих слов о любви, –
это и есть поэзия, –
     злые языки даже утверждают, что если к кому и испытывал Иисус по-настоящему теплое чувство, то это был только ученик Иоанн, аналог Ананды, да разве еще Мария Магдалена, которую многие авторитетные историки видят тайной женой Иисуса,что же до его материи и отца, а также братьев и сестер... впрочем, о чем я говорю? читайте лучше непревзойденного Эрнеста Ренана : он поистине не солгал ни в едином слове, –
     так что и сравнение Пушкина с этими двумя величайшими учителями человечества остается в силе, по крайней мере в плане роли, которая, имея сверхчеловеческую природу, естественно склонна засасывать в себя все «человеческое, слишком человеческое».


                13.


     Вот почему основателей мировых религий мы инстинктивно воспринимаем в первую очередь как великих художников, –
     и когда в церкви или ашраме перед нами разыгрывают одно из их творений, мы готовы иной раз прослезиться от восторга, но прозаическая беспристрастность во взгляде истинно верующих, кажущаяся нам почти упреком в наш адрес, ясно показывает, что кто-то из нас — они или мы — роковым образом заблуждается, и что здесь происходит разделение людей по самому существенному, быть может критерию, куда более существенному, чем пол, возраст или национальность, –
     и мне кажется, что если бы не было в нашей жизни регулярно заглядываюшего в нашу душу взгляда просто любящего нас человека, мы были бы обречены вечно ходить за живой водой любви к колодцу не настоящему, но лишь великолепно нарисованному и мастерски обклеянному обещаниями о сверхчеловеческой любви и сверхчеловеческой любящей доброте, – 
     о чем я бы никогда не догадался, глядя на себя в зеркало, но узнал, лишь вполне осознав тихие, незаметные, любящие взгляды на меня второй моей жены в иные и критические для меня ситуации.