Рождение уральской гвардии. Курская битва. 9

                ГЛАВА СЕДЬМАЯ
                КРАХ НЕМЕЦКИХ ПЛАНОВ

    Утром 16 июля 1943 года на укромный лесной полустанок, где затаился штабной поезд командующего группы немецких армий «Юг», прибыли его подчинённые: командующий 4-й танковой армии генерал Герман Гот и командующий армейской группой генерал Вернер Кемпф. Эрих фон Манштейн сел с ними для совещания за стол у открытого окна. Вместе со свежим утренним ветерком, до слуха немецких военачальников, доносилась артиллерийская канонада с фронта.

   Генерал-фельдмаршал с грустью посмотрел на север и тяжело вздохнул: не так он представлял несколько дней назад своё нынешнее положение. Но Манштейн взял себя в руки и, указывая генералам на карту, говорил о их будущие действиях:

- Господа! Наш фюрер надеется на нас, что мы продолжим наступать и добьёмся южнее Курска большой победы над большевистскими ордами.

     Манштейн пристально посмотрев на Гота, приказал:

- Вы со своими танковыми дивизиями, нанесёте два коротких, но сильных удара на север и запад, чтобы окончательно уничтожить войска Воронежского фронта, южнее реки Псёл.

    Командующий 4-й танковой армии, вытянувшись на стуле, уже готов был ответить, но генерал-фельдмаршал остановил его движением руки:

- Это ещё не всё! Вы во взаимодействии с армейской группой «Кемпф», окружите и уничтожите русских на стыке двух ваших армий. Только после этих двух значительных побед, я посчитаю битву под Курском для меня завершённой.

     Генерал Кемпф морщась, задал Манштейну неудобный вопрос:

- С окончанием наших наступательных действий, должны ли мы оставаться на неудобных и уязвимых позициях?

- Хороший вопрос! – с едва заметной улыбкой отозвался фельдмаршал. – Мы, с вами выиграв Курскую битву, сами отойдём на практически исходные позиции, которые занимали до начала «Цитадели». Только новые рубежи будут ещё более удобные для обороны, ведь их выбирать мы будем сами.

    Генералы довольно засмеялись, но командующий прервал их строгим назиданием:
- Но всё это господа после двух наших побед…

    Никаких дальнейших побед у немецких войск фон Манштейна более не случилось, по причине начала мощного наступления 17 июля советских войск Юго-Западного фронта. Этим же чёрным для генерал-фельдмаршала днём, Главное командование сухопутных войск Германии, потребовало от него отдать 2-й танковый корпус. На следующий день у Манштейна забрали, ещё две танковые дивизии и отдали в подчинение группы армий «Центр». Это можно было предвидеть: с 12 июля на город Орёл шло непрекращающееся наступление нескольких советских фронтов.

   После всех этих причин, наступательный пыл талантливого немецкого полководца Манштейна сразу угас. Все наступательные планы улетучились под грузом объективных причин: теперь его войск едва хватало лишь на оборону от начавшегося советского наступления Юго-Западного, Степного и Воронежского фронтов.

   Под покровом ночи по приказу Манштейна его ударные немецкие части, участвовавшие в наступлении на Курск, стали, отступать на ранее занимаемые исходные позиции севернее города Белгород. Так тихо и с позором завершилась решающая наступательная операция немцев под названием «Цитадель». Фон Манштейн именно тогда отметил в своём дневнике: «инициатива на Восточном театре военных действий окончательно перешла к советской стороне…»
   Шёл тринадцатый день Курской битвы.

                ГЛАВА ВОСЬМАЯ
                ТРУДНЫЕ УСПЕХИ «КУТУЗОВА»

    Три дня с 12 июля 1943 года советские войска Западного и Брянского фронтов, вгрызались в многослойную оборону немцев севернее и восточнее города Орла. На четвёртый день наступательной операции «Кутузов», контрудар по 9-й немецкой армии Моделя, нанес Центральный фронт Рокоссовского. Теперь советские армии напирали на Орёл и с юга.

    С этой стороны враг атак не ждал: командование группы армий «Центр» считало, что войска Рокоссовского до предела измотаны в предыдущих оборонительных боях. Но маршалу Жукову с командованием Центрального фронта, удалось быстро привести воинские части в порядок. 15 июля военачальники, перегруппировав силы, начали контрнаступление. Оно уже через три дня достигло первых результатов: фашисты были отброшены на позиции, которые они занимали перед «Цитаделью».
 
   Брянский фронт с востока и северо-востока наступал на Орловскую группировку немцев. Как и везде, освобождённые километры давались большой кровью. Вскоре советские войска были остановлены у реки Олешня. Не зря гитлеровцы около двух лет возводили у Орла мощную оборону. Требовался танковый таран. По согласованию с Верховной Ставкой, а прорыв была введена 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко. Брянский фронт сразу обрёл второе дыхание: общее наступление продолжилось, хотя темпы продвижение оставались невелики.

   С севера на Орёл наступал Западный фронт силами 11-й гвардейской и 50-й армиями. Они спустя неделю, к 18 июлю, продвинулись вперёд достаточно далеко, по сравнению с другими армиями соседних советских фронтов. Когда на Западный фронт  Соколовскому позвонил Верховный Главнокомандующий Иосиф Сталин, то ему было что ответить:

- Две мои армии довольно успешно пробиваются на юг в сторону Орла, несмотря на ожесточённое сопротивление противника. За неделю боёв фронт вклинился в немецкую оборону на семьдесят километров. В настоящий момент наши передовые части близки к выходу на основную железнодорожную магистраль Орёл – Брянск.

- Похвально генерал! – удовлетворённо говорил Верховный. – Два других фронта, действующих на Орловском направлении, такими темпами наступления похвастать не могут. Но в связи с этим вы сейчас должны быть готовы к тому, что немецкое командование бросит против вас сильные резервы.

- Ясно товарищ Сталин! – бодро отвечал командующий.

- Я хочу сделать на вас главную ставку в операции «Кутузов». – откровенно сказал вождь. – К двадцатому числу вам передадут Одиннадцатую армию генерала Федюнинского, чтобы не снижать наступательный натиск на врага.

- Спасибо товарищ Сталин!

- Это ещё не всё. – продолжал Главнокомандующий. – Я передам вам Четвёртую танковую армию, стоящую в резерве. А это несколько танковых корпусов, в числе которых есть уникальный уральский добровольческий.

- Мой фронт выполнит все задачи! – заверил Соколовский.

- Я надеюсь, что ваш фронт сыграет решающую роль под Орлом…


                ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
                ДОЛГОЖДАННЫЙ ПРИКАЗ

     Днём 18 июля 1943 года «виллис» командира 30-го танкового корпуса уральских добровольцев ехал по ухабистой просёлочной дороге в штаб 4-й танковой армии. У генерал-майора Георгия Семёновича Родина было предчувствие, что этот вызов к командарму Баданову не рутинный, не очередной. Его не отпускала мысль: «Сейчас танковую армию и его корпус отправят на фронт. Уж больно горячее время наступило в Курской битве – пора бросать в бой резервы…»

    Родин не обманулся в своих предчувствиях. В штабе армии его без промедления пропустили в комнату к командующему. Баданов сидел за рабочим столом один. Он, заметив входящего комкора, поспешил подняться и крепко пожать руку. Командарм пригласил присесть за стол, где была расстелена подробная карта фронта против севера Орловского выступа немецкой группировки Моделя.

- Время дорого Георгий Семёнович! Я уже отдал другим командирам корпусов приказы, чтобы они готовились к переброске своих войск в район Козельска. Там наша армия должна сосредоточиться к двадцать четвёртому числу.

- Значит нас отдают на Западный фронт. – догадался Родин.
 
- Да! – подтвердил Баданов и показал карандашом линию на карте. – По нынешней и будущей дислокации частей путь не близкий: какие-то корпуса и бригады преодолеют в считанные дни триста километров, а кто-то и все триста пятьдесят. Как видите нашу танковую армию подтягивают к передовой, а конкретно в полосу Одиннадцатой гвардейской армии. Она входит в ударную группировку Западного фронта, которая совместно с Брянским фронтом, громит сейчас болховскую группировку[4] немцев.

- Какая наша главная цель? – спросил Родин.

- Мы стремимся отсечь врагу отход из Орловского выступа. – говорил командарм. – Главная конечная задача – это перерезать железную и шоссейную дороги, связывающие Орёл с Брянском, что оторвёт немецкие армии на выступе от их тылов. Наша армия или сомкнёт кольцо совместно с Центральным фронтом, наступающим с юга, или вынудит немцев поспешно оставить Орёл. Но прежде всего, нужно преодолеть многослойную оборону противника.

- Будем прогрызать её, – вздохнул командир корпуса, – ведь, другого пути нет.

- К сожалению, нет! – сказал Баданов и отдал приказ: - Завтра девятнадцатого июля ваш корпус выступает к Козельску. Танки едут по железной дороге, а все остальные части своим ходом. С утра двадцать шестого числа наша танковая армия вводится в прорыв…

     Ранним вечером Родин вернулся в штаб корпуса добровольцев. Комкор шёл по песчаной дорожке между сосен к штабной землянке. Перед входом дежуривший автоматчик вытянулся перед ним во фронт и отдал честь, а Родин вдруг подумал: «Вот и кончается наша тыловая жизнь. Теперь нас ждут бои и первые потери…»

     В первую очередь он зашёл в отдел связи, где несколько молодых радисток, вскочив, отдали ему честь. Георгий Семёнович очень торопился и, не выслушивая их доклад, приказал:

- Немедленно дайте телефонограммы в бригады. Я вызываю комбригов в штаб к десяти часам вечера.

    До совещания с командирами бригад Родин засел за стол в своей комнате с начальником штаба Еремеевым, которому сказал:

- Борис Романович! Мы должны дать комбригам чёткие и подробные указания по поводу передислокации всех подразделений в леса под Козельск.

- Что ж за дело Георгий Семёнович! – с улыбкой отвечал начштаба. – Чувствую, мы с комбригами до утра за планами просидим…

     Смирнов, Троценко, Фомичёв[5] и Приходько, явились к штабной землянке в строго назначенное время. В небесной синеве медленно закатывалось за горизонт солнце. Мирный пейзаж омрачал немецкий разведывательный самолёт. Высоко и хищно парила «рама», высматривая цели для будущих бомбардировок. Комбриги закурили перед совещанием, тревожно посматривая вверх:

- Гитлеровская разведка не дремлет.

- Видела бы она, что тут под соснами танковые бригады отдыхают.

- Леса русских во все времена спасали…

    На совещании высшего комсостава уральского корпуса сначала выступил начштаба Еремеев. Он сразу обратился к большой карте на стене:

- От нашей Кубинки, мы перебазируемся в большой лес, что находится восточнее древнего города Козельск. Я раздам вам новые топографические карты. Прошу комбригам записать в планшеты сроки готовности ваших бригад к выезду, время посадки, маршрут и дата прибытия к месту назначения. Подразделения корпуса едут своим ходом, кроме танков с экипажами. Они грузятся на железнодорожные платформы и едут эшелонами до места назначения.

     Комбриги такой план перемещения корпуса дружно одобрили:

- Раз нам предстоит длинный маршрут, то танки надо беречь.

- Правильно, что тридцатьчетвёрки поедут железной дорогой. Нам скоро в бою от боевых машин потребуется их безотказность.

     Совещание закончилось далеко за полночь. Родин в заключение торжественно сказал:

- Дорогие товарищи! Сегодня утром вы можете объявить личному составу о долгожданном решении Ставки Верховного Главнокомандующего, передислоцировать нашу Четвёртую танковую армию к линии фронта.

- Вот бойцы обрадуются! – воскликнул комбриг пермяков Приходько и признался: - Мои танкисты меня давно мучают вопросом: когда будем на фронте?

     Командир корпуса улыбнулся, а потом строго всех предупредил:

- Товарищи комбриги в вашем распоряжении не более двух суток для подготовки к переезду. Всем подразделениям необходимо за это время тщательно и всесторонне подготовиться…

                ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
                К ЛИНИИ ФРОНТА

     Ранним утром 19 июля полковник Яков Троценко после совещания в штабе корпуса вернулся в Свердловскую танковую бригаду. С рассветом солнца увидать не удалось: небо покрылось серыми тучами, и заморосил нудный мелкий дождь.

     Комбриг на пороге своей землянки встретил начштаба Дмитрия Нагирняка, который отрапортовал, указывая на брезентовую палатку:

- Товарищ полковник! Через полчаса сюда подойдут все комбаты и командиры других подразделений бригады.

      Троценко удивлённо вскинул брови:

- Как быстро и вовремя вы организуете совещание! Я ведь только появился.

- Так точно! – улыбаясь, отвечал Нагирняк. – Вовремя предвидеть ситуацию есть важное качество штабного офицера…

     Под монотонный шум дождя шли совещания командного состава уральских танкистов во всех бригадах. Вёлся доскональный разбор мероприятий, связанных с перебазированием на сотни километров. Комбриги передавали приказ о комбинированном марше: для экономии моторесурса боевые машины отправляются железной дорогой, а мотопехота, тылы и управление добираются до нового места своим ходом.

     Комбат свердловского мотострелкового батальона Василий Якович Фирсов, был вновь назначен командованием на должность начальника эшелона. Он провёл огромный объём организационной работы. В первую очередь он собрал в дорогу мотострелков и тыловые службы.

     К дождливому вечеру на железнодорожных путях появились первые открытые платформы для танков. По периметру вокруг места погрузки стояла цепь автоматчиков. Тридцатьчетвёрки, ведомые водителями-механиками, одна за другой въезжали на платформы под крики танкистов:

- Вперёд! Стоп!

- Крепить машины! Маскировать сетками!

    В рядом стоящие пустые вагоны добровольцы грузили боеприпасы, продовольствие и обмундирование. Напряжённый труд уральцев давал результат и к полуночи капитан Фирсов явился в штаб. Троценко увидел перед собой насквозь мокрого начальника эшелона, и уважительно покачал головой:

- Как дела с погрузкой?

- Товарищ комбриг! – ответственно докладывал Фирсов. – На путях стоят все платформы. Погрузка танков должна быть закончена, к двум часам ночи.

    Приятно удивлённый Троценко, встал с места со словами благодарности:

- Какой вы молодец! С таким делом быстро справляетесь!

    Комбриг, крепко пожимая руку комбату, всё же спросил:
            
- Надёжно ли будет закреплена техника на открытых платформах? 
    
- Сам всё проверяю Яков Иванович! – уверял Фирсов. – Танки в сохранности дойдут до места назначения. Правда, только…

    Капитан вдруг замялся, что-то вспомнив, и полковник приказал:

- Говори! В чём дело?

- Командиры танков жалуются на своих! - заулыбался Фирсов. - Уже несколько танкистов, что лежали в госпитале, вернулись в свои боевые экипажи, после объявления отправки на фронт. Чудесным образом выздоравливают бойцы, хотя некоторые сбегают в свои подразделения с температурой.

     Комбриг от неожиданности, рассмеялся:

- Забавно! Я думаю, этот поступок положительно характеризует наших танкистов. Вот если бы было наоборот, а так взрослые люди, как мальчишки сбегают на фронт…

     Гремел гром, и блистали в темноте молнии, лил дождь и завывал ветер, но даже такая непогода, ни на минуту не останавливала погрузку уральских добровольцев. За одну только ночь к линии фронта было отправлено несколько эшелонов. Они уходили в спасительную темноту, оберегающей от вражеских самолётов


                ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
                ПЕРВАЯ БОМБЁЖКА

    Дождь шёл, не переставая вторые сутки. Тёмной ночью штабные машины уральского корпуса ехали по ухабистой дороге вслед за автоколонной Челябинской бригады. Фары командного «виллиса» выхватывали лишь задний борт впереди движущегося грузовика. Георгий Родин сидел на заднем сидении с начальником штаба Борисом Еремеевым и сетовал на погоду:

- Для перемещения корпуса на большое расстояние условия крайне плохие. Погода дрянь, но по первым суткам в пути отставаний у бригад нет.

- Дороги скоро раскиснут и могут нас подвести. – качал головой Еремеев. Русь не Германия – тут шоссе штука редкая.

    Едва он это произнёс, как автоколонна встала. Немного подождав, из «виллиса» вышли военачальники. К ним подбежал штабной офицер и откозыряв, доложил:

- В голове колонны машины застряли в грязи.

      Родин занервничал и приказал:

- Передайте вперёд, чтобы челябинцы хоть на руках, но выносили автомобили из луж! Пусть проявляют взаимовыручку. Ни в коем случае мы не должны снижать темпы движения…

      Уральские водители в те дни практически не спали. Их машины часто застревали на размытых дождём просёлочных дорогах. Их вытаскивали соседним автотранспортом или всем личным составом под русскую «Дубинушку». Автомашина командира корпуса не раз подъезжала туда, где случался затор. Общими усилиями пробки ликвидировались, а Родин вновь садясь в «виллис», говорил Еремееву:

- Как хорошо, что корпус тронулся в путь с временным запасом!

- Мы просто с вами заранее предвидели возможные неблагоприятные погодные условия. – спокойно отвечал начштаба. - Чтобы не случилось, добровольческий корпус вовремя прибудет к Козельску…

      Автоколонны уральцев в срок достигли назначенных руководством лесов восточнее Козельска. Именно здесь добровольцы впервые увидели последствия недавних боёв. Они поражались, как война изменила природный ландшафт:

- Мать честная! Пока выковыривали отсюда фрицев, весь лес исковеркали.

- Деревья-то как посекли и измочалили!

- А воронок в земле, будто звери, только норы и рыли.

- Фашисты и есть истинные звери…

     С рассвета на железнодорожной станции Сухиничи, что под Козельском, начал разгружаться эшелон Свердловской танковой бригады. На открытых платформах копошились танкисты у своих тридцатьчетвёрок, освобождая их от блокировок и запуская моторы. Вскоре краснозвёздные танки один за другим стали сходить на землю и выстраиваться у лесной опушки. Комбриг Троценко разговаривая с заместителем начштаба Василием Зайцевым, показывал ему на расходившиеся тучи:

- Лучше бы дождь продолжался!

- Да он всем надоел! – заявил Зайцев. – Непогода в пути замучила.

- Не спешите радоваться, – предупредил Троценко, - когда выглянет солнце, тогда можно ожидать «юнкерсов».

    Последние слова комбрига услышал подошедший начальник эшелона капитан Фирсов. Он показал командирам рукой:

- Вокруг станции понатыканы зенитки и спаренные пулемёты. Защита у нас есть, да и выгрузка эшелона уже в самом разгаре.

     Свердловчане очень быстро осуществляли разгрузку танков и ящиков: пустели открытые платформы, шла загрузка грузовиков и подвод с лошадьми. Но прошло несколько минут и послышались тревожные крики:

- Воздух! Юнкерсы!

    В светлеющем небе появились тёмные точки самолётов. С их гулом, затявкали зенитки и застрочили пулемёты. По станции забегали солдаты и закричали командиры:

- Всем залечь! Воздух!

    Комбриг Троценко тоже отдавал команды и тут его одёрнул капитан Зайцев, указывая на железнодорожные пути:

- Смотрите! К станции подходит новый эшелон с танками.

- Как не вовремя! – воскликнул Яков Иванович. – Это, похоже, челябинцы. Как куры в щи попали!

    Зенитные орудия дружно палили вверх, откуда уже сыпались с нарастающим свистом авиабомбы.

- Челябинские танкисты! – кричал Фирсов Троценко. – Они по графику после нас выгружаются…

     Все крики оборвались с первыми разрывами бомб. В ужасающем грохоте пронзительно свистели тысячи осколков, сражая людей, портя вагоны и станционные постройки. Начались возгорания. Но гитлеровским люфтваффе не удалось безнаказанно отбомбиться на станции Сухиничи.  Один за другим задымились и загорелись два фашистских бомбардировщика от меткого огня зениток и спаренных пулемётов. Вскоре повреждённые самолёты резко пошли к земле и два мощных взрыва потрясли станцию. Вместе с ними взорвались от радости уральцы. Они, несмотря на опасность, бурно приветствовали успех зенитчиков:

- Молодцы! Так держать!

- Ура! Бьём фашистских гадов!

    Остальные вражеские бомбардировщики, несмотря на смертельные помехи, продолжали бомбёжку. «Юнкерсы» с ужасающим воем включенных сирен заходили и снижались для точного бомбометания на вагоны и боевую технику. Когда их боезапас закончился, лишь тогда они повернули к своему аэродрому. Зенитки ещё посылали вслед немецким самолётам, снаряды и разрывающаяся шрапнель лёгкими облачками окутывала отлёт «юнкерсов».

    Из всех щелей, из-под вагонов вылезали бойцы и командиры, отряхивая с себя пыль. На станции горели какие-то сараи и цистерна с горючим. Отовсюду слышались крики о помощи:

- Раненые тут!

- Санитаров сюда!

    Вдоль эшелона свердловских танкистов бежали Троценко и Фирсов. По обе стороны от железнодорожных платформ зияли свежие воронки от бомб, из которых ещё клубился дым. Откуда-то снизу перед командирами вырос комбат Чазов с грязным, но счастливым лицом:

- Товарищ комбриг! Убитых нет. Есть только несколько легкораненых бойцов.

      От такой новости Троценко готов был его расцеловать:

- Молодцы ребята! Убереглись! А танки целы?

- Без повреждений! – улыбался Чазов, но посуровев, добавил: - Нам-то повезло, а вот на соседних путях бомбы угодили прямо в эшелон раненых…

    Комбат показал рукой в сторону, где дымились и горели два вагона. Возле них толпились бойцы и медицинские работники в белых халатах. К свердловчанам подбежало несколько челябинских танкистов в шлёмах из подошедшего эшелона. Они возбуждённо спрашивали:

- Ну как тут у вас земляки? Все целы?

    Свердловчане, крепко пожимая им руки, спокойно отвечали:

- В порядке! Лишь троих слегка зацепило.

    Группа уральцев из двух бригад побежали на помощь к разбомблённому санитарному эшелону. Их командиры не стали им мешать, хотя время было дорого. Вместе земляки тушили огонь и вытаскивали убитых и раненых. Свердловчане и челябинцы по счастливому случаю избежав своих потерь, уже окунулись в кровавую войну с гитлеровским фашизмом. А от станции к ближней опушке леса, всё шли и шли тридцатьчетвёрки, укрываясь в спасительной зелени деревьев. Мирное небо кончилось…
      
                ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
                ЯРОСТЬ МАНШТЕЙНА

    Второй день на немецкую группу армий «Юг» согласованно наступали советские войска нескольких фронтов. Фашисты, ранее победно рвавшиеся к Курску, теперь отступая, огрызались.
 
   С утра 18 июля маршалы Жуков и Василевский находились на КП 5-й гвардейской танковой армии. Они с танковым генералом Ротмистровым, в землянке, вырытой на склоне высокого холма, наблюдали за боевыми действиями 29-го и 18-го танковых корпусов. На плоской равнине у совхоза «Комсомолец», сотни краснозвёздных тридцатьчетвёрок устремились на немецкие позиции, которые защищали артиллерийские батареи и противотанковые части. Закипел жестокий бой: разрывы снарядов усеяли поле и окопы гитлеровцев. Горели десятки советских танков. Георгий Жуков, внимательно следя за ходом танковой атаки, раздражённо требовал:

- Надо активней подключать авиацию! Пусть с фланга наступает Пятая гвардейская армия Жадова.

    Василевский долго наблюдал в стереотрубу за немецкими позициями и вдруг крикнул:

- Немцы готовы к контратаке! Они подтянули танки и пехоту.

- Вижу! – откликнулся Ротмистров, и что-то сказав по телефону, вздохнул: - Мои корпуса делают всё возможное, но немцы уже успели хорошо организовать оборону. За весь прошедший боевой день танковая армия продвинулась, где на четыре, где на пять километров.

    Военачальники сели за стол у карты совещаться. Жуков нахмурил брови и посмотрел на командарма:

- Успехов у вас немного. Правда соседняя Шестая гвардейская армия Чистякова и вовсе за день взяла у немцев лишь одну высоту. Налицо усталость наших войск.

- Это объективно! – утверждал Василевский. – Ведь с начала июля наши армии не выходили из непрекращающегося сражения. После тяжёлых оборонительных боёв и контратак, сразу бросились в омут наступления. Войска вымотались и нуждаются в отдыхе.

- Совершенно верно! – соглашался Ротмистров. – Ведь за это время мы понесли большие потери и необходимо пополнение в живой силе и технике.

- Всё так товарищи, - поморщился Жуков и тыкал в карту, - но надо помешать Манштейну планомерно отойти на заранее подготовленные позиции. Если немцы спокойно осядут на тех рубежах, откуда начинали наступление на Курск, то нам будет, крайне трудно их оттуда выбить. Предлагаю ввести в бой имеющиеся у нас резервы. Завтра подключим к наступлению на Белгород части Степного фронта…

    Но к 23 июля талантливый полководец фон Манштейн сумел быстро и без больших потерь отвести две немецкие армии на прочные рубежи севернее Белгорода. В этот день генерал-фельдмаршал пришёл в бешенство, но не от наступательных действий противника, а от своего военного руководства вермахта. У него за несколько суток отобрали целых три танковых корпуса, окончательно лишив группу немецких армий «Юг» атакующего потенциала.

    Адольф Гитлер принудил войска Манштейна перейти в глухую оборону. На это оскорблённый генерал-фельдмаршал написал протест в ОКХ[6]: «Если не учитывается моё мнение относительно будущего развития событий, если мои планы, нацеленные лишь на устранение возникших не по моей вине осложнений в обстановке, постоянно срываются, то отсюда я могу сделать только тот вывод, что фюрер не имеет необходимого доверия к командованию группы… Ошибается каждый человек, даже такие полководцы, как Фридрих Великий и Наполеон. Но я позволю себе указать на то, что 11 армия в очень тяжёлых условиях выиграла крымскую кампанию и что группа армий «Юг», воевавшая в конце прошлого года почти в безнадёжном положении, всё-таки сумела выйти из него. Если фюрер полагает, что какой-либо командующий, имеет более крепкие нервы, чем имели мы в боях прошлой зимой, проявит больше инициативы, чем это сделали мы в Крыму, на Донце и у Харькова, который умеет находить выход лучше, предвидеть ход событий лучше, чем делали мы, то я готов охотно уступить ему мой пост…»

    На демарш фон Манштейна, Гитлер был глух.  Командующему оставалось лишь всеми своими военными талантами крепить немецкую оборону, перед советскими войсками, готовых к решительному наступлению по освобождению городов Белгорода и Харькова.

                ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
                УГОВОРЫ СТАЛИНА

    Иосиф Сталин стал Верховным Главнокомандующим Красной Армии благодаря своей неограниченной диктаторской власти в Советском Союзе, а не из-за больших военных талантов. В Великой Отечественной войне, если он к кому-то и прислушивался, то в основном к Георгию Константиновичу Жукову.

    Когда немецкие войска фон Манштейна отходили на исходные позиции севернее Белгорода, Сталин по ВЧ звонил в штаб Воронежского фронта и говорил Жукову:

- Наши войска должны сейчас на плечах отступающего противника освободить город Белгород, а потом и Харьков.

     Маршал с этим категорично не соглашался и настаивал:

- Воинам после непрерывных боёв в течение двух недель надо элементарно отдохнуть. За это время командование наших фронтов перегруппирует и сосредоточит свои силы для дальнейшего наступления.

     Верховный Главнокомандующий на этом не упокоился и позвал к телефону, маршала Василевского и стал на него давить:

- Вы понимаете, если сейчас немцы осядут на заранее подготовленных рубежах, то мы будем очень большой кровью брать каждый километр прорыва!

     Василевский, как начальник Генштаба, стал аргументировано отговаривать вождя от рискованного решения, но Алексею Михайловичу в силу интеллигентности, это плохо удавалось. Сталин уже договорился о продолжении наступления с командующими Воронежского и Степного фронтов, когда трубку попросил снова Георгий Константинович. Верховный, вздохнул и невольно согласился:

- Ну, передайте ему.

    Жуков продолжал доказывать своё видение сложившейся ситуации:

- Товарищ Сталин! Прежде чем нашим усталым войскам начать взламывать глубокоэшелонированную оборону Манштейна, необходимо провести много подготовительной работы. Иначе мы обречены на огромные потери при топтании на месте.

- Вы предлагаете нам ждать? – недовольно говорил Верховный.

- Я предлагаю дать войскам долгожданный отдых и за это время провести большую подготовительную работу, которая займёт не менее восьми суток.

- Аргументируйте такой большой срок! – не сдавался Сталин.

    Маршал на миг задумался и стал спокойно перечислять:

- Необходимо произвести перегруппировку войск, особенно артиллерийских и танковых. Нужно время, чтобы полностью сосредоточить на передовой силы Степного фронта, которые расположатся между Воронежским и Юго-Западным фронтами. В штабах всех уровней необходимо тщательно спланировать белгородскую и харьковскую наступательные операции. После всех этих мероприятий появится возможность нашего успеха.

    Сталин далеко не сразу, но согласился с мнением Жукова. С 23 июля 1943 года началась всесторонняя подготовка к наступательной операции по освобождению Белгорода и Харькова, под кодовым названием «Румянцев».