Рубеж - 83. Хаканеса Офимия

82. Брат великого хана  http://proza.ru/2022/03/13/510

Договорившись о свадьбе Межамира и Камосы, Годамир с Бахметом отправили к хакану совместное посольство, возглавляемое Чубадаем. Межамир пожелал, чтобы бийя сопровождал Сарычан. Однако Годамир, не доверявший хересиру, отказал под тем предлогом, что тот нужен ему здесь для ведения переговоров. На самом деле конунг опасался, что Сарычан сумеет повлиять на хакана и тот отложит на неопределенный срок устраиваемый им брачный и политический союз. Но, как бы то ни было, Сарычану оказывали внешние знаки благоволения. О его подозрительных и двусмысленных поступках во время осады никто не вспоминал. Хересир сопровождал Годамира на встречах с Тюпраком, и конунг совещался с ним по поводу всех принимаемых решений. Как только произошла эта перемена, Сарычан, старавшийся во время своей кратковременной опалы держаться в тени, вновь преисполнился показного величия. Он говорил со всеми важно и надменно, а по городу разъезжал в сопровождении роскошно одетых слуг (среди них выделялся получивший свободу и, как видно, полное прощение Торокашка). Впрочем, никакой особенной помощи от него во время переговоров не было. При каждом затруднительном случае, когда между великим ханом и Годамиром возникали разногласия по поводу того или иного пункта соглашения, Сарычан неизменно становился на сторону кунов. Правда конунг далеко не всегда следовал его советам. Он как мог старался смягчить последствия понесенных поражений. Так ему удалось настоять, чтобы новая граница Склавии проходила сначала по правому притоку Непры Краснухе, и только потом шла по самой Непре. В результате Тюпрак согласился сохранить в руках вонгларов Триград и даже обещал вернуть им Красен уже находившийся под властью кунов. Но это были единственные и весьма незначительные уступки, на которые хан согласился пойти. Годамир считал удачей уже то обстоятельство, что ему удалось вырвать из рук врага защитников Тумаша. Куны не только обязались пропустить всех людей Потани в Велиж, но также снабдили их продовольствием и лошадьми. Наблюдать за капитуляцией Детинца Годамир отправил Сарычана. Все соглашения были исполнены в точности. Через четыре дня хересир вернулся в Велигард с известием, что Потаня, его отряд, а также остававшиеся в осажденном городе женщины и дети благополучно достигли берегов Непры.

Вскоре после этого явился гонец из Велигарда с известием, что хакан и его жена одобрили брак сына с сестрой Бахмета. Свадьбу решено было сыграть в Старграде, причем хаканеса пожелала на ней присутствовать.

Прибытия Офимии ожидали через несколько дней, поэтому приготовления шли полным ходом. В преддверии свадебных торжеств, а также празднества по поводу заключения мира в Старград стали стекаться кунские ханы и богатые бийи. Из плена отпустили некоторых знатных ворангов и склавов. Но прежде остальных великий хан велел освободить Межамира. Впрочем, это обстоятельство мало изменило его положение. Молодой конунг продолжал жить в своих чертогах. Он редко показывался на людях – проводил все время либо лежа на кровати, либо сидя за столом с чаркой вина. Но никаких пиров он не устраивал – сидел либо один, либо с Сарычаном. Бахмет сделал несколько попыток сблизиться со своим будущим зятем, но все они закончились неудачей. Межамир был хмур, немногословен и, как кажется, очень мало думал о своей женитьбе.   К Камосе он относился с полным равнодушием. Это задело Бахмета, хотя он с самого начала смотрел на брак своей сестры как на политическую сделку.
- Молодой конунг и дальше собирается держать при себе эту наложницу? – спросил он как-то у Годамира. – Тебе не кажется, что он ведет себя неприлично?
- Не беспокойся, - отвечал Годамир. – Межамир знает правила. На самом деле Чернава свободнорожденная. В день свадьбы она обретет свободу, после чего навсегда уедет из Велигарда. Я об этом позабочусь.

Через неделю после этого разговора на большом купеческом корабле в Старград прибыла хаканеса. Офимию сопровождала свита из нескольких знатных хересиров и множество служанок. Годамир и Межамир, заранее предупрежденные вестниками, ждали ее на набережной. Хаканесе были оказаны исключительные почести, словно это она, а не ее муж являлась правительницей Склавии. Едва Офимия сошла с корабля, поднесли роскошные носилки. Хаканеса уселась в них вместе с сыном. Когда носилки двинулись прочь от реки, их окружил почетный караул, состоявший из сотни кунских воинов в блестящих одеждах и сотни ворангов, так же облаченных в роскошные костюмы и блиставших своим оружием. Чтобы собрать нужное число воинов и сравняться с кунами, Годамиру пришлось включить в состав эскорита почти всех оказавшихся в его распоряжении ворангов. Впрочем, Офимия на весь этот внешний блеск не обратила внимания.

Задернув шторку на окне, хаканеса взяла Межамира за руку и спросила:

- Ну, как ты, сынок?

- О чем же меня спрашивать, матушка, - отвечал с усмешкой молодой конунг, - когда вы сами решили мою судьбу? Будем веселиться на моей свадьбе.

- Этот брак обсуждали на совете. Большинство посчитало, что союз с Бахметом сулит большие выгоды. Твой отец тоже так считает.

- А ты? – спросил Межамир.

- Я? Что я, - вздохнула Офимия. – Я бы поискала тебе другую невесту из своей родни, да только с Трумом теперь нет никаких отношений. К тому же Годамир написал нам, что ты не возражаешь против этого брака. Да и правда – по портретам натуры не узнаешь, а Камоса нам уже известна.

- Если ты считаешь, что этого достаточно для семейного счастья, то тогда, конечно, все в порядке, - заметил Межамир.

Офимия с тревогой посмотрела на сына:

- Если она тебе не люба, зачем же ты согласился?

- Зачем согласился? Наверно, потому что мне теперь все одинаково безразличны. И ты права: хорошо, что мы с Камосой уже знаем друг друга. По крайней мере, больших неожиданностей не будет.

Они помолчали немного. Однако душевное состояние сына тронуло и взволновала хаканесу. Она вглядывалась в черты его красивого, дорогого ей лица и отмечала происшедшие с ним перемены. Прошедшие события наложили на Межамира свой отпечаток. Он стал взрослее, жестче, отступила веселая юношеская бесшабашность, зато во взгляде появилась какая-то горечь.

- Не просто тебе пришлось! – вздохнула Офимия.

- Да уж, - невесело усмехнулся конунг, - отец мне удружил! Посадил на тумашский стол, а потом бросил без всякой помощи – управляйся как можешь! Меня сто раз могли убить.

- Кто же знал, что все так повернется? Но теперь все в прошлом.

- Все в прошлом?

Межамир помолчал немного, а потом с ударением повторил:

- Да, все в прошлом!

Больше они не говорили. Офимия понимала, что переживания сына вызваны не только тяготами военной жизни и плена. История с Чернавой ей тоже была хорошо известна. И она проклинала про себя эту ненавистную девчонку, которая осмелилась сначала вскружить голову ее сыну, а потом совершила не менее дерзкий проступок – осмелилась его разлюбить. Однако говорить о ней хаканеса пока избегала.

Носилки между тем внесли в город и поставили на землю возле дома, где поселился Годамир. Конунг встретил ее на высоком крыльце. Хаканеса поднялась по ступенькам и огляделась.

- Свадьба будет здесь? – спросила она.

- Нет, госпожа, - отвечал Годамир. – Мы искали дом более роскошный и более просторный. Лучшими оказались хоромы хересира Сарычана. Он любезно предоставил их в наше полное распоряжение.

- Сарычан наш верный слуга, - промолвила не очень довольная этим ответом Офимия, - но все же я предпочла бы, чтобы свадьбу моего сына сыграли в нашем велигардском тереме. К чему такая спешка?

- Хан Тюпрак принял большое участие в этом деле, - ответил Годамир. – Мы, конечно, могли бы пригласить его и его воинов к нам в столицу, но трудно предвидеть, какие этот шаг мог повлечь последствия. Пусть лучше все свершится здесь, на окраине наших владений.

- Здесь совсем недалеко, матушка, - сказал Межамир. – Можно будет пройти через сад.

Офимия ничего не ответила, но было видно, что она осталась при своем мнении. Ее проводили в специально приготовленные для нее комнаты и оставили отдыхать с дороги. Вскоре появились носильщики с дорожными сундуками и тюками, а также служанки и камеристки хаканесы во главе с Домной.

- Мне пришлось тебя ждать, голубушка, - недовольным голосом приветствовала ее трумлянка, - что за манера бросать меня одну в чужом городе.

- Прошу прощения, госпожа, - поспешно произнесла Домна. – Улицы в городе узкие и все забиты людьми. Мы едва смогли проехать. Боже мой, сколько народа! Мне кажется, в Велигарде на Подоле в рабочий день столько не собирается.

- Не говори глупости! Как вообще можно сравнивать столицу с этим жалким местом, которое и городом-то назвать нельзя.

Домна увидела, что хозяйка не в духе и не стала ничего отвечать. Под ее руководством служанки принялись распаковывать вещи и расставлять их по комнатам. Они бы сделали это гораздо быстрее и лучше, если бы слушали одну только Домну. Но, вопреки ожиданиям и тайным надеждам жены Улеба, их госпожа не пожелала уединяться в спальне, где для нее была приготовлена постель. Она постоянно вмешивалась в распоряжения своей старшей камеристки, отдавала одни приказания, тут же их отменяла и отдавала другие, противоположные первым.

- Ну куда вы понесли мои платья? – восклицала она усталым трагическим голосом. – Домна! Домна!  Скажи этим недалеким девицам, чтобы они остановились.  Вы все помнете, и я буду выглядеть завтра как трактирщица.

- Не беспокойся, госпожа, - заверила Офимию Домна. – Платья долго пролежали в сундуках. Им надо отвисеться и проветриться. А потом мы их выгладим. На свадьбе ты будешь такой же красивой, как всегда. Не волнуйся. Все будет благополучно.
Но, несмотря на уговоры и заверения, Офимия, наверно, еще бы долго не успокоилась, но тут сообщили, что ее желает видеть хересир Сарычан. Хаканеса велела провести его в соседнюю комнату, и вскоре отправилась туда сама.
 Оказалось, что Сарычан явился не один. Его сопровождал невысокий человек в темном одеянии. При виде хозяйки он откинул с головы капюшон, и хаканеса узнала трумлянина Хопотопаса. Его появление явно обрадовала Офимию.

- Слава Дийосмену, светлый муж! – воскликнула она. – Ты здесь, в этом городе? Это первая хорошая новость, которая дошла до меня за последние дни.

- Грустно слышать твои слова, госпожа, - произнес проповедник, целуя хаканесе руку, - неужели свадебные торжества не радуют твое сердце?

- Ах, оставь, - вздохнула Офимия, - хоть ты не трави мне душу. Эта свадьба для всех нас как жестокая и унизительная повинность. Мой сын удручен этим браком не меньше меня. Тяжело чувствовать, что обстоятельства принуждают тебя к уступкам.
- Почему же вы тогда согласились? Надо было отказать Бахмету.

- Легко сказать, - покачала головой хаканеса. – Похоже, это единственный способ положить конец военным бедствиям.

- Думаю, значение этого союза гораздо шире и значительнее, - возразил Хопотопас. – Поэтому позволь мне не согласиться с твоим заключением, госпожа! Если твой супруг и твой сын проявят ловкость и умение, они сумеют извлечь из заключенной сделки неплохие дивиденды.

- Наверно, так бы оно и было, если бы мой сын вырос таким же рассудительным и бесстрастным как Годамир, - возразила Офимия. – Но, в отличие от него, у Межамира есть сердце. Оно диктует свою линию поведения.

- Часто чувства мешают нам выбирать правильный путь, - ответил проповедник. –  Надеюсь, ты согласишься, госпожа, что сейчас они скорее мешают ему.

- Ты ведь намекаешь на ту невольницу, что обосновалась в его чертогах? - спросила трумлянка. – В данном случае я готова с тобой согласиться. Их связь выглядит унизительной, с какой стороны на нее не посмотри. Ах, если бы я имела силу, то давно положила бы ей конец!

- На самом деле этого нетрудно добиться, - с холодной улыбкой произнес Хопотопас. – Раз ты этого хочешь, госпожа, я все устрою.

- Я жажду этого всей душой! – живо отозвалась хаканеса. – Сделай, как говоришь, светлый муж, - и моя благодарность не заставит себя ждать.

84. Ночной гость http://proza.ru/2023/08/12/1012

«Заповедные рубежи»  http://www.proza.ru/2013/07/08/294