Глава 3. Вера

*** N.N.N.

— Вера! — произнес в надрыве какой-то посторонний голос, прервав расслабляющий звук легкого дуновения ветра через открытое окно.

Он обернулся и заметил, что на него смотрят коллеги, замершие как каменные статуи, словно ждавшие развязки трагического сюжета на телеэкране. Дальше ничего не произошло. Только лишь спустя минуту он понял, почему на него смотрят. Этот голос был его.

Это слово он выговорил случайно. Он не хотел его произносить. Но какая-то внутренняя сила вынудила его сдаться и сделала это за него. Теперь он ощущал себя подсудимым под взором коллег. Ему казалось, что они выносили ему молчаливый вердикт за непристойность, нарушившую их мертвый покой, но будто боялись озвучивать его вслух. И хотя ему не было дела до последнего, первое по неведомой причине его беспокоило.

Его тревожность едва не перерастала в агрессию. Ему хотелось встать и прокричать перед всеми с вопросом, почему они на него уставились. Мол, пусть отвернутся. Несомненно, они бы последовали его воле, если бы он так поступил. Проблема была лишь в том, что он не чувствовал, что в нем есть воля.

После нескольких минут напряженной немоты все развернулись к своим рабочим местам. Он развернулся к своему. Прошло еще около десяти минут, пока он безотчетно повторял шепотом то же слово, которое недавно громко произнес.

— Вера, — говорил он снова и снова, потеряв для себя его значение, просто повторяя их как случайную комбинацию букв, за которыми не было никакого смысла. Он шептал его как умалишенный в неосознаваемой надежде на спасение, которое оно уже не могло принести.

— Вера, — говорил он просто потому, чтобы убедиться что еще не утерял способность говорить. Отказываясь, но уже почти признавая, что за никакими словами не укроешься от боли. Что боль эта неумолима, всесильна и неизбежна.

— Почему же так произошло? — говорили его уста заместо него самого, — Почему же так произошло? Что я сделал не так? Что я сделал не так?

Он продолжал говорить и говорить, обращаясь к неведомому защитнику, от которого жаждал получить укрытие, но который - несмотря на все мольбы - не появлялся. Если бы этот защитник существовал в реальности, подумал он, то в отмщение он заколол бы его ножом, потому что на счету была каждая минута, десятикратно приумножавшая боль, которой он не мог противостоять.

— Вера! — проговорил он еще раз и вдруг осознал, что уже принял некое решение, в котором - однако - еще не отдал себе полный отчет. Но был уверен в нем настолько твердо, насколько был убежден в своем существовании. Но даже его существование теперь начало приносить ему сомнения.

Он пытался собрать себя по крупицам и проанализировать собственное самочувствие, ощутить свое существование таким, каким оно было раньше — полным, живым и жизнерадостным. Но ему это не удавалось. Вместо этого на его глазах почему-то возникала картина изношенного кабеля, лежащего в грязной луже, испускающего искры и дающего сбои с подачей электрического тока. Кабеля, срочно нуждавшегося в замене на более современный аналог. Поскольку из-за него одного могла пострадать вся электросеть.

— Вера! — сказал он тихо в последний раз и теперь замолк, больше не размыкая губ. Решение было принято. Жребий брошен.

Как только на настенных часах пробило четыре часа вечера, он молниеносно встал с рабочего места и поспешил выйти за дверь. Он не стал объясняться перед коллегами, почему решил уйти на час раньше, а они его не спрашивали. Он просто ушел. Это был факт, который все равнодушно приняли и вскоре забыли. Так забывают про раздражающий визг комара, случайно вылетевшего обратно на улицу через форточку.

Он не помнил, что произошло после того, как вышел на улицу, когда обнаружил себя сидящим за рулем автомобиля, едущим по трассе со скоростью сто двадцать километров в час. Мотор бешено ревел под его ногами. Его шум приглушал его собственные мысли, и это давало ему кратковременную передышку от себя самого.

Он вспомнил, что давно повернул и миновал поворот на Зеленодар. Он первый раз за долгое время посмотрел вокруг и обнаружил, что дорога пуста — на ней не было машин. Он впервые выпал из какого-то небытия и начал думать. Он подумал, что свернул на заброшенную автостраду и едет в никуда. Что цель его поездки — тупик, на котором дорога оборвется, а дальше начнется мертвая пустыня.

И все же он продолжать ехать, заставляя себя поверить, что это видение пустыни — временно, а за ним — долгожданный оазис, до которого, чтобы добраться, нужно заставить себя потерпеть. Он стиснул зубы и терпел… и не поддавался соблазну остановиться на ближайшем повороте, развернуться и уехать обратно.

Внезапно на спидометре его автомобиля загорелась лампочка. Она выглядела как восклицательный знак, по бокам обернутый в скобки. Знак горел желтовато-оранжевым цветом и предупреждал, что у автомобиля спустилось заднее левое колесо.

В этот момент он зрительно смоделировал в собственной голове, как могла бы выглядеть авария, если диск зажует покрышку на скорости сто двадцать километров в час. Он представил себе, как покрышка застрянет под крылом и колесо остановится, в то время как остальные колеса будут ехать. Он представил, как могла бы выглядеть траектория движения машины, с которой это случилось. Совершенно лишенный тревожности во время этих размышлений, он пришел к выводу, что если авария произойдет, то она будет нестрашная. И принял решение ехать дальше, заранее подготовив себя к ней.

Дорога перестала для него представлять собой сооружение, созданное человеком, чтобы перемещаться из точки А в точку В. Она потеряла для него свое функциональное назначение, словно никогда и не имела его.

«Нет, — думал он, держа перед собой руль и вдавливая педаль в пол, — если человечество и изобрело дорогу для чего-то, то теперь смысл этого изобретения неважен».

«Важно то, — продолжал он свою мысль, — что в этой дороге можно раствориться, потерять себя. Что для того она и была создана, чтобы выбраться на нее и ехать по ней вечно».

«Чтобы забыть, — не унималась его мысль, теперь увлекшаяся сама собой вне его воли, — что есть точка А и точка В, начало и конец, рождение и смерть. Чтобы смотреть на прерывистую линию дороги, уходящую под лобовое стекло».

Ему взаправду начало казаться, что горизонт — это не что иное, как источник изобилия, из которого бесконечно выходит наружу, как из лона, весь материальный мир, наблюдаемый им вокруг. Что не существует никакого Земного Шара, никакой Солнечной системы, никаких планет, никакого темного безжизненного космоса. Что Земля необъятна сама по себе одним доказательством наличия у него на глазах всего окружающего. И этого факта ему было достаточно. Его не требовалось объяснять.

Эти мысли мгновенно улетучились, как только он заметил указатель на Зеленодар. Нужно было повернуть налево и проехать еще около сотни километров, чтобы достичь города.

Он вдруг вспомнил, как приезжал туда первый раз три месяца назад, упоенный чувством того, будто отправился в морскую Одиссею. Что неизвестно было, доберется ли он вообще, так как такой выезд был для него в новинку. Он ощущал себя Христофором Колумбом, открывшим тогда свою личную Америку. И когда он добрался до конца, осознание этого раскрыло в нем недюжинное количество сил!

Теперь же он ехал туда со странным чувством — смесью мучительного интереса и горького отвращения, сопровождаемой комом в горле и давлением в желудке. Он понимал, что прибытие в город ничего ему не даст. Что он ничего не сможет изменить. Что его не раз об этом предупреждали. Но он захотел убедиться в этом лично, сам.

«Кто я буду такой, если, видя хоть малейший шанс, не схвачусь за него изо всех сил?» — уверял он себя в ответ, и лишь осознание этого вопроса убеждало его в целесообразности своего шага.

Он заметил, что источник материального мира, развернувшийся у него на глазах, начал темнеть. Сверху вниз его начала окутывать синева, медленно отвоевывшая у ярко-оранжевых и бронзовых оттенков право занимать небесный престол. Сначала горизонт начал ржаветь, потом истлевать под темнотой. Заглядевшись на это полотно, он вдруг обнаружил указатель с надписью «Зеленодар». Тот промелькнул мимо его лобового стекла на долю секунды и потом исчез.

Почему-то, когда он въехал в город и вместо голых полей и лесополос увидел вокруг себя шиномонтажные мастерские, жилые высотки, светофоры, множество автомобилей и бредущих с понурыми лицами пешеходов, ему стало еще больнее. Предчувствие какого-то удара, ожидаемого извне, не покидало его. Оно усиливалось, как напор гидравлического пресса. Под ним, казалось, лежало еще живое, его собственное сердце, от которого вот-вот останется кровавая лужа с ошметками.

«Пускай останется даже лужа с ошметками, — рассуждал он, — но я все равно обязан убедиться сам, дойти до конца».

Эта мысль еще сильнее отяготила его, и он уже начал чувствовать, что этот пресс проделал половину работы. Оставалось совсем чуть-чуть.

Он миновал пригород и оказался в центре. Перед глазами нарисовались знакомые улицы. Он помнил — он по ним раньше проезжал. Тогда эти улицы излучали какой-то приветственный свет и словно пригласительным жестом завлекали в город. Теперь же они демонстрировали какое-то равнодушие. Он проезжал по главной улице, посередине которой располагался широкий зеленый сквер. Высокие деревья по его бокам слегка покачивались. Казалось, они полусогнулись под тяжестью жизни и сопровождали водителя безучастным взглядом.

Прошло еще немного времени, и водитель свернул налево. Он знал, что уже почти прибыл. До места назначения оставалось всего несколько сот метров. Это расстояние почувствовалось ему как фатальный груз, повисший над его душой. Он был готов провалиться с ним под землю, вместе с его автомобилем. Оно казалось труднее всего остального проделанного пути протяженностью в триста километров.

Он подъехал и остановился напротив разноцветной многоэтажки. Там, на последних этажах, находился офис дизайнерской организации, разрабатывавшей внутреннюю отделку помещений. Перед лобовым стеклом его автомобиля с двух сторон проскальзывали силуэты, лишь внешне похожие на людей, но он с трудом мог уловить в них что-то человеческое. Он понимал одно — оставалось просто сидеть и ждать. Спустя минуту его поразило мертвое безмыслие, порожденное ледяной тоской по чему-то, что он не мог определить.

Спустя еще одну минуту он прервал долгое молчание, начавшееся с момента его выезда. Он собрал последние остатки его внутренних сил, сосредоточился и произнес единственное слово, ради которого приехал сюда.

Этим словом была: «Вера».

08.01.2023.