Бытие капитана Тарасова

Капитан Тарасов выметался из дома вместе с солнцем. Звезду ждала брошенная прелесть бездомных полей и ухоженный конструктор скучных городов, капитана Тарасова - 240 бесстрашных и бестолковых прошлогодних школьников, одетых в безразмерно зелёное. Согласно учебного плана, он обучал молодёжь, как правильно любить маму, командира и родину, но надежды на самоосознанность в свободное от любви время было мало, поэтому по распорядку дня положено было обременять их затейливыми мероприятиями.

В качестве обременителя он появлялся в расположении
в 7 часов, чтобы затеять маловразумительные, но наполненные событиями учебно-дисциплинарные игры. Любви к родине такие забавы не добавляли, но развивали смекалку и аккумулировали коллектив в попытках весело выжить и местами что-нибудь развить, затевая квест по прохождению военной службы.

Сегодняшний день нёс особый виток в движении сюжета: две группы его одаренных беспризорников выезжали на учебную базу за город. По утвержденному плану это называлось полевой выход, он величал событие - лесной выгул. Его не смущало территориальное несовпадение определений - 15 лет выслуги притупляют логику, но улучшают чутьё - тревожила возможность несогласованных приключений и незапланированных эксцессов в слабоконтролируемых условиях местности.
Может быть, по этой причине вместе с ним и солнцем на службу мчалось чувство тревоги, бледного, но настырного предчувствия. Капитан заглотил поглубже зудёж и стаканчик кофе и ворвался в привычную суету академии.

В тот заурядный день к месту было вспомнить незаурядного Андрея Платонова, что-то похожее описывавшего: "Бабы вскрикивали повсеместно, собаки и другие нервные животные тоже поддерживали эти томительные звуки, и в колхозе было шумно и тревожно, как в предбаннике".
Капитан Тарасов Платонова, конечно, не вспомнил, но свои обязанности не забыл: проконтролировал утренний развод, выбросил в коридор пару-тройку нагло неряшливых тумбочек, отловил вражеский телефон с запрещенной мультимедией, спровоцировал уборку, взбучку виновных, стресс случайно подвернувшихся, и вроде бы должно было попустить. Но подкожный тремор не отпускал, свербел подчувствием. Тарасов выдыхал и терпел.

Служебное совещание сомкнуло ряды, ритмично бомбило задачами, нарезало крупно, накладывало с горкой. Капитан оплошал только раз, когда путем "разрешите обратиться" внёс необдуманное предложение ввиду нагрянувшего лесного выгула переложить часть его обязанностей по военному городку номер раз на менее загруженные штатные единицы. Начфак отбросил туловище назад, видимо, разгонялся. Рывком ослабил заглушки, открыл клапан и с размаху наложил на Тарасова эпитимью нерегламентированного рабочего дня, попутно зачитал его служебную характеристику,  расширил возможности, углубил способности, переложил его обязанности матом, грамотно предотвратив беспредел, демократию, рецидив и, возможно, угрозу национальной безопасности.
Тарасов закрыл свой клапан, принял опрятно-виноватый вид, у него всё сразу стало "есть" и "так точно". В общем, день был обычный, привычный, стабильный, откуда же зябкая дрожь под ложечкой?

Загасив мысль, капитан взял прицел в сторону леса, где полсотни робингудов играли в партизан. По дороге забежал в расположение взять папку с ценными указаниями и оставить бесценные свои. Солнце распаренно грызло асфальт плаца, чайки вопили голодными собаками, колонной в ряд дымилась сирень. Всё было подозрительно и тревожно.

В канцелярии старшина воспитывал каптёра его цитатами. Тарасов заслушался, приспустил пар. Поймав в зрачок командира, "замком" скрипнул позвоночником, подобрался, шаркнул глазами в пол, унося в себя неуставные мысли, тайную жизнь капитанских откормышей и шкодную тень свершившегося косяка. Вот оно, вот! Есть! Не зря скрипело чуткое офицерское сердце!
Тарасов совершил прыжок навстречу старшине и страшной правде, вмял душевную пружину в пол, задержал в груди кислород и национальное богатство языка и выдохнул единственно цензурное:
- Что?
Старшина поднял навстречу обреченные зрачки:
- Курсанта Петрова укусила белка...
Капитан складывал пазл:
- Как?
Замком добавил деталей:
- Зубами...
Нет, в этом месте, как и в цирке, мы не ржём. Военные смеются только в безопасных местах и при отсутствии видимой угрозы. В другом случае включается стратегическое мышление и инстинкт сохранения себя и матценностей.
В следующие 5 секунд Тарасовым была разработана сложная программная модель ближайшей недели жизни, взвешены риски и кипы оправдательных бумаг, проанализирована синусоида настроения начальника последний квартал, поставлен под сомнение отпуск.

Дальше он опомнился уже в машине, 45 минут промчались мимо, минуя дымчатые высотки, моргающие ромашки, грибы, ягоды и светлые надежды на спокойный выходной. Мысленно он убил покусанного Петрова, истребил белок, занес в Красную книгу пехотных капитанов. Увидев глаза подлетающего жигуля, дежурный на КПП лесного городка нарушил инструкции и душевное равновесие и пропустил машину, не проверив пропуск - Тарасова он знал, "такого" Тарасова - тем более. Тормознул капитан уже возле медпункта, откуда на него со всех сторон смотрели медитирующие сосны, помнившие лучшие времена окна казарм и посаженный на лавку курсант Петров с замотанными руками.
Увидев две перебинтованные руки, капитан заподозрил сопутствующую чумку, эпидемию бешенства и синдром вялотекущего слабоумия. Заплывший печалью Петров подпрыгнул, развёл пострадавшими руками в знак капитуляции и затараторил подробности...

…Подлая беличья сущность кокетливо мельтешила по пересеченной местности, намекая на контакт и угощение. Курсант с детства не любил цыган, но мысль о контакте сбивала с ровного дыхания и проложенного маршрута. С боевой позиции "на карачках" молодой организм отдался желанию и протянул обе руки навстречу судьбе. Не ожидая подставы, обнадёженный грызун предположил фуршет и щекотно нырнул в растопыренные ладони. В силу непонятных причин всё ласковое и игривое вызывает у курсанта непреодолимое желание потискать и пожамкать. Лето гремело пчёлами и детством, пробуждая живое баловство. Инстинкт сработал, капкан захлопнулся... Может быть, у белки в тот день болела голова или проснулся условный рефлекс на придурковатых недорослей, но красавица плевком брызнула вон, попутно произведя оральную атаку на левую кисть и контрольную - на правую.

Тарасов слушал, гудел нервом и грустил за будушее страны.
- Антон!
Капитан Тарасов вспомнил, что он Антон, развернул себя в сторону знакомого слова и увидел медсестру Танюшу, дирижировавшую событиями и старенькой "скорой", шустро поскрипывавшей в их сторону во имя жизни подлого Петрова.
Выбежавшие айболиты уже были в курсе, поэтому ржали еще на подходе. Размотав мумию, фельдшер объявил диагноз, уже поставленный капитаном, пообещал 40 уколов от бешенства и один в голову для укрепления нейронных связей и умчал диверсанта в медицинский ад осуществлять угрозы.

Ситуация прояснялась, но пока не отпускала. Ответив на звонки начфака, замкома, начкурса и начстроя, подавив желание есть, пить и душить, капитан скомандовал сержанту общий сбор вернувшихся с полигона оборванцев на внеплановый инструктаж по правилам поведения военнослужащего при возникновении основных угроз человечества: диверсий со стороны империализма, попытки разглашения гостайны, контакта с неприличными девушками и незнакомыми грызунами.
 
Тарасов по-хозяйски обнюхал местность. Распухшая от солнца округа пищала вылупившимися, шуршала охотящимися, продувалась хвойным туманом, тянула в тень. Возле дальнего капонира зеленело два привидения. В груди ёкнуло. Два выдоха, три вдоха. Оказывается, для перемещения командирского туловища к месту предполагаемого происшествия метров на пятьсот нужно меньше двух минут. Они даже испугаться не успели. Два преступно-расслабленных отщепенца, уже готовых каяться и обещать. Один механически все ещё продолжал ковырять веточкой в таинственной ямке. Капитан знал кодовое вопросительное заклинание:
- Что??
 Ковырявший тут же сдался в плен и доложился по форме:
- Товарищ капитан, а мы чё? Мы ничё. Мы только ужика хотели поймать...

Нет, это была не кульминация, это зазвучала каденция. Кульминацию он латентно переварил на бегу, сейчас гремела финальная часть, когда дороги назад уже нет. Пружина со зверским скрипом разжалась, нецензурно, многозначно. Русская народная правда пригнула рецидивистов долу, запахло космическими истинами. Так безжалостен метеорит, выпущенный насмерть. Динозавры прищурили плечи и ждали конца света. Тарасов вдруг выдохся, часто заморгал, ощупал следы разрушения, решил, что всё.

...Два тельца убегали на инструктаж и к такой-то матери, Антон присел под сосну на миг зажмуриться от жизни. Ему вдруг стало так тихо и легкомысленно, будто всё самое важное он уже совершил, никто сегодня не умрёт, сытый курсант станет ленив на фокусы, начфак уедет встречать маму и отвлечётся. Ему привиделась дочка, звонившая от бабушки и обещавшая любить папу сильно и просто так, холодное пиво в пузатой кружке, призрачный отпуск и даже Геленджик. И мягким эхом издалека, мудро и толсто, будто дух Омара Хайяма: "только бы они ужика не поймали..."