Как я с валькирьями мало не полетала

  (Рассказ подруги-подруги-подруги)
"Мы тоды с Федюней-то в Питере жили. А в тоит год чой-то даже и разводиться было собрались.
Дак а чё, у него бессонница - раздражённый ходит, я-то худею всё, на диетах 
 сама посиди, дак главно всё зря - тоже злая, ору на всех, вооот.
Как тут Федюне на заводе стали билеты на филармонию выдавать. Ну вместо зарплаты
тогда частью было. Компенсацию культурой за недостаток питания. От профсоюза.
 
Мы-то с Федюней, тоже сперва, как все, не хотели по филармониям болтаться.
На работе намаешься, устанешь, с детями неколь уроки поучить.
Да с Федюней прикинули, чем на детей-то орать зря, сходим на филармонию.
Отдохнём культурно. Чё как все то.

Лаааадно. Хорошо.
В первый раз Федюне как понравилось, на концерте аж выспался наконец, под музыки-то. Прихрапывал, конешшн, но в такт гобою, с оркестрами-то не заметно. Ладно, решили, будем ходить, музыки слушать.
Я аж платьё специально пошила атласно, в обтяжку, с жабОй.
Федюня увлёкся, костюм опять стал носить, из спортивок вылез.
Идем на филармонию нарядны, соседи аж из окон-от повываливаются:"На-адь, это вы куды шшшас, на филармонию что ль?"-"А то. Куды-куды, куды ишшо-то, на неё родимую."
Да завидовать, завидовать стали. Нет-нет, кто-нибудь на концерте в буфете,
да встренится:"На-аадь, ты-ай,  худеешь?" В ответ пока прожуёшь,
 Федюня-то грит:"Да никогда ей не похудеть, пока она мне така-то нрацца, Молекула! Да, Надь?" Это он меня, значит, "Малекулой" за борьбу с лишним весом зовёт. Сам пирожных целу тарелку ташшшит. Киваешь да жуёшь, чё.
Дак, некультурность в людЯх зависть-то порождАт, а то.
Завидовать, завидовать стали, чё там.

Лааадно, хорошо.
Мы с Федюней-то вовсе уж шшшастливые ходили, вовсе.
Про развод забыли, дети опять улыбацца в доме стали. 
Как тут вдруг один дирижёр приехал. Польский. По фамилии Пендерецкий, фамилиё такое, по имени Пшишшкофт. Тоже слыхала такого?
Дык родители так назвали, Пшишкофт. Приехал,он значит Вагнера играть, дирижировать - руками махать пока другие играют.
 
Лааадно, хорошоо.
Мы то с Федюней в филормонию - а билетов-то и нет.
 И по абонементу не осталось, и "так" за деньги не пушшшают, контрабандно музык слушать. А мы с Федюней-то у филормонии ужо стоим, топчемся - я в платье, в-жабЕ, в обтяжку, Федюня в галстуке душится. Стоим, мнемся, с ножки на ножку перетаптывамся, вежливо-так дружка с дружкой разговариваем, никому не мишам, без спиртного. Я то стою, крашеннам-то губами улыбаюсь. Чё зря в людЯ выходить, помаду красить. Стою зубы скалю, как охота Вагнера-то слушать.
На шпильках, в атласе, в обтяжку, в жАбе - еле дышу, стою.
 Перед выходом-то ишшо пельменей штук сорок навернула, худею, раньше-то по шисят. Штоб в антракте-то на пирожены-то не налегать.
Стоим, топчемся, днём-то подтаяло, к вечеру схватилось, мороз вдал.
 С ножки на ножку прыгам, я-то на каблуках на шпильных, на гвоздиках,
 сто килограмм отплясувую. Федюня-то всё "подожжи-подожжи, авось там будем".
Как тут одна филармоническа старушка, вёртка-така, хорошенька, беленька старушоночка,видали мы её на филормониях - вжик к нам. Да видать-видать по ней, музык вся наслушана, по земле аж порхат. Подходит така к нам, шшурится хитро-так и пальцАм под рЁбру мне тычит да подшопотыват:
"Вы. Грит, Мадааам, вижу вас не один раз на филармониях, видать к музыкам у вас тяга, не хотите ли на концерт Пшишкофта Пендерецкова попасть? Такие люди в одно место дважды не приежжжают!"

 Федюня-то, как услыхал, как она меня "Мадамой" называт, стоит улыбацца, сияет, будто блин на масленной, ему энтот Пендерецкий сразу нать стал, хуже нет.
 Как заорём с ним хором-то - "дааа". Федюня-то после работы, ему бы поскорей поспать - первы восемь тактов увертюру слышит, дык-сразу отрубацца. Дальше - сольна партия с "гобоем". Ой, да лишь бы в паузых-то не прычмокывал, что быват.
"Тоды, айда за мной"- старушоночка-то ласково так говорит, улыбаЦа и программкой коварно так обмахивацца, и ныр - через дворы нас с Федюней на чердак ташшшит.

"Тут ежели через окно пролезть, по крыше немноооого проползти, можно на чердак филормонии попасть. Оттуды, с колосников-от, послушыть - звууук сколь потрясаюшшшший!" И смеёцца беззвучно так, глаза закатила, программкой обмахиваццца. Одна б я сразу сказала "нет".
 А, Федюня-то,чё, шшшысливый стоит. Ему чем с препятствией, там ему сильней нать.
А на мне-то финское болонево пальто и жАба в обтяжку, шпильки да маникюр
 тока из парикмахерской. У Федюни в глазах ужо пламя заполыхало, он-то по крышам давно не лазивал. Чё! Мужик! Крыши-то позвали - взывать к разуму пУсто.

Лааааадно, хорошо.
Болонево финско пальто свееетло лилового цвету скидувую, наизнань навырачивую, молнию в "обтяжке" вжикнула, чтоб не лопнула та-то, с сороком пельменев-то и...И чё?! Полезла. В чердачное окно.
Филармоническая-то старушонка носом довольна шмыгнула, подмигнула
 в окно "ныр"! Понеслась коса по кочкам! Проползла по крыше, сидит, ждёт выглядыват из окошечка, посмеивацца да програмкой омахивацца.
"Сюды! Сюды ко мне давай!". Куды там - боец видать опытный, бывалый.
Перва-то в окно полезла я, Федюня толкат:"Давай, Молекула, давай,  поднажми!"

Лааадно. Хорошо.
Поднажала. На крышу вывалилась, лежу. В вывернутом-то пальте, в жабЕ, в причёске, взросла женщина, двое детей, центнер веса - шпилькИми в крышу упираюсь, как Джеки Чан, лежу, об себе думаю: "Вот, как я так жизню-то прожила!? Кааак? Как так-то!? Вот как здесь-то, шшшас оказалась-та? Как!?" Федюня-то то шустрый, он ужо и в окно выбрался, и через меня-то перелез, и сбегал дальше маршрут разведать, и ко мне-то опять вернулся:"Ползи, Молекула,-говорит, - ползи, давай, давай!" Чё, румянец на щеках заиграл - армию вспомнил.

Лаадно, хорошооо.
Я и поползла. Днём-то подтаяло, а тут мороз-уж вдарил, да и музыки заиграли,
 крыша-то мееелко так вздрагиват. И музыка така играт... жизнеутверждаюшшша.
 Потом уж узнала, как называцца "Полёт валькириев". Тым-тыгыдым тым, тым тыгыдым тым, тым  тыгыдым тым тыыыым (поёт) немецкого композитора Вагнеру-то.
А я по крыше ползу, под тыгы-дым-то. Чую - без усилий ужо ползу. Вниз. Само.
 Скатыват центнер-то мой. Вниз по крыше. По обледенелому-ту. А!?
 Стекаю по крыше. Медленно, да стекаю.

Лаааадно. Хорошооо.
Тут вся моя жизнЯ перед глазам-то и замелькала.
Как я Федю-то пьяного при детЯх бииила,как говорю ему "заткнись, сволочь, да жри, садись, давай!", как из дому-ту выгнала, когда он с работы-то кутёнка принёс, дети обрадовались, мам, давай, собачонку оставим, а я его тряпкой по морде, Федю-то. Как познакомились с ним, Федюня-то меня у друга своего прям со свадьбы отбил, а потом так всю жизнь к нему и ревновал.
 Свадьбу вспомнила, родственников всех за столом как увидела, кажного, со скоооорбными ужо лицам-то...А сама сползааааю, по крышы-ти, свежим маникюром по обледенелом-то швыркаю, за гвоздик мааахонькой уцепилась, держусь.
Во всех грехах покаЯялаааась, и все молитвы одним воплем прочитала:
"Госпооодь! Ежели ты есть! Иисус Христос! Спаси ты меня! Выберусь - на мужа орать
 больше не буду. При детях." А крыша медленна-та, из-под меня ползёт.
А музыки жизнеутверждаюшшии играииют!

Глазы-то поднимаю. Федюня-то на меня смотрит,ой, дык даже до свадьбы на меня так
не смотрел, да и не свадьбе так не смотрел, я то улыбаюсь ужо на прошшшанье-то...
Федюня-то вдруг как заорёт:"Молеееекулаааа! Не сползааай!"
Поперво-то я подумала:"Пошто всем орать-то о моих проблемах." А потом глянула - дак - чудо ведь. Сползать перестала. Гвоздиком-от уцепилась, не сползаю!?
"Эх, думаю,а Бог всё-таки есть, а?!" 
Крыша-то подо мной скользка подтаиват, от музык дрожит, а я-то замерла, не "стекаю". Чудо. И Феденька-то на меня смотрит, глазов не сводит, дышать-ту перестал:"Молекулааа,держииись" и шарфик мне кидат, который я ему на 23 февраля в прошлом годе связала.
Ну тут уж и старушоночка подоспела с охранником, они-то меня вместе и выташшили.
Ох, ругааааали нас!
 Ладно, хорошо.
По фойе-то филармонии меня прямо в вывернутом пальте повели, не успела снять.
 А кто в вывернутом-то меня, кто узнат!
Идём с Федюней, дружка в дружку уцепились, шшшастливы оба,прям нето шшас познакомились.

Обешшание "не орать на мужа при детях" трудно, но держу, скока могу.
Токо крикнуть охота - взгляд его энтот на крыше вспоминацца, как я 
с "валькирЬями" мало не полетала.
Товаркам всем рассказала, Федя-то меня спас. Да, завидут-завидут, конешшшно.
В филармониях бывам, ходим. Ишшо одно платье с жабой шшшила. Бордово, маненько поширше, мало ли что опять-то. 
По билетам теперя ходим, за деньги, зарплату дали, через парадный вход,
старушоночку встречам иногда, подмигиват, улыбацца.
Федя-то её пироженым угошшат, шампанским.
СпокойнЕй, спокойнЕй стал, алкоголя-то гораааздо меньше потреблят.
 Канешшшно, коды мужик под музыки-то культурным сном высыпацца?!
Я по залу-то глянула - не один у меня Федюня-то спит, не один. Все мужики гобою подхрапывут. Да пусть спит мужик, где хоцца, лишь бы в дому хорошо было.

Вот думую-то, искусство  жить помогаааат. Особенно музыки.
Особенно в нашей тако непросто семейной дело.
Со слов записано верно."
Сердца. Объятья. Чмоки.