Глава вторая. Коршун. Стычка

Отпустило. Горечь, правда, во рту невозможная: не таблетки - хина голимая, аж желудок свело, зато не пластает, но подташнивает. А это от запаха холодной свежести. Дэн... Привет, братишка. Помнишь? Ты всегда говорил, что кроме тебя остановить меня может только кол, которым по головушке. Слышь, брат? Я сейчас почти такие же ощущения поймал: словно колом, но в душу. Отхожу вот...
Не надо меня жалеть, Виталька. Не надо. Я устал от чужой жалости, как от грязи. Это жалеющие думают, что грязь та лечебная. Нет, ядовитая она: не умеючи, зажалеть можно до смерти. Но они этого не понимают, потому что чужие, а своих, как оказалось, у меня нет...
Дружище, спасибо за холодную свежесть. Нужна она мне сейчас, иначе не выдохну.
Дэн, где ты? Ты обещал, что найдёшь меня. Найди! Хотя... Проблематично это сейчас, даже опасно тебе меня искать. Понимаю...
Чёрт... Опять накатило: смотрю на "Горилку" и не вижу здания. Пятно мутное вижу. Ничо, шас отпустит. Щас... Прям пять сек... Это от нервяка. Пройдёт. Слушай ветер, Маэстро, слушай...
А ветер холодную свежесть гонит, гонит, гонит как волны к берегу. Уносят те волны меня к Дэну. Дэн... Волнуешься, братишка? Чувствую, что ты сейчас сильно волнуешься. Слышь? А нефиг было подставляться на камнях! Видел же, что живой труп перед тобой! Труп! Добил бы и всех проблем. Хотя...
Слышь, Маэстро? Ты знал, что он не выстрелит. Не сможет... А вот подставиться за тебя - запросто. Что он и сделал. Он за тебя, а ты за него - как всегда. Но с тобой рядом Командор был, а с ним никого, только враги, безжалостные и безбашенные враги. Дэн, ты жив. Я чувствую, что жив! Не может быть по-другому. Просто не может! Найди меня, братишка. Найди, пожалуйста. Мне кранты без тебя. Один я тут. Один...
Не понял... Запах «Командора»? Да... Привет, Лёшка. Знаешь, брат, выбитое плечо и почти пробитая башка - это фигня, и даже камни - фигня. Сейчас мне больнее, чем на болоте и камнях вместе взятых. Как же мне тебя не хватает, Командор. Тебя и Дэна...
Ветер, друже, ты зачем древесный запах припёр? Не должно его тут быть. Не должно!
Ах, ты ж... Настырный какой ветрище: накрыл меня тем древесным с головы до пят, укутал в него. Слышу: «Голову свою пожалей», - и выгораю мгновенно до тишины внутри. Нет, не той тишины, какая оружие моё. Та тишина эмоции чужие слышит и чувствует, живая она, а это тишина больная, пустая, мёртвая.
Что ж ты делаешь, Тал? Жалость - это так больно...
- Серёж…
Ну, ё... Аж подпрыгнул. Иваныч? Ну ты, блин, умеешь напугать.
- Привет, Иваныч. Ты чего так рано?
Отпустило меня вовремя, Иваныч: не трясёт, и руки спокойные, только холодные, а у тебя - тёплые, и рукопожатие крепкое, и взгляд внимательный, ощупывающий, но добрый. Глаза у тебя, Иваныч, как у меня - серые, только светлее. Никогда не видел, чтобы они темнели до черноты. Никогда...
- «Москвич» мой заартачился, Серёж, ремонта требует. На автобусе я примчал, а автобусы так ходят, что уж лучше заранее приехать, чем опоздать.
И смеётся легко, весело, тянет из пачки сигарету, рассказывает мне о своей машине, о погоде… Слушаю его, а слышу: "Голову свою пожалей..." И внутри тишина пустая вскидывается нервно. Не надо меня жалеть, сказал!
- Серёж, у тебя всё в порядке?
Так, давай-ка, заканчивай мусолить тему, Маэстро. Репетиция скоро. Пока не выгнали или сам не свалил, настраивайся на работу, руководитель.
- Что? А… Всё в порядке, Иваныч. В полном.
Ну, ё... Настроишься тут, ага. Хозяин вон вылетает, как из гнезда. Входная дверь чуть со стёклами не рассталась, так отлетела. Слышь? Чего тебе в кабинете не сидится? Не добил меня и покоя нет?
Давай-ка, поздоровайся с Иванычем, а на меня не коси. Чего тебе? Уставился ты, как на призрак.
- Маэстро, когда можно послушать программы?
Хм… С чего бы такой интерес у нас? На днях чуть не силком тебя на прогон тащил, а ты только что ногами не отмахивался: «Отстань, Серёг, у меня дел куча. Я тебе доверяю.» Перестал доверять что ли? Быстро, однако.
- Назначайте время, Виталий Николаевич. Каждая программа, как минимум, на два часа. Уточняю: как минимум.
Ох, ты ж... "Обиженные и оскорблённые" - не меньше. Не по Достоевскому чутка, но точнее. Опять перекосило нас, и взгляд полыхает. Коршун, не рви нервы. Я понял, что согнуть ты меня хочешь, но сломать боишься. А ты не бойся, Птиц. Сломать меня тебе всяко проще, потому что согнуть не получится. А по мне так лучше сломай, но не жалей. Не надо... Ну! Слушаю тебя внимательно.
- Слышь, Робин Гуд, не успокоишься никак? Сторожа жалко? Готовься гардеробщицу жалеть – следующая на вылет.
Ну, давай, давай. Ори на всю улицу, при Иваныче ори, у него вон глаза уже на лбу. Ишь ты, блин, несёт-то нас как. Прям заносит. Эй, мерседес-мерин, осторожнее на поворотах!
- Я чо подумал, Маэстро: а ведь сторож из тебя отменный. Мечта хозяина, а не сторож. Ты не старый маразматик с амбициями. Ты хороший бойцовый пёс. Натасканный.
Спокойно, спецназ, не заводись. Пёс - это комплимент, особенно натасканный пёс. И ты не дёргайся, Иваныч. Я спокоен, если чо. Видишь, молчу? Пусть шеф выговаривается, а то взорвётся.
- Не... Сначала «Эдельвейс» мне раскрути, у тебя это хорошо получается, а как раскрутишь, и надобность в тебе отпадёт, я тебя уговаривать начну на сторожа. И выкину того, кто будет то место занимать. Выкину, не раздумывая, как только ты «да» скажешь! И буду уверен, что не прогадал, как сейчас уверен. Я буду рад твоему «да». И ты будешь рад, что тебя не выкинули и платят хорошо. Тебе контуженную башку залечить надо, а на голодный желудок вылечиться не получится! Будь уверен. И поэтому ты тоже будешь рад. Да, Маэстро?
Ах, ты ж… И башку мою припомнил при Иваныче. Ничо, он в курсе. Ещё чего забыл? Не… Не забыл.
- Слышь? А может, ты устал с «Эдельвейсом»? Да нет проблем – отдохни, я тебе отпуск дам оплаченный и место вышибалы в «Ковчеге» за тобой забью. Там зарплата зашибись и тоже пёс требуется. Псы сейчас в цене. Время такое.
Так. Не лезь, Иваныч! Не надо вклиниваться, пусть говорит. Кури вон.
- Маэстро, чую, что тебе моя рожа опротивела. Ну так в "Романтику" иди! Иди, Маэстро! Куч рад будет. Покажешь ему, как ногами машешь, так вообще осчастливишь. Будешь его охранником. Ты же об этом мечтал, мля! Или я ошибаюсь?
Етижи-пассатижи! Иваныч! Не дёргай его за рукав! Он тебя в упор не видит, нашёл кого воспитывать.
- Николаич, много слов тратишь, проще сказать: «Нужен ты мне, Маэстро, на любой должности. Просто нужен - и всё.»
Ага, нужен я ему, как пятое колесо скаковой лошади. Иваныч, я тебя прошу, не лезь! Он вон отмахнулся, как от мухи, щас пальцы растопырит и пошлёт. А за тебя я ему точно вломлю.
Хм... Нет, не вломлю: не отмахнулся он, наоборот - оправдывается и поддержки ищет.
- Иваныч, а я чо - не так сказал, что ли? Ему, видишь ли, Петра Степаныча жалко, какой нажрётся самогона в «Горилке» и охраняет ДК с удобствами. А чо? При деле, жена не пилит, тепло и похер, что того гляди самого вынесут заодно с оборудованием «Мечты». Ну скажи ты ему это, Иваныч, а то он меня не слышит.
Ну воспитывай, Иваныч. Ты - это ты, тебе можно.
- Серёж, оборудование дорогое поставили. Ты же сам подключал аппарат для пончиков. Сколько он стоит, Николаич?
Дорого стоит, знаю я, но альтернатива бутерам отменная. Только знаешь чего... С меня хорош! Отработаю две недели и уйду. Дружище, прекрати гонять древесный! Достал! Уйду, сказал, хоть в "Романтику"! Там нет моих одноклассников. Там у меня душа за романтические планы болеть не будет, там отбатрачил - получи, распишись, отваливай. Как везде. Там не будут на меня с сочувствием смотреть, а будут иметь по полной, и это нормально. Я и тут сам себя имею, потому что иначе накроются его грёбаные мечты медным тазом. А романтичные мечты мне до фонаря. Да, иметь будут, зато жалеть не будут. Пошли отсюда, Иваныч, пусть один тут пыхтит.
- Всего доброго, Виталий Николаевич. Выбирайте и назначайте удобное Вам время для прослушивания. Мы в полном Вашем распоряжении. Как скажете, хозяин, так и будет.
И всё. И пока, бизнесмен. Две недели – это не почти год в госпитале. Выдержу.
Блин... Какая же тут крутая лестница. Позвоночник прям на грани срыва, ещё чутка и рухнет в трусы. Не... Не рухнет: я его тормозну другой таблеткой. Где там она? Ага, вот она - в нагрудном кармане рубашки. Рубашка под свитером, какой под цвет глаз, но ничо - достал. Не коси на меня, Иваныч. Нормально всё. Ты же знаешь, что почти писец моей спине. И голове тоже почти писец. Дэн... Лучше бы ты меня пристрелил, чесслово...
- Серёж…
Блин... Аж вздрогнул, так задумался. Чо те, Иваныч?
- Не отталкивай его. Тянется он к тебе.
Чего? Кто тянется? Птиц что ли?
- Да пошёл он!
Ну чего ты улыбаешься? Давай вон лучше подстучи мне: отработать соло надо, а то не успеваю. Какая "Романтика"? Дел полно. Да и не выдержу я, прибью романтичную жабу нафиг. Найдётся за что.
- Ничего, Серёж. Всё бывает. Разные вы, но одинаковые. Помиритесь и договорите, и поговорите.
Ага, точно - договорим, прям сейчас и договорим. Эх, ты ж… Чуть дверь с петель не снёс.
- Маэстро!
Етижи-пасатижи! Птиц! Может, кофе с пончиками попьёшь? Не будешь ты меня доламывать - понял, и я тебя мордой в пол воткнуть не смогу - не за что. Иди отсюда, трескай пончики, целый пакет набрал. Иди и отстань от меня!
- Маэстро, в кабинет! Быстро!
Да прям щас, только штаны подтяну.
- А чо кнут не прихватил?
Иваныч, не дёргай меня за свитер! Чего он раскомандовался? Хозяин что ль невозможный?
- В кабинет, сказал!
Вот балбесина: сандякнул дверью так, что стёкла в окнах звякнули. Слышь, хозяин? Я петли подтянул на двери, если чо. Стукает он. Дури что ль немеряно?
Иваныч, ну чего ты меня в бок пихаешь? У Коршуна научился? Возьми-ка лучше мой Фэндер, а я пошёл люля догребать. И не переживай. Вижу, что нервничаешь: гитару мою обнял, как девушку, и смотрит пристально, и просьба в глазах.
- Серёж, не отталкивай. Хороший он парень.
Ага, хороший он, как же. Злой он, а не хороший: матерится вон по-чёрному, бокалы ищет, а они прямо перед его носом на сейфе стоят. Не… Не видим, мы их в шкафу с папками ищем. Слышь? Прекрати бардачить! Перевернул он всё. Я только-только разобрал бардак в твоём кабинете.
Смотрю, как он заглядывает под подушку, что лежит на подоконнике, и улыбку еле сдерживаю. Ага, там самое место бокалам, шеф. Ты ещё с Петра Алексеича их стряси. Ох, ты ж... Кресло пнул, а то мешается. Под кресло загляни! Взвинченный, взлохмаченный, на правом манжете рубашки - масляное пятно от пончиков, небольшое, но заметное. Ну чо? Всё обшарил? Ага, всё. Ну, и чего теперь на меня ты вылупился?
- Где эти грёбаные бокалы?
- Глаза подними.
Ну, слава те, увидел. Два бокала берёт, смотрит на меня, губу закусил. Сказать что-то хочет, а не решится никак. Теперь нос морщит - смущается. Говори, шеф, говори. Отошёл я. Отпустило...
- Серёг…
- Чего?
- Ну чо ты? Обиделся на бонус? Я пока только такой могу предложить: «Ковчег» ещё не отработал вложенное, а как отработает хоть немного - прибавлю тебе зарплату. Слышь?
Да, Птиц, слышу я, хорошо слышу. Какая обида? Накрыло меня. Только ты это понял ещё в коридоре, потому и стоял открыто, знал, что это меня остановит. Ты хорошо меня знаешь, Птиц, а вот я тебя - нет.
- Не уходи, Серый. А? Я задницей чую, что ты в "Романтику" намылился.
Сказал и опять смотрит, смотрит. Глаза вспыхивают и гаснут тут же, а во взгляде даже не просьба. То, что у него во взгляде сейчас, больше на другое похоже. Хм... А ведь он действительно не хочет, чтобы я ушёл. И дело тут не в моих организаторских способностях. Да, не в них дело. Эх, Маэстро... Дебил ты контуженный. Помочь он тебе хочет, если не по-дружески, то чисто по-человечески. Да, это граничит с жалостью, но не настолько, чтобы кидаться на него, нервная ты тварь. Всё так и есть. И хорошо, что у тебя хватило мозгов, чтобы это понять, во взгляде его прочесть.
Дай-ка обниму тебя, Птиц.
- Прости, Тал...
Ну вот и его отпустило: плечи опали, словно ему "вольно" скомандовали. Запах древесный потеплел вмиг, раскрылся, заиграл оттенками.
- Никуда я не мылился, Виталька. Так это... Загон у меня. Прости. Спасибо за бонус. И прекращай мне в глаза заглядывать! Нормально всё. Лопай вон пончики!
Пончик в рот целиком запихал, мне на пакет кивает.
- Тут на двоих. Ешь, Серый.
Серьёзно? Лады, только кофе сделаю. Давай сюда бокалы. Попьём с тобой кофейку с пончиками, а потом пятно с манжета содой выведем. Есть у меня тут сода, припас бокалы чистить.