Как я бросил руль

   Брат прислал в ватсапе снимок своего заоконного спиртового градусника с показанием "минус тридцать пять". А я почему-то вспомнил, что у нас на родине в такую погоду только младшие классы распускали по домам. А если ты уже в шестом, или даже в четвёртом, то поддевай трико под штаны и шуруй в школу!

   Под утро снится кошмар. Что-то горит, грохочет. Идёт бой, немцы наступают. Я бросаю гранату и берусь за пулемёт. Но он не строчит, а как-то странно гремит или скрежечет. Наверное патроны закончились. Ситуация критическая! Немцы уже на бруствере, один из них почему-то бежит с ведром. Сквозь автоматные очереди отчётливо слышен характерный жестяной лязг этого ведра. Нужно срочно ещё гранату. Сую руки в карманы. Где она?! Я шарю вокруг себя, не нахожу винтовку, тогда беру лопату и встаю перед фашистом. Отчётливо виден его стёганый рваный на животе ватник. Спокойное чумазое лицо и в углу рта - папироса. В одной руке ведро, в другой паяльная лампа. Я поднимаю над собой лопату...
   В комнату, ненадолго нарушая светомаскировку, заглядывает мама: "Серёжа, пора вставать!" Я что-то отвечаю и начинаю осознавать, что мама спасла меня от неминуемой гибели. Лежу на спине. Живой! По потолку бегают рыжие зайчики - это сосед факелом разогревает картер своего Газона, припаркованного в центре двора за беседкой. Наблюдаю калейдоскопические картины теней и сполохов на потолке и борюсь со сном. Слышен многократный продолжительный надрывный визг электрического стартера. Стартер сажает аккумулятор и умолкает. Хлопает дверь кабины, теперь слышится металлический скрежет кривого стартера. Зимой на ночь форточки закрыты, поэтому запах соляровой гари и матюки до четвёртого этажа не долетают. Двигатель наконец заводится. Прорычавшись, он переходит в режим мерного урчания. Хлопают двери, хлопает капот, звенят вёдра. Грохочет пулемётной очередью переключающаяся коробка передач. По потолку пробегают белые линии отблесков фар разворачивающегося грузовика. Становится темно и тихо. Тепло обволакивает моё тело и туманит сознание. Я снова засыпаю. Уже нет немцев, нет войны. Никто не гремит вёдрами, не строчит из четырёхтактных пулемётов внутреннего сгорания. Подсознание выводит на экран мелодраматические сюжеты...
   Входит мама, включает свет, открывает форточку: "Серёжка, хочешь в школу опоздать?... Сегодня очень холодно, тридцать семь на нашем градуснике. Надень обязательно треники под брюки! И вставай давай уже, чай остывает!"

   Через четверть часа я прохожу через двор с портфелем. Светает. На снегу, сразу за беседкой, в которой летом мужики до темна шумно зибивают козла, а потом ещё два-три часа парни бренчат на гитаре, видны следы ночного боя с немцами - обгоревшие куски мешковины, чёрная воронка проталины на месте, над которым находился двигатель, несколько папиросных окурков и три подтаявших круга оставленных дном ведра с горячей водой.
   Встречал я этого газоновского водителя: телогрейка вся промаслена, на животе дыры - видна вата, в зубах беломорина. На голове ушанка, как у почтальона Печкина. И запах гари с бензином вперемешку. Работа его тяжела, но востребована и достойна уважения!
   Я перекладываю ручку портфеля из одной варежки в другую и выхожу на тротуар, с которого уже видна школа. Почти вслух сам себе говорю - Никогда не буду работать шофёром!

08. 01. 23.