Галичская прощальная

   Сейчас, когда минуло более полувека с тех исторических дней, я понимаю, как мы ещё далеки от того, чтобы любой человек «стоит ему только захотеть», мог полететь в космос. Пройдут ещё десятки лет, прежде чем это свершится. Да и не каждому это будет по карману. Но в то время не только я – вся страна, каждый советский человек единым порывом были устремлены в такой манящий и незнакомый нам мир космоса. Каждый по-настоящему верил, что это будет очень скоро. До полёта Юрия Гагарина оставалось всего четыре года.
   Два года в училище пролетели исключительно быстро. В марте 1958 года наступил самый ответственный период нашей учёбы – практика в школах. Мы должны были целый месяц самостоятельно поработать с детьми, с полной самоотдачей, чтобы показать свою профессиональную пригодность, умение пользоваться приобретёнными знаниями, ладить с детьми и влиять на них, умение завоевать их души и сердца.
   Слово «практика» с самого первого дня учёбы в училище не сходило с уст преподавателей в любой лекции, любой беседе, любом практическом занятии. Нас подвели к этому моменту в нашей жизни с таким настроем, что важнее, серьёзнее этого ничего не бывает. Наша классная «мама» Полина Куприяновна Каширина в назидательной беседе перед практикой сказала:
   – Запомните: при работе с детьми мелочей не бывает. Они замечают самую малейшую небрежность, некорректность, а особенно некомпетентность учителя. Впитывают всё , как губка. Следите за собой и своей речью. Пусть только месяц вы поработаете, но оставьте добрый след о себе у ребят.
   Свою классную «маму» мы очень уважали. Работала она в училище первый год после окончания института имени Герцена. Преподавала педагогику и этику. Высокая, статная, с тонкими, выразительными чертами лица, чёрными бровями, с косой, аккуратно уложенной вокруг головы, эта кубанская казачка была жёсткой и требовательной женщиной. Не переносила даже малейшей небрежности ни в одежде, ни в поведении. На все занятия она приходила в белоснежной кофточке с каким-то замысловатым галстучком из тонкой тёмного цвета ленты и в чёрном строгом костюме.
   На всю жизнь заложила она в нас правила этикета, умение сервировать стол, пользоваться столовыми приборами, как вести себя за столом и правильно принимать пищу. Как пригласить девушку на танец, как и кто должен первым поздороваться, как вести себя в обществе – чему она только нас не научила! И всё когда-то да пригодилось в жизни!
   На практику меня направили в город Буй, в школу номер 1 Северной железной дороги. Практиковался на третьем классе у очень опытной пожилой учительницы. Нагрузила она с первого дня меня так, что не было ни минуты свободной. С утра – уроки, потом внеклассная работа (одних ребят обучал игре в шахматы, а через час других – игре на домре). Потом разбор рабочего дня, на котором моя наставница очень детально анализировала каждый момент моей работы с классом, каждый мой шаг. Потом вместе с ней мы намечали, что брать на следующий день по каждому предмету. А уж планы уроков я разрабатывал самостоятельно дома, то есть на квартире, где жил. Да ещё проверка тридцати тетрадей ежедневно. Какое уж тут свободное время! Не до себя было.
   Шла последняя неделя практики. И вдруг сообщили, что с проверкой едет Полина Куприяновна. Приехала она рано и весь день отсидела на моих уроках и внеклассных занятиях. Я с нетерпением ждал, как она оценит мой труд, что скажет, и вот услышал:
   – Больших претензий к твоей работе у меня нет. Всё делаешь педагогически грамотно, учитель из тебя получится. Можно бы поставить за практику «отлично», но такую оценку я тебе не поставлю. Посмотри, на кого ты похож. Брюки не глажены, нижняя пуговица у пиджака оторвана, ворот рубашки засален донельзя – ничем не отмоешь. Да и сам-то, похоже, не умывался сегодня. Ты хоть в зеркало-то на себя смотришь когда-нибудь? В таком виде к детям приходить нельзя.
   Вот такой я получил приговор. Долго она тогда меня драконила, воспитывала до унижения, а я стоял перед ней и краснел, как рак. С тех пор на всю жизнь выработалось правило: хоть и говорят, что о человеке судят не по одёжке, но и внешний вид – не последнее дело. А уж у учителя тем более. Собравшись на любое торжество, перед выходом в общество не забываю оглядеть себя в зеркале. Супруга иногда даже мне замечание сделает: «Что это ты, как женщина, у зеркала вертишься?» Увы! С этой привычкой ничего поделать не могу. Научен горьким опытом жизни.
   А за практику Полина Куприяновна поставила мне тогда «четвёрку», не смотря на хвалебную характеристику моей учительницы-наставницы.
   В последние месяцы учёбы меня не покидало творческое настроение. Решил на прощание с училищем написать стихи и песню. Сидел днями и вечерами, подбирал мелодию на домре, записывал её на нотный стан, но до конца сделать так и не успел. Дописал песню уже после окончания училища, в Некрасовском. И вот на втором году моей службы в армии вдруг получаю письмо от Кости Беляева, который уже преподавал пение в училище. Костя писал, что не забыл, как я трудился над песней, и, если она готова, просил выслать. Послал ему тогда ноты и слова. Костя потом сообщил, что несколько раз он исполнял эту песню на училищных вечерах.
 
    ГАЛИЧСКАЯ ПРОЩАЛЬНАЯ

     В озере, где Галич
     Смотрит в синеву,
     Мы позанимали
     Глаз голубизну.

     О любви мечтали,
     Пели от души.
     Золотые дали,
     Как вы хороши!

     Спрашивали Балчуг:
     «Помнишь или нет,
     Кто нас спорил жарче
     С самых древних лет?

     Кто любил сильнее
     Блеск твоих седин?
     Кто дружил дружнее?
     – Знаешь ты один».

     Мы по Луначарской
     Бегали не раз
     К зданью в красной краске
     В свой заветный класс.

     А теперь, прощаясь,
     Говорим: «Ну что ж!
     Что навек оставишь,
     Больше не вернёшь».

     Далеко мы будем,
     Все в других краях,
     Но не позабудем
     Об учителях,

     Озеро и Галич,
     Где в былые дни
     Счастье повстречали
     И любовь нашли.

   Без проблем прошли государственные экзамены. Кузьма Андреевич, вручая дипломы, каждому находил тёплые напутственные слова, и все они глубоко западали в душу.