Дубёнки

   В родном Некрасовском меня встретили радушно, и заведующий районным отделом народного образования Алексей Александрович Разумовский предложил для работы на выбор несколько школ. Всё это были дальние заволжские школы, и я сразу отказался от них. Хотелось начать работу где-то поближе к дому. «Съезди-ка, посмотри Диево-Городищенскую начальную школу. Там заведующий требуется».
   На другой день я приехал в Диево-Городище. Здесь всё радовало глаз: удивительная природа, замечательные окрестности, красавица Волга. Но само здание школы произвело на меня удручающее впечатление. Его словно не ремонтировали с довоенных времён: кирпичный высокий фундамент весь змеился глубокими трещинами, ни одно классное помещение к новому учебному году не было подготовлено. Увязать с первого года работы в бесконечных хозяйственных делах не  хотелось, и я отказался и от этой школы.
   – Ну, тогда поезжай в Дубёнки, к Крутову! – распорядился Разумовский.
   И вот я шагаю от Левашова полями, перепаханными после уборки урожая, в незнакомые мне Дубёнки. Дорога тоже перепахана полностью, и я ориентируюсь на две пары следов, оставленных кем-то прошедшим передо мной. Ночью прошёл ливень, и мои ботинки представляют из себя сплошной ком глины. Хоть снимай их и шагай босиком! И только я действительно собрался ботинки снять, как услышал, что меня догоняет мотоцикл. Молодой парень, как потом оказалось, тракторист из Дубёнок, остановился рядом и предложил сесть на заднее сидение.
   В такой лихой езде мне ещё не приходилось участвовать. Парень был выпивши. И я не рад был, что согласился на его приглашение. Нас мотало по глинистой дороге с одной её стороны на другую, подбрасывало на ухабах, из-под заднего колеса на меня летели ошмётки грязи. Несколько раз мы застревали в грязи, сходили с мотоцикла и выталкивали его. И вот наконец в целости и сохранности подрулили к одноэтажному деревянному зданию школы на краю деревни. Попрощавшись со мной, парень улетел по своим делам, а я нашёл приличную лужу, вымыл ботинки, кое- как почистил брюки и пиджак и пошёл знакомиться с директором школы Геннадием Александровичем Крутовым.
   И вот я полноправный член коллектива Дубёнковской семилетней школы, учитель четвёртого класса да ещё физкультуры в пятых-шестых классах. Живу на квартире у деревенской старушки, в доме, почти таком же, как и в Галиче, – деревянном, двухэтажном. С понедельника по субботу работаю с детьми, а в субботу уезжаю домой, в Некрасовское, чаще всего автобусом от Левашова, а в хорошую погоду и на велосипеде через Суворово-Климовское-Пирогово. Деревенская однообразная учительская жизнь постепенно входит в свою колею. Притираюсь потихоньку к коллективу. Кто-то мне симпатичен, и с ним сразу находятся контакты, а с кем-то отношения налаживаются не сразу, но зато основательно.
   В районе школа на неплохом счету. У директора жилка крепкого хозяйственника, и все ремонты, подготовку школы к новому учебному году он заканчивает вовремя. Мы с ним ладим, хотя по характеру он соответствует своей фамилии: крут, своенравен до грубости, не любит, когда ему возражают или с ним спорят. Можно сказать, весь коллектив держит в кулаке. Позднее именно из-за этих черт своего характера он не смог удержаться на посту директора средней Туношёнской школы, большим коллективом которой пытался руководить теми же методами, как и в Дубёнках.
   В школе, кроме меня, есть ещё молодой специалист – выпускница Угличского педучилища Нина Григорьевна Масленникова. Девушка она простая, не заносчивая. У неё первый класс и забот значительно больше, чем у меня. Иногда мы обмениваемся с ней мнениями о каком-то событии в школе или о ком-то из коллег, и её мнение часто совпадает с моим.
   Славится школа своим пришкольным участком, созданным силами и заботами неугомонной молодой учительницы биологии Нины Ильиничны Сидоровой. В Дубёнках она проработает двадцать лет, какое-то время была директором школы. Сейчас живёт в Некрасовском.
   Кажется, мы основательно подружились с учителем русского языка и литературы Павлом Георгиевичем Сухановым, мужчиной высокого роста, несколько угловатым, внешне похожим на деревенского мужика, утонувшего в своём домашнем хозяйстве с коровами и свиньями. Но это только внешне. Я успел уже однажды вечером побывать у него в гостях и попробовать его крепчайшего домашнего самогона. Павел Георгиевич неплохо играет на гитаре и мандолине, и мы с ним уже наметили совместный репертуар к праздничному концерту 7 ноября. Теперь будем репетировать.
   Из дома по его просьбе я привёз мерёжу, выпросив её у деда. И однажды целую ночь мы рыбачили на Чёрной. «Бесполезно подрызгались», – выразился он утром в учительской. Речка Чёрная здесь узенькая, с бочагами. Мы полностью перегораживали её сетью и работали с двух сторон боталами. Но, видимо, таких рыбаков, как мы, здесь десятки, а может, и больше, поэтому всю рыбу из речки они вычерпали. За целую ночь тяжелейших трудов нам попалась всего одна плотвичка. Любое дело, любой поступок в деревне скрыть практически невозможно, поэтому уже через день директор тоже изъявил желание сходить с нами «подрызгаться».
   Включаемся в общественную работу: всех нас пригласили на открытое партийное собрание местного колхоза, где каждому дали конкретное поручение по агитационной работе на фермах. Я попал в группу агитаторов на ферме деревни Осиновая Слобода.
Так бы и катилась, наверное, не торопко и без особых происшествий несколько лет моя жизнь, жизнь школьного деревенского учителя, если бы … не повестка в армию. Принесли её прямо в школу и положили на мой учительский стол рано утром.
   Случилось это 28 сентября. Явиться на комиссию надо было через день. Для меня это был шок. О таком повороте в жизни я даже и не думал, считая, что из-за близорукости в армию я никак не попаду. Об этом говорил и заведующему РОНО и директору школы, когда у них возникали вопросы об армии. Вот и сейчас зашёл к директору и заверил его, что комиссия меня забракует.
   Времени до призыва оставалось немного, а надо было ещё помыться в бане и постричься. И тут хозяйка предложила:
   – А давай-ка я тебе свою баньку истоплю.
   – Какую? – удивился я, зная, что никакой бани у неё нет.
   – Свою. Прямо в доме. Мылся ли когда в русской печке?
   – В русской печке? – переспросил я удивлённо. – Нет. Не приходилось.
   Меня уже захватил интерес. Помыться в русской печке? Да когда ещё такое может быть? Надо! Обязательно надо попробовать!
   Бабка истопила печь, выгребла из неё все угли и золу, почистила веничком свод печи, на под и шесток настелила толстый слой соломы и пригласила меня:
   – Готова банька. Полезай.
   В печи уже стоял тазик с водой, лежали ковшик, мочалка, мыло и оказалось так просторно, что я встал там на колени, разогнув спину, и почти с комфортом помылся. Бабка была очень довольна, что угодила постояльцу.
   Утром я уехал в военкомат на призывную комиссию, которая признала меня годным к военной службе. Через неделю был назначен срок отправки в войска.
   В Дубёнках я побывал только для того, чтобы попрощаться с классом и с коллегами. Больше километра гурьбой провожали меня дети по той же самой дороге, по которой чуть больше месяца назад я шагал в неизвестные мне тогда Дубёнки. А сейчас слёзы набегали на глаза: так всё здесь стало близким и родным.
   Совсем недавно в старых бумагах нашёл я свою записную книжку тех лет. В ней оказался список учащихся моего четвёртого класса. К сожалению, были там одни фамилии учеников, без их имён: Абрамова, Быкова, Егорычев, Житков, Ледянкина, Сидорова, Сидоров, Красавин, Хапина, Кондратьева, Котова, Котов, Ермолаев, Дмитричев, Комыгина – всего пятнадцать человек. Где они все сейчас?  Как им живётся?  Попытался выяснить это, встретившись как-то с Ниной Ильиничной Сидоровой. Оказалось, что кто-то из них живёт в Левашове, кто-то в Костроме, кто-то в Некрасовском. В частности, Красавин Евгений имеет здесь всем известный магазин «Красавин» и ещё несколько торговых точек.
   Вновь в Дубёнках мне пришлось побывать почти через десять лет. Была середина лета. Сойдя с нерехтского автобуса на остановке «Сухая осина» я поднялся на горушку и через лес, затем поля подошёл к Дубёнкам с южной стороны. Когда прошёл всю деревню и появился перед школой, директором которой был мой друг детства Валерий Михайлович Мудров, я заметил необычную картину: вся лужайка перед школой была заставлена перевёрнутыми корзинками без ручек и бардянками. Между ними расхаживал мой друг и что-то рассматривал под этой перевёрнутой тарой. Так я оказался свидетелем его оригинального способа выращивания кроликов. Под каждой корзиной сидел кролик, а кое-где и несколько. Как только они съедали траву под корзиной, она переставлялась на новое место.
   В школе за десять лет почти ничего не изменилось: так же благоухали цветы и выпирали из грядок овощи на пришкольном участке, блестели свежей краской уже подготовленные к новому учебному году классы и даже питьевой бачок в коридоре стоял тот же и на том же месте. Но друг мой посетовал, что количество детей в деревне значительно убавилось, и перспективы у школы нет никакой.
   – Дело идёт к закрытию школы, – сказал он, – может, через десять лет, а может, и раньше. Деревня наша неперспективная.
   Сейчас деревня фактически умерла. Школу закрыли в 1982 году. Здание её было разобрано и перевезено в Лапино. Здесь оно продолжало служить людям: из останков просторной Дубёнковской  школы получилось два жилых дома для учителей.