Дебютная идея

 
   Меня всегда раздражали фразы: «Россия обладает несметными богатствами...Вся таблица Менделеева содержится в недрах..» с вариациями: «Природа подарила России...Бог подарил...». Ими козыряют депутаты и политики, участники ток-шоу, журналисты. Это не так. Например последние годы потребности наши в марганце, хроме, титане, цирконии, литии, бокситах...почти полностью удовлетворялись за счёт импорта, а вся таблица Менделеева содержится в любом куске грязи, хотя бы в количестве нескольких атомов. Но богатства действительно огромны, а раздражает, что говорят об этом всегда так, как будто все они были разложены вдоль трассы Москва - Казань. Никогда не упоминаются тысячи геологов, геофизиков, рабочих, которые десятки лет жили в холодных палатках, мокли, мёрзли, кормили таёжный гнус, иногда голодали, открывая эти богатства. Чего стоило открытие нефтяных и газовых гигантов в полярной тундре, где летом работать нельзя (в болотах тонет любая техника), а зимой полярная ночь и мороз за 40.

   Всегда хотелось рассказать, как это было на самом деле. Но будут ли читать? Пассажиры с книжками в метро исчезли; в смартфонах мелькают картинки. Может быть будут, если тексты короткие (романов сейчас точно не читают),правдивые (аномальными зонами, инопланетянами и прочим враньём читатель перекормлен), занимательные (приучили), содержат детали незнакомого читателю труда и быта. Я могу рассказать только о работе в горно-таёжном ландшафте, о работе в полярной тундре и пустынях надеюсь расскажут другие. Расскажу о нашем друге и враге огне, о нашем страхе медведях, о незаменимых, помощниках оленях и эвенках-каюрах, о приёмах поисковых работ, и конечно о людях, таких разных. Из подобных рассказов и возникнет общая картина труда геологов-поисковиков.
   Начну с весёлого, поэтому название украду у Остапа Бендера: «Дебютная идея».

   Начальником партии Александр Николаевич Мильто был замечательным. Опытный хозяйственник, трудолюбивый спокойный доброжелательный. Во времена «оно» Мильто попал в лагерь на Колыму, то ли по молодой глупости, то ли просто «ни за что», как тогда часто бывало. В приговоре значилось: «За нарушение паспортного режима». Освободившись, там же на Колыме он окончил курсы техников-геологов и остался работать в геологических партиях. Отсутствие высшего образования (у кого только его теперь нет) с лихвой восполнялось прекрасными учителями-зэками, среди которых были знаменитые доктора наук Болдырев, Устиев, Апельцын, редкой добросовестностью, знанием массы практических приёмов работы, которым не учат в институтах, и большим опытом. У Мильто была одна особенность - он генерировал оригинальные идеи, всегда осуществлял их и всегда с одним и тем же концом. Расскажу о некоторых.

   Работая на Колыме, молодой А.Н. отправился в отпуск на «Большую Землю». Отдыхал у родственников в средней полосе. Перед возвращением его посетила одна из таких идей, и он тут же её осуществил - купил два больших мешка табака-самосада. В районе Моршанска махорка стоила копейки, а на Колыме это была валюта. Продавал табак в оставшиеся от отпуска дни стаканами на золотых приисках и в геологических партиях. С прииска на прииск переезжал на попутках. Денежные купюры были тогда крупного размера, и к моменту, когда оба мешка опустели, образовался такой же по размеру мешок денег. Можно было менять фамилию Мильто на Корейко. Здесь-то на А.Н. и направили обрез во время одного из переездов. Вместо: «Жизнь или кошелёк!» уркам, вероятно, пришлось крикнуть: «Жизнь или мешок!». Жизнь оказалась дороже, и наш герой вернулся к первоначальному состоянию. Я думаю, хитрые урки следили за Мильто с его первых шагов и терпеливо ждали, пока он продаст последний стакан.

   После возвращения в Москву Мильто работал в Казахстанской экспедиции «Аэрогеологии». В поле он заметил, что пастухи-казахи часто стреляют в степи рыжих лисиц-корсаков. Из них делают зимние шапки («с хвостом»), но шкурки здесь не ценятся. Для А.Н. (вспомним его биографию) рыжая лиса с мордой и хвостом, небрежно брошенная на плечи красавицы, была символами высшего общества. Возникла идея купить много шкурок, а в Москве выгодно продать их. Первая часть плана, как всегда, была выполнена. Шкурки куплены, засолены и осенью переправлены в Москву. Но вторая часть плана неожиданно забуксовала. Шкурки оказались низкого качества (не зимние). Казахский метод хранения меха у московских скорняков вызвал «глубокое непонимание», за выделку заламывали нереальную цену. Финал плана был обычным, — шкурки А.Н. кому-то отдал оптом с большим убытком. Одним словом, российский вариант «Тысячи дюжин» Джека Лондона. Подкупало то, что Мильто рассказывал подобные истории, как нечто сугубо литературное, вроде рассказов О.Генри, всегда весело подсмеиваясь над собой.
 
  В 1957г наша партия должна была изучать загадочный массив Кондёр, где годом раньше я открыл рудопроявление платины. Очередная «дебютная идея» возникла у А.Н., когда перед самым вылетом с базы к нам пришёл наниматься рабочим средних лет якут. Одет он был как местный служащий, через плечо носил полевую сумку, часто поправляя её, чтобы все видели. Один глаз его странно блестел. На этот раз А.Н. подвела национальность соискателя — все наши рабочие были русским.

- Последнее место работы? — спросил Мильто.
- Звероперма, - и немного подумав, — заведующий.
- Охотник хороший?
- Как же, белка в глаз стрелял, сохатый стрелял, — и немного подумав, — однако медведь тоже стрелял.
- Пойдёшь к нам в партию охотником?
- Почему не пойду. Конечно, пойду.
- Знаешь где контора? Иди туда, я тебя догоню.

   Когда новый Чингачгук вышел за дверь, А.Н. объяснил мне:
- Да нам просто повезло! Зачислим его рабочим, а он будет только охотиться. Всё лето будем с дичью. Да на свежем мясе остальные рабочие не за одного, а за троих отработают. В пути каюрам помогать будет.
   Я с восторгом соглашался. Идея казалась мне прекрасной.

   Сорок оленей уже ждали нас на заброшенном аэродроме Маар-Кюэль, и наскоро освоив науку упаковки вьючных оленьих сум, мы двинулись по уже знакомой тропе к гольцу Кондёр. Пройти предстояло 170км. В отличие от лошадей, оленей мы не вьючили; каждого оленя из своей связки в десять голов каюр вьючил сам. Сначала он проверял, как мы уложили сумы, не будет ли давить на олений бок какая-нибудь банка, нет ли перегруза; вес вьюка не должен превышать 25кг. Затем точно уравнивал вес каждой пары сум; это главное условие грамотной вьючки. Если сумы хоть немного разнятся по весу, к вечеру олень «до мяса» собьёт спину и надолго выйдет из строя. Затем связанные попарно сумы накидывались на седло с потником, лежащее на земле, и каюр поднимал их на своих предплечьях, имитирующих оленью спину. Сумы при этом должны висеть не высоко и ни низко, а в самый раз. Оленей подводят к сумам по одному. Седло с вьюками накидывают им на спину. Сверху кладут привьючку — какой-нибудь таз или жестяную печку, которые не влезают в суму, и затягивают обкидным ремнём.

   Наш Чингачгук (Тимофей Петрович) во время вьючки сильно суетился, появляясь то около одной, то около другой связки, однако возникало впечатление, что оленей он видит впервые. Тронулись. Тимофей, взяв связку из четырёх оленей, гордо последовал за бригадиром. Увы, идиллия длилась не долго. На первой же остановке для проверки вьюков раздался громкий крик — олень выбил Чингачгуку глаз. Тимофей затягивал обкидной ремень, а рогатый просто мотнул головой. Его понять можно — пауты! Когда я подбежал, наш охотник держал глаз на ладони. Тот самый левый стеклянный глаз, который блестел странным блеском. Небольшой кусочек протеза был отколот. Глаз перебинтовали, и остаток пути Тимофей проделал уже без оленей, окружённый общим сочувствием. Вечером глаз осмотрели, Мильто подержал фонарик, а я вынул из глазницы маленький осколок, использовав прокалённый на костре пинцет от минералогических весов.

   Наступили рабочие будни. В центре кратерообразного  массива стоит наш лагерь. Геологи и геофизики в маршрутах. Рабочие рубят профили и копают канавы. Только охота никак не начинается. То «зверь ушёл высоко от комара», то он «залёг от паута», то «сокжой шибко китрый, далеко слышит», то «сохатый ранил, но не догнал» и т.д. Но со слов поварихи, которая днём оставалась в лагере, было известно, что Тимофей, утром отправившись на охоту, вскоре возвращался и пол дня спал в своей палатке.

   Несколько раз Мильто разговаривал с ним, но это было бесполезно. Всё же мы надеялись, что хоть одного оленя или лося Тимофей убьёт. До такого случая. Как то вечером с севера раздался запах гари, а вскоре показался и столб дыма. Потом оттуда прибежал перепуганный Чингачгук. Из его бестолковых рассказов, в конце концов, нарисовалась картина происшествия. Тимофей увидел «шибко большого медведя», который хотел на него напасть. Тогда, чтобы испугать медведя, наш храбрец зажёг костёр, от которого загорелась тайга. Случай был вопиющим. «Шибко большого медведя», который в разгар лета, когда полно корма, хочет напасть на человека, оставим на совести рассказчика. Но то, что мужик с карабином, испугавшись медведя, устроил таёжный пожар, в котором мог сгореть не только наш лагерь, но и весь Кондёр, было настоящим преступлением.

   Пока мы бежали до очага пожара, огонь добрался до кедрового стланика. Из-за необычайной густоты смолистых зарослей пожар этот можно сравнить, разве что с пожаром бензохранилища. Рубка защитной просеки ни к чему не привела. К ночи в секторе пожара огонь достиг верхней части кратера, где растительность постепенно исчезала. Три дня мы провели в тревоге. К счастью, ветра не было и, поддержанные мелким дождём, мы с трудом потушили оставшиеся очаги. После этой истории Мильто Чингачгука уволил и при первой возможности отправил на базу. «Герой-охотник» оказался всего лишь совслужащим районного масштаба, хвастуном и трусом.

   Работать пришлось «без свежего мяса», однако на результатах это не сказалось. Мы открыли месторождение платины, даже подсчитали запасы на одном из участков. В отчёте рекомендовали его разведку. Сейчас Кондёр крупнейшее в мире месторождение россыпной платины. До 2020г здесь добыто 110т металла стоимостью 270 000 000 000 рублей (по цене 2020г). Добыча продолжается. В 1990 году нам с Мильто и разведчикам вручены дипломы первооткрывателей.

   В 1960г мы с А.Н. проводили работы на Ингилийском массиве. На этот раз «дебютная идея» Мильто формулировалась так: «База партии всё лето будет на одном месте. Партия 20 человек. Будет много пищевых отходов. Надо выкормить поросёнка!».

   Сказано – сделано. Поросёнок куплен и помещён в ящик на палубе баржи. А баржу теплоход тащит вверх по реке Мая. В трюме четыре геологических партии. Они будут выгружаться по мере приближения к своим районам работ. Мы сойдём в устье р. Ингили. А пока теплоход плывёт мимо просыпающихся от зимней спячки берегов, мимо остатков снега и льда в тени обрывов, мимо зацветающих зарослей ивы. Геологи расслабились после авральных сборов и погрузки, большинство загорает, не смотря на свежий ветерок. И здесь на сцене появляется «шкипер» баржи. Он почти протрезвел после вчерашних проводов и ищет к чему бы придраться. Не находит. Но вдруг взгляд его падает на поросёнка, и лицо оживляется: «Чья свинья?». Подходит Мильто: «Наша, а в чём дело?». «Поросёнка возить на барже категорически запрещено. Моча разъедает железо, как кислота. Корову можно, козу можно, а поросёнка нельзя». Начинаются длительные переговоры с экскурсами в биологию и органическую химию, закончившиеся победой «шкипера». Он уходит в свою будку с бутылкой водки. Одним словом, шестидневная перевозка поросёнка обошлась нам в три бутылки.

   В устье реки Ингили на косу выгрузили всё снаряжение партии, в том числе дюралевую лодку «Москва». В трёх километрах от устья, на полутораметровой террасе нашли удобное место для приёма вертолёта и разбили там временный лагерь. Выше моторная лодка пройти не могла. До участка работ оставалось 40км. Геологи, рабочие и собаки на новый лагерь перешли по берегу пешком. Исключение было сделано только для поросёнка, который гордо стоял на носу лодки, привязанный к ящику. Началось ожидание. Вертолёта не было, и драгоценные погожие дни пролетали один за другим. И здесь нам помог случай.

   По безлюдным просторам Юдомо-Майского нагорья, через хребет Джугджур до Охотского моря и далее идёт стратегическая линия связи Якутск — Аян — Николаевск — Хабаровск. Широкую просеку хорошо видно даже на космических снимках. На столбах три провода: медный правительственный, алюминиевый государственный и стальной для нужд самих связистов. Примерно через каждые 40 км стоит усадьба «линейщиков» - связистов, обслуживающих линию. Усадьбы построены военными прекрасно по одному проекту: жилой дом, сарай для скота, кладовая и баня. Так вот, в 8 км от устья реку Ингили пересекала эта самая линия, и на реке стояла одна из усадеб. У связистов было всё: и коровы, и свиньи, и куры, и две лошади, но главное, были свои олени. Удалось договориться, и они перебросили на участок работ самое необходимое на первое время. Мы с рюкзаками преодолели 40 км пешком с одной ночёвкой. Ждать вертолёт остался радист Коля Стрельников с поросёнком. Думали пару дней, а ждать пришлось полтора месяца. Через две недели олени сделали ещё один рейс — подвезли продукты.

   Одиночество в тайге не слишком угнетало бывалого радиста, к тому же классного рыбака. Он ловил хариусов и ленков в Ингили, а тайменей в Мае. Рыбы было много. Коля солил хариусов и вялил тайменей для партии впрок. Лишь один раз, стоя на майской косе с уловом, он от тоски остановил ракетой проходящий теплоход. Судно развернулось и причалило, решили, что на берегу ЧП. На вопрос: «Что случилось?», — рыбак ответил обалдевшему капитану: «Подарочек не возьмёте?», — и протянул двух огромных тайменей. Ругаться речники не стали.

   Если бы не поросёнок! Его надо было кормить, а «обильных пищевых отходов» не было. И оставлять поросёнка надолго одного Коля не решался. К тому же животное заедали комары. Письмо, которое Коля прислал с оленями, было трагично и заканчивалось требованием «забрать эту падлу». Но что мог сделать Мильто? Пришлось Коле и дальше решать проблемы самому. Проблему питания он решил радикально — перевёл поросёнка на рыбную диету. Теперь «падла» ел вдоволь и даже поправлялся. От комаров животное обильно натиралось репудином. А отлучаясь на рыбалку, Коля привязывал поросёнка верёвкой к дереву. За шею. Но однажды, возвращаясь с хорошим уловом, он издали увидел, что поросёнок повесился. Бездыханное животное висело на верёвке на фоне уступа террасы. Бросив улов, Стрельников кинулся к несчастному, перерезал верёвку и склонился к рухнувшему на гальку самоубийце. Тот был ещё жив и вскоре пришёл в себя под воздействием, как уверял Коля, «искусственного дыхания и массажа области сердца». Конечно, наш герой и не думал кончать с собой. Просто он оступился, подойдя слишком близко к уступу, а верёвки хватило как раз, чтобы зависнуть.

   Однако всё имеет свой конец. Вертолёт прилетел, и коллектив воссоединился, когда работа была в самом разгаре.

   Последний раз мы с Мильто изучали месторождение ниобия Горное Озеро. Коренных обнажений было мало, и мы вскрывали массив карбонатитов шурфами по сетке 100х100м. На этот раз «дебютная идея» Мильто заключалась в том, что можно сэкономить массу времени и сил если проходить шурфы не «пожогом», как было запроектировано, а методом самооттаивания, который не описан ни в одном учебнике.

   Пожог используют при проходке шурфов в условиях вечной мерзлоты. Долго жгут костёр из толстых чурок, чтобы было много углей; когда он прогорит, снимают 30-50см оттаявшего грунта. И так несколько раз. Работа дорогая и трудоёмкая. По методу А.Н. рабочий за день вскрывал сразу целую линию шурфов - штук 20 на глубину естественного оттаивания и оставлял их. На следующий день вскрывал вторую линию, затем третью. Через три дня шурфы первой линии оттаивали на 20~30см и можно было повторять всё сначала. Суммарная проходка составляла 4~6м в день, что значительно больше, чем при пожоге. Дело пошло прекрасно, к середине сезона мы намного перевыполняли план, добили до коренных пород и опробовали много шурфов; ещё больше находилось  в стадии проходки. И здесь случился первый сильный дождь, а с ним и катастрофа. Большинство недобитых шурфов затопило, мерзлота в их стенках оттаяла, и они превратились в воронки. Судьба каждого шурфа была индивидуальна. Одни откачали и добили, другие бросили и рядом заложили новые, третьи остались воронками, но были задокументированы как обычные шурфы с использованием «пространственного воображения».

   В конце концов все свои задачи мы выполнили, но «большого скачка» не получилось. Горное Озеро, в дальнейшем разведанное якутскими геологами, оказалось перспективным  месторождением редких металлов. Но в связи с наличием подобного более доступного месторождения Белая Зима, оно пока «ждёт своего часа».