Глава 5. Милочка

Подходя к нашему дому, на лавочке, что у “асфальта”, увидел Милочку Полонскую с детской коляской. “Асфальтом” у нас называли асфальтированную крышу заглубленной трансформаторной подстанции, расположенной по соседству с надворным туалетом. Крыша возвышалась над землей больше, чем на метр, но рядом всегда была лавочка, с которой мы, местная мелюзга, легко попадали на асфальт. Во что мы только здесь ни играли. Поблизости не было окон, которые нечаянно можно разбить мячом. Девочки рисовали свои квадратики и прыгали. В общем, здесь все были при деле. Но самой интересной забавой были прыжки на металлический люк-вход в помещение станции. Когда мы прыгали, друг за другом несколько минут подряд, грохот стоял неимоверный. И никто нас не останавливал, потому что здесь мы никому не мешали.
 
Милочка Полонская... Боже мой! Как сейчас помню, как много лет назад в нашей квартире возник необычный переполох. Сначала вошла мама с тетей Нонной – нашей соседкой с первого этажа. Тетя Нонна держала какой-то сверток, который все долго не знали, куда пристроить. Наконец его положили прямо на папин письменный стол и развернули. К моему удивлению, в свертке оказалась маленькая девочка. Это и была Милочка. Потом вошла мама тети Нонны – Мария Григорьевна.
Пока взрослые куда-то ушли, я смотрел на девочку. Вдруг она открыла глазки и посмотрела на меня. Потом смешно сморщилась и начала тихонько хныкать.
– Мама, мама! – закричал я, – Девочка уже смотрит и плачет! Скорей все сюда!
– Что ты так кричишь? – спросила тут же появившаяся тетя Нонна, – Мы уже идем. А девочку зовут Милочка, – сообщила она мне имя девочки.
– Мама, мама, – обратился я уже потихоньку к матери, – Значит, ее зовут Людочка-Милочка?
– Да. Я тебе уже это говорила, – почему-то рассердилась мама.
Вскоре посреди комнаты на двух немецких стульях поставили корыто и налили в него теплую воду. Потом меня выставили в другую комнату. А мне так хотелось посмотреть, как будут купать маленькую девочку. Я сидел в большой комнате и слышал голос матери:
– Какая прелесть. Куколка. Даже фигурка совсем другая. Что значит девочка. А у меня эти мальчишки. Так хочется девочку, – причитала мама сквозь плеск воды. Я и не догадывался, что через три месяца у меня появится еще один братик. И мама снова будет огорчена, в этот раз на всю оставшуюся жизнь. А тогда мне вдруг стало так обидно. Значит, нас с Сашкой мама совсем не любит, раз хочет девочку. И мне стало горько до слез.
А потом Милочку принесли в большую комнату и положили в мою кроватку. Этого мне только не хватало. Похоже, мама хочет обменять нас с Сашкой на эту противную девчонку. И я заплакал.
– Что случилось? – спросила мама.
– Где я буду спать? Я же не помещусь с этой противной девчонкой.
Взрослые вдруг рассмеялись. Мне же было не до смеха.
– Успокойся, сынок. Милочка поспит немножко. А потом мама возьмет ее домой. У нее есть своя кроватка. Что ты так расстроился? – успокаивала меня мама.
– А что она у нас делает? Пусть сейчас идет домой.
– Она у нас в гостях. Ее маме и бабушке надо уйти. Вот Милочка у нас пока побудет. А они вернутся и возьмут ее домой.
– А ты не отдашь им меня с Сашкой вместо Милочки?
– Глупенький, разве я вас отдам кому-нибудь, – успокоила меня, наконец, мама.
 
Вечером Милочку действительно забрали. И я успокоился окончательно. Но на следующий день все повторилось. А дня через три я уже нисколько не боялся, что нас обменяют. И мне даже понравилась Милочка, потому что она так хорошо спала в моей кроватке, что мне впервые захотелось, чтобы у меня вдруг появилась такая сестричка, только постарше, чтобы с ней можно было играть.
И тут я вспомнил о настоящей Людочке-Милочке, которая была Людочкой, а не Милочкой. Именно с того момента мне захотелось, чтобы Людочка непостижимым образом вдруг стала мне сестричкой и переселилась к нам. Только ей я готов уступить свою кроватку насовсем. Только ей я бы отдал все свои игрушки. И действительно, вскоре большая часть моих игрушек, привезенных из немецкого лагеря, перекочевала к Людочке.
А Милочка росла, росла и вот она передо мной – молодая мама такой же крошки, какой помню саму Милочку.
Но едва я направился к Милочке, вышла тетя Нонна, и женщины куда-то спешно удалились, толкая перед собой коляску. Маму Милочки я узнал сразу, несмотря на то, что она сильно изменилась. Я увидел в ней Марию Григорьевну, но в том возрасте, когда они вместе приносили к нам в гости маленькую девочку Милочку.
Я перешел мостовую, вошел во двор и сел на опустевшую лавочку.
 
Вот здесь, прямо напротив этой лавочки однажды надолго встал новенький, сверкающий свежей краской и хромом, автомобиль “Москвич”. То был первый автомобиль в нашем дворе – автомобиль Полонских. Это было событие.
Посмотреть на автомобиль приходили ребята из соседних дворов, и мы ревностно следили, чтобы никто из них не трогал нашу дворовую драгоценность руками, потому что мы тоже этого не делали, “дабы не оставить на краске жирных пятен”.
А в это время во дворе началось бурное строительство. Был, наконец, снесен огромный “ничейный” сарай, расположенный между асфальтом и туалетом. Когда оттуда уже вывезли на свалку несколько машин всевозможного хлама, в глубине сарая, к всеобщему изумлению, был обнаружен тщательно замаскированный немецкий мотоцикл с коляской. На нем были немецкие номера, а на коляске – настоящий пулемет.
Кто спрятал тот мотоцикл, неизвестно. Говорили, что сарай принадлежал каким-то жителям нашего дома, которые сбежали с отступающими немцами и назад больше не вернулись. Их знала только тетя Зина – мать Толика Фрица. В нашем доме она была единственным человеком, пережившим оккупацию.
Прибывшая милиция изъяла оружие. А мотоцикл оставили во дворе, потому что никто так и не смог его завести – он оказался неисправным. Мотоцикл нам понравился больше, чем машина, потому что мы по очереди сидели на всех его сидениях и к вечеру отполировали до блеска своей одеждой и руками. Зато дома нас всех ждала “головомойка”.
Вечером мотоцикл увидел дядя Коля Василенко и объявил своей собственностью. Никто не возражал. А вскоре на месте снесенного сарая были построены два гаража – для машины Полонских и для мотоцикла Василенко. И обе игрушки на время исчезли.
Через неделю мотоцикл выкатили из гаража и к нашему восторгу, наконец, завели. С того момента у нас появилось новое развлечение. Дядя Коля садился за руль, его коллега из института, бывший гонщик-мотоциклист – на заднее сиденье. А мы, по двое, а то и по трое, по очереди забирались в коляску. И целый месяц, пока дядя Коля осваивал мотоцикл, мы катались вместе с ним по улицам и переулкам Харькова.
 
И лишь через год из гаража выкатили автомобиль. Его стали готовить к необычному по тем временам путешествию – Полонские собрались в Москву.
А незадолго до этого события случайно узнал удивительные новости. Я играл на асфальте с Толиком Фрицем и Вовкой Бегуном, когда к лавочке подошли тетя Зина и Мария Григорьевна. Их разговор нас, бдительных школьников младших классов, насторожил.
– Ты зачем скрываешь свое имя? – вдруг спросила тетя Зина, – Зачем ты назвалась Марией, если ты на самом деле Малка? Вот я Зинка и Зинка. А то почтальон принес письмо Полонской Малке. Да еще заказное, с самой заграницы. И написано не по-нашему. Я ему говорю: “Такая у нас не проживает”. А он: “Адрес и фамилия совпадают. Распишитесь“. Ну, расписалась, а кому письмо, от кого письмо и что в нем – непонятно. Хорошо, ты сразу призналась. И как ты только его прочитала?
– Это от моего двоюродного брата. Он в Польше живет. Он у нас еврейский поляк. А написал на нашем языке. Только адрес не по-нашему. Пишет, что скоро будет в Москве, предлагает встретиться. Так что мы с мужем скоро поедем в Москву на машине. И Нонночку с собой возьмем.
Вот это да-а-а. Оказывается, наша соседка скрывает свое имя, совсем как шпионка. А может, она и есть шпионка? У нее за границей брат, который пишет ей непонятные секретные письма. А скоро эти шпионы соберутся в Москве.
Мы долго обсуждали втроем, что делать. Сообщить в милицию, или лучше сказать родителям. Но потом решили, что раз тетя Зина уже все знает, сообщать никому не нужно.
 
А меня распирало от услышанного. Дома тут же все рассказал маме.
– Мама-мама! Оказывается, Марию Григорьевну зовут по-другому. Она не Мария, а Малка. Она скрывает свое имя. Ей письмо пришло из Польши. Написано не по-нашему. У нее в Польше живет брат. Он еврейский поляк. Он, наверное, шпион. Полонские скоро едут в Москву на машине и будут с ним встречаться. И Мария Григорьевна тоже шпионка, тетя Зина ее разоблачила.
– Не выдумывай, сынок. Полонские – обычные люди. Они, как и мы, происходят из Польши. Полония – это одно из названий Польши. Вот и родственник у них там нашелся. Поискать,   мы своих сможем найти. А шпионов в Москву просто не пустят. За всеми иностранцами следят наши чекисты. А имя это имя. Правильное – в документах записано, а звать человека можно по-разному. Вот тебя Толиком зовут, а в метрике ты – Анатолий. А Сашка – Александр.
– Да-а-а?! Значит, меня по-настоящему зовут Анатолий? Мама-мама! А Толик Фриц тоже Анатолий?
– Ну, конечно же. Иди лучше во двор, а то Сашка там один остался. Натворит еще чего.
 
Через несколько дней мы с ребятами смотрели, как загружали вещи в багажник и привязывали на крышу автомобиля. Наконец Полонские сели в машину и медленно поехали в Москву, и весь двор долго махал им вслед, пока машина не скрылась за поворотом.
А через несколько лет Полонские вдруг выиграли новый “Москвич” в ту самую первую денежно-вещевую лотерею. Все их поздравляли, но не понимали, зачем им вторая машина, и почему именно им повезло, а не тому, у кого машины нет совсем. Вскоре старую они продали своему соседу – Марику-музыканту. И рядом с гаражом дяди Коли возник еще один гараж.
Как же давно все это было. А так ясно, будто вчера.