Вишни. Роман. Ч. 1. Примиусье. Глава 17

XVII
Утром отблагодарив гостеприимную хозяйку и попрощавшись с домочадцами, Вася с сестрой двинулись по составленному ими уже утром, на основе рекомендаций – к кому заходить, а к кому не стоит – по нижней улице до конца, чтобы, возвращаясь по верхней выйти снова через хутор Степанов в аккурат на Алексеевку.
Видимо Серафима очень хорошо знала селян, потому что её предсказания по поводу того, кто может и чем поделиться и в обмен на что. «Какая прозорливая женщина…» – думал после этого Вася.
Войдя в с. Алексеевка, встретили женщину и со слов словоохотливой местной жительницы, которая поделилась с ходоками краткой историей села и сколько дворов было до войны, получили много важной информации. До войны, со слов тёти Нюры, как она представилась, в село, которое входило в колхоз «Победа 1» насчитывалось около 300 дворов и проживало более двух тысяч населения. Сейчас, конечно, и некоторые дома пострадали и население заметно поубавилось, только на фронт ушло без мало пол тысячи человек. По словам той же тёти Нюры, колхоз был славный, богатый, а трудовые успехи даже на ВДНХ были отмечены.
У Васи даже начало складываться впечатление, что в селе с ней уже никто не хочет разговаривать из-за прилипчивости и она решила ликвидировать этот недостаток, «загрузив ходоков» исчерпывающей информацией. И поговорка «Соловья баснями не кормят» ей совершенно незнакома. Но всё же подсказала, к кому в первую очередь можно было зайти, назвав фамилии Мазуровы и Куличенко и примерные ориентиры их домовладений.
– Спасибо, тётя Нюра! – с облегчением поблагодарил женщину Вася и тронулся в путь по улице, ведущей сверху под уклон вниз к реке.
– Вы, если вам не станут отворять, скажите, что вы дальние знакомые Анны Кузьминичны, меня так тут все знают, из Кургана пришли. Вот, как-то так…, – уже вдогонку поясняла тётя Нюра.
Село было большое и на обход его пришлось потратить большую часть дня. Немного вещей получилось обменять.
По счастливому стечению обстоятельств судьба свела менял с местным сапожником, который, когда узнал, что у них есть на обмен заготовки для обуви и материал, сам подрядился помочь в поиске тех, у кого можно было обменять на муку, сало или зерно, крупы имеющийся товар. А сам при этом обещал людям, авансом отпустить нуждающимся, записав на его счёт из того расчёта, что он выполнит их заказы, при наличии у него нужного материала. Вот такая взаимовыручка получилась, хоть и сложная, но эффективная. Иначе говоря, дед Федот оказался «посредником» сделки.
Но люди, живущие давно рядом друг с другом, хорошо знали какими аргументами можно было манипулировать, чем и когда «козырнуть» и зная, что своих обманывать никто не станет, жить-то и краснеть придётся в одном селе, как минимум или вообще по соседству. Сделки состоялись: ходоки получили продовольственные «пайки», а взамен, после исполнения заказа мастерового деда Федота, получат добротную обновку, а он «остаток» по договорённости. Сложно, но сработало.
До следующего пункта следования было около трёх километров, но день клонился к закономерному концу и засветло дойти до Александровки ходоки не успели бы, да ещё, неотступно следовавший за ними неугомонный дед Федот, предложил молодёжи переночевать у него в хате, где он проживал вдвоём с бабкой. Бабушку звали Марией и узнав, что чернявую девочку, как она посчитала, что похожую на неё в детстве, тоже зовут Марией, сильно разволновалась и стала уделять детям внимание и заботу.
– Деда, правда, что Маша на меня в детстве похожа, а, скажи? – дёргая за рукав рубахи, не унималась бабушка.
– Отстань! Думаешь, что я помню? Ты тогда ещё сопливая была, а я на девок постарше засматривался. Может и была, не помню, – словно отрубил, чтобы не приставала бабка.
А тем временем сам пристал в Васе с расспросами о том, как в Матвеевом Кургане немцы себя ведут, не зверствовали? Как в 42-м на Волковой горе тысячи морячков полегло и успели ли их похоронить, и где? Как ведут себя полицаи? Звереют-ли казаки?
Расспрос о казаках имел за собой давнюю предысторию. Дед Федот в Гражданскую в кавалерии у Буденного служил и с казаками у него была не одна стычка.
– Они мне память на всю жизнь оставили, вот видишь, – дед Федот засучил на себе левый рукав рубашки и показал длинный шрам от кисти до середины лучевой кости и пальцы этой руки у него разбегались веером, – они меня сделали калекой, я о казаках говорю.
Старик явно волновался, свернул дрожащими руками самокрутку, закурил и продолжил рассказ:
– Это было в начале мая 1918 года, мы пытались противостоять, усмирить взбунтовавшихся казаков, но баланс сил и воинская удача была на стороне Добровольческой армии, они её так назвали. Я дрался храбро и пару человек, если и не зарубил, то свалил с коней. А этот налетел коршуном, что я в последний момент его заметил, когда он шашку уже занёс. Я машинально прикрыл голову не шашкой, а той рукой, как щитом, что с его стороны была, левой, вот этой… Он и рубанул меня, да так, что я с коня и рухнул. Видимо в азарте он подумал, что зарубил меня – не стал добивать или отвлекся на кого-то. Вот так, рядом с трупами и застреленными лошадьми и пролежал я до темна. Благо, что нашёлся и вовремя, быстро «удавку» выше локтя сделал, остановил кровь, иначе бы мне каюк, – старик притих, демонстрируя Васе, что пальцы его левой руки не совсем слушают его.
Потом бывший красноармеец рассказал, как ему удалось спастись. Рассказал, что есть на земле добрые люди, которые пришли ему, истекающему кровью, на помощь. И что на этом его не долгий, но славный боевой путь закончился. А в заключении, спросил Васю:
– А ты в Бога веруешь? Хотя, ты же комсомолец, атеист!
Вася нерешительно пожал плечами и тем высказал истинное его духовное состояние в ту пору, когда он уже не был упёртым атеистом, но и ещё не стал верующим. Он стоял на распутье между верой и тем, что внушалось в школе – отрицанием Бога, а верой в светлое будущего человечества.
– А как же вы сапожничаете? – заинтересовался Василий.
– Так я же правша, левая рука у меня лишь подсобная – гвоздь держать, придержать сапог на лапке, протягивать материал при шитье. В основном и главную работу я правой делаю. Я вообще видел сапожника без одной руки и управлялся, но сложно это, конечно.
– Машуня-красотуня, а как же нам быть-то по поводу картошечки, сварганишь или как? – обратился дедушка к своей жене, но её молодая тёзка, вздрогнула от неожиданности.
Дед Федот, заметив смущение девочки добавил:
– Да, была моя старушка в молодости красоткой, вот такой, как и ты. Помню я её, с детства помню. И дрался за неё, всё было, а всё равно же моею стала. Во, как!
Маша смущённо заулыбалась:
– Да, бабушка Маша, она и сейчас красавица, хоть куда. Ну, чуть годы коснулись лица, конечно, но всё равно – красивая женщина. Вам, дедушка, сильно повезло, наверное?! – стесняясь, ответила Маша деду Федоту.
– Наверное! – коротко ответил дед
Вася оставил деду Федоту всё, что причиталось по договору. Тот, не отлаживая на потом отнёс то, что для него было на вес золота, где-то спрятал и пришёл без ничего.
На взгляд Васи, который он счёл, как молчаливый вопрос, ответил:
– Дальше положишь – ближе возьмешь».

***
Начался третий день с довольно быстрого перехода в с. Александровка. И первым делом Вася решил зайти в церковь, его почему-то сильно потянуло именно туда. Повлиял ли на этот рассказ деда Федота или сильное впечатление оставили слова раненного бойца Макара, но потянуло и объяснения у него не было.
14 февраля, воскресенье и в церкви шла служба. Вася с Машей топтались напротив входа в церковь, как вскоре из нее вышел хромой старик, держа шапку в руках. Выйдя из церкви, повернулся и высоко подняв голову в сторону креста на куполе, быстро перекрестился с поклоном, развернулся, одел шапку и заметил странников, пожурил:
– Припоздали, родимые. Служба заканчивается. Или вы по другому делу? Не венчаться ли вы пришли? А благословенье родители дали? – толи в шутку, толи всерьёз интересовался у поставленных в ступор подростков, а потом подойдя ближе, посмотрел внимательнее на Машу, задал вопрос – ты же цыганка?
Маша, переглянувшись с Васей, улыбнувшись и стесняясь, тихо ответила:
– Нет, не цыганка я. Да и мы брат с сестрой, русские мы, русские! – уже сердито в конце ответа повышая голос.
– Покорно прошу прощения! Уж сильно ты на цыганочку схожа. Прошу прощения, старика!
– Ты на санях посиди, отдохни, а я зайду к батюшке ненадолго. Хорошо? – когда старик отошёл, Вася обратился к сестре.
– Хорошо, Вася! Я обожду, ты же не долго?!
Вася молча кивнул в знак согласия головой, подошёл ближе к церкви, снял шапку, хотел повторить то, что делал старик, но попытка перекреститься была неудачной, он сбился в правильности наложения знамения и чуть заметно, в сердцах сделав рукой отмашку, шагнул в церковь, из которой начинали выходить люди. В основном, это были пожилые и старые женщины, молодые женщины с детьми и несколько стариков.
Пропустив выходящих, Вася, ещё потоптался в нерешительности на паперти, а потом решительно двинулся через крыльцо в притвор. В сравнительной полутьме, он увидел небольшое количество старушек, которые стояли в центе у иконы на наклонном столике-тумбе, крестились по очереди и целовали лежавшую сверху икону. Другие устанавливали свечи «за здравие» и «за упокоение усопших» на канун. Многие женщины были в чёрных платках и повод траура их во многом был понятен. Вдовы и матери погибших защитников Отечества приходили помолиться за упокой души убиенных в войне мужей и сыновей.
Батюшке стоял чуть поодаль от центральной иконы, рядом с амвоном, стоял молча и наблюдал за прихожанами. Женщины подходили к нему, целовали крест и руку батюшки, а кто-то только крест.
Вася за всем этим наблюдал молча, было интересно и волнительно, а также было чувство неуверенности и боязни не сделать чего-то предосудительного, чтобы поступок не был расценён, как богохульство. Потому, пока не поймёт, хоть йоту того, что нужно знать, он не решался сдвинуться с места. Но и неподвижность вызывала повышенный интерес.
В воздухе витал запах ладана и плавящегося воска от множества зажжённых свеч. Некоторые свечи легко потрескивали. Возможно, это слышал только он, от сильного напряжения и зрения и слуха и какого-то, пока неизвестного чувства восприятия.
Когда прихожане разошлись, святой отец степенно подошёл к Василию и обратился первым:
– Раб Божий, что тебя привело в храм Божий, нужда, дело, желание вероисповедания или в поиске помощи Божией?
– Простите, батюшка, меня, грешника! Я многого не знаю и не понимаю.
– Бог милостив, Бог простит! Говори, раб Божий. Ни в одном из моих прихожан я не видел таких черт лица, которые бы говорили, что среди них есть твои родные. Ты откуда, странник?
– Вы правы. Я из Матвеева Кургана. Нас с сестрой война заставила странствовать.
– Понимаю. Война многих сделала странниками и многим указала верный путь к спасению – в Вере. Многие пришли к Вере и, веруя спасают, и свою заблудшую душу, и свое тленное тело. Ты крещённый?
– Да, батюшка!
– Это хорошо. Чем я могу помощь, кроме того, что ты с сестрой примите от Господа, из моих рук помощь Божью?
– Спасибо! Вы могли бы нас благословить, чтобы Бог помогал нам в наших странствиях?
– Конечно, я могу и сделаю это. А ты сам-то креститься умеешь? – посмотрев на растерянное лицо парня, продолжил, – смотри на меня и повторяй за мной.
Святой отец перекрестился трижды, а затем пронаблюдал за тем, как это делает его ученик, раб Божий Василий.
– Молитвы ни одной не знаешь? Тогда можешь молиться, как умеешь, как сердце велит, обращаясь к Богу с просьбами и благодаря Его за всё, что Он даёт, и день, и пищу, и помощь, и защиту. Он имеет много имён: Он – Бог, Отец Небесный, Господь, Всевышний, Спаситель, Творец. Никогда не лукавь, не проси богатств, проси по нужде для больных и страждущих, проси себе сил для благих дел, проси помощи, когда обессилен, и Господь всегда поддержит тебя, спасёт и укажет верный путь. Не обязательно молиться вслух, можешь подойти к иконе и про себя общаться с Богом в молитве. Это Божий храм и Бог точно тебя услышит и поможет.
Батюшка положил левую руку на плечо Васи, отчего Вася вздрогнул и поднял глаза на высокого, почтенных лет седого священника, внимательно и уже смело посмотрел ему в глаза.
– Вот, другое дело. Как тебя зовут?
– Василий!
– Я, Отец Иларион или можно, как ты зовёшь, батюшка. Ты, раб Божий, знаешь, что означает твоё имя? Царственный! Два дня назад церковь отмечала праздник, Собор Трёх святителей: Григория Богослова, Василия Великого, Иоана Златоуста. Даже в Москве одной из самых знаменитых храмов является храм Василия Блаженного. Знал? Конечно, не знал. А завтра большой праздник, помолись обязательно, где-бы ни был. Стретение Господне – это встреча с Господом. Молись, раб Божий, молись и пусть Господь навсегда поселится в твоей душе, в душе появится Вера. Без Веры ну никак нельзя.
– Спасибо, Отец святой! – Вася развернулся и хотел уходить.
– Вот видишь, ты разумный и толковый ученик. Погоди. Бог велел делиться с нуждающимися. Сегодня это к вам с сестрой больше всех подходит. Пойдём со мной.
Святой отец наделил Васе продуктов из пожертвований прихожан, перекрестил вслед со словами:
– Ступай, раб Божий Василий, с Богом! Храни тебя и твоих родных Господь! Спаси и сохрани!
Маша начала нервничать, из-за того, что Вася долго не выходил из церкви. Она поднялась с узлов на санях и начала, словно часовой обходить средство транспортировки груза, уплотняя и так изрядно утоптанный в этом месте прихожанами снег. Выходящие из церкви люди внимательно осматривали девочку, принимая её за цыганку. Попрошаек у церквей в этих местах, в отличие от городских соборов очень редко можно было встретить. И всё же, одна сердобольная старушка подойдя к Маше, достала из кармана старенького пальто платочек, развязала его и, достав несколько монет из довольно скудного их наличия, не считая, протянула, как она поняла, нуждающейся в них большее, чем она сама.
Маша отрицательно покачала головой и даже попятилась от улыбающейся старушки, пока не упёрлась в сани.
– Возьми, детка, от души. Храни тебя Господь!
Передав деньги, старушка перекрестила девочку, затянула плотнее за углы дешёвый шерстяной платок на голове и переставляя посох, изготовленный из ветки фруктового дерева, медленно двинулась к открытым кованным воротам церковного подворья.
Вышел Вася и на лице Маши засияла детская счастливая улыбка. Он нёс в левой руке шапку и узелок. Выйдя из церкви, повернулся лицом к Храму Господнему, трижды с поклоном перекрестился, одел шапку и также сияющий бодро зашагал к ожидающей и пристывшей на морозе сестре.

***
Церковь располагалась на северо-восточной окраине села Александровка. Западная окраина ограничивалась витиевато руслом самого большого притока Миуса, реки Крынка, берущей свое начало также на взгорьях Донецкого кряжа и впадающей в Миус в трёх-четырёх километрах южнее, среди дубового массива Алексеевского леса.
Уже имея определённый опыт, осматривая подворья селян, ухоженность строения, наличие подсобных помещений, сараев и хлева и по другим признакам, определяли, стоит тратить время на общение с хозяевами, если они отзовутся или нет. А потому, немалое по подворьям село они обошли сравнительно быстро. И пока ещё солнышко не стало касаться высоких, с крутыми склонами, поросшими в основном кустарником и низкорослыми деревьями, гор кряжа, закатом напоминая о времени, странники уже оставили это очередное село намеченного маршрута за плечами и двигались на север вдоль русла реки Крынка.
В трёх-четырёх километрах в долине Крынки располагался хутор Авило-Федоровка, в непосредственной близости от границы с Украиной. Для того, чтобы попасть в хутор, нужно было пересечь дорогу, идущую из Таганрога в Успенку и дальше на Украину, через Кутейниково в г. Сталино.
На северо-востоке слышалась канонада артиллерийских обстрелов. Если бы время было летнее, то их можно было бы принять за раскаты приближающейся грозы. Но это была наступательная операция советской армии, последовавшей после освобождения 14 февраля соединениями Южного фронта Ростова и продолжение развития боевого успеха движением на запад всем фронтом.
Мобильные соединения фронта, получили задачу форсировать реку Миус и занять район Анастасиевки. Северная группировка Южного фронта «Дон» освободила Ворошиловоград силами воинских соединений 1-й гвардейской армии, 3-й гвардейской армии и 5-й танковой дивизии. Был осуществлён прорыв в районе сёл Степановка, расположенного на реке Ольховчик и с. Мариновка ниже по течению этой же реки, притока Миуса.
Конечно же, всего этого Василий с сестрой не знали, но за 20 месяцев войны уже во многом начинали разбираться и без сводок Совинформбюро, так как уже семь месяцев находились на оккупированной территории, и без радио и газет, лишь с редкими сведениями из листовок активистов, партизан и сбрасываемых с самолётов, и той невидимой связи, которой славится земля – быстрой передачи слухов и новостей «на ушко», тайно и осторожно.
И уже этим вечером можно было наблюдать зарево в непривычной для заката стороне, не на западе, а северо-восточном и северном направлениях.
Мысли разного толка приходили в голову. Одно не могло не радовать – то, что началось долгожданное наступление Красной армии и возможно скорое освобождение от оккупантов. Вторая мысль грустная – это то, что маршрут ходоков теоретически, а может быть и практически мог пересечься с направлением одного из основных наступательных ударов указанных выше воинских соединений.
На вопросы Маши, Вася её успокаивал, говоря, что это очень далеко, а слышно канонаду и видно зарево вспышек потому, что стоит ясная, тихая и морозная погода, хорошо передающее всё это на большие расстояния.

***
Почему-то именно сейчас Васе пришли в голову те знания, которые он получил не на уроках истории в соответствие со школьной программой, а благодаря своей любознательности, перечитав много библиотечных книг, так или иначе, в которых описывались события истории родного края, Примиусья. Он прекрасно знал, что некогда земли Примиусья, были заселены казаками войска Донского по Указу самого Петра Первого. А затем и Екатерина II, для развития этого края и усиления южных границ России, начиная от Таганрога, заложенного, как крепость на Азовском море самим Петром Великим, все земли бассейна Миуса, с притоком Крынкой и Кальмиуса, продолжила заселение земель.
Так как на территории нынешнего Донбасса, даже судя по картам того времени располагались земли, заселённые и принадлежавшие донским казакам в Примиусье, после взятия русскими войсками турецкой крепости Азов в 1696 году. Земли были переданы в пользование согласно Указу Петра I казакам Войска Донского. В нём говорилось: «...Коли теперь России сии земли отошли, то селиться на них всем русским, кои пожелают в Примиусье жить ...». Всего пятнадцать лет этим землям было суждено принадлежать России, а уже в 1711 году после неудачного Прутского похода Петр I, Примиусье было возвращены вместе с Азовом туркам.
Когда же в 1736 г. русская армия вновь заняла Азов, то по Белградскому мирному договору 1739 г., город Азов был присоединен к России. А, что касается Примиусье отошедшее к России, то оно стало спорной территорией между запорожскими и донскими казаками. Дело иногда заканчивалось не «ссорой соседей», а воинствующие казаки брались за оружие. И потому, императрица Елизавета Петровна, своим Указом от 7 октября 1742 года запретила донским и запорожским казакам конфликтовать, до размежевания земель.
После процедуры размежевания, Сенат, Указом от 30 апреля 1746 г. постановил: «…отвести запорожцам земли, расположенные между реками Днепром и Кальмиусом, а далее до берегов Дона, – донцам…». И после этого, официальным кордоном между запорожскими и донскими казаками стала река Кальмиус.
Ещё позже административная единица Области Войска Донского стал Миусский округ, учреждённый в 1835 году. В него входили, отошедшие постановлениями советского правительства, такие населённые пункты, как Макеевка, Дмитриевка, Луганская, Грабово, Троицко-Харцызск и другие. В 1988 году Миусский округ был объединён с Таганрогским и получил наименование Таганрогского.
И уже после этого указа донские старшины и атаманы начали создавать имения на пустующих войсковых землях, от территорий, издавна принадлежащих донским казакам, от рек Дон и Северский Донец до реки Кальмиус и называть своими именами. Большую часть Миусского, а позже Таганрогского округа Войска Донского заселил род донских казаков Иловайских. Самым первым из них был старшина Войска Донского Иван Мокеевич Иловайский, в 1685 году поступивший на казачью службу.
В истории Примиусья июль 1762 года стал отправной точкой его развития. Дворцовый переворот, приведший с помощью донских казаков, на трон Екатерину II, дал множество привилегий казачеству, расцвета и развития для этой земли, в благодарность за верность Отечеству.
Увековечили свои имена в названиях населённых пункстов, сёл, посёлков и городов донские старшины и атаманы, Герои Великой Отечественной войны 1812 года: Матвей Платов, Андриан Денисов, чьи отцы поддержали российскую императрицу и Дмитрий Иванович Иловайский, второй сын первого старшины Войска Донского Ивана Мокеевича Иловайского. Дмитрий Иванович, как и его братья, Алексей и Василий, также атаманы войска Донского оставили заметный след в истории. А Дмитрий Иванович, к тому же, стал отцом четырёх генералов от кавалерии. Славные сыны донского казачества, честь и гордость Отечества…
– Василёк, ты о чём задумался? – тормоша брата за плечо, спрашивала, испуганная какой-то отрешенностью брата.

***
Первый раз странникам с ночлегом не очень повезло. Уже стемнело и они были вынуждены не увлекаться в выборе крова для ночёвки, потому что в такое время люди могли их уже и вовсе не пустить. Потому, уставшие, замерзшие и с желанием чем-либо подкрепиться, без споров и претензий на лучшие условия, согласились на предложенный хозяином хлев с коровой и запасом сена, вместо постели, но с условием, что никакого огня, свеч, фонарей не зажигали, и тем, что хозяин их на ночь запрёт, для верности, а рано утром откроет и отправит «с Богом».
После трёх дней ходьбы в не самых комфортных природных и климатических условиях, юные ходоки были рады и этому, где сравнительно комфортная температура, не дует за воротник и можно согреться под слоем сена, укрывшись тряпьём и прижавшись друг к другу, согреваться дыханием. Но прежде, практически на ощупь, Вася достал кое-какие съедобные припасы, готовые к употреблению и невольно вспомнив батюшку из Александровки и про себя, перекрестился и поблагодарил Господа за то, что Он послал им на их пути Его представителя, наставника, учителя и просто доброго человека. И только после всего этого обряда понял, что он, как и рекомендовал батюшка, молился и улыбнулся этому.
Перекусив, без особого удовольствия, как это было в предыдущих случаях и не имея возможности согреться кипятком, Вася с Машей улеглись в копну сена, использовав узлы в качестве подушек. Вася сначала изрядно укрыл сестру сеном, потом себе приготовил лёжку рядом, прикрылся, насколько мог и сам «степным одеялом», напоминающим ему летние сеновалы, и, прижавшись к Маше, только и сказал:
– Спим! Утро вечера мудренее. И подъём завтра нам предстоит серьёзный. Нужно силы восстановить. Спим!

Утром «квартиранты» проснулись рано, даже раньше, чем хозяин попросил их: «пожалуйста, пошли вон!», хотя это было бы слишком, хотя… Маша проснулась первой и начала дергать Васю за рукав. Тот спросонья резко вскочил и головой ударил Маше в подбородок – щелкнули зубы.
– Ты, что? Я же так мог тебе не только зубы «пересчитать», а если бы между ними был язык? Или был?!
– Да, нет! Слышишь, как бухают?!
– Ты, что не слышала никогда такого. Удивила, ох и удивила. А я её вторым номером…
– Вася, не смейся. Страшно.
– Нам нужно побыстрее до Успенки добраться. Оттуда будет маленькая возможность, к поезду прицепиться и до Кургана, «с ветерком». Если по-хорошему, то часа за три можно дойти. Вот только бы на гору подняться. Тут придётся попотеть. Хотя!
– Что, Вася? Что?
– По ходу расскажу. Давай, будем собираться и тронем…
Выйти из хлева не удалось. Хозяин действительно их прикрыл, для «страховки».
Вася подёргал двери и услышал мужской голос:
– Чего гремишь? Не ломай, счас открою, – ответил хозяин подворья.
Загремел засов и со скрипом открылась входная дверь. На дворе было ещё темно, только появлялись признаки рассвета.
Мужчина осмотрел детвору, заулыбался и спросил:
– Ничего не приховали в узлах?
– Нам бы своё добро до дома дотянуть, – обидчиво ответил Вася.
– Какое там у вас добро? Тряпки! Ладно. Могу вас только кипятком угостить. Прихолонули за ночь-то? А вы точно брат с сестрой или…, – он ехидно усмехнулся.
– Точно! – почти грубо ответил Вася, – ну, если не жалко, от кипятка не откажемся.
Хозяин, не приглашая ночных гостей в хату, вошёл в неё сам и вскорости вышел с парующим чайником и двумя кружками. Подав кружки, налил в них кипятка.
– В фляжку немного можно? – спросил Вася, – а-то в ней вода замёрзла.
– А, чего же не дать, дам и в фляжку. Я же не кацап какой и не казак – у них снега зимой не выпросить, я хохол обрусевший. Держи, налью.
Фляжка от кипятка затрещала, в ней происходил процесс оттаивания льда и превращения в среднее из трёх её состояний – жидкое. Отогревая руки и всю свою плоть одновременно, Вася с сестрой попили кипятку, фыркая и дуя в кружки, чтоб не обжечься.
Когда ходоки отблагодарили хозяина и собирались уходить, он их остановил и спросил:
– Вы собрались у нас в хуторе попытать счастье что-либо обменять? Это гиблое дело. Даже не знаю, у кого тут хоть что-то осталось из провианта. Вы слышали канонаду?! Даже не уверен, что вы успеете домой возвернуться. А родни у вас нигде тут поблизости нет?
– Да, откуда. Нам бы в Успенку попасть, – ответил Вася.
– А потом?
– Ну, там же станция. Может посчастливит, чем-нибудь по «железке» добраться, – неуверенно, но с надеждой ответил Вася.
– Я бы вас у себя оставил, пока… пока всё разъяснится, но у меня, «хоть шаром покати», с голоду вас морить не буду. Попытайте счастье, попытайте.
Выйдя на главную дорогу, Вася задрал голову вверх в направлении на северо-запад да так, что шапка свалилась с головы:
– Видишь этот подъём на гору? – подняв и отряхивая шапку, спросил у Маши.
– Ого! – только и ответила сестра, взглянув на затяжной и крутой подъём.
– Значит так. Слушай меня и запоминай. Будем подниматься «ступенями», перебежками.
– Как это, – не поняла Маша.
– Мы большой куль с вещами оставляем в начале подъема, на обочине. Остальное на санях затаскиваем метров на пятьдесят вперёд. Ты остаёшься сани с продуктами охранять, чтоб волки не съели, а я вернусь за узлом, его сам волоком дотяну.
– Ага! Я волков боюсь. Не оставляй меня одну, я с тобой.
– Нет тут волков, их война прогнала. Не бойся. Делай, как я скажу. Помнишь, что отец тебе говорил, когда на фронт уходил? Вот, слушай старшего брата.
Четыре-пять переходов потребовалось, пока уставшие и вспотевшие, как минимум Вася, вышли путники на более-менее пологий участок дороги. Отдышались и двинулись дальше, но не долго им пришлось пройти по дороге пологого плато Донецкого кряжа. Не далее километра впереди их остановили на полицейском посту.
Полицаи не хотели даже слушать объяснения и читать разрешительный документ.
– Kein Zug! Sperrzone! Zur;ck! Zur;ck! Sperrzone! – кричал, выскочивший на помощь полицаям вспомогательной службы, по всей видимости унтер-офицер, насколько Вася успел различить его по знаком различия или унтер-фельдфебель.
Но не это было важным, а то, что так, в принципе удачно начатая «экспедиция» с целью обмена товара на продукты подошла к концу.
– Что он говорит? – испугано, дёргая Васю за рукав, спросила сестра Маша.
– Ну, что он может сказать тебе, кроме того, чтобы слушалась старших – ничего.
– А разве сейчас время для шуток? – обиделась Маша, поняв, что брат постоянно упрекает её в непослушании и тем самым подчёркивая свое превосходство.
В другое время она бы надула щёки и просто поколотила бы брата своими маленькими кулачками, но не сейчас, сейчас – не время.
– Нельзя дальше, сестрёнка. Говорят: «Назад! Запретная зона!» - даже, если бы Вася плохо знал школьный курс немецкого языка, то видя подобные надписи на многочисленных щитах, объявлениях и табличках на вбитых в землю кольях, для жителей оккупированных районов были вместо словаря.
Полицай, подстёгиваемый криком его немецкого командира, взяв винтовку в обе руки, соорудив тем самым своеобразный шлагбаум, двинулся на подошедших вплотную к закрытому шлагбауму поста, конструкции поворотного консольного крана и начал буквально в грудь толкать, стоявшего впереди Васю.
– Уходим, уходим! Не слышали, что Herr офицер сказал?! Запретная зона! «Краснопузые» фронт прорвали, в Успенку нельзя. Или назад идите, если успеете, или вот влево дорога проселочная, там в 2-3 километрах хутор есть. Там, кажись ещё можно будет вам, пока…, – и в заключении ехидно добавил, – а ваш пропуск – уже «Филькина грамота». Прифронтовая зона с сегодняшнего дня. Пошли вон! – при этом полицай перехватил винтовку на изготовку, чтобы можно было пустить в дело приклад.
– Nein, das musst du nicht! – размахивая обеими руками, закричал унтер-офицер, – Dumme Kinder, lass sie nach Hause gehen.
Понял его полицай или по интонации голоса и жестам понял, что не стоит детей трогать и потому, опустив винтовку, более спокойно сказал:
– Возвращайтесь домой или сворачивайте в сторону хутора. Не задерживайтесь. Шнель!
Вася кивком головы показал, что нужно идти, показав головой и своим разворотом саней влево, туда, куда указал полицай, а сам подумал: «Ох и чистоплюй ты, шавка немецкая! Повязочку с буковкой «Р» выстирал перед сменой и выгладил или жену заставил, «русский полицай». Выслуживайся, глядишь, дослужишься до «креста», но не до «Ордена железного креста», а до берёзового, в лучшем случае, если посчитают нужным захоронить тебя в родной земле, которую ты продал, как и всю Родину «с потрохами». Бедная твоя мать…».
Странники свернули на плохо-наезженную дорогу, но благо, что она протянулась по плато возвышенности, даже с небольшим уклоном на запад, что облегчало движение. За спиной слышался рёв двигателей. Это немцы перебрасывали в срочном порядке бронетехнику, чтобы дать достойный отпор наступающим соединениям Красной Армии.

***
Основной удар северной группировки Южного фронта был направлен севернее с. Авило-Успенки, железнодорожного узла, со станцией и инфраструктурой. В 1868 года на земле есаула Федора Авилова, была построена деревянная станция, обслуживающая железную дорогу. Имя станции было дано по названию близлежащего украинского села – Успенская, расположенного ниже в долине реки Крынки. А начальное названия Авило, происходит от фамилии помещика Авилова, на чьих землях тогда была построена станция.
Отсюда, с горы была видна вся низменность, от реки Крынки внизу, до реки Миус на небольшом расстоянии восточнее. И, если бы можно было воспользоваться биноклем, то можно было рассмотреть даже Матвеев Курган, а без этого на таком удалении это практически было невозможно, кроме самих контуров поселения, как и лесного массива и других сёл, и хуторов.
Что произойдёт через два дня никто ещё не знал. Лишь нам позволено, воспользовавшись «машиной времени» переместиться в будущее, не далеко, всего чуть более двух суток. Опустив вольность изложения авторского изложения текста, обратимся к сухим сведениям о тех дням в сводках командиров и политработников:
«…К концу 17 февраля 4-й гвардейский механизированный корпус в районе Матвеева Кургана форсировал реку, и на плечах отступающих немцев ворвался в Анастасиевку. Надо отметить, что к этому моменту в корпусе было всего 14 танков, он был обессилен предшествующими боями. 2-й и 3-й гвардейские механизированные корпуса вышли к реке только 20 февраля, т. к. ожидали подвоза горючего. Стрелковые части также отстали, за 4-м гвардейским мехкорпусом успели переправиться только два полка 33-й гвардейской стрелковой дивизии…
Немецкое командование воспользовалось отрывом передовых советских частей от основных сил и в ночь на 20 февраля закрыло брешь в районе Матвеева Кургана, используя мощные укрепления линий многокилометровых укреплений Миус-фронта. 4-й гвардейский мехкорпус и два стрелковых полка попали в «котёл» в районе Анастасиевки. 2-й и 3-й гвардейские мехкорпуса и части 2-й гвардейской армии попытались деблокировать окружённых, но не смогли. В ночь на 22 февраля по приказу командования окруженцы пробились к своим. До конца месяца советские войска пытались пробить немецкую оборону, но успеха не добились. Линия фронта стабилизировалась на несколько месяцев…».

Предыдущая глава – http://proza.ru/2023/01/09/778