Наследие Белого конвоя Глава 17

ЗАПАДНЯ

Сыпала осень золотом листвы… Оно было живое — бесценное, совсем не то к которому стремятся люди. Но зачем оно им; падающее с неба золото?.. То, что сокрыто и упрятано в земле милее; оно для них настоящее, к нему стремит, и ведет замысловатая стежка пути. И нет для иных людей большего блага на земле, чем обладание им…

Понуро шагали войны мимо, бряцая оружием, не видя и не зная цену истинному золоту, что само к их ногам ложится: «Зачем вам люди иное золото?.. — взывает с надеждой Вселенная, — берите это, берите все — оно ваше. Оно падает с неба для вас; разве вы не видите?..»

А люди шли и идут, туда, где «иное золото», падая от пуль в истинное золото листвы и оставаясь с ним навечно… Судьба благосклонна к ним; она безропотно и справедливо исполняет желания всех стремящихся к цели, стоит лишь сильно того желать…

Немногим позднее своего бывшего командира, под видом обычного офицера, Бельский оказался в рядах отступавших к Приморью отрядов Войцаховского. К осени того же двадцатого года он примкнул к Забайкальским казакам, пробивавшимся во Владивосток. После освобождения Иркутска и выхода к Забайкалью дальнейшее наступление Красной армии приостановилось. Это было сделано по указанию Советского правительства, чтобы избежать войны с японцами. Ведь те, в отличие от других интервентов, активно грабивших Россию, намеревались закрепиться в захваченных районах с помощью оставшихся белогвардейцев.

Что касалось прошлого, то личные тылы поручик прикрыл еще в Новоселово, имея там своего надежного человека: «Степан будет ждать долго; многое на карту поставлено, а мужик он пугливый и к тому же послушный. Если окажется, что он в нем ошибся, то крестьянствовать последнему наверняка больше не доведется…» — уверенно полагал Бельский. Иной раз, зарождалась неким внутренним чувством мысль; бросить все и всех, исчезнуть, раствориться, перестать существовать и для «белых», и для «красных», хотя последние могут и не простить ему бегство и предательство интересов народа. Он немыслимо богат и единственный, кто знает о существовании клада; даже без карты, он сможет отыскать сокрытое в тайге золото. Остается лишь умело прибрать его к рукам. Зачем класть голову на плаху, когда есть не плохой выбор. Требуется начать действовать, а осторожности ему не занимать. Однако, играть в прятки с чекистами от чего-то не хотелось. Была и еще одна загвоздка — Киселев, как узнать о нем хоть что-то, чтобы сбросить с плеч назойливый груз неизвестности? В ближайшее время он непременно этим займется и притом аккуратно, чтобы не навлечь на себя лишних подозрений…

Как не разводили военные тропы, а перехитрить судьбу Бельскому не удалось. Довелось, таки, осенью с генерал-лейтенантом Пепеляевым во Владивостоке неожиданно встретиться. Это гора с горой не сходятся, а человека с человеком обстоятельства сталкивают. Конечно же такого рода встречи не обходятся без первоочередных разъяснений. Разговор был долгий и нервозный. После продолжительных объяснений, используя почти все имевшиеся в запасниках козыри, изворотливый поручик все же отбился от своего бывшего командира, обрисовав ему заведомо ложное место тайника, хранившего часть Царского золота, и реликвий Тобольской епархии.

Новости, о которых узнал Бельский, его довольно сильно потрясли. Штабс-капитан Киселев оказался жив и, будучи уже полковником, награжденным орденом за «Ледяной поход», в настоящее время продолжает выполнять свой долг на стороне братьев Меркуловых. Однако, при детальном обсуждении итогов секретной миссии выяснилось одно тонкое обстоятельство. Оказалось, видимо окончательно смирившийся с мыслью о невозможности возврата территорий Сибири и Урала под контроль Белого движения, штабс-капитан Киселев решил присовокупить имевшийся в его личном распоряжении саквояж с орденами к общему золоту, зарытому в тайге под Сургутом. Тем самым, как прозорливо догадывался Бельский, тайной сокрытия драгоценных Сибирских орденов Киселев решил не делиться, а вот о тайнике должно быть рассказал все своему командующему, за что вероятно и получил высокую награду. Бельский был уверен; сообщая сведения Киселев мог и не сохранить в памяти все детали карты, поэтому его заверениям Пепеляев поверит больше. Да и кому собственно такие подробности сейчас станут нужны, если территория, где сокрыто золото, полностью контролируется большевистским правительством. О расколе отряда под Парабелью, Киселев должно быть умолчал; видимо не хотелось выказывать Пепеляеву все те проблемы, с которыми не без его прямого участия, столкнулся гибнущий от безысходности конвой.

Что касалось самого генерала то, как выяснилось позже, он уже отошел от дел и во Владивостоке находится как лицо гражданское, а проживает вместе с семьей в Харбине. Однако это ничуть не уменьшало его связей и возможностей здесь, в Приморье. Это известие радовало Бельского; выходило, что со стороны пытливого гражданского генерала к нему все же пока сохраняется доверие, оставалось только его укрепить, предложив свой план. Такого развития событий очень давно ждал хитро замаскированный поручик и не воспользоваться возникшей ситуации было бы в его условиях опрометчиво; ведь завтра заинтересованный не меньше его в подробностях сокрытия орденов и Царских реликвий, Пепеляев обязательно свяжется с бывшими друзьями из контрразведки и сведет двух врагов вместе; тогда каждому наверняка найдется, что поведать Белому генералу, так сказать, «за кулисами», в противном случае они оба рискуют оказаться в застенках какой-нибудь тюрьмы, где рассказать придется все…

— Смею доложить, господин генерал, что Вы располагаете не совсем точными сведениями о месте хранения драгоценного саквояжа с орденами «Освобождения Сибири» и «Возрождения России». И поверьте, при всем уважении к полковнику Киселеву, видимо понимавшему, что из числа офицеров многочисленного конвоя, вверенного под его руководство, никто уже не сможет донести истину, я бы советовал Вам все еще раз тщательно перепроверить.

— Что вы имеете в виду, господин поручик? Я глубоко уважаю и ценю заслуги полковника Киселева. За столь долгий период нашей совместной службы Царю и Отечеству, он всегда являлся для меня образцом преданного долгу офицера. И я полагаю, он с должной ответственностью отнесся к выполнению порученной ему миссии. Он многое рассказывал о лишениях и бедах, выпавших на долю этой секретной экспедиции, и Вы, поручик, являетесь тому свидетелем и прямым очевидцем тех принимаемых им нелегких решений.

Бельский даже немного опешил, слушая самоуверенную речь в защиту своего сослуживца, но отступаться было поздно, необходима была откровенная атака, которая, несомненно, могла и должна будет убедить или по крайне мере заставить усомниться генерала в правоте своих убеждений. В противном случае его откровения могут ему дорого обойтись и в этом у поручика никаких сомнений теперь уже не возникало.

— Но позвольте, когда в нашем уже немногочисленном конвое, переживающим всевозможные трудности, борющимся за выживание в ледяных тисках Сибири, произошел неожиданный раскол, то тот самый саквояж с орденами оставался при штабс-капитане Киселеве, — убедительно доказывал свою позицию обеспокоенный ситуацией Бельский, — он тщательно скрывал его существование и я, больше, чем уверен, что о нем знали единицы. Тогда встает вопрос; где же он теперь?.. Сообщив Вам ложные сведения, полковник явно стремится скрыть их существование и, зная о невозможности проверки, умышленно ввел Вас в заблуждение. Это не делает чести офицеру, удостоенному столь высокой награды и пользующемуся вашим полным доверием и покровительством, хотя какое это имеет сейчас значение, — Бельский, заметно нервничая, все же решился на уязвленное откровение с бывшим генерал-лейтенантом, ясно понимая, что может за этим последовать.

Довольно скоро, как само собой разумеющееся, последовала и встреча полковника Киселева со своим бывшим командующим, генерал-лейтенантом Анатолием Пепеляевым, которой оба были откровенно рады. Со времени совместного участия в боевых действиях на обширной территории Забайкалья они почти не пересекались. И, узнав о том, что его бывший командующий находится в Приморье по гражданским делам, был сильно удивлен. А прошлое хранило лишь добрые воспоминания о честной и доблестной службе Верховному правителю России, адмиралу Колчаку. И ничуть не подозревая о далеко идущих намерениях этого порядочного человека, сделавшего для его реабилитации в рядах Белого движения очень большие подвижки, был очень расположен к приятной беседе. Однако по истечении обмена любезностями и некоторых ничего не значащих подробностей личного устройства в столь скоро меняющейся жизни, полковника Киселева полностью обескуражил один, не имеющий под собой доказательной базы, вопрос генерала:

— Скажите, полковник, а что произошло у вас с поручиком Бельским под Парабелью?..

Зная совершенно точно, что такой, сверх достоверной, информацией, о Сибирском походе он лично ни с кем не делился, Киселев понял, что произошла утечка и теперь генерал знает о нем, ну если не все, то самое компрометирующее, наверняка. Киселев, разумеется, понимал, что пусть даже гражданского Пепеляева, не имеющего во Владивостоке никакого военного влияния, пока что еще стоило опасаться. Таким неожиданно возникшим источником мог стать только сам Бельский, вероятно все же сумевший преодолеть трудный переход через Марьину Гриву и остаться в живых. В это невозможно было поверить, но факт его предательства был налицо, в чем, собственно, он был убежден. Немного осмотревшись и обращая, однако, внимание на то и дело снующих вокруг их столика японцев, в удобном для встреч центральном, открытом ресторанчике, Киселев осторожно заговорил:

— Он все же выжил. Похвально, вероятно это стоило ему многого. Могу сказать только одно; мы расстались сложно, видит Бог, с моей стороны, его к такого рода поведению, ничто не вынуждало. Выбор он сделал сам; однажды ночью оставив нас впятером для верной гибели в пойме реки Оби, он тайно, под покровом ночи, ушел прочь с основной частью обоза. Что могло побудить его к этому я не знаю, но карта таежного тайника, где были закопаны остатки Царского золота в слитках и сокровища Тобольской епархии, а кроме того, остатки золота в червонцах, необходимого для нужд отряда, естественным образом исчезли вместе с ним.

— Если быть до конца откровенным, то карту о местонахождении тайника, о котором вы говорите, поручик Бельский передал мне вполне конфиденциально и хранится она совершенно надежно. Меня интересует другое; что вы, мне можете сказать относительно орденов, ведь они тщательно вами охранялись и их доставка в Томск являлась не менее важной частью возложенной на Вас миссии? То, что вы говорили о них ранее меня уже не устраивает и я надеюсь услышать от Вас более детальное и, простите, правдивое пояснение относительно их исчезновения. В противном случае, как вы сами понимаете, я вынужден буду, как патриот Царя и Отечества, обвинить Вас в измене. Поверьте мне, Вас очень скоро возьмут под стражу, до выяснения обстоятельств по этому делу. Думаю, Вам это совсем не нужно, господин Киселев?

— Простите меня, генерал, но, к сожалению, я и сам не располагаю подобной информацией. В последнем бою я был тяжело ранен и каким-то образом меня удалось спасти местным оленеводам, но ни о каком саквояже они понятия не имели. Возможно его захватили те Красные партизаны на которых мы случайно наткнулись в пойме реки Оби. Саквояж действительно был при мне, и я намеревался его любыми способами доставить в Томск, согласно, письменного приказа, который исчез вместе с остатками золотых монет. Дальнейшая его судьба мне, к сожалению, не известна. Да, я виновен в том, что умолчал о саквояже, решив списать его на обстоятельства. В теперешней ситуации этот факт значения не имеет; попал ли он в руки «красных» или затерян в дебрях Сибирской тайги, до которого ни нам, ни большевикам не добраться. Прошу простить меня, господин генерал.

— Ну что же, полковник, мне хочется вам верить, но проводимая мною в частном порядке проверка потребует еще некоторого времени и я просил бы вас никуда не отлучаться из города. Я сообщу о своем решении вам лично. Пока я во Владивостоке, вы легко найдете меня в этом ресторане. Здесь хорошо готовят и я предпочитаю проводить послеобеденное время в этом уютном и спокойном заведении. Ваше непосредственное руководство я не стану ставить в известность по вполне понятным причинам. Надеюсь, проверка не разочарует меня, господин полковник.

После аудиенции с Пепеляевым, Киселев знал, что воля — это теперь ненадолго, ареста не миновать, а доказывать свою невиновность совсем не хотелось; к тому же она, при наличии такого свидетеля, могла стать недоказуемой, ведь однажды он уже сделал неудавшуюся попытку увести внимание от саквояжа. Ну не рассказывать же генералу историю про шамана Чалгая. Западня, в которую он так глупо угодил, наивно предположив, что из конвоя никто не выжил, не проявив себя за длительное время, могла захлопнуться уже сегодня, ведь Пепеляев имеет связи в контрразведке.

Времени на осмысление почти безвыходного положения, не осталось. Если, предприняв все предосторожности, начать действовать, то это нужно делать немедленно. На фоне творившегося в городе, Киселеву вдруг захотелось бросить никчемные дела, сесть на отплывающий в Америку корабль и навсегда уехать из страны, походившей на Адское преддверье, где нет ни совести, ни чести, а есть лишь одно нескончаемое пламя уничтожающей и мерзкой Гражданской войны. Да и что теперь честь — слово, от которого остался лишь дым поверженного Отечества, когда уже такие верные делу, преданные офицеры, как генерал-лейтенант Пепеляев, завтра не подадут тебе руки. Во истину только таким путем, и никаким иначе, он сможет наконец окончить эту бесконечную войну для самого себя; отыскать далекую возлюбленную, милую и желанную Софью, к которой готов лететь, став измученной бурями, морской чайкой; да кем угодно, только бы поскорее и только бы к ней… Ничуть не раздумывая, Киселев направился в порт…