Ну, бродяги, опять куда-то намылились!

   Это было любимое выражение моей тети Таисии Павловны, когда она видела, что ее племянники начинают собирать свои рюкзаки и рыбацкие снасти. А собирались мы на сей раз в заволжские края – на Яхробольское озеро. И позвала нас туда маленькая заметочка в районной газете, в которой школьник из Красного Профинтерна рассказывал, как это озеро красиво и как они ловили там лещей по три килограмма весом.
   Желающих участвовать в этом походе поначалу было много. А когда дошло до дела, самых стойких осталось пятеро: я с Геннахой, Валера  Мудров (а попросту Вагега), двоюродный брат мой Сергей Казаков и родной брат Вовка (хоть он и мал еще был тогда, но от брата никогда не отставал).
   Пробудились мы с самой зарей и вскоре были на Бабайках. Здесь, на перевозе через Волгу, работал тогда капитаном катера дядя Леша – Алексей Ильич Савельев, муж Веры Павловны, сестры моей мамы. С дядей Лешей у нас была договоренность, что он перевезет всех через Волгу и расскажет, как идти к Яхроболу.
   От того утомительного похода в памяти у каждого осталась удивительная природа уникальной Яхробольской поймы. Мы шли к озеру напрямую какими-то извилистыми тропами по богатейшим пойменным лугам. Куда ни кинешь взгляд – всюду ширь неоглядная и густые, цветущие травы выше пояса. Захотев отдохнуть, мы просто падали в них и лежали, словно в глубоком колодце, невидимые со всех сторон. Только сверху колыхалось знойное марево да звенели птичьи трели.
   Несколько часов шли мы по этим густющим травам, а когда подошли к озеру, оказалось, что оно почти до половины сплошь заросло тростником и кувшинками. Не просматривалось в зарослях ни малейшего «окошка», куда бы можно было забросить удочки. И как заколдованные, шли мы все дальше и дальше вокруг озера, вдоль его топких берегов, вспугивая выводки диких уток. Пушистые комочки утят десятками отплывали от берега и тут же прятались под широкими листьями белых лилий и желтых кувшинок.
   Вечер застал нас у деревни Сохма. Мы набрели на сенной навес с остатками прошлогоднего сена, развели небольшой костер из этих остатков и улеглись вокруг него отдыхать.
   А ночью нас грубо растолкали. Открываем глаза – вокруг люди. Кто-то с вилами, кто-то с топором, а кто и просто с палкой, трое с фонарями. Нас, видимо, приняли или за сбежавших малолетних преступников (на Бабайках в то время такая колония существовала) или за беспризорников. Начался строгий и дотошный допрос: кто такие? Куда идете? Зачем? Не поверив, что мы из Некрасовского, попросили назвать домашние адреса и кого они знают в Некрасовском. Мы перечислили почти всех учителей Некрасовской школы, родственников, знакомых, сказали, кто где живет. Однако этого оказалось мало. Тогда нам пришлось пойти ва-банк: сказали, что знаем первого секретаря райкома партии Ценева Тимофея Степановича. А мы действительно его знали, так как я учился в одном классе с его сыном Андреем и в их просторном доме на Советской улице бывал почти ежедневно. Воинственного пыла и подозрительности у мужиков после этого поубавилось. Но кто-то из них все-таки сбегал в деревню и, видимо, по телефону перепроверил всё, о чем говорили путешественники. Однако приговор был строгим: немедленно загасить костер и утром покинуть деревню.
   За все время странствий по району и поездок на лодке, когда приходилось останавливаться на ночевки в деревнях, это был единственный случай недоверчивости и даже враждебности к нам со стороны жителей. Везде люди были очень доброжелательны и угощали нас то молоком, то яйцами. Хлеб в деревне тогда был дефицитом.
   В Сохме мы не стали испытывать судьбу и еще до рассвета двинулись домой через Красный Профинтерн, ибо идти напрямую к переправе по росистой густой траве у нас уже не было сил.