Парад Победы. Действие Четвёртое-2020, Финал-2045

Действие Третье: http://proza.ru/2023/01/09/629

Действие Четвёртое
Сцена первая
Ветеран вооружённых сил РФ (В) майор медицинской службы (играет тот же артист, что играл Главврача госпиталя в Первом действии, но выглядит старше – под шестьдесят).
Сын Ветерана (СВ) (около 40 лет)

Время действия – 24 июня 2020г., полдень. Место – уютный тенистый уголок парка Сокольники.
В полной темноте громко и резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой «Две тысячи двадцатый год»!
Свет на сцене резко вспыхивает. В центре сцены в окружении парковых насаждений расположены парковые скамьи и стол.  На скамьях вокруг стола сидят Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга. По краям сцены видны другие скамейки, заполненные людьми.
Т (оглядываясь по сторонам) – Красивое место.
А (со вздохом) – Да. Здесь всё моё детство прошло. С тех пор, правда, многое сильно изменилось.
П – Это ж хорошо вы придумали, товарищ полковник. Москва, Сокольники. Здесь куда как приятнее. До чего ж противно было смотреть на разгул этих мироедов.
Т – Жулики, казнокрады! Даже не стесняются друг друга в этом своём элитном клубе.
Л –Из себя лезут, красуются: кто, где и сколько урвал. Товарища Берии на них нет… А омерзительнее всего, как они со слугами обращаются. И эти, которые слуги, всё терпят. Дожили! Слуги! Господа! Будто и революции не было. Это ж откуда они все такие взялись?
П (со злобой) – Откуда взялись? А это наши внуки и правнуки. Любуйтесь! Чую, и здесь нам делать нечего. В Беларуси моей тоже какой-то раздрай начинается.
На сцену, опираясь на трость, не спеша выходит и приближается к столу Ветеран ВС.
В – Здравия желаю! (Замявшись) Вы, я вижу, верно, реконструкторы? Разрешите присесть?
Артиллерист, Лётчик, Пехотинец, Танкист и Юнга недоумённо переглядываются между собой.
А (с некоторым удивлением) – Да, пожалуйста…
Ветеран садится рядом с Юнгой.
В – Слышал о таких, как вы. Теперь встретил. Вот хочу спросит: зачем вам это?
Внимательно и долго смотрит на форму, награды.
В – Да, очень похоже. Практически, как настоящее. Трудно было сделать?
Ю (запальчиво) – У нас всё настоящее.
В (снисходительно) – Молодой человек, не горячитесь. (Обращаясь ко всем) Дело ваше, но, по-моему, юноша у вас всё же переигрывает. Звезда Героя, согласитесь, это у него лишнее.  Вот у вас (обращается Артиллеристу) смотрится вполне достоверно.
Ветеран еще раз внимательно смотрит на награды.
В (с возмущение) – Постойте! Они же у вас действительно настоящие… Не бутафория! Вы кто?! «Чёрные копатели» или купили? Нет, я лучше пойду. Не то наговорю ещё…
Встаёт.
А (быстро) – Не уходите. Останьтесь. Это важно.
В (сердито) – Остаться? Зачем? Клоуны! Это же настоящие боевые награды! Они не ваши! Ваш мальчик (указывает на Юнгу) со Звездой Героя. Ведь должны быть границы. Такими вещами не играют. Молодой человек, снимите, снимите. Нельзя носить такую чужую награду.
Ю – Это не чужая!
Т – Это его Звезда!
А (почти приказным тоном) – Майор, сядьте!
Ветеран садится.
В – Почему вы мне приказываете?
А – Потому, что это очень важно. Поверьте. Потому, что я полковник, а вы майор. И награды у нас у всех свои, заслуженные. И мы не реконструкторы, мы даже не знаем кто это такие.
В – Ряженный вы, а не полковник! Заслуженные, говорите?! СССР скоро тридцать лет как нет. Как вы могли получить звезду Героя Советского Союза? России – возможно, но не СССР. На вас новая парадная форма образца сорок третьего года. Сейчас такую одевают те, кто увлекается воссозданием исторических эпизодов войны. Реконструкторы.
П – Мы не … воссоздавали (произносит с некоторой запинкой), мы воевали.
В – Ну и что, я тоже воевал, но не вешаю себе чужие награды!
Пехотинец резко встаёт.
А – Старшина, отстаить! (Пехотинец медленно садится) Всем стоп. (Обращается к Ветерану) Практика – критерий истины. Не так ли? Вы видите мою руку? Попробуйте дотронуться до неё.
В – И что?
Одновременно с этой фразой Ветеран делает попытку дотронуться до Артиллериста, но не может.
В (удивлённо) – Что за ерунда! Словно стена!
Делает еще одну попытку. У него ничего не получается.
Л (всем) - Он очень похож на нашего Главврача. Только старше. Или это мне так кажется?
А - Да. Действительно похож.
А (Ветерану, быстро) - У Вас не было случайно предка, вероятно, деда, который служил во время войны Главврачом в госпитале? И вы с ним очень схожи. Есть такое?
В (с удивлением) – Да. Так и есть. Но вам-то это откуда известно?... Это как всё? Почему? Вы… вы кто?
А – Кого вы видите перед собой?
В – Вас, вас вижу! Полковника, капитана, старшего лейтенанта, старшину и моряка, юнгу, кажется.
Ветеран замолкает на миг.
В (задумчиво) – Полковник артиллерист, капитан танкист, старший лейтенант лётчик, старшина пехотинец, юнга…
Смотрит на всех.
В – (растерянно) Полковник и юнга – Герои Советского Союза… (Расстроенно, самому себе) Ах ты ж! Этого только не доставало. Сколько лет прошло. Как контузия эта сказывается.
Откидывается на спинку скамьи, закрывает лицо ладонями.
Л (обращаясь к своим товарищам) – Он первый, кто нас увидел и услышал. Из-за контузии? А?
Ю (привстав и наклонившись над Ветераном, пытается заглянуть ему в лицо) – Товарищ майор, вам плохо? Вы меня слышите?
Т – Слышит, слышит. Только думает, что у него бред из-за какой-то старой контузии.
А – Майор, не раскисать! Вы же офицер. Возьмите себя в руки. Ну ка, оглянитесь: много людей вокруг? Все скамейки заняты? Если нас здесь нет, то почему это место осталось свободным?
Ветеран оглядывается по сторонам.
В – Да, всё занято. И что это значит?
А – Это значит, что мы есть. А вы что подумали?
В (собираясь с мыслями) – Что это бред, и такого не может быть.
А – Чего не может быть?
В (медленно неуверенно) – Понимаете, у нас династия военных-врачей. И мой отец, и дед… Сын, правда, по-другому решил… Дед, да, служил главврачом госпиталя во время войны. Там фельдшер был один, он подворовывал. Это обнаружили. Так он кое-что подбросил деду в кабинет, чтоб от себя следствие отвести. У него ключ от кабинета оказался. Там еще странная история произошла со старинной иконой. Фельдшер её украл, а потом не смог объяснить, куда она делась. Говорил: исчезла.
Ю (достаёт из кармана икону) – Эта?
В (внимательно смотрит) – Спас в серебряном окладе. Да, похоже, икону так описывали. Её одна медсестра юнге оставила.
Ю (нетерпеливо) – Ну вот. А ключ фельдшеру ваш дед сам отдал. Чтоб он радиорепродуктор из его кабинета забрал и в нашу палату принёс. 24 июня 1945 года это было. По радио шла передача из Москвы с Парада Победы.
В (оглядывая всех) – Верно. Так и было. Дед сам рассказывал, я запомнил… Для умирающих… Чтобы тоже услышали… (Совсем тихо, еле слышно) Полковник артиллерист, капитан танкист, старший лейтенант лётчик, старшина пехотинец и юнга… Все умерли в один день, 24 июня. И икона... Господи! Но так не бывает. Не бывает. Не может быть такое… (Наклоняется вперёд к своим собеседникам) Это… это были вы?... Вы?!...  Так Он, Он есть? Да?
Т – Кто?
В (тихим голосом) – Бог.
А – Бог? Бог, это дело веры. Человек либо верит, либо нет. Знать о Боге человеку не дано. Но мы точно знаем, что с  нами нет ничего чудесного. Как узнали – объяснять долго. Примите, как факт.
В (откидываясь на спинку скамьи) – Пусть так. Это даже лучше. Я ведь атеист. Но что теперь? Так вы живы или…? Да кто же вы?!
А (чуть помедлив) – Сами не понимаем. Но знаем, что умерли. И после смерти получили способность свободно перемещаться куда и когда захотим, видим и слышим, но не можем ни до чего дотронуться. Нас никто не видит и не слышит и тоже не может дотронуться. Вы первый, кто увидел и услышал. И Вы внук главврача, воевали, были серьёзно ранены. Прорисовывается связь. Нет?
Л – И еще пришли именно сюда и сейчас. Вообще, мы заметили, что люди, имевшие к нам отношение при нашей жизни, часто оказываются там, и тогда, где появляемся мы.
В – А другие? Другие, кто погиб или умер? Так же? Видят и слышат?
Т – Не знаем. Не встречали.  Но если это и так, то у них у всех, и у нас к вам один вопрос: (говорит тяжело, чётко, внушительно) что вы сделали с нашей страной?! Мы за это (выделяет интонацией) в землю легли?!... И что намерены делать дальше?
Ветеран долго молчит. Все ждут.
В (потрясённо) – Вот он суд!... Как произошло… Как объяснить… Вы многого не знаете…
Л – Ну почему же, кое-что успели узнать.
А – А вы расскажите.  Просто как сами понимаете.
В (успокаиваясь) – Хорошо. Попробую. Как запомнилось. В начале девяностых, когда всё рушиться стало, мне чуть за тридцать было. Семья, дети. Из армии я уволился. Тогда многие увольнялись. Цены-то каждый месяц росли, а должностной оклад маленький и выслуги почти нет. За КПП, как из ниоткуда эти «новые русские»: суетятся, покупают, продают. Деньги – рекой, жизнь бурлит. Свобода: делай, что хочешь, вертись, лови момент. Не зевай! А солдатики в казарме голодные сидят. Вот так... Ну, меня и понесло, как щепку. Много чего перепробовал: охранником был, спекулировал, репетиторствовал, магазинчик свой открыл. Кувыркался, как мог. Вроде и не плохо жил. Но тоска давила. Я же врач. В частную клинику хотел устроиться – не взяли. А тут первая чеченская: восстановление конституционного порядка. Решил вернуться в армию. Там моё место. Взяли, и сразу командировка в Чечню. Там и контузило. Но это другая история.
Ну вот. А первые звоночки где-то в середине – второй половине восьмидесятых прозвучали, как мне кажется. Я тогда зелёный был, хоть уже несколько лет как семейный. Женился-то я сразу после срочной. Сын родился, а я учиться поступил. Теперь такое и представить трудно... Да. Диплом получил, звёздочки на погоны, назначение. Всё, как положено... По-моему, мы к тому времени, как бы это сказать, размякли, что ли, и одновременно хотелось чего-то. А чего конкретно? Обновления? Но какого? «Социализм с человеческим лицом» - был такой лозунг. Но как это должно быть, толком объяснить не могли. Каждый своё видел. Утратили мы инстинкт самосохранения. Союз был таким огромным, могучим, светлым домом. Казался несокрушимым. Мы чувствовали себя в полной безопасности. И были донельзя наивными, доверчивыми в политике. Конечно, были и сложности в экономике, в снабжении. Ворчали на кухнях: «развитой социализм». И всё очень заорганизованно было. А тут ещё такая нарядная картинка жизни простых людей на Западе. Позарились, одно слово.
А – Вот как. О таких подводных камнях мы даже не догадывались.
В – Потом два закона приняли: о госпредприятиях и о кооперативах. И сразу из магазинов всё исчезать стало. Мы понять не могли: заводы-фабрики работают, а магазины пустеют. Как так? Год от году всё хуже и хуже. Правительство явно не справлялось. А в ресторанах какие-то мутные личности деньгами швыряются. Потом забастовки на предприятиях начались. Чего требовали? Что-то и по делу, конечно. А во многом каждый на себя одеяло тянул. Помню, фильм показали «Так жить нельзя» про наше советское житьё-бытьё. В газетах-журналах про то же самое. Словом, внушали нам, что социалистическая экономика не работает. Под это дело всякая шваль до власти дорвалась. Хотя, почему дорвалась? Они красивые слова говорили про демократию, про рыночную экономику, конкуренцию, эффективность. Кисельные берега с молочными реками обещали. Люди им поверили. А как же. Ведь не могут же так врать. Значит, правду говорят. А эти болтуны либо полными идиотами оказались, либо только о своём кармане заботились. Ну вот, как дорвались, тут и пошла потеха. Союз развалили. Советскую власть танками расстреляли. Заводы, фабрики да колхозы – в распыл, как неэффективные. И на всём этом одна сволота жирует. А люди только глазами хлопают, да выживать пытаются. При всём при том – свобода. Никто никому ничем не обязан. Гуляй – не хочу. А у народа недоверие и озлобление к власти зреют.
А – Дальше-то как пошло?
В – А потом как-то всё лет за десять – пятнадцать выправилось постепенно. Более-менее жить стало можно. Не всем, но достаточно многим. А кому-то даже и вполне хорошо. И даже неприлично хорошо. Правда, последние год – два опять всё валиться начало. Опять же эпидемия эта. Небось заметили, что многие с повязками на лицах ходят. От заразы берегутся.
Т – Если эпидемия, то почему повязки не у всех? Привитые?
В – Вакцина для прививок пока не готова. Но странная какая-то эта зараза. Одних за руки за ноги хватает и в могилу, а другим всё ни по чём. Вот каждый по-своему и решает: носить – не носить.
А – Скажите, а когда стало ясно, к чему дело идёт, когда, заводы останавливали, разгоняли колхозы, неужели трудящиеся молчали? Ведь должны же были быть попытки спасти страну?
В – В том-то и дело, что нет. Как-будто так и надо. По полгода не платили зарплату, и люди сами постепенно увольнялись.
Т – Да, про невыплаты зарплат в девяностые мы знаем. На примере одного… олигарха областного пошиба. А вот то, что не было никаких протестов – поражает.
В – А чего было протестовать? Рабочим просто говорили – ваша продукция не находит спроса, потому и денег нет. Кому невтерпёж – ищите другую работу.
А – Пусть так. А сейчас, сейчас трудящиеся готовы бороться за свои интересы? Случаются ли забастовки и демонстрации, доходят ли они до вооружённых столкновений?
В (удивлённо) – До вооружённых столкновений? С кем? С полицией? Как до революции? Ну, что вы, нет. Трудовые конфликты происходят, да. Иногда с забастовками и перекрытием дорог. Но власти, скорее, на стороне трудящихся. Вот пару лет назад в Москве на хлебокомбинате забастовали рабочие, голодовку объявили – им четыре месяца не платили зарплату. Президент и мэр лично этим озаботились. Деньги рабочим выплатили, комбинат вновь заработал. А забастовщиков никто не разгонял. Вот директора и владельца комбината – тех арестовали за махинации. Или еще. Десять лет назад, кажется, в Пикалёво, тоже похожая ситуация сложилась. Так президент, он тогда премьер-министром был, лично приехал всё разруливать. И тоже рабочим всё выплатили. Но бывает, что и разгоняют, и арестовывают за протесты. Но это совсем по другим поводам.
В этот момент к ним тихо подходит мужчина средних лет, одетый по прогулочному, в руках держит спортивную сумку – Сын Ветерана. Останавливается рядом, слушает.
Л (удивлённо) – Это что, получается, как если бы вместо расстрела, Николай II лично на Ленские прииски приехал золотодобытчиков поприжать, чтобы рабочих не обижали? Да?
А (протяжно-задумчиво) – Вроде того. Интересно выходит.
Ю – У вас теперь и полиция есть?
В – Да. Милицию в полицию перекрестили.
П (мрачно) – Полицаи у нас фашистам прислуживали.
А – А кого разгоняют? За что?
В – За политику.
Л – Ну вот, а говорите, нет никакого сопротивления.
В – Это не то, что вы думаете. Гоняют тех, кто хочет, чтобы Россия еще более либеральной стала, к европейским ценностям приобщилась. Глупенькие. Те, кто их за ниточки дёргает, ведут дело к тому, что б Россия уже полностью под Запад легла.
СВ (Ветерану) – Здравствуй, папа. Почти случайно тебя заметил. Мы же, вроде, у фонтана договаривались встречаться. Ты как? Нормально? А то смотрю, сам с собой разговариваешь.
Сын пробует сесть там, где сидит Юнга, но резко останавливается, смотрит на это место.
В (с некоторой заминкой) – Обожди. Ты никого здесь кроме меня не видишь?
СВ (удивлённо) – Нет. Никого.
В – Значит правда… Ты сядь напротив (указывает на единственное свободное место напротив себя). Мне так удобнее будет. Вот, кстати, (оглядывается на Артиллериста) поговорим.
СВ – Хорошо.
Садится напротив.
СВ – Так ты как?
В – Всё нормально, сынок. Всё нормально.
СВ – Ну так идём. В гостях и поговорим.
В – Ты погоди. Не спеши, время еще есть... Ты, наверное, помнишь ту историю с моим дедом, твоим прадедом, когда его арестовали после войны?
СВ – Конечно помню. Это уже, почитай, семейной легендой стало. И что?
В – Что? Семьдесят пять лет прошло, понимаешь. Опять же Парад Победы сегодня смотрел. Как-то накатило. Вот подумалось: представь, что мы, сегодняшние, могли бы сказать им?
СВ – Кому им?
В – Им. Тем, кто с войны не вернулся, кто страну потом восстанавливал. Деду моему. Или тем пятерым, что в тот день умерли. Вот что сказали бы, коли они бы увидели, что у нас тут делается?
СВ – Ну ты спросил!
Сын делает попытку поставить сумку на скамью рядом с собой (там сидит Пехотинец), но рука как бы натыкается на невидимое препятствие.
СВ (удивлённо) – Да что за… (ставит сумку у ног) Что бы сказал?
Замолкает.
В – Вот ты представь на минуту, что они здесь рядом. Смотрят на тебя и ждут ответа.
СВ (быстро) – Ах вот так. Какого ответа? Где та страна, за которую они умирали? Да? Почему планы Гитлера осуществились? Сколько раз обсуждали, ты моё мнение знаешь. Те, кто тридцать лет назад клювами щёлкали, когда у них из-под ног страну уводили, вот пусть они объясняют.
В – Ну вот почему сразу планы Гитлера? Какие планы?
СВ – Э, ладно. Будто сам не знаешь: Союз на части развалить, обломки сырьевыми колониями для Германии сделать. Разве не так сейчас? Только вместо Германии Евросоюз с Америкой. И еще народ в разорение и нищету опустить. И сократить. Ну это впереди, хотя много где уже и так есть.
В – Палку-то не перегибай. Россия не колония.
СВ – Не колония, так сырьевой придаток. Без разницы. Живём за счёт продажи природных ресурсов. Только разговоры о «слезании с нефтяной иглы» и переходе к инновационной (выделяет ударением) экономике. Сколько лет. И всё впустую. Вот ты спросил, что я бы сказал. А ничего бы не сказал. Стыдно мне пред ними, хоть нет моей вины. Даже в глаза им не смог бы посмотреть. Они страну отстояли и подняли для нас, а мы по ветру пустили. А еще у них большая мечта была и цель жизни… Получается, предали мы их.
В – Опять ты за своё. Ну где по ветру? Вот же люди вокруг: одеты, сыты. Вот дома, магазины, машины. Это по ветру? Всё же есть. И в мире с Россией считаются. А мечта? Мечтами сыт не будешь.
СВ – Ошибаешься! Как раз только мечта о чём-то большом действительно может двигать человека вперёд. (Немного помолчав) Я тебе сейчас скажу то, что не говорил раньше никому. Глубоко внутреннее, личное. Это было непередаваемое словами ощущение: мы родились и жили в самой лучшей, самой справедливой, самой сильной стране. И нас ждало будущее, в котором мы сделали бы свою страну ещё лучше. И жили бы в ней. Как объяснить? Вот я шёл по улице, смотрел на дома, на людей и понимал, что это всё моё. Не в смысле – личное. Нет. Моё – в смысле наше, общее. И все люди свои. Понимаешь? Свои! Невероятное по силе ощущение. А потом это всё у нас отняли. Украли. И большую мечту тоже. Вот этого, там, в самой глубине, я не могу простить.
В (неуверенно) – Ты в детстве многого не знал.
СВ (решительно) – Я знал главное! И повзрослев, только укрепился в этом знании.
В – Было много недостатков.
СВ – Ну и что? Новое часто бывает с недостатками. СССР и был тем новым. А теперь вокруг одна бутафория. Потому, что не своё. Народ, государство должны жить тем, что сами делают, а не продажей природных богатств. И с Россией не считаются, Россию терпят, пока нефть, газ, металлы, хлеб через границу идут. У Америки проблемы с Китаем и внутри сейчас неспокойно, а то б за нас всерьёз взялись.
В – Брось. Что нам эта Америка сделать может? В конце концов, ядерное оружие на что?
СВ – Не поможет ядерное оружие. Россия уязвима в экономическом и технологическом плане. Вот, говорят - стабильность. А на чём она держится? Перекрой полностью импорт, что останется от стабильности? И что начнётся в стране? Догадался? На ослабевшую Россию, идущую в разнос из-за лютого товарного дефицита, будут смотреть, как на законную добычу. А чего? Земной шар, он общий для всех. Почему эта горстка непутёвых, не сохранивших построенное предками, владеет такими богатствами? Не справедливо! В интересах мира и прогресса передовые страны должны сами всем этим распорядиться. Ещё бы – территория огромная, природных богатств – несчитано, а народу мало. И в голове у этого народа сущий бардак. Мы, как страна, для Запада просто агрессивные обезьяны, частично перенявшие их ценности и пытающиеся имитировать, имитировать (выделяет ударением) западный образ жизни, одновременно хватающие всё, до чего могут дотянутся.
В – Нет! У нас свои ценности. И чужого нам не надо.
СВ – Ну, в-первых, уже полно тех, кто приобщился к этим западным идеям, а во-вторых, Крым и Донбасс - для них это аннексия.  Они нас такими видят. Хотя, дело в другом. На Западе прекрасно понимают, что у России, вставшей на их путь, нет ни единого шанса на успех, поскольку место уже занято. А когда желания не соответствуют возможностям, то это симптом коллективного умопомешательства. Это добыча.
В – Боже мой, что у тебя в голове! Какая еще добыча? Они же цивилизованные, культурные люди.
СВ – Правильно. Только они для себя цивилизованные и культурные, а мы, русские, для них – дикари. Дикари, пытающиеся стать им равными, напялив на себя фрак и стащив чужой сервиз: Западу можно то, что нельзя никому иному. В качестве дикарей они русских ещё готовы терпеть. И то при условии поставки чего потребуется. А ровней – никогда… Хочешь, предложу простой мысленный эксперимент?
В – Ну, давай.
СВ – Представь себе карту мира. Представил?
В (с некоторым удивлением и запинкой) – Да.
СВ – А теперь представь на месте России пустоту. Или океан, если так проще.
В – И?
СВ – Что изменится для Запада?
В (испуганно глядит на сына) – Кажется, понимаю. Без наших природных ресурсов они как-нибудь обойдутся... Им мешать никто не будет! Никто и ничто не будет мешать окончательно перестроить всё на Земле исключительно под свои нужды. Так?
СВ – Именно! Запад наверху, а все остальные страны и народы под ним и у него в услужении. Даже Китай они нагнут, потому что пока опережают. А Россия, какая бы она ни была, даже сейчас, одним фактом своего существования мешает этому. Ну вот мешает, и всё. Сейчас, и сто, и двести лет назад. От этого все войны, которые они против нас устраивали… А ты говоришь – с Россией считаются. Считаются. Точнее считают: можно уже ударить, чтоб наверняка, или ещё рано.
В – Погоди. Но, ведь, ядерное оружие-то есть. Не ударят.
СВ – Много Союзу ядерное оружие помогло? А он во всех отношениях был сильнее. Возьми хоть собственное высокотехнологичное производство, что ещё осталось: оно завязано на импорт, и без него загнётся. А жуткое расслоение по доходам! Это как? Злость берёт, когда говорят: такой-то за год заработал, заработал (выделяет интонацией) сто-двести-триста миллионов. По миллиону в день! Это заработок называется? Не надо нас за дураков держать! Любой нормальный человек понимает, что здесь воровство. Какие бы ни были трудозатраты, они не соответствуют такому доходу. А всё, что не заработано, то украдено! Думаешь, если что серьёзное начнётся, простые чайники, вроде меня, за олигархов и прочих топ-менеджеров впишутся? Ага! За Россию – да! А за этих – нет!
В – Что ты имеешь в виду? Что серьёзное?
СВ – Война. Война у нас впереди. Вот, что. Через год, два, три. Скоро.
В – С кем?! Ты о чём?!
СВ – С Западом, с НАТО. За Украину. И на Украине.
В (облегчённо) – Брось. Ничего не будет. Вот, Минские же договорённости есть. Никому это не надо. Война! Придумал тоже.
СВ – Ты не понимаешь! Все эти договорённости нужны Западу, только чтобы Украину подготовить. Как подготовят, и сами будут готовы, так и ударят. По Донбассу и Крыму. А дальше - начнётся. И теперь уже нет Украины, есть АнтиРоссия.
В – Ну и что эта Украина против России? Ерунда.
СВ – Когда у неё за спиной будет стоять весь Запад против нас, ерунда? Уверен?
В – Как-то это все… Не знаю.
СВ – И если дело до серьёзного дойдёт, то мы-то встанем, но боюсь правители наши, окажутся не на высоте. Вот тогда они нам за всё ответят. За то, что страну до края довели... А если уж за край... Тогда по полной ответят. Им не позавидуешь.
В – Сбегут.
СВ – Куда? Эти деятели далеко не дураки. Понимают: куда бы ни побежали, их там ждёт приём не менее тёплый, чем могут оказаться проводы здесь.
В – Какие ещё проводы? Что ты имеешь в виду?
СВ – Проводы? А, например, системы ПВО, если драпанут воздушным путём.
В – Жестоко! Ведь там же и семьи их, наверное, будут. Они-то чем виноваты?
СВ – А я тебе так отвечу. Вот царь Николай II теперь у нас великомученик. А он самодержцем был, абсолютную власть имел. Но вместе с ней и ответственность абсолютную. Привёл империю к крушению, за это и ответил сам и своей семьёй. По-другому в России не получается.
Оба замолкают, устрашившись сказанного.
В (словно выдохнув) – Надеюсь, до этого не дойдёт.
СВ – Я тоже… И злодейство это я не оправдываю, только объясняю… Знаешь, что про нас, про москвичей говорят, где-нибудь за сотню-другую километров отсюда? За одну и ту же работу в Москве в разы больше платят, чем там, а цены такие же, если не выше. «Зажрались», про нас говорят! Так что внутренним распадом, когда каждый сам за себя, без всякой войны нас одолеют. Вот за это мне стыдно и этого страшно.
В (неуверенно) – Знаешь, хватит мне всякие страшилки рассказывать. Всё это уже было в девяностые. Ничего, пережили, не распались. Ты, наверное, не помнишь, как магазины были пустые. А я помню. Сейчас вон какое изобилие.
СВ (после некоторой паузы) – Почему не помню? Хорошо помню. А ещё помню, как в один день всё и сразу в магазинах появилось. С 1-го января 92 года. Только це-ены…  Глаза на лоб лезли. Не подступишься. Но изобилие… Вот не было, и вдруг сразу всё есть. А?! Это ж какая провокация была, когда власть рука об руку с жуликами действовала. Народ в прострации: разрыв шаблонов, как сейчас говорят. Мне тогда чуть больше десяти было, мало, что понимал. Потом уже, когда в СТАНКИНе учился, много думал, вспоминал, сравнивал, еще книги читал. Те проблемы, что у Союза были – ерунда, по сравнению с последующим. Всё решаемо было, всё в ваших силах. Но нет. Повелось ваше поколение, как дети малые: свобода, демократия, приватизация, ваучеры, все станут собственниками. Стали? Ну, те, кто всё это затеял – стали. Остальные – в пролёте.
Т (не обращаясь ни к кому) – Что называется - поговорили отец с сыном…
А (Ветерану) – Если я верно понял, вы сказали, что трудящиеся в капиталистических странах жили лучше, чем в СССР. Да? Почему так вышло?
В – Вот это и странно было. Мы тоже понять не могли, почему так.
СВ – Что странно? Почему в пролёте оказались? Ну, ты меня удивляешь. До сих пор не понял?
В (смотрит на Артиллериста потом на Сына) – Нет. Это-то понятно. Ты мне на другое ответь. Я врач, мало в экономике понимаю. А у вас, в СТАНКИНе, что-то такое преподавали. Верно?
СВ – Ну, да. Было.
В – Так вот, если про СССР вспомнить: как же так выходило, что в государстве трудящихся эти самые трудящиеся жили хуже, чем у капиталистов? С этим-то не поспоришь.
СВ – Ну, это еще разобраться надо, где хуже, где лучше. Ты пойми, страны, где люди, в целом, жили сравнительно лучше, чем в СССР, по пальцам пересчитать можно. Это Западная Европа да США с Канадой. Может, ещё Япония. Про Австралию – не знаю. А остальные Африки с Азиями и прочие Бразилии – так там всё было куда хуже, чем в СССР. А ведь тоже – капитализм. Живя в СССР, вы на Европу смотрели, а надо бы в другую сторону было глянуть для сравнения. Ведь это ж понимать надо, что только социализм позволил русским, в массе своей, практически достичь европейского уровня жизни. Вот так. Кто-нибудь об этом всём в то время задумывался? А теперь ещё систему неэквивалентного обмена в международной торговле учти. Запад просто диктовал свои условия остальным. Фактически грабил. И с этого грабежа, конечно, мог развиваться ещё быстрей и подкидывать что-то всем своим гражданам, чтоб помалкивали. Видишь, как всё просто?
Ветеран вопросительно смотрит на Артиллериста. Артиллерист кивает головой.
А – Да. Теперь понятно. Но чего дальше ждать?
В (обращаясь к сыну) – Да. Видимо, ты прав... Но Россия теперь худо-бедно вошла мировую экономическую систему. И далеко не на последних ролях. Проживём как-нибудь.
СВ – Как-нибудь? Дудки! Не выйдет. Вот послушай: «Россия должна подчиниться Европе или устоять в своей отдельности. Если ответ русских будет в пользу отдельности, то нам следует крепить себя.» Хорошо сказано? А? Это Константин Леонтьев ещё полтора века назад сформулировал. Как топором вырубил! Что-то изменилось с тех пор? Ни-че-го! Вариантов всего два. Если подчинимся, нас удушат, обчистят и развалят. Сильная, единая Россия Западному миру не нужна. Их здесь вполне устроит кучка маленьких полузависимых вымирающих государств, конкурирующих между собой за вывоз природных ресурсов. А чтобы устоять почти всё придётся делать самим, даже если где-то и худшего качества. Собственно, так и было в СССР.
В – Зачем же самим, если хуже? Делать то, что лучше получается, а остальное можно купить. Нет?
СВ – Можно! Очень можно. То купить, это купить. Но сначала надо что-то продать. Верно? А что у нас хорошо получается, не сильно зависит от импорта и имеет спрос? Ну так, по-крупному? Атомная энергетика, вооружения, космос? Еще что смежное. На этом и сосредоточимся? А остальное покупать? Да? Только не хватит валютной выручки на всё остальное. Не хватит. Придётся и дальше продавать энергоносители, сырьё, зерно и продукцию грязных производств типа металлургии и удобрений. Здравствуй, сырьевая колония! И, заметь, продавая сырьё, Россия помогает своим конкурентам. Но главное, что убийство – другого слова не подберу, – убийство своих заводов потому, что их продукция уступает импорту, ведёт к утрате товарной безопасности страны. Это главное! Слышал что-нибудь о товарной или экономической безопасности?
В – Нет.
СВ – Правильно. Об этом у нас не распространяются, потому что утрачено. Вот про безопасность продовольственную всем известно. Этим хвастают, поскольку она есть. Только безопасность эта однобокая. Хлеба, да, выращивают достаточно. Даже экспортируют. А вот с животноводством, например, много хуже. Свинины еще хватает, а говядина – импортная. Но самое лучшее мясо – это, ведь, говяжье.  Тебе ли, как врачу, этого не знать? А почему так получилось?
В – Да откуда ж мне знать? Наверное, менее выгодно.
СВ – Да. Выгодно зерно за границу гнать. А коров по полгода в тёплом хлеву держать – не выгодно. Отсюда вывоз зерна и сокращение коров, на корм которым большая часть зерновых всегда раньше и уходила. Всё просто. С промышленностью ещё хуже. Не выпускаем своё – зависим от импорта. А это петля на шее. Нет своего производства – получаем технологическое отставание. И все. Петля затягивается. Я тебе как станкостроитель скажу: о какой безопасности России можно говорить, если мы ввозим оборудования для металлообработки больше, чем сами производим? Вот СССР закупал станков десятую часть от собственного производства, и на один только экспорт их шло больше, чем производит Россия сейчас. А металлообработка, это основа всей промышленности. В том числе и оборонной. Так, что остаётся делать самим и для себя. И смириться с тем, что во многих случаях качество может оказаться заметно ниже.
Л (возмущённо) – Почему качество ниже?! Что он говорит? В России все криворукие?
В (Летчику) – Нет, конечно это не так.
В (Сыну) – Почему ты уверен, что наша продукция будет менее качественной?
СВ (после некоторой паузы) – Извини, у меня такое чувство, что мы здесь не одни. Как будто кто-то ещё нас слышит. И ты с ним тоже разговариваешь. Нет?
В (неуверенно) – Тебе показалось… Так почему наша продукция должна быть хуже импортной?
СВ – Не так. Я сказал, что она может оказаться хуже. И этому есть объективные причины. А также… субъективные. И нам всё равно надо пользоваться своим. Так было, так есть и так будет.
В – Что ты имеешь в виду?
СВ – Мы же для другого встретились. Пойдём, по дороге договорим.
Сын делает попытку встать.
В (быстро бросив взгляд на Лётчика) – Нет. Нет. Посидим здесь.
СВ – Ну, как знаешь. (Садится) Для начала, замечу, не всё наше хуже. Далеко не всё. Вот у меня на даче холодильник, ещё советский. До сих пор работает. Теперь дальше. Например, какое-то уникальное, буквально штучное производство. Тут мы, русские, кого угодно за пояс заткнём, если постараемся. Опять же оборонка. Тут нас война крепко научила. По любому, вооружения должны быть надёжны, эффективны и, по возможности, просты. Проблема в массовом производстве, особенно товаров народного потребления. Вот ты хоть и медик, но офицер. Стало быть, должен понимать, что любая армия не может быть одинаково сильной везде. По всему фронту.
В – В общем, да.
А (как бы невольно вырвалось) – Это верно. И что?
В (бросив короткий взгляд на Артиллериста) – Да, и что?
СВ – Гм… Что-то ты не договариваешь… Ладно. Здесь то же самое. Человечество напридумывало громадное разнообразие вещей. И по одной этой причине невозможно в одной стране выпускать всё на высшем уровне. Мир гораздо больше, чем одна страна, и всегда найдётся тот, кто будет делать конкретную вещь лучше всех. Главное, чтобы не было критического отставания по стратегическим направлениям. Любое техническое изделие состоит из комплектующих. Какие-то могут быть похуже, какие-то получше зарубежных аналогов, но в целом – изделие оказывается на мировом уровне. И СССР всегда шёл у верхней границы этого мирового уровня по стратегическим направлениям. Космос, авиация, вооружения, энергетика, моторостроение, станкостроение, автомобили, радиоэлектроника. В принципе, этого было вполне достаточно.
В – Вот, вот, радиоэлектроника. Сказал тоже. Я помню, как в СССР гонялись за импортными магнитофонами. А теперь подобного добра – завались.
СВ – Ты это про что? Разрушение Союза стоило того, чтоб в каждой подворотне китайской электроникой торговали?
В (смущённо) – Нет. Я не про то. Но ведь был же дефицит того, этого.
СВ – Погоди. Я тебе и о дефиците объясню. Ты про качество понял? Главное, что б было своё, и не очень отставало от лучших мировых образцов. Обеспечить внутренний рынок СССР лучшими импортными изделиями никакой валюты не хватит если не продавать природные ресурсы. И что свои трудящиеся делать будут?
В – Допустим всё так.
СВ – Так, так. Нельзя было радиоэлектронную промышленность гробить только потому, что японцы сделали магнитофон лучше. Радиоэлектроника, это еще и оборонка. А куда рабочим и инженерам идти? В трущобы и шалаши? Но ведь после всех реформ, образно говоря, так и вышло.
В – Можно было в бизнес пойти.
СВ – Можно. Только это не для всех. Тут склонность нужна и некоторое везение. А для большинства это утрата квалификации и профессии, да маята от жизненной неопределённости. Бизнес – это риск. А человеку надёжность нужна и уверенность в завтра. Сам-то в бизнесе покрутился, а потом, как появилась возможность, опять в медицину вернулся. Нет?
В (медленно, как бы вспоминая своё прошлое) – Да, бизнес, это не для всех. Тут ты прав.
СВ – Ну вот. А теперь о дефиците. Но сначала еще о качестве, хотя и о дефиците. Вот речь была о радиоэлектронике. А ты знаешь, что СССР экспортировал в год по миллиону телевизоров? Значит, приличное качество у них было. И никакого дефицита на телевизоры в стране. Но это частность. У меня есть ощущение, что в СССР по многим товарам дефицит должен был быть вполне плановым.
В – Это как? Специально его создавали? Не может быть. Зачем?
СВ – Зачем? Затем. Вот представь: на рынок выпускается какой-то новый товар. Спрос на него огромный, сильно превышает предложение. Имеем тот самый дефицит. Что делает капиталист? Одной рукой задирает цену, а другой рукой, по возможности быстро, наращивает производство. Далее рынок насыщается, спрос падает. Тогда капиталист, снижает цену, чтобы сохранить за собой спрос, и одновременно сворачивает производство до уровня этого спроса. Всё верно?
В – Верно. Обычная бизнес-стратегия.
СВ – Вот. А сворачивание производства – это сокращение персонала и распродажа оборудования.
В – Ну да. Главное отбить капиталовложения и получить максимально возможную прибыль.
СВ – А уволенный персонал?
В – Пусть ищут другую работу. Что с ними будет – для бизнеса не имеет значения.
СВ – А теперь представь, мог ли СССР себе позволить такое: построить завод, подготовить персонал, обустроить социалку для этого персонала, а потом, когда спрос упал, резко сократить производство и уволить людей?
В – Ну, ясно – не мог.
СВ – Верно. Ведь во главе угла стояла не прибыль, а нормальная жизнь трудящихся. Потому производство любого товара, думаю, планировалось с плавным насыщением рынка так, чтобы в последующем не нужно было заметно сокращать производство. Следовательно, неизбежно в течение длительного времени имел место дефицит. Дефицит вполне плановый. Как тебе такое?
В – Достаточно убедительно. Я об этом раньше как-то не задумывался… Но ведь был же дефицит не только на какие-то новинки. На многое другое, на продовольствие, наконец. С этим как?
СВ (сердито) – А так. «Как потопали, так и полопали». Если чего не хватало, значит плохо работали или мешало что. Это исправлять надо было.
В – Ну вот и исправили. Нет?
СВ (почти кричит) – Исправлять, а не рушить страну! Сейчас много сами делаем? Или всё за нефть-газ куплено? (Спокойнее) А про продовольствие мне не говори. На колхозных рынках всё свободно купить можно было. Дороже, чем в магазинах, но можно. И качеством выше. В любом случае, люди не голодали и всякую дешёвую синтетическую дрянь не ели. Вот представь: всё тоже самое, что и сейчас, но ни нефти, ни газа в России нет. Обделила природа нашу страну. Ну, что бы было? А? Представил? То-то. А коммунисты – гады такие, народ работать заставляли. А им надо было продавать, что из земли добыли, и в ус не дуть. И жил бы народ куда как лучше, чем сейчас.
В (обескураженно) – Почему?
СВ – Олигархов бы всяких не было бы. Распределение доходов от продажи ресурсов было бы куда справедливее. Не находишь? Но вот не додумались, их и скинули. А ещё они, сволочи, не только заставляли всех работать, но и не давали нормальную, нет, конкурентоспособную (выделяет ударением) продукцию выпускать. Вот без них-то теперь как всё наладилось! Наши машины самые лучшие, за нашими смартфонами за границей люди в очередях давятся. Правда? Вот у тебя что: «Москвич» или ВАЗ? Иномарка? Странно! Хотя, да. Можно понять. Иномарки дешевле. Качеством «Запорожцу» уступают.
В – Ладно, ладно, не кипятись.
СВ – А про дефицит, что в конце восьмидесятых был, и говорить нечего. Да ты и сам знаешь. Его специально устроили, чтоб обозлить население, расшатать страну, дискредитировать социализм. Тут обсуждать надо не дефицит, а тех, кто его устроил.
Л – А субъективные, субъективные причины?
В (Сыну, чуть помедлив) – С этим ясно… Ты упоминал еще о субъективных причинах низкого качества. Хотя, знаешь, наверное, я и сам отвечу: персональная ответственность за конечный результат и производственная дисциплина вместе с повышением общей культуры труда. Всё это у нас серьёзно просело в послесталинский период. Ты это имел в виду?
СВ – Верно. Всё перечисленное относится и к простым работягам, и к начальству.
А – Да. Разгильдяйство, низкая квалификация и безголовость иных начальников – и нам знакомы.
Ю – И что? Ничего нельзя сделать?
П – Погодь. Послушаем, что они еще скажут.
В (Сыну) – Полагаешь, нет никакого выхода?
СВ – Почему нет? Должен быть. Увидеть бы его только. Одно скажу: сейчас Россия в тупике ложных фетишей. Вот с высоких трибун уж сколько лет звучат заклинания о повышении конкурентоспособности. А не о конкурентоспособности, как таковой, бы надо заботится.
В – Это ещё почему?
СВ – Нам нужна новая индустриализация на базе передовых научно-технических достижений. Тут тебе и рабочие места, и благополучие народа. А конкуренция? Вот ответь: как повысить конкурентоспособность того, чего нет, задушено налогами или разорено «дефективными менеджерами»? Не знаешь? Вот и я не знаю. Зато знаю почему самые главные новости у нас – это курс доллара и стоимость бочки нефти. Слезать «нефтяной иглы» никто не собирается! Действительно, а зачем? Ведь как удобно: знай гони за рубеж природные ресурсы, себя не забывай и на социалку что-то отстёгивай, чтоб людишки помалкивали. И потому я телевизор выключаю, как только слышу про слезание и конкурентоспособность. Все достижения этих заклинателей только в прокладке очередной трубы и освоении бюджета. Перестал я им верить.
Ю – Какой трубы?
В (Юнге) – Трубопровод для продажи нефти и газа за границу.
Т – Выходит для того и загубили заводы-фабрики, чтоб больше сырья оставалось на продажу?
Ветеран молча смотрит на Танкиста.
Ю – А освоение бюджета?
В (Юнге) – Освоение бюджета? Это сделать что-то по госзаказу втридорога так, чтоб себе в карман было что положить.
СВ (с досадой) – Не пойму. Кому ты это объясняешь?
В – Никому. Так, самому себе. Не обращай внимания.
СВ – Да, еще одно достижение забыл. Количество долларовых и рублёвых миллиардеров растёт. А число граждан за чертой бедности где-то около двадцати миллионов.
Ю (с удивлением) – Это что, как до Революции?!... Бедняки. Миллиардеры?! Миллиардеры? Да зачем человеку столько?!
А – Откат в социальной справедливости на столетие назад! Это надо было постараться! А разрушение огромного хозяйства страны? Либо от неумения, либо целенаправленно.
П – Я вот чего-то не понимаю. Раз такое количество бедноты, то у этих, которые в правительстве и миллиардеры, у них, наверное, просто совести нет.
В (Пехотинцу) – Видимо, так.
Л – Да они все больные. Их лечить надо! От стяжательства.
Т – А что, вполне наглядно: стоило отказаться от социализма, сразу получили богачей и нищих.
В (Сыну) – Тридцать лет назад мы такого себе представить не могли. Просто никто не хотел об этом думать. Те же шахтёры. Их по телевизору показывали. Помнишь, приезжали в Москву касками стучать: «Наш уголёк всем нужен. Что заработали, то отдайте по полной». Вот теперь их сыновья по полной-то получают у собственников. А ведь были элитой рабочего класса.
СВ – Шахтёров спровоцировали. Но ведь надо было голову на плечах иметь. А так, их же самих против их же Советской власти и социализма и использовали.
В (Сыну) – А есть такие, кому бы ты мог поверить?
СВ (медленно, задумчиво) – Не знаю. Пока не знаю. Но знаю, почему бы мог поверить.
В – Почему?
СВ – Знаешь, чтобы верить или не верить кому-то, здесь нужен чёткий критерий. Я думаю, это любовь к своему народу. К народу России. Только это даёт право быть во главе страны.
А – Верно!
В – Согласен.
СВ – Так вот, не вижу я, что наши нынешние правители любят свой народ. Мы для них скорее средство в достижении каких-то политических и экономических целей. Не более.
Т (смотрит на Артиллериста) – Средство в достижении целей? Вот даже как.
В – Ну, если так рассуждать, то в России, наверное, никогда и не было хорошего правителя.
СВ – Ты спросил, я ответил. Вот когда увижу тех лидеров, те силы, что любят, им поверю.
В – А как узнаешь?
СВ – Да просто. Когда любят, говорят правду, не думают о личной выгоде и заботятся о народе. Это всё очень хорошо видно. Они там все наверху миллионеры-миллиардеры, а чтобы какому ребёнку на сложную операцию миллион другой собрать – как с шапкой по кругу надо идти.
В – Знаю… Мерзко это, когда есть такие, кому раз плюнуть, чтоб операцию оплатить… Ну хорошо, особняки, поместья, дорогие машины там разные, драгоценности жён и прочие наручные часы шикарные – не спрячешь. Это на виду. А как с правдой быть?
СВ – И с правдой просто. Вот обещали пенсионный возраст не повышать? Повысился! Или другой пример. Вот ты Парад сегодня смотрел, верно?
В – Да. Смотрел.
СВ – Почему Мавзолей Ленина за спиной президента декорациями каждый раз закрывают? Что, никто не знает, кто и что там?
В – Ну, не могут же они…
СВ – Верно. Не могут!  От Ленина ширмой отгораживаются. Не видно, значит, как бы и нет. А в действительности – на посмешище себя выставляют. Они правды Ленина боятся: впервые появилась страна, в котором сильный не поедал слабого, государство обеспечивало интересы всех, а не только элиты. Это была попытка прорыва в лучше будущее. Да, попытка оказалась неудачной. Но это не значит, что не будет следующей попытки. Вот какой правды они боятся. Так боятся, что даже придумали новый праздник четвёртого ноября вместо седьмого.
В – «День народного единства»?
СВ – Да. Объяснили: в этот день четыреста лет назад поляков изгнали из Китай-города. Победа, одним словом. А о том, что поляки в еще Кремле сидели – молчок! И вот какая коллизия: Кремль-то поляки сдали в ночь с шестого на седьмое ноября. А?! Ну, нет бы ещё недельку продержались. Как подгадали! Или большевики в семнадцатом? Вот она правда истории! Но нет, празднуют четвёртого ноября. Седьмое – совсем другой праздник. Не их праздник.
В – Да, тут ты прав. Опять же, как ни крути, а нынешняя российская государственность началась с Октябрьской революции. И, стало быть, Ленин – основатель Российской Федерации.
СВ – Вот, вот. С большевиками соглашайся, нет, но честно признавай историю страны и не прячь её за ширмами. А ежегодный военный парад в честь Парада 41 года? Во формулировка! Ведь официально ни гу-гу, почему во время войны Сталин провёл тот Парад. Именно традиционный ежегодный Парад в честь Великого Октября. Это же был посыл всему народу, всему миру: СССР не сломлен, мы победим. Без упоминания об этом пропадает весь смысл и того Парада и нынешних. Так что, кто правду говорит, а кто её боится и прячет – очень хорошо видно.
В – Ладно. Но ведь заботятся же. Хотя, вроде, как и не должны.
СВ – С чего это ты взял? Должны! Ой как должны. А для чего ещё государство нужно людям, что б не проявляло заботу о них? Повышение пенсионного возраста, до которого не все и доживут, это забота? Нет, это затыкание дыр в Пенсионном фонде, которые по их же вине возникли.
В – Ну вот весной всех на карантин посадили, чтоб пандемию затормозить. Люди не работали, а зарплату получали. Как не забота?
СВ – Зарплату только бюджетники нормально получили. А остальным весьма несладко пришлось. Не обольщайся. А в квартирах безвылазно сидеть почти два с половиной месяца, это как, полезно для здоровья? В Москве даже парки все позакрывали. Человеку движение нужно. Ты же врач, должен понимать, как вредна малая подвижность. Особенно пожилым. И потом, вон в Белоруссии никакого карантина не было, и не перезаражались все поголовно. Это как объяснишь?
В – Пока никак. И вообще, я хирург, а не инфекционист.
СВ – А я вот думаю, что карантин нам устроили из-за недавней реформы здравоохранения. Тогда сколько больниц сократили. Оптимизировали для сокращения расходов на избыточные – как они посчитали – койко-места, что еще от СССР остались. А тут пандемия. Спохватились. А людей-то лечить негде и некому. Потому и карантин ввели, пока какие-никакие места для госпитализации не обеспечат. Это они о собственном благополучии заботились, чтоб чего не вышло, если зараза сильно распространиться. И вообще, о народе они так заботятся, что население все тридцать лет от какой заботы только сокращается. Как врачу, тебе это должно же что-то говорить?
В – Говорит. Давно говорит. Условия жизни способствуют угнетению популяции. Это если по-научному. Ладно. Убедил.
Ю (быстро) – Товарищ полковник, как вы думаете, товарищ Сталин любил наш народ?
А – Потом, потом. Этих послушаем.
СВ –Вот, если б действительно о людях заботились, не допустили бы безобразного социального расслоения, а вместо разрушения промышленности создавали бы рабочие места, требующие высокой квалификации. Это к вопросу об инновационном пути развития. Завёл ты меня здорово своими вопросами. Я тебе про инновационный путь ведь еще не всё сказал. Все эти инновации-цифровизации не будут работать, если с ними некому будет работать. Понял? Это я про нашу нынешнюю систему образования. От школьного и до высшего. После всех реформ.
В – И что?
СВ – А ты сходи в школу на родительское собрание к своему внуку. Попробуй с учителем по душам поговорить. Если согласиться. Уверяю, много интересного узнаешь. О реформах и тех, кто их затеял. И всё будет негатив. Это помимо ЕГЭ, который сам по себе диверсия...  Но я тебе и так скажу самое главное. Если министр образования заявляет, что недостаток советской школы был в том, что она формировала человека-творца, а сейчас нужен потребитель, способный квалифицированно пользоваться результатами творчества других, то о каком инновационном развитии может вообще идти тут речь? Того министра уже и след простыл, а результаты его деятельности остались. Или другая напасть: школа должна не учить, а оказывать образовательные услуги. Каково? Оказание услуг! Прочувствовал? В СССР школа формировала гражданина страны. (Делает паузу, потом медленно продолжает) Хотя, видимо, под конец не очень-то успешно формировала. (Резко) А теперь – услуги! И учитель – не учитель, а слуга. Ну и как дети буду учиться, если видят – нет пользы от этих знаний в теперешней России? Услуга – это хочу - беру, не хочу – не беру. Вот они так и учатся. Точнее – не (выделяет интонацией) учатся. А сокращение бюджетных и увеличение платных мест в профессиональном и высшем образовании? Это тоже забота и путь к инновациям? Или выкачивание средств из граждан?
В – Так может это правильно. Почему кто-то посторонний должен оплачивать учёбу человека? Пусть берёт кредит, например, получает профессию, работает. Его выбор, его ответственность. Будет стимул хорошо работать по специальности, чтоб вернуть долг.
СВ – Ага. Стимул. Как же. Стимул будет поскорее кредит закрыть. Вот ответь: врач, сам оплативший своё обучение, будет в первую голову заботиться о том, как потраченные деньги отбить, или как больных лечить? Вот я думаю, что каков бы он ни был, а о деньгах будут первые мысли. И потом, сам-то ты бесплатно учился, а теперь как рассуждаешь.
В (тихо) – Тогда другое время было.
СВ – Знаешь, а мне то (выделяет интонацией) время как-то всё больше и больше нравиться стало.
В – Тогда тебе к коммунистам надо.
СВ – А тебе не надо?!
В – Мне… (Далее медленно, задумчиво) Понимаешь, сын, когда СССР стал рушиться, я только в жизнь входить стал. Ещё вы с сестрой на руках. И тут такое началось. Кто этого не пережил, то не поймёт. (Откидывается на спинку скамейки. Долго молчит.) За два – три года всё перевернулось. С ног на голову. Чёрное стало белым, белое чёрным. Это, это, знаешь, как контузия было. Я теперь уж и не знаю, что верно, что нет. Столько на голову вылили за это время. И вот так жизнь пролетела. А признать, что всё, по большому счёту, неправильно было... Трудно... Поздно мне что-то менять. Дожить бы своё. Теперь ваше время.
Т (Ветерану) – А хорошая позиция у вас, товарищ майор. Заварили кашу и в сторону.
Ветеран вскидывает голову, смотрит на Танкиста. Встаёт.
А (Танкисту, кладя руку ему на плечо) – Не горячись, мазута. Когда предательство с самого верха идёт, голову, действительно, потерять немудрено.
СВ(вставая) – Так идём, что ли?
В (пристукнув тростью о землю) – А если Сталин Гитлеру бы сдался? Каково такое пережить?
Т (тоже вставая, Ветерану) – Но, но! Товарищ Сталин вашим нечета!
А (Ветерану) – Майор, обождите. Может, больше не встретимся.
СВ – Ну, это ты, отец, хватил. Сталин не тот человек был, чтоб страну врагам сдать.
В (садится) – Да, это верно. Посидим еще здесь.
СВ – Как хочешь... А про коммунистов я уже думал. Но какие-то они все сомнительные, что ли. Вот те, что думские, они, вроде, верно говорят. Но больше власть критикуют. Оно и понятно – оппозиция. Плохо то, что они лишь реагируют на текущую политическую повестку, а должны бы стараться сами её формировать. Что критика? Страна неправильно живёт, это люди и так понимают. А как правильно? И как сделать это самое правильно? Они, корнечно, предлагают своё, но не хватает им привлекательного образа, картинки той России, которую построить хотят. Сказать «социализм», «СССР 2.0» мало. Надо показать, каким всё это будет. Ну, про остальные мелкие компартии и говорить нечего. Невесть что. Не настоящие. Только народ в разные стороны раздёргивают. Хотя, там, наверняка, есть приличные люди… А с другой стороны – они это мы. Другим-то, лучшим, откуда взяться? Не с Марса же прилетят. Но, в общем, да, ты прав. Социализм мне ближе чем то, не знаю, как назвать, что у нас сейчас... Индустриализацию провести, образование со здравоохранением поднять и жуликов извести при социализме вполне можно. И население, как показывает прошлый опыт, только вырастет… Кстати. На счёт коммунистов. Меня в Китай работать по контракту приглашают. Инженером-конструктором.
В (с интересом) – Думаешь России по китайскому пути надо пойти? Поедешь? Надолго?
СВ – Нет. По китайскому пути не надо.
В – Почему же? Индустриализация, инновации, образование. Всё там есть, за что ты ратуешь.
СВ – А еще социальное расслоение и эксплуатация трудящихся. С этой точки зрения, чем там-то лучше? Там тоже есть свои миллиардеры и беднота. Нет, России это не подходит. И второму Китаю на планете Земля места нет. Китай плотно встроен в мировую экономику, не самодостаточен, и потому уязвим. Хотя, верно и обратное – мир зависим от Китая. Ведь в чём причина китайского рывка? Просто они, за неимением ничего другого, в обмен на инвестиции и технологии сдали в эксплуатацию мировому капиталу самих себя. А Россия сдала в эксплуатацию свои недра. И вся разница. Но разница существенная. Без России и русских мир проживет, недра-то останутся. Без Китая – нет. Это к вопросу о том, что я говорил раньше… А с образованием, да, у них полный порядок. И стимулы есть, и учитель в Китае почти на уровне святого почитается.
В – Поедешь?
СВ – Не знаю. Контракт на пять лет с возможностью пролонгации. Пока думаю. Время терпит.
В – Смущает что-то? Мало предлагают?
СВ – Нет. Я здесь за эти пять лет столько не получу, сколько там за год. В другом дело.
В – В чём же?
СВ – В детях. В моих детях.
В – Не понял. Не хотят ехать?
СВ – Наоборот. Им даже интересно. Но пять лет, это слишком долго.
В – Почему?
СВ – Пять лет для ребёнка целая эпоха. Они будут расти в совершенно другой культурной среде. Тут не то, что младший, а и старший русский язык подзабудет.
В – А вы с женой разве не на русском будете с ними говорить?
СВ – На русском. Но они же и с китайскими сверстниками контактировать будут.  И чем дальше, тем больше. А в какую школу пойдут? Боюсь увезти русских детей, а привезти китайских.
В – Не преувеличивай. И что плохого в китайской культуре?
СВ – Плохого ничего. Просто она другая. И всё. Понимаешь, вот другая, не наша. Меня ведь туда мой однокашник по СТАНКИНу сосватал. Он после защиты диплома сразу как-то в Китай уехал. А тут объявился, старые знакомства поднял, меня нашёл, посмотрел над чем сейчас работаю. Предложил то же самое в Китае делать. Еще нескольких из нашего выпуска подбивает. Так вот: он стал не таким, как мы. Другой почти во всём. Вот я и задумался: «А что значит быть русским»?
В – И?
СВ – Это мы с тобой до вечера проговорить можем. Никуда не успеем. Как-нибудь в другой раз.
Л – Нет, пусть уж скажет. Если начал.
А (Ветерану) – Попросите сына хоть коротко рассказать. Что значит быть русскими и советскими мы семьдесят пять лет назад отлично понимали. Потому и фашистов побили. А как теперь?
В (Сыну) – Ну если коротко, попробуй. Самое главное.
СВ – Вряд ли коротко об этот можно. Но попробую. Извини, если несколько академически получится. Самая суть. (Чуть помолчав) Русский - это первую очередь носитель мировоззрения, определяющего место человека в обществе и мире и их неразрывную взаимосвязь. Основу для себя я сформулировал так: все сущее, имеет право на существование; живи сам, и не мешай жить другим; поиск правды, смысла жизни и стремление к справедливости; человек свободен в поступках, и один судья ему - его совесть. Все в мире взаимосвязано и взаимозависимо, человек несет в себе связь со всем миром, а в свободе своей - ответственность за все, происходящее вокруг. И вот здесь граница его свободе и начало коллективизма. Наше мировоззрение сложилось исторически в процессе формирования русского народа и русской государственности. Одно без другого невозможно. Ну а государственность, это, конечно, Империя. Хоть Православная монархия, хоть Советы. Империя потому, что сочетание в нас внутренней свободы с ощущением взаимосвязи всего со всем, приводит к тому, что мы, как народ, не можем сколько-нибудь долго сохранять себя в соприкосновении с агрессивными соседями без наличия у нас жесткой внешней защитной оболочки и прочного каркаса в лице сильного государства, которое опять же всем обязано народу. Если хочешь - ирония судьбы: самый свободолюбивый народ вынужден стягивать себя стальным обручем централизованной государственной власти, которая, единственно и может организовать его движение для адекватного ответа вызовам времени. И решающим моментом в согласии народа на такую власть является то, в какой мере она отражает его национальные интересы. То есть для России народовластие - есть действие верховной власти в интересах народа. Вот, примерно так.
В (медленно, задумчиво) – Пожалуй.  Пожалуй.
Л – Верно сказано. 
А – Да. В главном ничего не изменилось. Это обнадёживает.
СВ – А, например, Китай, он другой.  Для китайца, его страна – абсолютный центр мироздания. Всё, что вне Китая, имеет хоть какое-то значение только в приложении к Китаю. Личность отдельного человека – пыль на фоне пяти тысяч лет истории Китая. Их полтора миллиарда, из-за этого они в постоянной конкуренции друг с другом. Отсюда: если ты не лучший, то ты лузер. Разница с Россией очевидна. У нас личные интересы человека, способного подчинить их общим, именно в силу этого, становятся также важны, как и общие. Личное и общее равноценны и должны стремиться к согласию, к симфонии.
Все молчат некоторое время.
А (Ветерану) – Спасибо вам. Теперь мы узнали всё, что нас интересовало… Я так понял, вы куда-то собирались идти с сыном перед тем, как встретили нас. Простите, что задержали вас. Нам даже отблагодарить вас нечем.
В – Ничего. Наш разговор сам по себе невероятно значим. Так откровенно взглянуть на себя и страну… Есть о чём подумать… Однако, действительно, мы сильно задержались. (Сыну) Идём.
Ветеран и его сын встают.
В – Прощайте.  Хочется надеяться, что всё у вас будет благополучно... Несмотря ни на что.
СВ – Может ты мне, наконец, объяснишь, что здесь происходит?
В – Может быть. Потом.
Т (Ветерану) – Да объясните. Чего там. Поверит, не поверит. Какая разница. А с нами, что будет, то будет. Но спасибо.
А – Расскажите о нас сыну. Он у вас достойным человеком вырос. И будьте здоровы.
Л, П, Ю (одновременно) – Прощайте.
В (Сыну) – Идём, идём. Я тебе кое-что сказать должен, только обещай не перебивать.
Ветеран и его сын не торопясь уходят.
А (после некоторой паузы) – Ну, что, товарищи, подведём итоги.
Т – А чего подводить-то? И так всё ясно. Скурвились они вконец. За редкими исключениями.
А – Не всё так просто. В конец, в массе своей, так измениться в худшую сторону русские не могут.
Т – Ну, да, если они еще русские, в таком случае.
А – Если здесь в России еще остались русские, то они рано или поздно всё на свой лад повернут. И я думаю, что русские здесь пока есть. Только в силы свои и возможности не верят, потому и путей выхода из беды не видят. Хотя выход-то рядом, рукой дотянутся. И противиться их воле, если действием явят её, здесь некому.
Л – Как же некому, а государство это их буржуйское?
А – Никакое это не буржуйское государство. Здесь даже крупной буржуазной собственности-то толком нет.  Мелкая есть, но она не в счёт. А крупная, я даже не могу определить какая она. Но точно не буржуазная.
Ю – Почему? Ведь богачи же здесь есть.
А – Есть. Только все крупные проекты или бизнесы (произносит с некоторым затруднением), где действительно большие деньги крутятся, связаны с бюджетом или контролируется государством. Но даже не это главное. Цели у них совершенно не буржуазные, не капиталистические.
Л – А какие же?
А – Эх, не хватает, вам, молодым, образования. Иначе сами бы давно поняли. Вот в чём цель капиталистического хозяйства? Во всемерном росте капитала. А буржуазное государство – это что? Это инструмент насилия – часто, вооружённого насилия – в руках буржуазии для реализации своего господства. А здесь? А здесь есть химера, целью которой является продажа за границу природных ресурсов для персонального обогащение лиц, контролирующих этот процесс. Но химера эта недолговечна. Она в любом случае исчезнет, когда оскудеют природные запасы или сильно упадут на них цены. 
Л – Но они подчиняются этой химере. Значит, согласны с ней.
А – Нет. Скорее, боятся, ведь она кажется всесильной. А еще не хотят брать на себя личную ответственность за страну. Но достаточно им решить избавиться от химеры, и она рухнет.
П – Химера-то она, может и химера, а только как бы после неё от страны пепелище не осталось. Если долго раскачиваться будут.
А – Это верно… Но химера ещё и умная. Помните Ферзя с его правилами паразитирования? Химера – тот же паразит. Паразит, как-то заботящийся о сохранении объекта паразитирования. Потому и населению не даёт полностью в откровенную нищету упасть, и армию старается держать на приемлемом, по её понятиям, уровне. А конфликты и протесты, напрямую не направленные против неё и не затрагивающие её интересы, она старается решать путём компромиссов. Лишь бы никто не посягал на неё и не мешал реализации главной цели.
На сцену быстро выходит Сын Ветерана. Замедляясь, приближается к тому месту, где сидят Артиллерист, Лётчик, Танкист, Пехотинец и Юнга.
СВ (нерешительно)– Вы, вы ещё здесь?... Здесь? (Как бы сам себе) Бред какой-то... Если здесь, дайте знать, хоть как-то.
Л – Как? Не увидит, не услышит.
П – Поверил, значит, бате.
Сын Ветерана подходит к скамье, на которой сидел, осторожно садится. Поднимает над столом руку, раскрыв ладонь в сторону сидящего напротив Артиллериста. Медленно двигает руку вперёд.
А – Молодец! Догадался!
Артиллерист поднимает свою руку навстречу руке Сына. Их ладони почти соприкасаются.
СВ (удивлённо и удовлетворённо) – Есть! Дальше не пускает.
Отводит руку назад и снова вперёд.
СВ – Стена. Значит – всё правда!
Вскакивает.
СВ – Послушайте, я вам отвечу. Главное. Всё было не напрасно. Не напрасно! Вы смогли, и мы выстоим. Нам нельзя иначе.
П – Эх, милый. Это ты сейчас так говоришь. День - другой пройдёт, жизнь закрутит – завертит. Своя-то рубашка ближе к телу, а тут как напрягаться придётся. До кровавого пота. Да и много ли таких найдётся?
СВ – Наш президент однажды признал, что гибель СССР была катастрофой. И ещё добавил: «Кто не жалеет об этом, у того нет сердца. А у того, кто хочет восстановления его в прежнем виде – нет головы». В прежнем виде. (Выделяет ударением) Громадное количество людей считает, что и в прежнем виде для страны было бы лучше, чем сейчас. И головы у них вполне на месте. Головы нет у того, кто не хочет восстановить в более совершенном виде то, о крушении чего сожалеет.
Свет на сцене быстро меркнет. В полной темноте тревожно и пронзительно звучит голос Юнги.
Ю – Подождите! Так не правильно! Так не должно быть! Так не может быть! Нам надо знать!
А (громко) – Еще на двадцать пять лет вперёд!
Резко звучит гонг. Раздаётся громкий мужской голос за сценой «Две тысячи сорок пятый год»!

Конец первой сцены четвёртого действия.

Сцена вторая (Финал)

Сцена полностью затемнена.
Ю (восторженно) – Смотрите! Видите! У них получилось! Получилось! У всех у нас получилось!
Освещение сцены медленно нарастает, начиная от центра. На большом экране в глубине сцены постепенно проявляется флагшток над Кремлём. На флагштоке виден Государственный флаг СССР, развевающийся на ветру. Звучит, постепенно усиливаясь, музыка Государственного гимна СССР. Узкий луч прожектора высвечивает на сцене Юнгу. Юнга несколько секунд пристально смотрит со сцены в зал, потом медленно поворачивается к флагу СССР, отдаёт ему честь и застывает. Далее такие же узкие лучи прожекторов последовательно освещают Лётчика, Танкиста, Пехотинца и Артиллериста. Они тоже смотрят в зал, а потом, как Юнга, поворачиваются к флагу, отдают ему честь и застывают.
В это же время на несколько секунд узкий сине-фиолетовый луч прожектора освещает на краю сцены Ферзя, смотрящего на флаг СССР. Одновременно на противоположном краю сцены луч прожектора «тёплого» цвета высвечивает медсестру из Первого действия, она пристально смотрит на флаг СССР, поднимает руку и крестит его.
Лучи света начинают постепенно освещать всю сцену, оставляя лишь по краям её полусумрак. Вся сцена (и сумрачная её часть) оказывается заполненной бойцами и командирами Красной Армии, стоящими лицом к залу. Те из них, на которых начинают падать лучи света, некоторое время смотрят в зал, делают полуоборот к флагу СССР и отдают ему честь.
Артиллерист, Лётчик, Танкист, Пехотинец и Юнга поворачиваются лицом к залу. Теперь прожектора высвечивают только их.
А (громко, внушительно) – Мы сделали и сказали, что должно! Вы услышали. Теперь ваш черёд!

Занавес

Конец Четвёртого действия