Этюд о покое и свете

                1.
 

     Страдания были, есть и будут в этом мире, но чем в большей степени они неотделимы от нашей роли или судьбы, тем легче и тем готовней мы их переносим, –
     и тогда они похожи на листья или мелкие ветки по отношению к стволу : ведь дерево, наверное, не чувствует боли, когда теряет листья, и даже не испытывает трагедии, если ему отрезают ветви, –
     так почему же мы так страдаем и переживаем за болезнь отдельного органа, хотя без сожаления расстаемся с собственными ногтями и волосами, –
     ведь если сравнение себя с деревом верно, то должно признать внутри нас существование некоего тайного ствола, который никоим образом не идентичен не только с каким-нибудь отдельным нашим органом, но и со всем нашим телом, –
     и даже со всеми нашими мыслями, чувствами намерениями, то есть практически с любыми нашими душевными проявлениями, –
     так что когда все они, то есть все телесное и все душевное, под воздействием времени начнут сморщиваться и осыпаться, подобно осенним листьям, для самого по себе ствола это не будет иметь какого-либо значения, –
     и более того, этот естественный процесс является как раз самым надежным залогом будущего предстоящего обновления, –
     и это светлые сумерки и безостаточный покой par excellence.


                2.


     И все-таки сравнение себя с деревом, вечно сбрасывающим осенью и надевающим весной листву, осиливается другим и еще более мощным сравнением, –
     а именно : себя – с небом, раскрывающим свою безбрежную, бездонную и особенно поразительную по красоте синеву именно весной и осенью, на фоне еще не одетых или уже разодетых деревьев, –
     да, небо — универсальный символ буддийской ниббаны и у него тоже есть своя психология, как есть она и у дерева, –
     но элементарная интуиция подсказывает нам, что, хотя дерево по-своему абсолютно совершенно, небо все-таки выше и значительней его, –
     а главное, как-то больше соответствует природе и назначению человека : без дерева прожить можно, но трудно, а вот без неба прожить никак нельзя, –
     метафизике и психологии неба соответствует и основная музыкальная тональность нашей жизни, –
     ибо, поскольку первоосновы бытия не существует, так как любая первооснова пребывает в комлементарном созвучии со своей противоположностью, то и для человеческого восприятия небо выступают не только символом бытийственной первоосновы, но и его адекватным выражением, –
     так что и любой феномен, увиденный, помысленный или пережитый на фоне неба, начинает поистине звучать и более того, приобретает сразу наиболее выразительное звучание, – 
     плющ на фоне лазури, античная колонна, обвитая плющом, на фоне лазури, католический ангел или надгробный памятник на фоне лазури, —
     все это смысловые музыкальные аккорды по возрастающей, –
     апогейный же изгиб эта, быть может, самая главная тональность нашей жизни достигает, когда вся прожитая жизнь представляется на фоне лазури, –
     и это тонкое беспокойство и пронзительный свет в чистом виде.