Недоубийца

Он не был убийцей, ему повезло, хотя сам он  так не считал.

        Повезло в том, что  убивал, не повезло в том, что только  один раз, и при этом  не убил,  получив при этом   очень странные впечатления.
 

       Сперва оборонялся от нападавших. Их было трое.  Он один. И потому  удрал. Потом двое,  где-то потерялись, а  третий забежал за ним  в дверь. Ну, он и   взял арматурину, к счастью, к  его счастью,  валяющуюся на земле,  и ударил ею   по голове одного из нападавших  к несчастью  догнавшего  его.   Ударил раз. Потом ещё. Тот, что нагнал, не удержался на ногах,  упал, оказавшись в положении, стоящим   на коленях.  Но ему, только что обороняющемуся,   стало уже хорошо.  И  он   бил его стоящего на карачках, а потом лежащего в огромной луже собственной  крови, залившей всё   вокруг и даже ботинки и одежду человека с арматурой в руках, который вошёл в раж, получая оргазм, по собственному признанию,  и не собираясь прекращать начатое убийство.

          Остановило, несмотря на раж и оргазм, мысль о том, что сядет и надолго, если убьёт, и,  конечно же,  имеющиеся у него престарелые   родители.

               Но он успел проникнуться, получив  кайф от распоряжения жизнью и смертью. Он не был садистом,  ни в коем случае.  Но эта моментальная власть,  состояние   и понимание этой власти…   Это реально вставляет.  Правда,  после того раза  больше  он не хотел. Не потому что не хотел становиться убийцей, а потому что  не  был уверен,  в том, что отдача не замучает.

        После того случая, по прошествии н- колличества времени,  ему повезло, и он выступил с лекцией на тему убийства людей, убийства  во время войн, отснятых  в кино. Он был в этом дока, не только потому что увлекался историей ВОВ  и вообще историей,  а и потому что сам чуть не убил.

       А потом,  сидя на лавочке в парке,  делился впечатлениями со своей  знакомой, делая признание за признанием, потому что снова вошёл в раж, рассуждая на свою любимую тему, убийство человека  человеком, минуя своих родных и близких.

         А её,  эту его знакомую, непонятно  как оказавшуюся рядом с несостоявшимся убийцей, не разделявшей его мировоззрений,  вообще, всегда удивляла  эта присутствующая  амбивалентность в людях,  когда убивали,   минуя своих, когда   тут— обнимашки-целовашки со своими любимыми жёнами и детьми,  и тут же рядом — наганом по голове и палкой в глаз так называемому врагу.

           Почти как  в “Крестном отце” Марио Пьюзо, один мафиози  говорил своей   любовнице  про себя, не делающего кулингус своей жене:  “Я же этими губами своих детей  целую  и потому…”    И потому с любовницей можно всё, а жена, это святое, на таком безобидном уровне,  как занятие сексом, но как на войне и во время  убийства  одного человека другим, минуя своих близких.

        Так  и этот  полуисторик,  полуэрудит,  дискуссии которого заканчивались на месте, где он не был дока. Тут он тут же отмалчивался,  уходя в тину, и делая вид, что ему просто не интересно.

        Но тема- то войны и убийств на этой войне ему была ох,  как,  не просто интересна, а важна,  и потому Николай, сидя  в том парке под раскидистым дубом, осенней желто- красной раскраски,  жарко  дискутировал, со всей ответственностью заявляя:

             —     Люди воевали и будут воевать, пока существует человечество. Это их естественная природа, убивать себе подобного на этой войне и просто убивать.

           Он был в этом уверен на все сто, помня  к тому же, как сам не участвуя ни в каких сражениях,  убивал и чуть не убил, хотя  смерть не бывает чуть- чуть, она есть, как полноценное явление или её нет, потому что умереть чуть- чуть не получается.

         —    Воевали- то воевали…  Вот только вопрос,  ради чего?

            Сходу был задан вопрос той его знакомой, которая мило пристроилась рядом с Николашей  на скамейке, почти притулилась  к нему,  прячась  от   надвигающейся непогоды, ещё  не знавшей,  кто он есть на самом деле, потому что,  только что лектор не успел сделать  сокровенного признания  на счёт себя любимого, пока он только рассуждал на общие  темы, говоря о природе человека, несмотря на несогласие  своей знакомой  с ним.

               А она,  не дожидаясь пока он что-то скажет на её  заявление, вот только ради чего, сама уже отвечала,  говоря:
 
        —       А ответ весьма гнусненький напрашивается.        И  чем хочешь оправдывайся, объясняя причину новой войны, жадность свою не прикроешь никакими благими целями.

               Ну,  это и он сам знал, этот лектор на тему войн, снятых в кино, о том, что    всегда войны развязывались с целью наживы, и что  другого-то   и не дано.


                —   А эгида…?

      Продолжила его собеседница, тоже вошедшая в раж, как он когда-то,  размахивая  арматурой над головой поверженного противника.

      —      Да, плевать на эту эгиду, —  снова,  как и до того, не дожидаясь  его ответа,  ответила  она  на собственный заданный вопрос. —   Кто понимает, тот всегда  поймет.

         Ну, а бараны, — продолжила она, —   как- нибудь перетопчутся, тыкаясь рогами в старые ворота, хоть и назвали их для них новыми. На то они и бараны. Их даже не всегда жаль.  Только это всё  же люди, чьи жизни пущены под откос.    Они же пушечное мясо и орудие в чужих руках.   Тех, кто своими руками делать ничего не хочет.

              —   Вот где благородство с порядочностью!
 
С возмущением закончила  она,  и,  секунду подумав,  присовокупила к сказанному:

    —   Сталин с Гитлером, в контексте любимой вами второй мировой,   лично никого не убивали,  потому и честь им и хвала...

                Но  ради чего всё же  убивают люди?

   На этот вопрос  Николаша знал точно ответ, он же и сам убивал и знал зачем убивал. И потому  с удовольствием начал  свои  перечисления причин,  из-  за которых люди убивают себе подобных,  находясь в 21 веке.


              —     И ради наживы, и ради адреналина,   и   ради понтов.—   Всё не заканчивал  он свой список.—    И  ради удовольствия замочить кого-то.  Так было с пещерных времён и останется навсегда. Среди позитивных  последствий —   технический  прогресс и произведения искусства.  Отрицательные вы перечислили.

        И тоже, спустя секунду,  присовокупил:

              —    Гитлер,  как рядовой солдат вполне себе убивал, Сталин как боевик, думаю,  тоже.



                Она увела его от темы Сталина с Гитлером,  сказав  о том,    как  классно он начал свой доклад с  фразы о том, что   если люди никак не могут жить, не истребляя себе подобных…

            —     Вот она соль человеческой натуры!  А  потом уже вы   перешли к  кино… Отличная задумка такого построения своего доклада.

              Николаю понравилось, что его похвалили.  Он вообще,  был не равнодушен к похвалам, и даже больше, он  строил свои отношения с людьми  на том, что они обязаны будут петь ему хвалебные  дифирамбы на разные темы, особенно на те,  где он был дока,  и это было,  на его взгляд,  справедливо, в то время как сам редко отвечал взаимностью.

      —    Хороший доклад,  что тут скажешь. —   Ещё раз  похвалила за эрудицию и сделанный  анализ  фильмов   его  знакомая,  зная хорошо,  как ему будет приятно.
И продолжила уже неприятно. Неприятно для Николая, потому что он не разделял с ней её  мировоззрения,  и взгляда на войну с убийствами,  тоже.

          Тем не менее, она не стеснялась, она ведь не знала ещё с кем на самом деле сидит на одной скамейке в осеннем парке и мило беседует на темы его лекции, глядя ему в лицо сквозь ласковые  сентябрьские лучи остывающего  уже солнца,  которое не дало испортиться погоде.


             —     Если по поводу кино, так не надо было снимать все эти  героические опусы о войне, где геройски горят патриотизмом глаза солдат, выглядывающие из окопа, как из собственной могилы, что является признаком победы и означает, что война, это здорово и потому, можем, если что,  повторить, не зная ничего об оторванных руках и ногах, и даже головах,  разорванных в клочья телах своих товарищей, ведь, если судить по кино, то почему бы и впрямь не повторить, ощутив себя героем, наступившим кирзовым сапогом на горло врагу,  тем более, что такое поведение поощряется.

       —   А сейчас даже речи ведутся о том, что нет никакого пост военного травматического синдрома. Только дебилов вокруг, —  всё в удивлении пожимала она плечами, не  понимая такого расклада дел, — от которых не знаешь что ждать.  А  он,  потом выясняется, в войнушке какой- нибудь поучаствовал и идиотом стал,  и даже, если повезло, наградами унавожен за свои военные подвиги —    чем больше людей убил, тем больше медалей получил, почти не утрируя.

          Но Николай, отхлебнувший в тот момент  не заметно для себя   мёда с ложкой  дегтя, и не смотря на ту фразу, с которой начал свой доклад,   “ если люди никак не могут жить, не истребляя себе подобных”, прям как на  своей лекции тут же  парировал,  это же была его лекция и его тема:



          —     Можно снимать и что война —   это здорово, и что,  это ужас. Всё зависит от исполнения и задачи.

         
           —        Ну, так задачи ясны и неизменны.


        —          Не.  Они в каждом случае свои. И бывают противоположны.

       —       Коля!  — Совсем уже по свойски обратилась к нему его знакомая. —  Смерть и убийство статичны  по определению, не важно с какой целью совершено убийство, повлекшее за собой смерть.         
             Кадровый военный,  совершая убийство за зарплату  во время войны —   герой, как и  тот же наемный убийца, получающий  деньги за свой труд.  Но одному—  медали, а второму—  статья и срок за одинаковые действия.

            Это  одно и то же, но как борьба противоположностей.

        Фильм о войне,  пусть он   и  снят с разными задачами, что не отменяет самого явления  войны, которая всегда несёт с собой разрушение и смерть.

       Убийство по заказу или по приказу, а деньги за то,  и за то.  Разница какая?

      И выбор всегда за тобой, быть военным, это твой личный выбор, как и быть убийцей  заказным.

         Но в любом случае ты просто убиваешь людей, суть остается неизменной.
             
        Как не назови, те же яйца, вид с другого ракурса.


       —     Тем не менее, люди воевали и будут воевать, пока существует человечество. Это их естественная природа.

   Снова как мантру повторил Николаша, помня о том, как сам чуть не убил, руководствуясь своей природой.

        —      Я разве спорю?

   Удивилась его  знакомая.

        И тоже,  как мантру, добавила, снова спросив, зная заранее ответ, уже выслушав до того  весь перечень причин, необходимых для убийства:

       —      Вот только вопрос ради чего?

И,  не ожидая  ответа,  задала  следующий, вспомнив Николашину лекцию:             
   

    —     А технический прогресс тут причём, какое отношение имеет к войнам?  За него всегда отвечали денежные мешки, направляя его туда,  куда им выгодно,  и тормозя при этом развитие человечества.

            А искусство,  думаю,  и без военной тематики обошлось бы.  Если война, это та красота, которой нам не хватает, то,  да, будем воевать ради искусства. 

           —    Это потрясающе!  —  Всё недоумевала та, что не хотела понимать, зачем надо убивать людей.  —      Вот к чему мы пришли за годы своего существования.

       И тут не выдержал Николай, да, как она не понимает таких простых вещей! 

      
             —      Прогресс  имеет самое прямое отношение.—   Уже почти кричал он, пытаясь донести свою правду до   ушей  своей  нерадивой собеседницы.

       —      Космические ракеты —   производные от военных.  Не говоря о том, что начало было, когда особых денежных мешков не было.


         —       И с  искусством тоже неоднозначно. —  Продолжил он, этот пропагандист милитаристских действий. 

      “Да, как же можно всего этого не понимать”, —   Возмущался он про себя,  а вслух продолжал:

              —  Ибо ярче всего человек проявляется на грани жизни и смерти. 

         И вот тут- то его, совсем уже,  как Остапа,  понесло, он не сдержался, это же он,  как человек,  так ярко проявил себя, убивая другого человека.

             —    Я убивал.  Один раз.  Но не убил. Очень странные впечатления.

            Наконец,  сделал лектор,  недавно делавший доклад  на  тему  убийств и   о войне  в кино,  свое главное признание в жизни, от которого даже нахмурилось небо и  попыталось пролиться дождем,  но сдержалось, это ведь было еще не всё, не всё его главное признание, после которого последовало всё  остальное —   раж, оргазм, власть, Бог и прочее.

                — Добыча, адреналин, власть, понты и садизм  —    прекрасные стимулы.

         Всё бубнил разозлённый Николай.

 

    
           —   Добыча?  Да!   Только кому она достается?
 
          — Некоторые,  начав и  с рядовых, неплохо наживаются.   Немного,  но и ненулевое число. Стимул есть.


            —   Я говорю,  садизм никогда не рассматривался в качестве нормального явления среди людей, его к патологиям даже садисты-психиатры   относят.

            Разозлившись не меньше Николая, и  всё больше распаляясь,  продолжила  его знакомая.

        —    Жажда власти?

        Так тот,  кто обычно у руля стоит, обычно  сначала  страдает  садизмом по отношению к народу,  и   это история уже не раз доказывала, а что такое садизм мы уже знаем,  но чтобы садизм к массам применять, надо абсолютной властью обладать.

 
           И потом,   чтобы кого-то замочить,  не надо в войну влезать,  и в мирное время хватает объектов такого рода для получения  удовольствия, потому что массово таких удовольствий нет, в основе своей человек боится смерти,  как неизвестного явления.

           Для того и религия с загробной жизнью частично придумана,  для того и сто грамм, которыми   спаивали солдат  советской армии,  давая  перед  боем, когда они  на смерть шли.

           Нормальный человек, если он не накачан наркотой, а пропаганда,  это та же наркота, сам на штык  не сядет и в петлю голову не вставит, желая умереть за правое дело.

     Выслушав всю эту немаленькую  тираду, Николаша почти взвыл, поняв, что промахнулся  в своих измышлениях  о  том,  что руководит человеком во время убийства, он же не был садистом, ни в коем случае,  а только несостоявшимся убийцей.

            —     Я неточно выразился. Не столько садизм, сколько кайф от распоряжения жизнью и смертью. Это реально вставляет, но я после того раза  больше не хочу.  Поскольку не уверен, что отдача не замучает.

             Не обращая   внимание  на его новое  заявление о   том, что больше убивать  он не хочет,  его знакомая, снова перейдя на официальные   ноты  и назвав его Николаем, а не Колей, Коля, это было слишком по домашнему,  и он  не мог быть убийцей, не согласилась с ним,     будучи сейчас  его оппонентом в теме убийств.

            .—    Вы меня никогда не убедите в том, что убивать себе подобных,  это здорово, что   это  природа в нас говорит.   А  зачем эволюционировали тогда, назвавшись сапиенс и хомо?

         Вставляет власть над другим человеком?

Чтобы слабому почувствовать себя сильным, ему надо уничтожить слабого.  Так?

      —    То бишь, это удел маленького человека,  убивать другого и называть себя  при  этом  сильным и большим. 

       Заключила она  и добавила:

    —    Такой человек по иному не способен самореализовываться,  он ничто,  кроме как способом убивать других  и чувствовать себя на вершине счастья.

          Вас вставило?  И  надолго?

     Убийства  по разному совершаются, в разных ситуациях, если не о войне речь идет.

 
           —      Богом себя почувствовали?

    Будто наступая на него,  гневно спросила  знакомая несостоявшегося, как теперь было понятно, убийцы.



              —    Я не говорю, что это здорово или не здорово.—  Уже оправдывался этот несостоявшийся, но потенциальный  убийца и лектор на тему убийств, хоть и в кино, в котором он был дока.

          —      Я говорю,  что это присуще людям. Причины названы.  Меньше,  чем на минуту, но ровно половину меня. Вторая половина сказала:  "И ради этого садиться?" И  я бросил железяку.

    Снова признался в совершенном Николай.

       —       То есть,  вас остановил страх перед нарами?

         —     Классно!   Вы испугались за свою жизнь, Коля,  —   снова,  сама   не зная почему,  назвав его Колей, резюмировала уже не желавшая быть  его  знакомой.

                —      Вы понимаете, что за признание вы сейчас сделали?

                —         А я вообще откровенный.    Да и тот хрен первый полез.
Впрочем — ещё родителей пожалел.

              —  Своих естественно.   —   Не стесняясь, уточнил,  совсем уже не знакомый какой-то  Николай, всё ещё  сидящий на одной скамейке с незнакомкой, только что побывавшей  на его лекции на тему убийств на  войне, обыгранных в кино.   


          —     Так  вы защищались?  Это иное.

  С какой-то вялой надеждой в голосе  спросила всё ещё  сидящая рядом.


          —       Сперва да. Их было трое. Я удрал,  двое потерялись, третий забежал за мной в дверь, я взял арматурину и ударил его по голове. Потом ещё. Он упал, но мне стало уже хорошо и я  бил его стоящего на карачках, а потом лежащего.

        Повторил Коля,  как проиграв слово в слово  уже известную ситуацию  с его несостоявшимся убийством.


       —      Это иное.—  Ещё раз выслушав его, неуверенно  добавила  бывшая  знакомая. —    Это состояние аффекта называется. За это даже суд скидку делает,  вынося вердикт о наказании.



           —     Суд бы так и решил. Но я-то знаю, что я чувствовал.  Одна половина сознания была просто в оргазме от его заливающей пол крови,  а вторая холодно смотрела со стороны и говорила: "Ну, да,  классно, но отсидки же не стоит?"  Отсидеть за полученное удовольствие.    


        “ Меньше чем на минуту, но ровно половину меня.  Вторая половина сказала:  И ради этого садиться? И  я бросил железяку.”

         —      Это та самая амбивалентность. — Уже почти общаясь сама с собой, продолжила  женщина свои  рассуждения.


      —     У  нас же два полушария, одно думает и делает одно, второе, в противовес первому  —  другое .

          Вот где собака зарыта двойственности нашей натуры.    Правда, таким можно тогда и лицемерие объяснить, основываясь на наличие   двух полушарий.  На свою физиологию с анатомией.

         А что? Хорошая оправдалочка своих не лучших поступков, нет?

Одно полушарие врёт, второе —  нет, они в вечном противостоянии  находятся.

      Только как  быть с тем, что левое  полушарие отвечает за действие правой стороны нашего тела, чем тут оправдаешь то, что правая рука потянулась к ножу, ведь правое полушарие такого приказа не отдавало.  Интересно.

          
        —   А  что вы об этом думаете?

      Не обращаясь к Николаю полу- убийце,  спросила она.

          Но он ничего не думал, он знал, говоря, что нет никаких  самооправданий, ничего не зная про работу полушарий в соответствии  с разными сторонами  своего тела,  и потому не понял, что тут за оправдания могут быть.   Он понимал только, что морально они едины, эти полушария.

            “ Второе же сказало: "И ради этого садиться?" Имея в виду не то, что нехорошо так себя вести, а только,  что отсидки это не стоит. А так-то почему нет?   
 

        —     Второе оставалось хладнокровным  в противовес первому, которое вошло в  раж.  Так что по любому, они были в тот момент разными,   как порядочный негодяй.
Один  —   порядочный, а второй —    негодяй, а вместе они — порядочный негодяй.
      Резюмировала совсем уже незнакомка.


          —       Не.  В раж вошёл один, а негодяи оба. Потому что,  имей он гарантии, что останется безнаказанным…

        — Тут вы правы, один негодяй помог второму. Помощь оказал, а это хорошо.  Нет?

     —    Наверное хорошо. Он не умер, я не сел.

                Всё это уже напоминало театр абсурда, то самое кино, про которое Николай читал недавно  лекцию, и всё так и было бы, если бы не осень, не парк с падающей  листвой  на каменистые  аллеи и потом звонко  шуршащей под ногами,  и не та женщина, что какое- то время посидела рядом с потенциальным убийцей людей, которому не повезло  убить, зато  повезло прочитать лекцию на подобную  тему.


                Вот   то,   что и  следовало доказать в качестве оправдания своего поступка.
Всем хорошо, а что ещё  надо, без учета  предыстории.

           Давайте друг друга убивать,  испытывая оргазм, главное никого не убить, хоть убить хочется.  И  так до бесконечности пока живы и не умерли.


                Так было и  так будет.

         Идиоты мы и дураки,   с удовольствием рубящие под собой сук, на котором сидим уже какое столетие.

        Сдохнем всем миром, туда нам и дорога,  воздух на планете чище станет.
 Жизнь такая, какая она есть, когда хуже, когда лучше, но в общей массе своей дерьмо, в  которой кому-то больше повезло, кому- то меньше, да и что везением считать, тоже вопрос хороший.


       На прощанье она с задумчивым видом не обращаясь  ни к кому конкретно, не видя никого на скамейке, потому что не хотела видеть,   а будто рассуждая сама с собой, сказала:



           —       А мне,  знаете, что в жизни  не нравится?  Что приходится всё же, ты просто вынужден, не обязан, но вынужден,   со всеми вместе, с   этой жизнью   двигаться.

                Играть по чьим-то правилам, если сам чего-то хочешь добиться или просто получить,  а не гнить на корню,  не успев родиться и  умереть.  Но для этого всё же не обязательно убивать других людей,  оправдываясь тем, что  так было и будет,  и что убийство себе подобного  заложено  в   человеке природой. Ею ещё  много чего другого заложено в человеке, о чём, наверное, он  не догадывается и потому многим  остаётся только  убивать,  руководствуясь, а на самом деле всё же  оправдываясь своей природой, которая не давала такого рода индульгенций, допустив эволюцию человека, как животного.   Вот только зачем, если основная масса людей так и осталась  в некоторой степени на начальной  стадии своего развития, готовая в любой момент на убийство,  даже без особой  видимой причины, то есть на убийство ради убийства.

 10.01.2023 г
Марина Леванте